Первый снег

      Я очнулся снова в лесу. Все же боль заставила потеряться в своих воспоминаниях. Бывшая майко смотрела на меня с тревогой и не знала, что предпринять, чтобы привести меня в чувства. Не стоит, красивая, ты уже и так помогла.       Силы не вернулись окончательно, но длительный отдых дал возможность восстановиться. Осторожно, прислушиваясь к себе, поднялся. Нет, сам еще идти не готов, нужна опора. Огляделся. Не тащить же ей меня в самом деле? Отломил, пусть не с первого раза, сук от дуба, сделал палку. Как старик. Немощный и уродливый. Но лучше так, чем валяться под деревом.       Однако девушка наблюдала за мной с…восхищением? Почему мой убогий вид вызывает у нее уважение? Я, видимо, кажусь ей сильным мужчиной. Не могу отрицать, что мне это приятно, хоть и как-то это странно. Я ведь жалок: с тростью, скрюченный от боли, слабый, без оружия. Ах, юная гейша, жаль, что мы не встретились раньше, когда я действительно мог похвастаться своим сильным телом. — Почему говоришь, что ты не ведьма? — надо было увести разговор в другое русло, пока совсем не расхрабрился от ее чувств. Девушка сразу отвела черные, чарующие, глаза в сторону: — Я не кицунэ, я обычная девушка из деревни. Не умею превращаться по желанию… Видимо, тема была для нее болезненной, потому что она больше не пыталась даже смотреть на меня и следила за угасающим пламенем костра. Дрова не подкинула — эх, неведьма, пропадешь так без меня, замерзнешь. — А что было в конюшне? — я кивнул на дотлевающий огонь. Мэй взглянула с удивлением, словно мы разговаривали на разных языках. — Дым, напугавший лошадей, откуда взялся? — Я думала, это ты…       С минуту мы смотрели друг на друга с полным непониманием. Она всерьез? Я невольно засмеялся и тут же схватился за раненый бок, в котором каждое шевеление отдавалось резью. На мое отрицательное мотание головой девушка лишь, ужаснувшись, приоткрыла рот, коснувшись его кончиками тонких пальцев. Ясно: она совсем ничего не знает о своем лисьем происхождении. — Можешь отрицать сколько угодно, но это колдовство. Из нас двоих только ты превращаешься в лису. Вывод? Резкая вдруг подскочила на ноги и отошла на пару шагов назад, будто я ее ударил: — Я не вру! — Я этого и не сказал, — отчаянно спасая ситуацию, произнес я примирительно. Болван.       Мэй, раздувая от злости ноздри, раздраженно посмотрела на меня и скрестила на груди руки. Не знаю, как ей сейчас было трудно, никогда не был в такой ситуации, но поддержка — не моя сильная сторона. Нужно было, наверное, сказать ей что-нибудь ободряющее, успокоить, но я растерянно молчал. — Тебя вообще магия не пугает? — вдруг произнесла она. Заговорила сама? Я прощен? — Другие люди боятся.       Я пожал плечами. Я живу в деревне по соседству с ёкаями разного вида. Такого насмотрелся, что милая однохвостая пушистая лисичка точно не сможет заставить меня вздрогнуть. Даже если мгновение назад она была прекрасной девушкой. — Ты прости, не хочу разочаровывать, — я искренне улыбнулся ей, — ты красивая, смелая, пусть даже загадочная, но не страшная.       Мой странный комплимент, кажется, пришелся ей по душе: Мэй кривовато улыбнулась кончиками губ. Оценивающе посмотрела на меня своими прекрасными глазами и прищурилась: — Ты прежде встречался с кицунэ? — Нет.       Уж сколько всякой дряни обитает в горах, а оборотней-красавиц в рыжей шубке не видел. Впрочем, теперь стало даже жаль, что не встречал. Не вся та магия, что окружала нашу деревню, оказывается была отвратительной в своем проявлении.       Такао, правда, эту мерзость уважал. И нас заставлял относиться к ним если не с почтением, то по крайней мере не задираться. Он всегда говорил, что если люди будут добры к волшебным существам, то они могут быть полезными. Дзёнин мудрый, ему виднее. А я лично без оружия в горы носа не кажу. — Но я знаком с человеком, который видел таких, как ты… — Сам не знаю, зачем упомянул Такао. Да нет, знаю, что уж врать самому себе? Я надеялся, что она заинтересуется. И Мэй волнительно приподняла брови. — Есть один знакомый колдун.       Какая-то странная в ней происходила борьба: ее лицо одновременно и хмурилось задумчиво, отражаясь морщинками на лбу, и нерешительно смотрело в сторону огня. Погруженная в свои мысли, неведьма водила указательным пальчиком по нижней губе. Я смотрел за его движением и не мог оторвать глаз.       Внезапно ее глаза посветлели: — Ты обещал проводить меня в безопасное место. — Голос девушки звучал решительнее, чем когда-либо. Сильная. — Но, пока я не разберусь в себе, я не найду покоя. Отведи меня к этому колдуну. — Не факт, что он будет рад, — сразу предупредил я ее, но она не испугалась и вновь повторила просьбу.       Ах, пушистая, ты же из меня веревки вьешь. Дзенин меня за такое по головке не погладит. Но знаешь, что? Я рад. Если я сумею помочь ей, вернуть хоть часть той доброты, с которой она отнеслась ко мне, я буду счастлив. Вся деревня, бережно охраняющая нашу тайну, даже если возненавидит, — пусть. — Тогда нам нужно к реке.       Уловив вдалеке шум воды, свернул в глубь осеннего леса, сквозь деревья которого было видно холодное полуденное солнце.       Шли долго, медленно. Мэй постоянно предлагала мне свою руку, но я гордо отказывался, опираясь на палку. Нет уж, оставь мне хоть последние капли мужского самолюбия. Она уважительно каждый раз посматривала на меня, но затем удрученно, жалея меня, качала головой.       К вечеру наконец показался берег. Я уже молиться начал, чтобы дойти до реки. Силы совсем оставляли меня. Раненое тело без еды и воды уже несколько суток больше не могло выдерживать бешеный темп жизни. Едва увидел синюю воду, я упал на колени и, тяжело дыша, лег на холодную землю. Без отдыха я дальше путь продолжить не смогу.       На юную гейшу вновь взвалились все обязанности по организации скромного быта. Сквозь прикрытые глаза я видел, как она суетливо носит хворост, чтобы развести огонь. Умная. Кажется, без меня справится. Почувствовав, что могу дать себе волю, я выдохнул, уже предчувствуя, что вновь буду терзаться воспоминаниями, сопротивляться которым уже не было сил. Тофу был почти готов. Я, облизываясь, уже приблизился к матери, чтобы выклянчить кусок, как неожиданно услышал на улице странный шум, крики соседей и, обернувшись на дверь, замер. Мама тоже прислушалась. По ее перепуганному до смерти лицу я сразу все понял: они вернулись.       Мне всего пять, но я бегу за палкой на улицу. Больше я не останусь в стороне. Мама пытается меня остановить, кричит, чтобы я прятался в сарае, но я ее не стану ее слушать.       Отчаявшись догнать меня, мама бросается в другую сторону за моей крохотной сестрой, мерно посапывающей во сне.       Я мужчина, я должен защитить свою семью, я остался за отца. Так мне говорил дедушка, и я хорошо запомнил его слова. Не разбирая дороги, бегу голыми ногами по накаленной земле. Нужно только успеть… Она, палка, где-то тут, я ее заранее приготовил.       Раскидывая на ходу корзины, орудия для работ в поле, я судорожно ищу свое нехитрое оружие и вдруг с ужасом понимаю, что злые мужские крики уже в нашем доме.       Мама. Сестра. В голове пульсирует кровь. Я почти не осознаю ничего, кроме ярости. Ненависть застилает глаза. Проклятой палки нет. Лишь мгновение осознаю, что бегу через огород к дому с серпом в руках. Я знаю, что я ростом даже до пояса не достаю этим негодяям, но я не трус, я должен быть там.       Мама в крепких грубых руках самурая. Его злые глаза смотрят на нее сквозь прорезь для глаз, и она дрожит от страха, пытается отбиться ногами, но он сильнее. Снова и снова она, слабая женщина, изящная, как ветка сакуры, наносит удары свободными руками по доспехам, и он лишь смеется. — Нет! Хватит! Отпустите ее! — мой голос привлекает внимание. Дом полон солдат. Только теперь я увидел, что в руках одного из них моя малютка-сестра. Он хищно улыбается, видя, как я трясусь от ярости, и заносит кинжал над девочкой. — Не надо!       Мой крик ничего не может исправить. Темноволосая кроха закатывает глаза. Из ее живота на пол льется струя крови.       Мама взвизгнула и заревела, как раненая тигрица. Она слабо колотит по телу самурая, предателя, изверга, но его лишь веселит ее поведение. Он хохочет, грубо стискивает ее лицо и говорит что-то мерзкое, ужасное, от чего ее глаза раскрываются от ужаса. Мне не слышно, что он говорит, но я понял все по тому, как человек в доспехах резко разорвал на ней рубаху. Год назад такой же подонок взял ее силой. Отец погиб, пытаясь ее спасти. — Убью!.. — процедил я сквозь зубы и замахнулся серпом. — Убью!..       Холодно. Снова этот уничтожающий бред. Прошло уже столько лет, а я все еще не мог расстаться с этими воспоминаниями. Они душат меня, не оставляют в покое, заставляя метаться во сне. Приоткрыл глаза: надо мной звездное небо. Сколько я еще буду так мучиться? Уже ничего не вернуть…       Всплеск воды. Это еще что? Повернул голову и обомлел. Мэй, стоя у самой реки, старательно обтирала себя какими-то тряпками. Вид почти обнаженного женского тела заставил меня вздрогнуть. Я ужасно давно один… Линии в свете луны плавные, изящные, будто она и вправду пришла из сказки. Темные волосы струятся по гладкой коже спины, едва касаясь лопаток. Белые ручки скользнули по покатым плечам, личико улыбнулось какой-то своей мысли. Она вряд ли знает, насколько красива. Да что вообще может быть прекраснее этого зрелища? Рассвет дня — блеклое явление по сравнению с ней.       Силой себя заставил закрыть глаза снова. Если узнает, что я очнулся, будет стыдиться. К тому же моя профессиональная зрительная память вобрала в себя каждую деталь ее тела. Боюсь, теперь меня начнут мучить сны совсем иные.       Сосредоточенно попытался подумать о чем-нибудь другом. Например, о том, как объяснить Такао, что я привел в клан такую красавицу. Но мысли так или иначе возвращались к Мэй, рисуя в памяти картинку у воды. Проклятье.       Вдруг я почувствовал, как она подошла ко мне. Только не это. Подумала пару мгновений и все же решительно коснулась кимоно. Духи, дайте мне сил. Нет, не тому меня учили. Выдержка, оказывается, нужна не только в бою. Стараясь изображать сон, я безвольно подался, выдохнул, когда тонкие пальцы оголили мои плечи.       Она осторожно провела по груди мокрой тряпкой. Хорошо, что холодной: хоть как-то остужает мой пыл.       Красивая обтерла ключицу, обжигая мое лицо своим горячим дыханием. Ты точно кицунэ, Мэй, соблазнительница мужчин! От ее прикосновения к животу едва не вздохнул. Лучше бы палками били — терпеть было бы и то проще. К таким сладким мукам меня в клане не готовили. Проведя по лицу и шее, коварная наконец отошла к реке, дав мне передышку. Я дышал открытым ртом, стараясь не дать себе сорваться, взывая ко всем внутренним силам, чтобы удержать оборону.       И когда ласковая вернулась, я уже собрал всю волю в кулак. Надо ее остановить любой ценой. Я ведь не железный. Еще пару ее прикосновений — сорвусь, как с цепи: она слишком прекрасна. Но ведь потом будет жалеть. Связь с нищим наемником — это не тот путь, к которому ее готовили в школе. Ей должно быть с сильным и богатым покровителем.       Лишь ее рука коснулась моего тела вновь, я открыл глаза. Мэй смущенно замерла, вмиг покраснев: — Даже если ты очень постараешься, боюсь, у нас сейчас ничего не выйдет… Ёкай. Зачем «сейчас» добавил? Чтобы оттолкнуть ее, но не терять надежды, что однажды она может влюбиться? Болван. Удалось ее заставить нахмуриться: — Кто-то рискует получить мокрой тряпкой, — и Мэй шутливо замахнулась, вызвав у меня улыбку. — Ты и перед смертью будешь ёрничать? Ко мне вернулся прежний спокойный настрой и полный контроль над чувствами. Даже на душе полегчало. Не приручай меня, красивая, пожалеешь: потом не отвяжусь. — Я закончу? — девушка выжидающе посмотрела на меня. Я неуверенно кивнул, еще опасаясь за свою реакцию.       Кицунэ вновь вернулась к работе. Что и говорить, я был счастлив в те мгновения: самая красивая девушка из всех, что я видел, помогала мне. Послушно, хоть и с трудом, ворочался со спины на живот, с боку на бок, чтобы ей было удобнее меня обтирать. Кажется, тогда я был готов подчиниться любым ее словам. Недаром Чонган всегда говорил: для мужчины нет страшнее господина, чем женщина. И правда: женщины делают нас слабыми.       А нам еще и нравится это. Поразительно.       Именно с этим открытием в своей жизни я вновь погружался в сон, чувствуя, как Мэй, чтобы согреться, легла рядом и обняла меня. Ужасно хотелось ответить тем же, но, молодец, сдержался. Но если бы она приподняла голову, то увидела бы, что я, как деревенский дурачок, улыбаюсь, смотря в небо…