Взросление

Туйма уже целый час наблюдал, как его приемная бабушка вышивала узор на аттусе. Медленная и кропотливая работа не утомляла Асифучи, поэтому она могла использовать это время с пользой и рассказать мальчику легенду. - Смотри, Туйма. Этот узор похож на шип. - ласковым голосом прохрипела женщина, подтягивая воротник ближе к огню. У нее был слабый голос, так как в молодости она часто простужалась. - Он помогает защитить нас от злых духов. - Самый обычный шип? Разве большой волк или огромный медведь не могли бы уберечь нас от зла намного лучше? Волк бы ра-аз! И как клацнул бы зубами! А медведь одной левой! - восторженно спросил Туйма, отдирая ежевичные ягоды от черенков с листьями. Он чуть не ткнул себе палкой в нос, стараясь показать, как именно медведь мог бы орудовать лапой. - Эх, Туйма. Маловато ты еще понимаешь. - с сожалением сказала рукодельница. Она чуть задержала на нем свой взгляд, будто хотела добавить что-то еще, но не решалась. - Вот когда повстречаешь кимун-камуя, то тебе станет ясно - это хороший бог. Боги животных, что обитают в лесу, в основном помогают нам. Они очень добрые. Мальчик громко засопел, стараясь не смотреть на огонь, чтобы бабушка не заметила влажный блеск глаз. Старшие ещё ни разу не брали его с собой на медведя. Туйма так же хотел подбодрить себя, но ничего лучше, чем “мальчики не плачут” не вспомнил. Он так же напомнил себе расспросить дедушку про разделку мяса, когда тот вернется. Но мальчику все-равно было обидно. Сдавивший горло спазм начал ослабевать, и Туйма просипел: - Такие добрые, что во время церемонии разрешают себя убить и выпить кровь… Складки аттуса сжались в руках у женщины. Это был первый ребенок в котане, которого она вырастила. У самой рукодельницы не было детей, только племянники и племянницы. Туйма был ей как родной, хоть в нем и не текла кровь айну. Поэтому Асифучи вкладывала всю душу, чтобы научить мальчонку всему, что знала сама. Через навыки, рассказы и игры она старалась сделать Туйму, или как его назвали принесшие сюда японцы - Нобутеру, чуть больше похожим на племянников. - Давай лучше я научу тебя вышивать? Cмотри, в узор нужно вкладывать свой собственный посыл, если хочешь его потом правильно расшифровать. Каждый из них уникален. Вот эти линии сплетены между собой, показывая, как сильна связь между родителями и детьми. А тут разветвление, но это не знак разлуки, а многообразие еды, которую можно принести с охоты. Благодаря нему дедушка так часто баловал нас этим летом. Иди сюда, посмотри поближе. - сказала бабушка, похлопывая по месту рядом с собой. Она слабо улыбнулась. Туйма вздохнул. Ему осточертело вышивание. Сидеть, часами вперившись в ткань, было пыткой. Он подумывал о том, как было бы хорошо улизнуть в лес, и попробовать подстрелить белку или птичку из самодельного лука. Или поиграть с малочисленными товарищами. - А потом приготовим ежевику на ужин. Это рецепт нашей семьи, он наверняка поможет тебе не умереть с голоду, если застрянешь где-то в горах. А еще можем добавить шиповник. Ты же любишь рыбий жир с шиповником, да? - продолжала женщина, обращая внимания на то, с каким разочарованием мальчик посмотрел на выход. - Шиповник? - Оживился внук. Сонливая голова встрепенулась. - А покажешь, как делать из него чернила для татуировок? Бабушка сразу же кивнула, радуясь, что нашла интересное ребенку занятие. Ежевику она сама уже обработает, это выйдет намного быстрее. Туйма отбросил ветки на пол, подбегая к котелку. Он уже знал основы: вылить содержимое в маленькое окошко для отходов, положить ягоды на дно котелка и разжечь огонь. Асифучи достала плоды и коренья, разрезав их пополам. Вскоре дно посудины было выстелено поблескивающими от огня шкурками и корнеплодами, напоминающими мотки ниток. Туйма не мог дождаться, когда ягоды подсмалятся на огне, чтобы можно было собрать сажу. Через несколько минут паренек уже устал помешивать чернеющие плоды, но как только он увидел, как шиповник превращается в черную пыль, то продолжил с еще большим рвением. Его приемная бабушка улыбалась, поглядывая на внука, что дрожащими от нетерпения руками чуть не сорвал котелок с крюка. Туйма очень любил татуировки и всегда дослушивал истории о рисунках на теле до конца. Частенько, перед сном, когда они держались за руки, мальчик снова и снова повторял круги и линии на ее ладонях. Маленькая ручка скользила в темноте по знакомым с детства узорам. Снова и снова. Огонь весело трещал, пропитывая помещение своим теплым дыханием. Отблески плясали по котелкам и отполированной деревянной утвари. Пока женщина предавалась мыслям о Туйме, ягоды уже превратились в черное месиво. Мальчик пересыпал остатки в ступу и начал их молоть. - Хорошо получается. Чем мельче будет порошок, тем лучше. Продолжай. - похвалила бабушка, собирая брошенные на пол ветки ежевичного куста. Несколько минут они трудились в молчаливом унисоне. Так и проходили их дни: спокойно, размеренно. За окном начал капать дождь, и послышался веселый крик попавших в непогоду детишек. Туйма проворно пересыпал получившийся порошок в церемониальную чашу. Огонь костра и тусклый свет снаружи не позволяли в достойной мере оценить цвет, но он был уверен, что если хорошо присмотреться, то можно увидеть багряный оттенок. Мальчик радостно закружился, представляя красивые узоры с красноватым отливом на руках и лицах. Он как раз хотел спросить бабушку, почему краска всегда выглядела такой синей, несмотря на то, что они добавляют красные ягоды, как послышалась возня у порога. В хижину ворвались племянники, выкрикивая приветствия. Игнорируя Туйму, два мальчика бросились к бабушке, чтобы повиснуть на ней. Крупные капли стекали градом, заставляя огонь угрожающе шипеть. Когда они начали трясти волосами во все стороны, чтобы обсохнуть, часть воды попала в церемониальную чашу. Туйма презрительно скривился. "Как дикие псы". - подумалось мальчику. Бабушка радостно защебетала при виде гостинцев, что парни принесли с охоты: несколько крупных лососей и часть туши оленя. Туйма почувствовал необъяснимую злость. Старшие сыновья брата Асифучи, жившие в соседнем котане, редко заглядывали, но всегда делали это по всем правилам. А вот их отпрыски бесцеремонно залетали внутрь и вели себя как обезумевшие от забродивших ягод медведи в лесу, устраивали беспорядок, кричали и наворачивали круги вокруг бабушки, топая пятками. “Они так громко шумят, я даже свои мысли не могу расслышать” - мысленно возмутился Туйма. Сказать что-то вслух он не решался. Лишнее внимание от “родственничков” никогда его не радовало. - Привет, малыш. - обратился к нему старший брат. Туйма смиренно терпел, когда его так называли старшие. Это же взрослые в конце-концов. А вот сводным двоюродным братьям он не позволял так с собой обращаться, хотя они и не понимали почему. А Туйме это казалось очевидным, ведь их разделял всего год, и парни хоть и более умелые в охоте и играх, не были для него авторитетом. - Привет. - буркнул Туйма в ответ, мазнув по говорящему своим взглядом, прежде чем снова уткнуться в пол. Он хотел всем своим видом показать, что мальчики пришли невовремя. Японец даже не поднялся, чтобы поприветствовать прибывших по всем правилам. Напротив, он весь сжался, подтянув к подбородку колени. - Не в настроении? - недоуменно переглянулись братья. - Что, снова дуешься, что тебя на охоту дедушка не взял? Раскрасневшееся лицо мальчика читалось как открытая книга. Не дожидаясь ответа, ребятишки стали рассказывать, как им удалось добыть дичь, помогая ушедшим еще утром на охоту старейшинам. За особые отличия по приманиванию оленя их наградили солидным шматом мяса. Туйма, который отлично понимал, что молодняк не прогнали лишь потому, что они были племянниками Асифучи - жены главы деревни, промолчал. У его приемной семьи было много привилегий, но на Туйму они будто бы не распространялись. “Почему их допустили к оленю? Я пока только рыбу ловить могу, а они уже перешли на дичь!” - задавался вопросом ребенок, все больше отдаляясь от очага. Бабушка сразу же принялась за готовку. Она хотела, чтобы все дети могли участвовать на равных. - Молодцы. Оленя легко спугнуть, но вы проявили осторожность. Теперь мы вместе приготовим читатап. А Туйма мог бы сделать вам обмотку на колчан из кожи. - торопливо сказала она, ловко орудуя ножом. - Ага, он у нас рукодельник! - засмеялись братья. Их забавляла манера бабушки беречь японское дитя от всего, что могло быть потенциально опасным. А еще Туйма был особенно смешным, когда дулся от зависти. Чересчур гладкие, отливающие обсидиановым блеском волосы и тонкие черты их сводного брата частенько становились объектами насмешек. К радости бабушки, мальчик пока еще не задавался вопросами по поводу отличий в своей внешности от других. Пересмешки у очага было неимоверно тяжело слушать. Несмотря на то, что Туйма был голоден, он зажался в угол, сцепившись в церемониальную чашу. Помогать родственникам отнюдь не хотелось, тем более делать для обсмеявших его братьев обмотку. “Назовут рукодельником и будут дразнить девчёнкой” - решил Туйма. Он не догадывался, что по-другому общаться мальчики просто не умеют, ведь они выросли среди таких же озорных пацанов. Чуть погодя ему пришла в голову отличная идея. Мальчик высунул руку из окошка. Холодные капли сразу же окропили пальцы. Запах сажи щекотал ноздри, и Туйма, не удержавшись, макнул ноготь в порошок. Темная пыльца расступилась, образовав возвышение вокруг подушечки. Мальчик набрал пигмент и провел у себя по руке, имитируя узоры на аттусе. Роспись получалась ровная, каллиграфическая. Увлекшись, японец высунул кончик языка от напряжения. Он рисовал прямые линии и закруглял их, подобно рогам. Усыпал ветвистые черточки точками-ягодами. Заклинал шипы оберегать его он злых кузенов и молил богов стать побыстрее взрослым, чтобы вернуться домой с целой тушей. “Я им еще покажу!” - хихикнул маленький художник, представив удивленно вытянутые лица своих врагов. Рисовать было весело. Узоры переплетались, образуя маленькую историю. Когда Туйма был еще крохой, его рост и слабое зрение не позволяли четко видеть лицо Асифучи. Поэтому, когда он пробирался между рядами работавших в степи айну, он различал женщин по татуировкам. Очень часто Туйма мог задержаться по пути к ждущей его бабушке только потому, что засматривался на рисунки соседок. Каждая татуировка таила в себе рассказ чьей-то жизни. А Туйма был отличным читателем: с богатым воображением и вниманием к деталям.

***

Расширенные зрачки Асирпы придавали сходство с диким зверьком. Ее слова отдавались у Огаты эхом в голове. Да, он уже давно подозревал, что между ними есть связь. Но предположение, что девушка, не раз останавливавшая Сугимото от убийства, сама испытывала желание запачкать руки кровью было слишком смелым. - Вот как? - удовлетворенным голосом спросил мужчина, наклоняясь поближе. Асирпа отшатнулась от внезапно проскользившей руки Огаты, что ловко схватила ее за лицо. Девушка скривилась от болезненной хватки пальцев, когда он пригнулся, стараясь заглянуть ей в глаза. Лунный свет подчеркивал невыразительное лицо солдата с серыми пятнами скул. Лихорадочный взор мучителя резко выделялся в темноте, а на губах приклеилась до боли знакомая кривоватая ухмылка. Девушку поразила эта перемена, ведь минуту назад Огата действовал спокойно и решительно. А теперь он щекотал дыханием ее заледеневшую щеку и казалось подрагивал от возбуждения. Будто охотник, наткнувшийся на след заигравшейся в прятки добычи. Этот скачок в настроении напугал Асирпу, и она замерла. “Еще одно подтверждение того, что я был прав”. - подумал парень, пытаясь отыскать двойное дно за невинно-голубыми отблесками радужки Асирпы. Он заметил, как айну попыталась отвести взгляд, будто бы пряча от него свою жажду мести. Огате это не понравилось. История с Бессмертным становилась все более интересной. - Ты хотела его убить? Неужели Сугимото рассказал тебе об истинной причине его охоты за золотом? - прошептал мужчина, наваливаясь на Асирпу. Его слегка приглушенный голос проникал в сознание девушки, словно яд. - О чем ты говоришь? - испуганно прошептала Асирпа в ответ. Им не нужно было настолько тихо разговаривать, но осознание того, что сейчас она узнает нечто, что способно изменить ее представление о Сугимото, заставило Асирпу насторожиться и как можно внимательнее следить за Огатой. Она не доверяла ему, но раз за разом, во время их путешествия с Кироранке, убийственная и жестокая правда из его уст убеждала девушку в том, что у этого человека нет принципов. И он не любит лгать. - Ты сказала, что готова его убить, потому что любишь. Вот только Сугимото ввязался во всю эту историю, потому что ему нужны деньги для другой женщины. - выдохнул Огата, отпечатывая нарочито притворную жалость у себя на лице. - Как только он получит свою долю, то вернётся к ней. Ах, как жаль… Голова Асирпы закружилась, напоминая о пережитом эмоциональном напряжении. Ослабевшая девушка едва находила в себе силы подвергнуть чужие слова сомнению. Она закрыла глаза и выдохнула, сконцентрировавшись на своих чувствах. От человека, стоящего напротив, исходила очень странная сила. Асирпа знала, что физически Сугимото и другие солдаты превосходили Огату. Но в бою она чувствовала себя безопаснее, когда этот парень был на их стороне. Вот только он никогда не принадлежал их группе полностью. Даже с Кироранке Огата держал дистанцию. Как кот, который гуляет сам по себе. В этот же момент Асирпа очень четко увидела, как в мужчине проступают животные черты. Её туренпе, настроенный на энергетику Огаты, помог обличить эмоции, которые тот отчаянно скрывал за маской безразличия. Девушке все-еще было не по себе: зажатая в его в руках, Асирпа чувствовала на себе все тот же изучающий и пытливый взгляд, что преследовал ее на Карафуто. Сейчас она, не без помощи духа-хранителя, увидела, насколько сильно ее собеседник мечется между двух абсолютно противоположных желаний - Огата отчаянно нуждался в ней, в человеке, который бы согласился с его теорией, и действовал в рамках созданной им парадигмы, но вместе с тем, молодой человек ужасался близости и взаимопонимания, что мешало ему полностью открыться. У нее был шанс узнать, что скрывается за напускной и холодной улыбкой, но тогда Асирпе пришлось бы дать Огате то, что подпитывало его безумие. Внутренне девушка понимала, что обмен информацией не закончится ничем хорошим. Для того, чтобы Бессмертный поделился тем, что у него на уме, Асирпе достаточно было просто улыбнуться в ответ, подбодрить его или дать Сугимото очередную порцию лакомств. Чтобы узнать, о чем думает Огата, ей придётся играть по его правилам и вывернуть наизнанку собственную душу. Эта мысль пугала. - Я не понимаю о чем ты говоришь. Какая женщина? - с пошатнувшейся уверенностью спросила девушка, тщетно стараясь отследить малейшие движения на чужом лице. Она до последнего лелеяла надежду, что это блеф. - Вдова. Жена его товарища из армии. - молниеносно отчеканил Огата, будто отвечал ей на общеизвестный вопрос. Асирпа снова попыталась как можно аккуратнее отделить собственные зашкаливающие эмоции и надежды от нахлынувшей волны чужих переживаний. Она была уверена, что Огата ей не соврал. Но отчего же Огата тогда нервничает? На его лице проступил неестественный пятнистый румянец, а дыхание стало чуть более быстрым. Или же он был нездоров? Пока Асирпа в смятении стояла и старалась разобраться, что ей делать, снайпера одолевало радостное волнение. Он старался трезво оценивать ситуацию, но девушка слишком сильно напоминала ему Юсаку в момент душевных колебаний. И парень наконец-то видел то, чего так давно и упорно добивался от своего брата. Наслаждаясь смятением Асирпы, Огата развернул ее на свет, изучая напряженно подрагивающие веки, стиснутые челюсти, сведенные вместе аккуратные брови. Ему захотелось окончательно сломать стойко выдержавшую неприятные известия айну. Изъять из черепушки остатки сомнений, вырвать из ее груди жалкую любовь к Сугимото. Пробудить в ней те же чувства, которые не давали ему спать по ночам. Огата прикидывал, насколько это был удачный момент. Он знал, что идет на риск, но поддался соблазну. - Ты же подозревала, что у него кто-то есть, верно? Поэтому Сугимото не отвечал на твои попытки сблизиться. - довольно прошипел Огата ей прямо в ухо. Асирпа задрожала. В этой неудобной позе, обнаженная и уязвимая, она прикладывала все силы, чтобы различить насколько сильно Огата лукавит. Но все, что она чувствовала, это проходящие по чужому телу мурашки. Мужчина сдерживался, скрывая нарастающие эмоции. Асирпе передавалась его непоколебимая уверенность, расплавляя её мозг, проникая внутрь, как отрава, очерняя все светлые и радостные чувства по отношению к Сугимото. Предприняв последнюю попытку достучаться через охватившее Огату безумие, девушка прильнула к нему максимально близко, стараясь почувствовать его сердцебиение. Мужчина явно умел контролировать себя, потому что ровные, хоть и учащенные удары никак не сочетались с оскалом и прожигающими ее насквозь глазами. “Врет? Или нет?” - отчаянно сопротивлялась айну, вспоминая слова Сугимото о том, что предателям веры нет. Но с другой стороны, не предательством ли считалось то, что Сугимото оставил ее спать одну, когда она дала ему пропитанный мускусом мешочек и четко проговорила место своей ночлежки? Не предательством ли считалось то, что он отчаянно обнимал ее во сне, но всегда отстранялся по утрам? И почему она понятия не имела о какой-то там вдове? А каждый раз, когда Сайчи не давай ей и шагу ступить, защищая ее, как беспомощную девицу, Асирпе приходилось доказывать, что она может постоять за себя. Черт, как же она ненавидела моменты, когда мужчины считали ее слабой. Тем более товарищ, сражающийся с ней бок о бок. Огату распаляло это зрелище. Казалось, сам вид измученной донельзя своими собственными демонами девушки помогает ему самому мыслить ясно и четко. Парень умел подавлять свои эмоции, мог найти подходящие слова, чтобы манипулировать окружением, но откровенно лгать выходило с трудом. И все-же вид растерянной и стоящей на краю пропасти Асирпы, так напоминавшей ему Юсаку за мгновение перед смертью, прибавил уверенности в своих словах. Сама вселенная подстроила ситуацию так, чтобы девчушка, податливая и ослабевшая после истерического припадка, сама упала к нему в руки. Айну держалась за свои ощущения, как за спасительный трос во время шторма. Она видела, что Огата слетел с катушек, отчаянно рассматривая на ее лице что-то, чего она сама не знала. Асирпе показалось, что если он не найдет там нужной ему вещи, то убьет ее прямо на месте. От напряжения девушка случайно прокусила губу. Но не обратила на это внимание, погруженная в свои мысли, раздираемая теми же чувствами, что в это же время мучали свихнувшегося палача, готового прекратить ее страдания. Возможно, она могла бы ему помочь, прежде, чем это случится. Спасти себя. Но как же Сугимото? “Черт с ним.” - подумала она, вспоминая, как ласково Саичи гладил по голове одну из заплаканных пленниц, прежде чем Асирпа в порыве гнева напустила на него медведя. "Это был последний шанс и Сугимото его провалил" - решила Асирпа. Ей было невыносимо больно признать, что товарищ остался к ней равнодушен. “Зато, рядом с тобой есть он. Тот, кто тебя не проигнорировал.” - шептал тоненький голосок сомнения. На мгновение Асирпе показалось, что ей будет все-равно даже если Сугимото и правда погиб. Она хотела отбросить эти черствые и эгоистичные чувства, но руки Огаты, сжимающие ее, как в тисках, его запах, этот пристальный взгляд, морок и безысходность, сквозившие в этой комнате душили ее. Пора было действовать. “Все кончено, Сугимото Саичи” На лице девушки промелькнула тень. Искорки в глазах потухли, уступая место неясному темному свечению. Асирпа почувствовала, как заостряются уголки губ, делая ее улыбку похожей на отчаянную и безумную кривую линию, прямо как на лице Огаты. Теперь она понимала, отчего же этот жалкий кот улыбался в самые мрачные дни. - Ты прав. - прошептала айну, поддаваясь внезапно захватившему ее чувству. Торжествуя, Огата перестал различать чье-же лицо, он видел - преломившуюся решимость Юсаку, который все-таки убил пленника в одной из ночных фантазий, или предавшую свои идеалы Асирпу. Поэтому он очень удивился, ощутив вкус крови у себя во рту, и тонкие пальцы, что неловко заправили ему прядь за ухо. Ощущение реальности казалось неправильным, он хотел задержаться в мире торжества и победы, где брат, с искаженным от горя и отвращения к самому себе лицом плачет, прежде чем Огата спускает курок. Но этот вкус на губах был не менее сладким и почему-то успокоил его. “Все идет по плану” - подумал мужчина, отстраняясь от девушки, которая все еще тянулась к нему с прикрытыми глазами. В дверь постучали.

***

Туйма очень хотел не верить своим глазам в тот момент. На него смотрела отвратительная высохшая кисть с сизыми пятнами. Часть кости торчала на месте обрубка, а кожа свисала струпьями, как серая, изъеденная прожорливой молью шаль. Но самое странное было не это - на руке виднелись до боли знакомые татуировки. - Что это? - упавшим голосом спросил юноша, чувствуя, как на вмиг похолодевшем лбе проступила липкая испарина. Хозяин усмехнулся, подсовывая обрубок Туйме чуть ли не под нос. Кисть лежала на шелковой подушечке, украшенной бархатом. Он уловил едва заметный своеобразный запах. Айну отшатнулся, чуть не споткнувшись о бахрому роскошного персидского ковра. - Ты слышал про Генри Форда? - с блестящими глазами атаковал Туйму мужчина. Не дождавшись ответа, он продолжил - В общем, это не так важно. Важно то, что у него имелся довольно необычный артефакт - рука славы. А проще говоря: рука преступника, отрубленная у него при жизни. Видимо, смятение слишком явно отразилось на лице мальчика, поэтому Хозяин поспешил пояснить ситуацию. - Так вот, говорят, что такие руки обладают таинственной силой - открывать все замки и делать обладателя невидимыми. А еще из них получаются очень красивые подсвечники. Мужчина круто обернулся на каблуках и достал из-под потайного ящичка, под шелковой подушечкой, свечу. Туйма снова взглянул на руку. При каждой попытке взглянуть на этот чудовищно-прекрасный артефакт у него возникало сосущее чувство под ложечкой: одновременный страх, пробирающий до нутра и жгучее любопытство, не дающее сразу же отвести глаз. Владелец аккуратно продел свечу между неестественно худощавыми пальцами и поставил кисть на полку, любовно смахнув перед этим невидимую пыль. - А что может быть прекраснее, чем женская рука, да еще и с такими рисунками. Я уверен, ты меня поймешь, как юный специалист по татуировкам айну. - Специалист? - с расширенными от страха глазами пролепетал Туйма. - Я? - Не притворяйся. Ты сразу узнал татуировку, только взглянув на нее. Я прав? - подмигнул хозяин. Мальчик чуть не потерял сознание. Да, он узнал эти рисунки. Идеально ровные линии и знакомые паутинки узоров. Такие же, как он рисовал тысячи раз. В нем смешались дикий страх и ярость. Туйма отступил от хозяина, оскалившись. Одно дело слышать, что стоящий перед тобой человек - безумец. Другое дело видеть, как он размахивает отрубленной конечностью твоей родственницы. - Я приметил тебя, мальчик, еще тогда, когда ты жался возле моих ресторанов, подсматривая за сотрудницами. - гоготнул мужчина, бесстрашно делая шаг вперед. Внутри у подростка все похолодело. Да, он частенько бегал в город, в квартал красных фонарей. Жгучее любопытство подталкивало его к окнам подставных раменных. Пробираясь через заваленные мусором проходы, он помнил, как начинало колотится сердце, после того как слышался первый неприличный звук из окна. Туйма обожал рассматривать татуированных якудза, смиренно работающих над заводными и размалеванными девушками. Иногда девочки замечали его и незаметно подмигивали. Странный японский мальчик в айнских одеждах сумел примелькаться. Проститутки знали его мать и часто рассказывали Нобутеру (они наотрез отказались обращаться к нему по айнскому имени) истории про покойную. Мальчик постоянно сравнивал то, что ему говорили, с поведением женщин в деревне и удивлялся, насколько же это были разные существа. Пахнущие рисовой пудрой болтливые гейши его быстро начинали раздражать, но разрешали срисовывать татуировки посетителей. А растрепанные и сонные деревенские соседки души в нем не чаяли, но могли завалить его работой. Особенно после внезапной смерти Асифучи, которой незадолго до кончины дали еще одного мальчика японца на воспитание. Хозяин продолжал идти на пятившегося мальчика, но ловко обошел его. Туйма с облегчением выдохнул, не спуская глаз с двери. Еще можно было убежать, но чем дольше он тут находился, тем больше распалялся его интерес. - Между прочим, у меня сохранились… Некоторые твои труды! - повозившись в одном из многочисленных ящиков, мужчина энергично выдернул из толстой папки несколько пожелтевших кусков бумаги. Туйма сразу же узнал свои рисунки тех времен, когда он сутками просиживал в борделях. Смерть Асифучи заставила его с головой погрузится в детское увлечение. А сочувственные взгляды гейш никак не задевали его гордость. Наоборот, ему внезапно стали приносить радость те моменты, когда они посылали его в магазин или делились гостинцами от постоянных посетителей. В те же времена он часами сидел и продумывал новые дизайны, пытаясь сделать что-то, что могло бы объединить традиционную айнскую татуировку с японской. Он фантазировал о линиях и узорах на женской коже, вчитывался в истории посетителей у них на спине. “И трепал языком о золоте, какой же я дурак!” - догадался Туйма. - По правде говоря, я не планировал привлекать тебя к делу так скоро… - задумчиво протянул мужчина, оглядывая нескладного подростка в растянутых женских тряпках. - Ты же еще ребенок… Туйма завелся. Мало того, что позже всех остальных детей в котане допустили к охоте, постоянно дразнили девчонкой, и проститутки были его лучшими друзьями! Так еще и безумный старый извращенец считает его недостойным! - Мало ли, что ты обо мне знаешь… - угрожающе прошипел мальчик, развернувшись к интригану. - Достаточно, господин Нобутеру. - с небрежным поклоном ответил хозяин имения. - Достаточно, чтобы предположить, что вы затащили в мой дом наемного убийцу Сугимото, чтобы выкрасть татуированные кожи и отомстить японцам за смерть своей матери. Туйма запутался. С одной стороны, хозяин явно ему льстил. Или притворялся. С его слов Туйма подстроил все - начиная от похищения Асирпы, заканчивая простреленной в стене дырой, через которую он пробрался. С другой, даже само предположение генерала о том, что юноша способен на такой план, приятно щекотала самооценку. И в довесок ко всему, пройдоха был прав - Туйма и правда мечтал о мести. И строил воздушные замки из баек и легенд бабушки про золото. А потом скармливал свои детские фантазии дешевым работницам коррумпированного борделя. Туйма чувствовал опасность. В богато украшенной комнате, набитой жуткими артефактами, он был как в склепе. Надежды на то, что сюда проберутся Сугимото или кто-то еще из его группы таяла на глазах. А еще в голове роились вопросы: как связанны те странные татуированные кожи и золото? Почему хозяин так уверен, что Сугимото может быть наемным убийцей? И что тут вообще происходит? - У меня остались некоторые доказательства, что ты планируешь наказать моих высокопоставленных друзей. - вкрадчивым тоном сообщил собеседник, вытаскивая все больше фотографий и обрезков бумаги из бездонных ящиков. - А девушки, которые все ещё работают на меня, с радостью подтвердят, что у тебя уже давно сформированные анти-японские взгляды. Хотя официально ты все-еще числишься подданным страны восходящего солнца. Возможно, об этом стоит доложить наверх? В кабинете зазвучал раскатистый звон часов, отбивающих полночь. С каждым ударом, растягивающим невыносимое чувство ожидания, и усиливающим почти первобытный страх, Туйма терял почву под ногами. У него и правда был язык без костей, но кто же знал, что россказни подростка могли бы принять всерьез? Тем более, пострадавшие от того же режима уличные торгаши и ночные бабочки? Хозяин, явно расслабившись, погрузил тело в необъятно глубокое кресло. Он сдерживался, чтобы не засмеяться от вида в край растерянного мальчишки. “Мне даже жаль его” - подумал генерал, прежде чем закончилась театрально выдержанная пауза. “Но, следует довести начатое до конца.“ - А ведь мы с тобой встречались однажды. - как бы невзначай обронил генерал, доставая украшенный серебром портсигар. Медленно повернув голову, Туйма с ужасом посмотрел на гнусно ухмыляющегося генерала. С каждым новым предложением, тот все крепче заколачивал гвозди в крышку гроба айну, и мальчик хотел провалиться под землю, лишь бы не слышать новые подтверждения собственной глупости. Лишь бы не знать, к чему это всё приведет! Закурив, хозяин в красках описал, как однажды, навещая свой любимый бордель, наткнулся на странного мальчика, которой отчаянно пихал свои рисунки под нос каждому, у кого находилось время его послушать. - Я только начинал собирать свою коллекцию… - нарочито медленно, будто бы вспоминая события вековой давности, продолжил рассказ мужчина. - И мне в руки попала первая татуированная кожа. Я никогда не видел такие узоры. Ни у якудза, ни у айну. И решил узнать больше. А тут как раз ты! - сигара указала на Туйму, который подпрыгнул от внезапности. - Мальчик, заверяющий всех, что он знаток татуировок. Ну как тут не заинтересоваться? Ах, было же время… Хозяин не удержался и прыснул, постаравшись замаскировать смех под кашель. Его веселила эта случайная встреча. “Смена дня и ночи. В один день ты не знаешь ничего, а в другой ты владеешь секретами генерала.” - восхитился курящий, пуская кольца в потолок. Обстоятельства складывались как нельзя лучше. - Дядя! Смотрите! Этот символ означает золото. Золото айну. Я сам его придумал! - сымитировав детский голосок, продолжил мужчина, добиваясь нужного эффекта. Он скользнул взглядом по подростку, убеждаясь, что затронул правильные струны. - И в этот момент, меня поразило сходство твоих рисунков с татуировками, которые я нашел на необычном артефакте. Прошло несколько минут, в течении которых хозяин лениво покуривал, прикидывая, расколется ли мальчик. Туйма, не подозревая, что будет дальше, просто стоял и молчал, как нашкодивший ребенок. Его тошнило от собственной слабости. Ему было обидно на собственную глупость. Страх совершить очередную ошибку сковал айну, не давая даже носа оторвать от пола. А закрадывающееся подозрение на краешке самосознания неприятно свербело, подсказывая, что на его деревню напали, потому что им нужен был Туйма. Решимости узнать наверняка у мальчика не хватило. Поэтому он просто хватал ртом воздух, пока земля шаталась под ногами. - Давай познакомимся. - предложил господин, приподнимаясь. Кожаная обивка заскрипела, выпуская сидевшего из своих объятий. - Чего? - глаза опешившего мальчика оторвались от персидского ковра. “Пора сменить тактику” - рассудил хозяин, прежде чем протянул мальчику руку. - Генерал-майор Токудзи Накамада. - со всей строгостью представился мужчина, как и полагает в армии. - Приятно познакомится, Нобутеру. Со стороны могло показаться, что Токудзи уже давно пора на пенсию, но резкие движения, остромодные костюмы и искорка в глазах, которая появляется у всех патологических лгунов, делали его моложе. Туйма поколебался, но не сумел не ответить на приветствие. Он сдержанно кивнул, не зная, как лучше поступить. - Эх, реагируешь точно так же, как и другие айну. - немного раздасованно протянул хозяин, убирая поблескивающую перстнями пятерню. Он стрельнул в мальчугана глазами, делая акцент на последних словах. - Другие айну? - с недоумением в голосе переспросил Туйма. - Похоже, что ты много чего не знаешь. - с небрежной разочарованностью пожал плечами Токудзи. Он видел, что мальчик готов слушать. Хоть и не доверял до конца. “Не он первый, не он последний” - подумалось мужчине, прежде чем он обрушил на подростка такое количество информации, что юному “специалисту по татуировкам” было сложно отличить, где правда, а где чуть приукрашенная действительность. Токудзи рассказал ему о том, что айну сотрудничали и помогали выкрасть девушек. Если бы их разговор подслушивали, то услышали бы грандиозный монолог, похожий на сценическое представление. Ловко ввернув пару громких имён, запомнившихся из прошлогоднего айнского сопротивления, генерал смог убедить мальчика, что уже давно полагается на помощь айну, ведь сам симпатизирует коренному народу. "Кто же мог подумать, что настолько слабые аргументы сработают?" - удивился мужчина и продолжил ещё активнее работать языком. - Стали бы они помогать мне, делая это себе же во вред? - вопрошал мужчина, жестикулируя так активно, что рисковал разбить свою коллекцию фарфора. - Тем более, мы теперь почти каждый день видимся! - добавил он, умолчав, что от "помощников" остались лишь вырванные языки в спиртовом растворе. Туйме пришлось опереться об кофейный столик. Имена и даты заполняли его разум. Странные совпадения объяснялись простыми и элегантными фразами, заполняющими комнату, делая воздух спертым, а реальность невыносимой для существования, как клубы ядовитого и прекрасного дыма в опиумной. - А помнишь, когда японцы запретили вам рыбачить и охотиться в поселках и даже имея реки в шаговой доступности, вам приходилось идти к военным палаткам и унизительно ждать раздачи императорской подачки? Ты тогда не замечал, как хорошо и упитанно выглядели солдатики, раздававшие вам маринованные сливы и дешманскую рисовую лапшу? - продолжал сверливший голову голос. Туйма отчетливо помнил то голодное время, что подкосило его бабушку и чуть не убило сводного брата. Сцена, где уставшие от недоеданий старики с благодарностью обменивали теплые вещи на дополнительную порцию красных бобов навсегда останется у него в памяти. А так же то, как радовались дети японским игрушкам, пока плачущие матери сутками напролет лазили в горах в поисках питательных кореньев и ягод, погребенных под снегом. Он тогда жутко повздорил с дочкой старосты, которая сутками торчала у вражеских лагерей и общалась с молодыми служащими. “Все-таки она и правда налаживала связи, а не пыталась вымолить справедливое отношение”. - с грустью вздохнул мальчик, отмечая про себя то, что Токудзи был в курсе многих аспектов его жизни. - Откуда вы всё это знаете? Сами небось и командовали! - не выдержал Туйма. Воспаленный разум, пресытившийся от информации, изрыгал все более безумные теории, которые подросток просто не смог держать в себе. Он начал паниковать и бормотать вслух все, что приходило в голову. - Так это не был конфликт между деревнями, нас просто стравливали, как собак? И кража накопленных зимних запасов тогда… Точно не звери… А вдруг, японское правительство так же ответственно за пропажу старейшин? А что если это все… - тут глаза айну стали стеклянными - часть гонки за золотом? Хозяин радовался, что мальчик наконец-то захватил наживку и ему не придётся так много импровизировать. Смазав маслом винтики, он запустил саморазрушающийся параноидальный механизм. Теперь подросток и сам будет находить объяснение всем странностям и нелепицам своей жизни. Остается только подтолкнуть его в нужном направлении, пока сила мысли не унесла айну слишком далеко. - Нобутеру, пойми. Мне пришлось в участвовать в гонении айну, чтобы отвести от себя подозрения. Императором сейчас недовольны многие. Его решения отравляют людей, делают их рабами и заложниками чужой воли. И поменять эту прогнившую и пошлую реальность мы можем только изнутри. "Возможно я чуть переборщил с "пошлой реальностью"" - хмыкнул про себя мужчина, отмечая до какого состояния он довел парня: мальчик был бледен, как мел. Пора было нанести решающий удар. - Мне нужно тебя кое с кем познакомить. - слегка улыбаясь прошептал Токудзи. - Но сначала, мы тебя переоденем. Туйме не хотелось никуда идти. Он боялся возможной встречи с соотечественниками. “Неужели они и правда предали нас?” - размышлял мальчик, пока хозяин доставал из шкафа новенькую форму офицера. “И этот господин Накамада, подлец. Возможно, он прав, и если уж айну и правда помогают ему свергнуть императора… Есть ли смысл перестать притворяться и признаться другим ребятам в том, что я и правда хочу отомстить? Тем более, если присоединятся к сопротивлению, лучше уж это будет свой человек, чем непонятно кем засланный япошка.” Зазевавшийся мальчик не услышал, как тихо закрылась дверь.

***

Токудзи, почти не глядя на скрытый в нише механизм, нащупал ручку и посильнее надавил. Послышался тихий щелчок, когда скрытая дверь освободилась от сцепки с проемом, замаскированным обоями. В слабо-освещенном коридоре лежал путь к секретным комнатам, в которых генерал имел привычку пытать интересных ему пленных, проводить приватные беседы с друзьями а так же выпивать, поглядывая на любимые экспонаты. - Черт бы побрал этого Эдогая. Фальшивая ладонь, которая в точности имитировала татуировки Асифучи, отправилась на свое законное место - металлический ларец, что не пропускал ни солнечный свет, ни свежий воздух. - Какого черта было пропитывать это жалкое подобие человеческого чучела таким отвратительным запахом? - пробурчал себе под нос Токудзи. - Чокнутый дружок Цуруми… Хоть и очень талантливый. Был, пока костлявая и до него не добралась. На полке, рядом с ларцом лежали и другие творения мастера, отличающиеся своей креативностью , вроде миниатюрного веера из тончайшей кожи век или имитации кóто, величиной с ладонь, на которой можно было играть благодаря струнам из голосовых связок. Пугающие, нелепые, но в то же время превосходно выглядящие сувениры, выполненные настоящим профессионалом. Пробежавшись взглядом по любимым вещам, мужчина едва смог сдержаться от того, чтобы не стряхнуть безделушки на пол. Красота могла вскружить ему голову, заставляя тянуть дрожащие руки к поблескивающим в свете ламп творениям. Охватившее его волнение было сильным, как удар штормовой волны. Хотелось подчинить себе эти идеальные линии, смять и растоптать ювелирную работу. Превратить искусство в пыль под своими ногами, размолоть миниатюры в грязь под ногтями, сжечь тончайшую кожу, перемолов ее в труху. “Спокойно. Осталось совсем немного работы.” - напомнил себе хозяин, предвкушая вечер с одной из новых пленниц. Он любил новеньких не только потому что они все-еще развлекали его своими стыдливыми взглядами и неизменно просыпающимся азартом, когда он предлагал им статус хозяйки поместья взамен на некоторые шалости. Именно невинность, в прямом и переносном смысле волновала Токудзи, заставляя его идти на риск. Выдвинув маленький ящик, он снял фальшивое дно и оскалился, увидев стройные пузатые ряды. Пузырьки с белым порошком лежали на бархатной подставке, как драгоценности. Предвкушение мешало генералу быстро откупорить один из них, но в конце-концов подпрыгивающая в руках ампула сломалась посередине с приятным щелчком. Не медля ни секунды, мужчина опрокинул содержимое себе в рот. Пара мгновений и знакомое ощущение безмятежного спокойствия охватило его. Сердце замедлилось, и Токудзи понял, что все это время держал плечи напряженными, а челюсти плотно сжатыми. Теперь он мог вдохнуть полной грудью. Будто бы никаких проблем не существовало. Мир сузился до стен коридора, где ему был знаком каждый уголок расписанных стен. Пора было двигаться дальше. Пройдя до конца, мужчина подмигнул дяде, который улыбался ему с семейного портрета. Все, что ему было известно о родственнике, это то, что тот служил в армии и имел большую и счастливую семью, пока в один прекрасный день его не настигла смертная казнь за массовое убийство. Семейный портрет всегда вгонял в уныние. Глядя на усталые от работы лица родителей, с надеждой взирающие на начавшего преуспевать в армии сына, он вспыхивал от отвращения. Куда милее были фотографии друзей. Особенно если сравнивать неопытных, тощих кадетов на повыцветших карточках с брюзжащими и ни на что не годными майорами, в которых они превратились. Поэтому картинам и фотографиям не достались почетные места под лампами. А вот бесчисленным артефактам, которые подпитывали чувство собственного достоинства и статусности не было тесно. Хозяин поместья считал себя истинным знатоком искусства и хоть иногда самые роскошные и недоступные предметы могли вызвать у него чувство собственной неполноценности, он мог часами рассматривать то, что смог присвоить. “Подчинять” генерал любил всё - от проклятых амулетов до непокорных слуг. Особенно ему хотелось посадить на цепь народ айну. Не гнушаясь разделять взгляды верхушки, Токудзи, как ценитель прекрасного, сочувствовал племенам и хотел облагородить природную красоту жителей. Дать мужчинам знания и силу, а женщинам красоту и благородство. Этот процесс напоминал ему огранку алмазов - такой же трудоемкий и без права на ошибку. Одиночество никогда не тяготило коллекционера. После неудачной попытки построить отношения с противоположным полом и ссоры почти со всеми имевшимися друзьями, Токудзи пришел к выводу, что доверять можно только себе. Что он сможет сам себя развлечь и успокоить. А отличная карьера позволяла воплотить самые смелые мечты. За дверью его ждала любимая комната, разделенная на две половины плотной шторой. Токудзи мысленно называл их закулисье и сцена. Вот только представление всегда разворачивалось только для одного зрителя. На этот раз все уже было почти готово, осталось только добавить завершающие штрихи. Пробираясь на цыпочках, генерал с несвойственной ему осторожностью, будто прикасаясь к священным предметам, ощупал реквизит, заблаговременно расставленный в нужных местах. Осознавая, что сейчас за шторой сидит солдат, который голыми руками стянул кожу с одного из потенциальных наемников, Токудзи возбудился. Понимание того, что на свете есть еще один человек, которому явно не было противно отделять внешнюю оболочку от внутреннего наполнения, которому удалось сделать это с умом, не орудуя валявшимся в комнате оружием, как мясник на рынке, прошло от шеи вниз по позвонкам и отдалось пульсацией в паху. Он резко одернул руку, которая невольно потянулась к ширинке: Сугимото мог бы заметить оформившийся стояк, а это разрушило бы все планы. Тем более, у генерала был свой особый ритуал, который он должен был совершать от начала до конца в одиночестве. Оставалось надеяться, что у него будет достаточно свежего материала после сегодняшней вербовки. - Как хорошо, что порошок все-еще умеет удивлять. - довольно промурлыкал себе под нос Токудзи. Представление началось.

***

Сугимото сам не заметил, что тишина комнаты убаюкала его. "Скорее всего, эта часть дома находится на отдалении" - подумал он, усмехнувшись. - "Идеально для пыток. Спасибо, хоть не затхлый подвал, набитый наркоманами." Вдруг за завесой послышались шорохи. - Кто здесь? - спокойным голосом поинтересовался солдат. Токудзи решил, что разговорчивый и невозмутимый пленник ему явно нравился. Он захотел добыть немного больше информации своим любимым методом: через любопытство. У него был целый арсенал интересных приспособлений, способный заинтересовать "зрителя". Нажав на рычаг, генерал включил позади себя яркий источник света. Он точно знал, где ему нужно стоять, чтобы тень на шторке с обратной стороны выглядела не слишком искажённой в размерах. Сугимото зажмурился, но несколько секунд спустя с недоумением уставился на фигуру, которая вырисовывалась на ткани. Он хотел было засмеяться - уж слишком необычное было это похищение, даже для него, бывшего пленного Цуруми. - А это представление бесплатное? А то я без билета. - пошутил Сугимото. Хозяин за шторкой гогонтул. Он обожал людей с чувством юмора. - Не совсем. Но плата будет не деньгами, мальчик. Используя декорации из картона и подручных материалов, Хозяин соорудил некое подобие своего же имения. - Мы находимся тут, Сугимото. Это отдельный корпус, чисто для меня. Приятно иногда посидеть тут, посмотреть на храм из окна. - начал свой рассказ Токудзи, используя миниатюрную указку. - А с этой стороны идут камеры, в которых я держу особо ценных пленников. - Спасибо за оказанную честь. - усмехнулся Сугимото. Ситуация его забавляла. Хозяин чуть провернул домик, и тот превратился в одну плоскую линию, на основе которой он начал воздвигать отдельные камеры. - В первой комнате сидит мой бывший помощник и правая рука- лейтенант Хигуити. Он планировал предать меня императору. Но я быстро его раскусил и отрубил молодчику все пальцы. Теперь в сёги он играет ногами. Занятное зрелище. Сугимото и бровью не повел. Он уже привык, что сначала каждый злодей произносит длинную и, если повезет, занимательную историю, а уже потом можно будет его хорошенько отдубасить. - Во второй камере ты, охотник за татуировками Сугимото. Я так же поймал твоего сообщника, Нобутеру. Занятный малый, скажу я тебе, но не волнуйся. У меня нет намерений причинить ему зла. Как раз наоборот… Так вот, Сугимото, мальчик. Не расскажешь, зачем тебе татуировки? Дело принимало серьезный оборот. - Помогаю кое-кому. - уклончиво ответил Сугимото. Он не хотел рисковать и раскрывать все детали. Вполне вероятно, что этот человек и сам понятия не имел, насколько особенными были татуировки на том бойце в подвале. - Кое-кому? - переспросил Токудзи, усмехаясь. - Айну? У Сугимото перехватило дыхание. “Не может быть, чтобы он знал про Асирпу. Успокойся.” - пытался унять начавшее бешено стучать сердце парень. Хозяин не мог видеть, как побледнел солдат, но тот факт, что молчание затянулось только подтвердило его подозрение, что Нобутеру и Сугимото были как-то связаны. Слегка кивнув, как будто одобряя свое поведение, мужчина достал фигурку женщины. Для человека такого ранга подозрительность была в порядке вещей. Даже если при этом у него не было ни единого настоящего товарища, которому можно было бы открыть свое сердце. Он решил сменить тему, чтобы отвлечь “наемного убийцу”. - У меня с айну особые отношения. Прекрасные дикари. Как много мы можем понять о себе, глядя на них. Бедные люди, прозябающие в нищете и голоде. Мужчины айну прекрасные бойцы, и сила их духа соперничает с преданностью самурая. Их женщины подобны диким цветам - растут в холоде и под палящим солнцем. Но только представь, что было бы, если бы у них был шанс расти в оранжерее. Я хочу дать им шанс на лучшую жизнь. Так вот… В третьей камере у меня сидит одна юная особа. Фигурка женщины с ярко очерченными контрастным светом формами появилась на экране. Сугимото отчаянно хотелось узнать ,о ком шла речь. Страх свернулся клубком в животе. Он не знал, что хуже - узнать, что это все-таки Асирпа и обрадоваться тому, что она совсем рядом или же ужаснуться тому, какие планы на нее у этого ублюдка. - Женщины айну удивительные! Они обладают особым беззлобным характером, несокрушимой волей, ангельским терпением и трудолюбием. Нашим японкам до них далеко… Вот только внешние данные и таланты к рукоделию чаще всего остаются незамеченными. Они же проводят всю свою жизнь в селе, вышивая узоры на тряпках своих мужей. Задумайся, мальчик, разве это справедливо? А японцы с их командной работой и способностями к адаптации? Мы тоже не отстаем, но вот никак не сможем выжить в таких же суровых условиях. Каждый из нас заслуживает признания своих умений. - К чему ты клонишь? - решил спросить парень, пока разговор не ушел слишком далеко от темы. - О, все просто. Я хочу дать им шанс на лучшую жизнь. - завершил Токудзи. Он достал из кармана свой любимый инструмент и потянул фигурку женщины за ноги, разрывая ее. - Что может быть веселее, чем изменить свою судьбу за один миг? Сугимото так и не понял, о чем шла речь. Всё это слишком напоминало те речи, которые мужчина уже слышал в зале с жеребьевкой. Но вид того, как хозяин аккуратно разрывал картон и внезапно расхохотался начал его настораживать. По лбу Сугимото стекла капелька пота. Токудзи быстро продел нитку в иглу и начал сшивать разорванные края, мурлыкая себе под нос. Через пару мгновений фигурка вернула себе прежний вид, разве что из импровизированного шва торчала нить. - Ты так же и на татуированных кожах тренируешься? - спросил Сугимото, решаясь выведать больше информации. - О да. И не только. В общем, давай я тебе покажу все наглядно! - радостно воскликнул Токудзи. В его голосе сквозило возбуждение, будто бы он спешил презентовать Сугимото любимую безделушку. Послышался хлопок внезапно запертой двери. Но минуту спустя она снова отворилась, и на экране возникли две фигуры. Мужская и женская. Пропорции были искажены, поэтому Сугимото не знал, кто на самом деле пришел с хозяином. Он очень хотел крикнуть имя своей подруги, но боялся. Если это окажется другая девушка, то он может дать похитителю еще одну возможность манипулировать ими. Девушка стояла с трудом. Она тяжело дышала. Токудзи грубо раздвинул ей ноги и приказал стоять смирно. Послышался болезненный стон. Сердце Сугимото вырывалось из груди. Он не знал, что ему делать. Как он может просто сидеть, когда раненная и испуганная женщина стоит совсем рядом с ним. - Что происходит? Ей! Отпусти ее! - Не волнуйся. Совсем скоро ей станет лучше. Женщина начала плакать. Хозяин протолкнулся между дрожащих ног и начал орудовать инструментом, похожим на ножницы. Она что-то кричала осипшим голосом, но Сугимото, так и не осиливший язык айну, не смог ничего понять. Оставалось только одно - снова и снова пробовать вырваться из кандалов. - Стой ровно, а то могу и не туда попасть. - пошутил Хозяин, пока женщина в отчаянии держалась за его плечи и захлебывалась слезами. - Ну чего ты? Сугимото яростно тянул на себя наручники, которые впивались в кожу. На ногах у него болтались кандалы, а руки были вжаты в подлокотники. Он вспомнил старый трюк, который однажды рассказал ему Шираиши: надо найти гвоздь и постараться его вытянуть и использовать как ключ. К счастью, в складском помещении был грубо сколоченный стул, из которого торчали головки. Сугимото удалось зацепить шляпку и выкрутить один из гвоздей. - Помогите! - закричала айну. Наверное, она вспомнила пару слов на японском, оправившись от первичного шока. От того, как она кричала, кровь буквально стыла. Сугимото начал яростнее орудовать импровизированным ключом, пытаясь освободить хотя бы одну руку. Но гвоздь не доставал до дна скважины и был бесполезным. - Черт! Отпусти ее! Я убью тебя, если ты продолжишь! - взревел парень. Почему-то он не мог не думать про Асирпу. Штора, служившая экраном, только распаляла его воображение. Хотя по голосу он давно уже догадался, что это кто-то постарше. - Сугимото, как я могу отпустить ее? - удивленно сказал Токудзи. - Если ее оставить, то она может умереть. - Твою мать, что ты с ней сделал?! - прорычал Сугимото, заметив, что из девушки полилось большое количество жидкости. - Она истекает кровью! Девушка кричала от страха, а Токудзи рассмеялся. - Все нормально, не волнуйся. Так и должно быть. Сугимото понял, что перед ним самая настоящая пытка. Медлить было нельзя. Он отбросил бесполезный ключ и попытался разломать стул. Переместив весь вес вправо, он с усилием оттолкнулся левой ногой от пола, заваливаясь на бок. Ветхое дерево жалко всхлипнуло, но не поддалось. Тогда Сугимото попробовал подняться и биться стулом о пол и стены, надеясь, что рано или поздно мебель не выдержит. - Так, красотка, пора начинать. - пропел Токудзи, подталкивая девушку к столу, на котором все еще стояли картонные фигурки. - Ложись. Он похлопал по поверхности, пока обессиленная жертва пыталась сесть. Как только она легла Сугимото понял, что происходит. Контуры тела в профиль и фас разительно отличались. Ранее, девушка стояла лицом к нему, и он совсем не понял, что она в положении. - Нет… Только не говори, что она беременна. - прошипел Сугимото. - Стой! Ты навредишь ребенку! Хозяин не обратил внимания на его слова. Он сосредоточился на родах. - Какое прекрасное зрелище! - промурлыкал себе под нос Токудзи. Он быстро продемонстрировал напуганной айну как нужно дышать и взял в руки шприц. Он хотел немного ускорить процесс с помощью окситоцина. Сушимото потерял счет, сколько раз он пытался разломать упрямое дерево. Это было невыносимо - биться снова и снова, пока он слышал раздирающие душу крики. Глаза налились кровью, а мышцы ныли от черезмерного напряжения. Кандали и цепи вырисовывали на нем красные узоры, счесывая кожу и натирая мозоли. В голове была только одна мысль. “Я убью его” Он еще никогда не чувствовал себя таким беспомощным и отвратительным. Он бесполезен! Лучше было вообще сюда не соваться, а взорвать все к чертям, а уже потом всех спасти, как и предлагал Кироранке. - А вот и головка! - прокричал мужчина, прерывая поток линчующих мыслей парня. - Теперь твоя очередь, Сугимото. Все в твоих руках. Пора вершить судьбу! Прожектор выключили, оставив гореть лишь неяркие настенные лампы. Токудзи отодвинул толстые шторы, и Сугимото увидел, как на столе корчится от боли женщина-айну, слегка похожая на Асирпу. Ее длинные темные волосы опутали тело, как силки, а красное от напряжение лицо покрывала испарина. Она не обратила внимание на перемены, лишь шептала себе молитвы и держала опухшие глаза закрытыми. Стол развернулся под руками хозяина, и Сугимото смог воочию видеть ребенка, который выталкивался с очередной потугой. - Он сейчас разобьется! Держи его! - прохрипел парень, не веря своим глазам. Генерал хищно усмехнулся, видя, что парень на грани. “Психологически он уже сломлен” - решил про себя мужчина, осматривая отчаянное выражением лица пленника, и его истертые до крови конечности. - Сугимото, пойми. Все зависит от тебя. Я возьму его, только если ты скажешь, какая будет у мальчика судьба. Видишь ли, я уровнял его шансы, когда дал матери айну шанс забеременеть от японца. Но то, на какую сторону попадет ребенок решать тебе. - Ты… Что? - Сугимото показалось, что он оглох. Время вокруг него замедлилось, заморозив движение окружающих предметов. Казалось, духи жизни и смерти кружили над ним, потирая в предвкушении руки. - Я здесь не при чем! Спаси младенца! Токудзи помахал головой с притворным сожалением. Мол, я ничего делать не собираюсь. Роженица сделала еще один глубокий вдох, прежде чем практически полностью вытолкнуть из себя дитя. - Черт! Черт! Я не хочу решать это за него! - слова комком застряли в горле. Сугимото понял, что плачет. - Последняя попытка, мальчик. Иначе его жизнь закончится прямо тут. - предупреждающе сказал Токудзи. Он с нарочитой небрежностью отступил от роженицы, будто бы показывая, что не сдвинется с места без чужой команды. Бледный и покрытый слизью плод выглядел как восковая фигура. Но вместе с тем в нем было что-то человеческое: солдат различил редкие волосики на голове и крохотные ладони, прижатые в груди. Обессилевшая мать сделала последний вдох, и прежде чем ребенок полетел на землю, Сугимото прокричал: - Айну! Пусть живет как ребенок айну! - Очень хорошо. - удовлетворенно сказал мужчина, подхватывая выскользнувший плод за ноги. - А теперь посмотрим, жив ли он вообще.

***

Она лежала на чем-то мягком. Вокруг сновали люди и переговаривались негромкими голосами. В нос ударил запах трав и свежевыглаженных простыней. Было так приятно просто лежать и отдыхать под убаюкивающие звуки чужой речи. Асирпа с трудом разлепила глаза. Напротив стояли ровные ряды кроватей с отдыхающими на них молодыми девушками. У двери обнаружилась пара женщин в белых халатах. Стены комнаты были выкрашены в светлый цвет, и все помещение казалось слишком чистым. - Очнулась наконец. - севшим голосом прошептал кто-то сбоку. Когда Асирпа посмотрела вбок, то у своему удивлению увидела знакомое лицо. На нее смотрела Умиё. Девушка усмехалась, несмотря на многочисленные ссадины и раны, покрывающие открытые участки кожи. - Нам надо поговорить, девочка с аконитом.