Сердце Дракона

      — Поди-ка ж, ты посмотри, Гард! Метель унялась! — Марьям удивленно прислушалась и жестом приказала мужчинам снять с окна щит. Малиново-рыжие лучи заката залили зал. Впервые за несколько недель.       Потеплее одевшись, народ вывалил на улицу. Откапываться пришлось долго, меняя друг друга. Чистое вечернее небо медленно окрашивалось в сиреневый.       — Красота какая! — громко выдохнула старая кухарка. Позади послышалось многоголосое поддакивание. Теплый пар, сорвавшись с губ, белесым туманом стоял над людьми, зачарованно наблюдавшими за заходящим солнцем.       Первой очнулась Марьям, взглядом приказав Гарду организовать расчистку территории. В этот же вечер гарнизон вернулся в казармы. Затопили печь. Усиленно соскребали толстый слой инея, шапками наросший за эти дни и на стенах, и на дверях. Уже затемно слуги перевели скот обратно в хлев.       А утром, к всеобщему удивлению, началась капель. Снег потяжелел и резко осел. Вековые деревья, не выдерживая веса, с треском ломались. А потом хлынули дожди. К вечеру лужи сковывало льдом, а с утра всё таяло вновь.       — Это ведь не из-за нас?! — лекарь, уже не первый год живущий в этом северном краю, почти с суеверным страхом смотрел на ленника, ожидая от него ответа, как приговора. — Я готов поверить и в богов, и в колдунов! За всю жизнь не видал такого!       Атэльрик нервно кусал нижнюю губу. Снежная талая каша грозила сделать дороги непроходимыми еще на много дней вперед. Даже в Ворси не добраться.       Прилипший к Гарду, как мокрая камиза*, Сидрик и шагу не давал без себя шагнуть командиру крепостного гарнизона, повторяя за ним тон, позы, движения. И так изо дня в день. Умоляющим взглядом больной собаки Гард просил Атэльрика убрать от него мальчишку, но ленник лишь разводил руками. Сидрик — оруженосец, мечтающий о боевой славе, поэтому… Ну, правильно всё. У кого ему еще учиться в Северной Крепости, если не у Гарда?       К середине апреля у Атэльрика созрел вполне четкий и понятный (ему самому) план. Сидеть и ждать, пока бузинный колдун начнет действовать, смысла не было. А выяснять личность колдуна тем более. В видении Эохайд ясно сказал, что нужно делать, если игла покинет венок.       Вечерами, оставаясь с самим собой наедине, Атэльрик подолгу рассматривал фибулу, поглаживая пальцами рельефные листья, раз за разом представляя момент, когда Вебранд сломает иглу. И чем дольше он ее изучал, тем чаще задавался вопросами. Будет ли это больно? Или он ничего не почувствует? Что значит "напоить иглу кровью"? И почему вместе с бузинным колдуном обязательно должен умереть дубовый? И не могло ли ему все это привидеться из-за дурного воздуха подземелий? Возможно ли это? Если Атэль вынула иглу много лет назад, то почему колдун до сих пор не появился? А если это просто фибула? И всё остальное лишь плод разыгравшегося от тоски воображения?       Он сам с собой спорил и сам себе отвечал, но каждый раз всё заканчивалось пальцами в свече. Подперев кулаком подбородок, Атэльрик наблюдал, как огонь лижет его пальцы, не причиняя им вреда, и грустно улыбался, понимая, что он просто не хочет умирать. Первый героический и благородный порыв прошел, и ему на смену прокралось совсем другое чувство. Так малодушно. И пока он сам себе не опостылел и не опротивел, надо уезжать!       И когда к концу июля он всё же решился, гонец из замка лорда Аргонского нашел его сам. Атэльрик вскрыл письмо на месте, во дворе, жестом приказав слугам позаботиться о вестнике.       Атэль с такой жадностью всматривался в столь родные буквы, что смысл письма ему стал понятен не сразу. В нем не было и слова о любви. И, хоть писал это Вебранд, это было послание к другу, но не к любимому. Да и сам смысл был ужасающим. Леди Элейну поразила неизвестная болезнь. Не осенний легочный недуг, а нечто совершенно иное. Этой же странной болезнью захворало несколько слуг, ухаживающих за ней. А значит, хворь заразна. В замке все встревожены этой вестью. Ведь тогда в опасности и Атэль, и будущий наследник рода Аргонских. Атэльрик дважды перечитал эту строчку, не в силах справиться с эмоциями. Рад ли он, что всё получилось? Да. Конечно. Наверное… Лорду Вайерду тоже нездоровится. Рана, полученная на Турнире, ноет и болит до сих пор. В свете всего происходящего и большого риска для здоровья Атэль эрл разрешил позвать в замок Тива, лекаря из Северной Крепости. Вот как? Тива? Атэльрик криво улыбнулся и качнул головой. Как быстро всё меняется…       Сборы были скорыми. В основном потому, что за дело взялась Марьям. Подвязав подол верхней юбки через шею и плечо, она уложила туда маленького Аглека и, вооружившись садником*, командовала и слугами, и стражей похлеще Гарда. Так к полудню следующего дня все уже были готовы: и Тив с супругой, и Атэльрик, и она с Гардом и младенцем, и даже Сидрик. Еще полдня заняла перебранка. Покидать крепость всем было по меньшей мере неразумно. Но доводы у Марьям были железные: сокровищ в замке нет, расположение крепости тоже не завидное, чтобы за нее драться; мать Тива хозяйство знает — пару месяцев справится; ну, а если что, гарнизон в крепости сильный и новый командир надежный. А почему все? Да потому, что жена Тиву не только жена, но и помощница; от Сидрика в крепости все равно проку нет; юный господин и сам давно на юг смотрит, поэтому если не сейчас, так позже всё равно уедет. А если всё равно уедет, так лучше сейчас, чем позже. Всем вместе безопаснее. А если ленник решил тоже в путь отправиться, то Гард обязан его сопровождать. Безопасность господина — процветание для всего лена! (На этом месте Марьям подняла вверх указующий перст и сурово осмотрела собравшихся.) А ежели муж в путь собрался, то она его одного не пустит! Куда муж — туда и жена! Точка.        Тишина ей была ответом. Казалось, даже вороны примолкли, удивленно поглядывая на людей с крепостных стен.       Атэльрик как-то сочувствующе взглянул на Гарда и дал отмашку выдвигаться. Положа руку на сердце, он и сам был рад, что всё так сложилось, а потому и не упорствовал в возражениях. Ведь в глубине его души скреблось омерзительно-тревожное предчувствие: в родной замок он больше не вернется.       Резные, почти ажурные башни крепости лорда Аргонского вызвали облегченный вздох у женщин и помрачневший взгляд у мужчин.       В замок их пустили беспрепятственно. Всех. Но встречать прибывших вышла только молоденькая служанка, в которой Атэльрик узнал Линду. Такое открытое пренебрежение не задело Атэля, а остальным и подавно было не до почестей. В конце концов, у каждого из них были свои цели и причины оказаться здесь. Да и на радушие никто особо не рассчитывал.       Не предложив гостям умыться и отобедать с дороги, Линда сразу провела лекаря с супругой наверх, к покоям леди Элейны, остальных же оставила ждать лорда внизу. Убаюкивающе похлопывая сопящего малыша по попке, Марьям изучающе осматривала каминный зал. Вроде всё как и прежде, но всё же… В воздухе витал едва уловимый аромат каких-то горьких трав и чего-то еще… чего? болезни? — нет… тоски. Она буквально пропитала стены замка, затянула пеленой глаза всех его обитателей. Вроде на дворе июль, а ей хотелось поёжиться от холода и прижаться к Гарду. Но сделать она этого не успела. В залу вновь вошла Линда и сказала ей следовать за собой, пояснив, что господа и лекари ждут ее наверху. При взгляде на шуструю, уверенную молоденькую служанку сердце Марьям кольнула ревность. Эта пигалица держалась точь-в-точь как она сама когда-то. Отдав Аглека супругу и подобрав на манер благородной леди юбки, Марьям чинно проследовала за ней.       То, что осталось от леди Элейны, напоминало её мрачную тень, словно предвестницу смерти самой себя. Некогда прекрасная, женщина исхудала так сильно, что почти утратила свою природную красоту. Она уже почти не ходила, а если случалось ей подойти к окну, то шаги её были неуверенны, ноги путались в длинной сорочке, а руки, исполосованные скарификатором*, невпопад дергались, словно она пыталась с них что-то постоянно стряхнуть. Высохшие узловатые пальцы нервно теребили шелковый платок, которым леди Элейна прикрывала рот, промакивая излишнюю слюну. Лекарь, специально присланный герцогом Херебиоргским, собрал в сумку свои инструменты, сокрушенно покачивая головой. Впалые, высохшие щеки его пациентки пылали нездоровым румянцем, учащенный пульс загнанной птицей бился в шейной жилке. Казалось бы, обычная простуда… Конечно, лекаря смущал сухой жар и трясучка, но… все ведь болеют по-разному. А слюна течет от слабости… И всё же ничего из предписанного им лечения не помогало: ни свежий воздух, ни клизмы, ни кровопускание… А ведь именно на него лекарь возлагал такие надежды. Обычно достаточно «проветрить» жилы, чтобы «охладить» горячее тело пациента. И чаще всего такой метод помогал. Но не в этот раз. Прелестная супруга эрла Вайерда сгорала от неизвестной ему болезни. Пожилой лекарь еще раз покачал головой и предположил, что все-таки это порча. И раз болезнь забирает красоту леди Элейны, то, скорее всего, это из-за зависти. Перед возвращением в город он посоветовал лорду Вайерду обратиться за помощью к святым отцам. Самому же эрлу лекарь посоветовал поменьше двигаться и беречь руку, предположив, что боль оттого распространилась от плеча по всему телу, что благородный лорд не щадит себя.       Едва лекарь герцога покинул крепость, Тив в сопровождении эрла вошел в спальню леди Элейны. Марьям к тому времени уже была внутри и, оставив свою привычную строптивость и дерзость, умело и послушно прислуживала больной госпоже. Молоденькая черноокая Линда, сложив руки на переднике и потупив взор, развлекала леди негромким мелодичным пением. Вскинув руку, Тив жестом попросил девушку замолчать и покинуть комнату. Замешкавшись, Линда взглянула на свою госпожу: та устало опустила веки, подтверждая просьбу врача с севера. С недавних пор ее стала мучить головная боль и одышка. Но еще сильнее пугали женщину жжение во рту и красные, словно ожоги, пятна, тянущиеся дорожками вдоль жил от самой шеи до щиколоток. Это и впрямь походило на порчу, чьё-то страшное проклятье. Но за что?!       Испросив разрешения у лорда, Тив внимательно осмотрел каждое пятно, с осторожностью ощупал неестественно розовые ступни, проверяя их чувствительность. Его тревожили короткие вдохи и длинные выдохи больной. Бережно укрыв ноги женщины теплым пледом, вопреки распоряжению своего предшественника, Тив распахнул окно, чтобы проветрить комнату. Лорд Вайерд взирал на действия молодого врача с недоверием и подозрением.       — Это не болезнь, — с мрачной уверенностью заявил Тив, едва они покинули покои леди Элейны. — Её травят. И уже довольно давно. Признаться, поначалу я принял этот яд за «Персик». Очень похож, но пятна и жар… — Он на короткое мгновение умолк, словно сверяясь с собственными догадками. — Это может быть только порошок из корней травы Феникса. Именно корней. От цветов и листьев леди умерла бы мгновенно. Сгорела бы от внезапного жара, как Феникс из легенд… Вот только яд этот можно найти — да к тому же с большими трудностями — только на Востоке. Откуда же он взялся в твоем замке, эрл?       Впервые лорду Вайерду нечего было сказать. Молча развернувшись к лекарю спиной, он пустым взглядом уставился на закрытую дверь, отделяющую от него любовь всей жизни.       Так и не дождавшись ответа, Тив посоветовал эрлу никого, кроме Марьям, к леди не допускать. Лорд Вайерд всё так же молча кивнул головой, соглашаясь, и спустился вниз, к Осмунду. Необходимо было учинить обыск, пока отравитель не сбежал. И допросить.       — Гнилые дела творятся в этой крепости, ленник, — понизив голос и поманив к себе Гарда, Тив вплотную приблизился к Атэльрику, не желая быть услышанным кем-либо еще. — Нет в этом замке никаких болезней! Я всех осмотрел. Только легкие отравления…       — А еще все «приболевшие» — это личные слуги леди Элейны, — так же шепотом уточнила невесть откуда взявшаяся супруга Тива — Идгит. — И пара кухарок. Это Марьям просила передать.       — Но у них только колики и понос, — согласился с ней лекарь. — Зачем кому-то травить супругу лорда медленно? Да и яд такой… Почему не мышьяк? И быстро, и от холеры не отличить. Будто время тянут… — Лекарь вдруг замолчал и посмотрел на Атэльрика.       Их соизволили накормить. Вот только глядя, как на столе появляются нехитрые блюда, у прибывших пропал аппетит. Облокотившись на стол и зажав ладонью рот с подбородком, Тив с тоской косился на еду, но пробовать ее не решался. И остальным запретил. Налив из собственного кожаного бутия* в свой же деревянный стакан воды, лекарь размешал в нем ложечку привезенного из Северной Крепости мёда. Постучал пальцами по столу, словно что-то прикидывая в голове, и виновато взглянул на ленника.       — Можно мне пару капель твоей крови?       Атэльрик усмехнулся и, выдернув серебряную иглу из фибулы на льняной котте, царапнул ею по своей раскрытой ладони.       — Ты же просвещенный. Враач, — насмешливо протянул он, глядя, как темно-красные капли стекают по стенке стакана. — Даже на публичных вскрытиях присутствовал.       От его слов Тив как-то сгорбился, поник.       — Просто такие дела творятся вокруг. Волей-неволей верить начнешь, — пробормотал лекарь себе под нос, размешивая в воде кровь и мёд. — А тебя огонь не берет… А леди Элейна горит от яда…       — Ну-ну. — Атэльрик крепко зажал в ладони серебряную иглу, уже думая о своем. Кровь больше не капала на стол, впитываясь в проклятое серебро. Осталось только найти Вебранда. Любовь всей его жизни даже встретить не вышел…       Сердце словно заливало жидкое, раскаленное железо. Скрюченные пальцы до крови раздирали грудь. Больно. Больно! А потом резко отпустило. Подобрав колени к подбородку, ОН крепко обнял их и, по-детски всхлипнув, разревелся. ОН устал жить в постоянном страхе. Устал бесконечно ждать чего-то. Надеяться, что ЕГО секрет пеплом развеян вместе с теми магами, больше смысла не было. И эта боль была тому подтверждением. Возможно, ОН бы мог прожить свою жизнь счастливо, но ему не дали.       На плечо, успокаивающе похлопывая, легла широкая ладонь.       — Такова твоя судьба! Гордись ею. Ты — велик!       Удивительно, но «зелье» Тива сработало. Была ли в том заслуга «колдовской» крови Атэльрика или же просто травки лекарь подобрал правильно, но уже к вечеру жар у леди Элейны спал, а на щеках заиграл здоровый румянец. Марьям хлопотала на кухне, готовя еду.       Хмуро и недоверчиво взирающий на гостей лорд Вайерд сжал в здоровой руке исхудавшую ладошку жены и вдруг, преисполненный благодарности, улыбнулся лекарю. Оставалось дождаться результатов обыска.       Вот только досмотр и начаться не успел, когда испуганные женские крики и панический визг донеслись с кухни. Обгоняя лорда и хромого Осмунда и обнажая на бегу меч, Гард первым увидел бьющуюся на полу в конвульсиях старую толстую повариху, которую знал с детства. Добродушная, покладистая женщина корчилась в муках на полу, зажимая живот руками. Мычала. Стонала. Растолкав слуг, Тив присел возле кухарки и заглянул в её расширенные зрачки, уже и так понимая, что в них увидит.       — Держи ее, — надсадно крикнул он Гарду.       Порывшись в своей сумке, он достал порошок из коры дуба, ели и акации; быстро смешав его с водой, вытер рвоту и пену с лица бедной женщины и заставил ее выпить смесь. Её грузное тело били судороги, и разумом Тив понимал, что, в отличие от случая с леди Элейной, эту битву с отравителем он не выиграет, но не пытаться не мог.       — Не я… — сотрясаясь в конвульсиях, через силу, едва слышно выдавила повариха. — Не…       А потом наступил паралич.       Черная ворона, выпорхнувшая из узкого окна верхнего этажа донжона, незамеченной растворилась в темнеющем закатном небе, унося с собой вести из замка.       Это был предел!       Огромных трудов стоило уговорить отца позвать Тива. И лишь беспомощность местных врачей вынудила эрла пойти на уступки. Когда под надзором лорда Вайерда Вебранд писал своё сухое, обезличенное письмо в Северную Крепость, он и не чаял, что Атэльрик сам отзовется на его крик о помощи, а потому легко согласился переждать визит врача с Севера запертым в своих покоях. Чего опасался отец — оставалось загадкой, но враждовать Вебранд с ним уже устал. Да и толку не было. Вот только запах любимого Дракон почуял задолго до того, как его нога ступила на подъемный мост.       Атэль по глазам мужа поняла, что с ним происходит что-то неладное. Перебирая складки платья на заметно округлившемся животике, она даже не пыталась окликнуть супруга, замершего, подобно каменному истукану, напротив двери. Всегда вежливый, внимательный, Вебранд был от нее бесконечно далёк. И даже весть о ее беременности не принесла желанного единения. Он просто поднял тост за продолжение рода Аргонских и удалился к себе читать трактат «О душе» Аристотеля, которым занимал все свои последние вечера.       Когда странная болезнь поразила обитателей замка, Атэль заперлась в спальне, неустанно молясь Верховному о спасении. Вебранд бросал на нее ироничные взгляды, но не мешал. Вместо молитв он пошел к отцу и рассказал ему о Тиве.       — Кухарка отравилась! — испуганно глядя на госпожу, прошептала Линда, ставя на стол поднос с ужином. — А лекарь сказал, что вообще никакой болезни нет и всех просто травили. Наверное, она.       И вот это был предел! Выбив ногой дверь, Вебранд одним ударом уложил растерявшихся стражей и скрылся в переходе. Линда тихонечко икнула, едва не опрокинув стакан, и растерянно взглянула на госпожу.       Кухарку похоронили тем же вечером, и жители замка вздохнули спокойно, искренне считая, что, испугавшись пыток, старуха-отравительница отравила сама себя. Эти домыслы подтверждали и найденные в ее вещах пузырьки и склянки с различными ядами. Но Тив в это не верил. Он знал, что на смертном одре и в таких муках человек врать не станет.       В темных коридорах царила кромешная темнота. И тишина. Но Атэльрику не спалось. События прошедшего дня беспокойными мухами копошились в голове, не давая уснуть. На ощупь добравшись до небольшого балкончика, он тихонечко толкнул незапертую дверь.       Широкая ладонь закрыла ему рот, вторая же накрепко прижала к горячему телу. Первый испуг, первый порыв вырваться погасил поцелуй в висок.       — Это же я. — Дыхание Вебранда коснулось его уха, длинные пальцы обрисовали линию губ, скользнули по длинной шее, по груди, собирая складками и сминая мягкую ткань.        Мысли в голове путались, становились вязкими, ленивыми, ненужными.       — Послушай. — Атэльрик поймал руку любимого, хозяйничающую на его теле. — Мы не…       Эта самая рука выбралась из плена и вновь закрыла Атэлю рот.       — Ну уж нет. Я, согласно уговору, готов был ждать до октября, но ты приехал раньше. Сам. Я больше не буду беспечным, но и тебя я уже не отпущу. И не проси.       Атэльрик вздохнул и… сдался.       — В этом замке завелась «змея». — Тив внимательно посмотрел на Вебранда и Атэльрика, задумчиво постукивающего костяшками по плотно сжатым губам. Ленник перевел на него понимающий взгляд и, соглашаясь, качнул головой. — В то, что старая повариха травила леди Элейну, я не верю. И, признаться, уверен, что не только твоя матушка, Вебранд, под ударом. Плечо лорда Аргонского мне тоже не дает покоя… Да и сам ты как, не тошнит? Или, может, супруга твоя? Как она себя чувствует? Она ведь беременна…       Вебранд бросил на лекаря полубезумный взгляд и резко обернулся к Атэльрику. Но тому было не до душевных терзаний. Он вдруг понял, что, решив сломать иглу, не взял в расчет свою единоутробную сестру-близнеца. И её нерожденное дитя… И то, что это Атэль вынула иглу… Атэльрик уронил лицо на ладони и мучительно застонал. Вебранд, расценив это по-своему, испуганно схватил его руки, виновато заглядывая в серые глаза.       Атэльрик поднял на него усталый взгляд и, освободив руки, молча встал и убрал фибулу в свой поясной кошель. До октября.       Встреча с сестрой у Атэльрика состоялась, пока Тив уговаривал эрла пройти осмотр. В то время как Атэль, нежно прижимаясь к груди брата, вымаливала прощение, лорд Вайерд смотрел на молодого врача, как на диковинного зверя, не в силах разобраться в собственных эмоциях.       — Ты знаешь, что твой ленник «грязный»? — Эрл не спешил раздеваться, внимательно изучая, как меняется выражение глаз лекаря.       — Я не понимаю, о чем ты, лорд, говоришь. — Тив с трудом подавил проснувшееся чувство острой неприязни. Он впервые говорил с эрлом наедине, и этот разговор ему не нравился.        — Понимаешь. — Взгляд лорда Вайерда полоснул по молодому человеку лезвием, но Тив лишь спокойно омыл в тазу руки и взял ланцет.       — Ленник спас мне жизнь. И не только мне. Он справедлив и благороден. Всегда держит слово…        — Он обещал не появляться здесь никогда больше, — раздраженно прервал его эрл, сам не понимая, зачем вообще завел эти беседы с лекарем. — Ты такой же, как он? Ты свободный или зависимый?       Тив медленно положил ланцет обратно на блюдо, впервые в жизни испытывая нездоровую жажду убийства. Как отец учил? «Прежде чем открыть рот, постучи языком десять раз по нёбу. И уж тогда говори». Постучал. Не помогло.       — Я свободный. Моя жена тоже. Ты должен благодарить Атэльрика за то, что он приехал. Иначе ты бы сейчас здесь не сидел и нос не задирал, брызгая желчью, а жену хоронил. И, возможно, сына. И внука нерожденного. А может, и сам бы сдох!       Кровь отхлынула от лица эрла. Нижнюю губу неестественно перекосила судорога. Он хотел было подняться, но вместо этого рухнул на пол.       — Только не удар! Боги, только не удар! — испуганно ахнул Тив и громко закричал, зовя на помощь.       Страхи лекаря не оправдались, но было ли это хорошо? Вскрыв мокрящий свищ на месте прежней раны, Тив с прискорбием понял, что руку эрла пожрал «антонов огонь»* и спасти её не удастся. Спасти бы жизнь…       Лорд Вайерд выжил. Хотя битва за него с Хель длилась много дней. К концу лета леди Элейна полностью поправилась и с присущим ей жизнелюбием всё свое время посвятила супругу, почти полностью освободив прислугу от этой обязанности.       Казалось, жизнь вошла в свою привычную колею, постепенно налаживаясь. И даже Тив начал сомневаться — не ошибся ли он в отравительнице? Незаметно и тихо лето сменилось золотой осенью. Повсюду цвели розы, словно не желали верить в близость грядущей зимы. На берегу озера поспел шиповник, столь любимый Атэль. И она часто просила Вебранда и брата привезти ей свежих ягод. Зачастую, вернувшись лишь к обеду, а то и позже, Атэльрик сам заваривал сестре свежий чай и выбирал с лотка у Марьям пару румяных булочек с медом.       С приездом Атэльрика всё изменилось. Вечно холодный и отстраненный, Вебранд вдруг стал заботливым и участливым, спеша исполнить каприз девушки по первому вздоху. Но Атэль не питала иллюзий, прекрасно понимая истинные причины его нежности, засыпая в одиночестве в их огромной постели.       Роды пришлись на самый конец сентября, подарив Вебранду дочь. Леди Элейна, умиляясь внучкой, предложила назвать девочку Аэлой в честь второй бабушки. На том и порешили.       Оставшись с супругой наедине, Вебранд склонился над колыбелью и впервые взял на руки дочь. Как его глаза сияли от счастья! С таким обожанием за всю свою жизнь он смотрел только на одного человека. И вот теперь в его жизни появилось это крохотное существо, похожее на теплую гусеницу с лицом старичка. Вебранд ласково коснулся губами ее крошечной головки, укутанной рюшками, как облаком, и посмотрел на Атэль, впервые с искренней и благодарной улыбкой.       — Если ты когда-нибудь встретишь достойного мужчину, клянусь, я верну тебе свободу, а Атэльрик вернет лен отца. Мы говорили с ним об этом. Ты будешь богатой невестой!       Атэль устало улыбнулась. Они оба осознавали несбыточность этих обещаний, но даже сама вероятность однажды стать счастливой уже дарила ей ощущение свободы. Беда в том, что Атэль не хотела быть свободной, ведь тот, кого она любила всем сердцем, уже был её мужем.       Рано утром, решив не будить Вебранда, пьяного от счастья в буквальном смысле, и таких же «счастливых» Тива и Гарда, Атэльрик направил коня к озеру и поехал за шиповником, предупредив Марьям, что вернется до обеда. Скоро должны были ударить первые морозы, и тогда ягода станет непригодной для сушки. Слуги бы с этим справились быстрее, но ведь дело не в скорости. Да и проветриться хотелось. Отпустив поводья, Атэльрик поднял лицо к солнцу и закрыл глаза, позволяя лошади вести себя. Это прощальное осеннее тепло прогревало до самой души, даря покой.       Вебранд проснулся далеко за полдень и, не обнаружив нигде Атэльрика, принялся расспрашивать слуг.       — Так не вернулся еще, — растерялась Марьям, только сейчас понимая, что за хлопотами проследила время, и уже севшим голосом добавила: — Уехал на озеро за ягодами для юной госпожи. Один.