Первый снег

      Мы шли по лесу еще долго, практически не разговаривая. Каждый думал о своем, упоенный лесной тишиной и пением редким встречных птиц. После рассказанной девушкой истории жизни не хотелось тревожить ее пустой болтовней, да и она, кажется, не знала, о чем можно разговаривать с убийцей. Нужно было меня оставить в кандалах, красивая, тогда бы не ужасалась.       Однако вдруг я почувствовал на своих ногах пристальный взгляд чарующих глаз. Приученный быстро реагировать, я тут же посмотрел вниз, но не нашел ничего интересного: обычная жухлая грязная листва под обувью с литой подошвой. — Что ты делаешь, неведьма? Колдуешь? — невольно усмехнулся, обернувшись. Мэй поравнялась со мной и, так же с интересом разглядывая мои конечности и ничуть не смутившись, спросила: — Как ты так бесшумно ходишь? — Она взглянула на меня с нескрываемым восхищением. — Мои шаги за версту слышно…       И правда, звуки шуршащих под ее ножками листьев раздавались на всю округу. Будь рядом враги, о нашем приближении знали бы заранее и успели подготовиться. Это роскошь недозволительная для синоби. — Считай, моя магия, — я не мог не подшутить. Неведьма тут же нахмурилась, скрестив на груди руки. — Ладно, любопытная, смотри.       Я показал ей, как мягко перекатываю ступню с пятки на носок. Годы тренировок ушли на то, чтобы довести такой навык до автоматизма: теперь мне даже не приходится задумываться, контролируя свои движения. К тому же, хорошо ориентируясь на местности, я обходил лежащие на земле шишки и сухие ветки, треск от которых мог бы сразу выдать, предпочитая передвигаться по мху или влажным листьям. Девушка, следуя моим рекомендациям, попыталась повторить, но почти сразу наступила на палку, скрывающуюся под сухой листвой, и тишину тут же разрушил громкий звук. — Не выходит, — всплеснула руками Мэй. Зачем вообще ей это умение? Готовится стать неприметной для человеческого глаза, планирует скрываться? Какой тяжелый и неправильный путь ты выбираешь, красивая. — Могу ударить палкой, как меня в детстве, — я кивком указал на свои ножны для меча и улыбнулся. Мое чувство юмора тут же было встречено хмурым взглядом пронзительных глаз. Болван. Бестактный болван. — Не обижайся, грозная, шучу. Я тоже не сразу научился. — Кадзу, я тебя слышал, — Акайо — умный человек стоял спиной ко мне, разглядывая ручей, бегущий с самых гор. Он казался абсолютно безмятежным, но это был обман: на самом деле, учитель весь был обращен в слух, как хищник в засаде, поджидающий жертву. Услышав его слова, я расстроенно замер, как стоял, прижавшись к дереву. Я наивно полагал, что журчание воды и естественные звуки леса скроют мои шаги, но я в очередной раз был засечен. Зато Сатоши, лежащий неподалеку за кустом, еще имел шанс продолжить занятие. Наше негласное соревнование с сыном известного синоби не выходило за рамки разумного, но ужасно раздражало нервы. Наверное, потому что я частенько ему проигрывал. — Выходи, — позвал меня учитель, поманив рукой. — В этот раз лучше.       Из всех мужчин, которые давали уроки мастерства, Акайо был самым добрым, но не менее требовательным. По крайней мере, наказывал он только при необходимости, за что мы все ему уже были безмерно благодарны.       Я невольно подчинился и нехотя покинул свое укрытие. Действительно, в этот раз куда лучше результат: до цели, то есть тела учителя, оставалось всего-то пару деревьев. На прошлом занятии я свалился в канаву, оступившись, а до этого и вовсе меня не допускали до практики, потому что я никак не мог освоить теорию бесшумной походки.       Чонган обучал нас основам. Несмотря на то что я жил в его доме и не так давно оказался в клане, никаких поблажек он мне не делал, лупя палкой по ногам, как и остальных мальчишек-синоби.       По ночам я, закусив кулак, рыдал от боли, жалея себя, покрытого синяками: никогда в жизни я не испытывал столько физических страданий, как первые дни в деревне синоби. Но утром, стиснув зубы, снова и снова усердно занимался. Другие ребята мучились не меньше, и общее горе делало нас сплоченнее, злее: днем мы вновь получали хлесткие удары бамбуком, а вечером вместе залечивали раны мазью, которую делал тот же Чонган.       В один день пожилой синоби с хитрыми глазами вывел нас в лес. Была ранняя осень, и земля была усыпана пестреющей листвой. Мы с мальчишками, переглянувшись, поняли все без слов: вечером ноги опять будут неистово гореть, ведь мы еще толком по полу, обходя скрипучие половицы в классе, не научились бесшумно двигаться, а тут сразу столько громких и звучных препятствий. — Идти нужно так, как закрываются створки устрицы: слегка развернув стопу на ребро и перекатывая ее плавно с пятки на носок, — говорил учитель, одновременно с тем показывая палкой на свои ноги, которые, казалось, были заколдованными: в полной тишине, они, ступающие на шелестящие листья, не издавали ни звука.        Мастерство седеющего синоби невольно заставило мой рот открыться от удивления. Я следил за каждым его движением и понимал, что так научиться не смогу никогда. Мои ноги кривые, шумные, словно созданные для того, чтобы вся деревня знала, если я иду. Сын рыбака из Аогавара никогда прежде не задумывался о том, чтобы передвигаться как на мягких лапах кошки, и не мог даже предположить, что когда-нибудь этот навык окажется важнее, чем умение быстро распутывать сети. — «Крадущиеся» — так нас зовут, — продолжал Чонган, — мы известны во всей Империи и за ее пределами тем, что можем приблизиться к своему врагу настолько бесшумно, что он не успеет даже достать меча.       Он расставил нас друг за другом след в след, возглавив цепочку, чтобы каждый мог видеть движение стоящего впереди и попытаться его в точности передать.       Надо ли говорить, что в ту ночь я снова плакал, вгрызаясь в свою руку, раскрасневшуюся от множества укусов. Я никогда столько не плакал, сколько в те дни. Раньше я считал себя достаточно мужественным, но даже смерть своих родителей не забрала такое количество моих слез, как обучение в клане.       Ближе к полуночи, так и не уснув от жгущей в голени боли, я твердо решил бежать из деревни. Мне некуда идти, нет смысла возвращаться в пустой дом, но оставаться здесь и продолжать терпеть ежедневные страдания было выше моих сил. Да и за проведенные там полгода, наслушавшись историй от взрослого населения, я уже знал, к чему нас готовят. Какой из простого рыбацкого сына наёмник? Я не умею подкрадываться, с трудом осваиваю чтение и письмо, отставая от всех сверстников — местных мальчишек, плохо сижу в седле, впервые только в деревне синоби прикоснувшись к лошадиной морде, хуже остальных справляюсь с оружием, которое доверяют. Я был там чужим, инородным телом в прекрасно отлаженном организме. Безумно благодарный Такао за призрение меня, сироты, я все равно решился уйти.       Собрав волю в кулак, я поднялся с циновки и, вспоминая уроки Чонгана, постепенно стал двигаться к створке, за которой таилась тихая спящая улица. Мягко переходя от пятки к носку, как учили, прокрался к выходу, ловко минуя скрипучие половицы класса, в котором мы и спали, я уже даже радостно заулыбался: оказывается, не так уж это и сложно: быть незаметным. Тихо, осторожно дернул в сторону, придерживая ее, створку. И… вскрикнул от испуга, мгновенно разбудив всех своих приятелей.       В темноте, ровно за дверью, стоял Чонган. Он неторопливо разжевывал какую-то веточку и явно ждал кого-то, вглядываясь в дом. Как оказалось, меня. — И почему нужно каждый раз избивать вас до посинения, чтобы вы хоть чему-то научились?.. Вспомнив, я даже невольно заулыбался. Сколько раз после я был благодарен Чонгану — не сосчитать. Пожалуй, без него я бы не стал тем, кем являюсь теперь. Я не лучший в Империи, но Такао почти все сложные заказы клана отдает мне, а значит, я чего-то стою.       Гораздо позже я понял, что отошедший от дел синоби мне не враг, а, пожалуй, единственный друг в этой деревне, человек, к чьему совету нельзя не прислушиваться: зря он и слова не произнесёт. Это теперь Мэй была знакома с добродушным стариком, который всегда ей приветливо улыбался, я же знал его другим: суровым, сильным и холодным. Но лишь со временем догадался, что за внешней строгостью скрывается истинное неравнодушие, с которым он год за годом готовил целую ватагу мальчишек к жестокой жизни.

***

      Дорога в горах вывела к пещере. Вообще-то можно было пройти и более короткой тропой через лес, которой я обычно и пользовался, и двигаться быстрее, но я нарочно тянул время, наслаждаясь обществом молчаливой колдуньи. Был путь еще длиннее и мы бы пошли по нему, если бы наши странные соседи, ёкаи, зачем-то не оборвали мост между горными вершинами. Такао пытался у них выяснить, чем им так не угодило наше сооружение, но странные существа загадочно отмалчивались.       Вход в подземный ход, за которым начиналась чужая земля, светился изнутри тусклым сине-голубым сиянием, достаточным для того, чтобы даже не зажигать факелы. Дзёнин говорил, что с огнем вообще нельзя приближаться к тем местам, поскольку наши соседи, которые хозяйничали в пещере, на дух его не переносят. Путь лежал через длинное ущелье, в конце его еще лет десять назад была сооружена шахта, по которой нужно было спуститься вниз, чтобы оказаться у той самой реки, ведущей от северной провинции к деревне.       Мэй робко оглядывалась по сторонам, двигаясь за мной, и даже сократила между нами расстояние, стараясь не отставать от моего темпа передвижения. В какой-то момент она даже пошла рядом, и наши рукава на ходу стали частенько сталкиваться, что меня не могло не порадовать. Пугливая, не бойся, я же рядом.       Я в то время шел и думал о том, что вот-вот буду обязан завязать глаза девушке, как того требовали правила клана. Ужасно не хотелось доставлять ей неудобства, ограничив в зрении и заставив еще больше испуганно вслушиваться в мерное капание капель с потолка, шуршание камней под ногами, но я понимал необходимость такого мероприятия. В первую очередь, ради нее самой же. Если когда-нибудь она попадает в руки властей, чего исключать нельзя, и ее станут пытать, по детской своей наивности девушка выдаст, что была знакома с синоби и даже гостила в их деревне. Плевать, что войска нагрянут, — мы растворимся в лесу. Страшно то, что в итоге ее, сочтя бесполезной, убьют, и я не смогу ничем помочь.       Выйдя на небольшую площадку, самое широкое место в глубокой пещере, я предложил перекусить, откладывая тем самым неприятную процедуру. Гейше явно не понравилось мое предложение задерживаться в таком месте, но спорить не стала и кивнула. Пережевывая тщательно рисовую лепешку, она то и дело ворочала головой во все стороны, словно боялась нападения незримых врагов.       Вдруг в глубине послышались знакомые звонкие шаги в деревянных сандалиях. Опять этот нервный дух — синоби так шумно не передвигаются. Едва уловив эти звуки, Мэй замерла, от страха сжимаясь в комок. Наверное, еще чуть-чуть, и она могла вновь обзавестись пушистым хвостом. — Не бойся. Это Бэто-Бэто, любит потопать здесь, — спокойно произнес я, всем своим видом убеждая в том, что никакой опасности нет, и продолжил равнодушно разрезать для нее ножом овощи. Ох уж мне эти бестелесные существа: толку никакого и мечом не прогнать. Неведьма, хоть и сама ёкай, боязливо снова огляделась, стараясь вглядеться в полумрак пещеры: — Ты настолько к этому привык?       Я многозначительно пожал плечами. Бэто-Бэто точно не самое страшное, с чем я сталкивался в жизни. Да и поверь, юная гейша, люди бывают куда опаснее ёкаев. Недоверчивая снова осмотрелась, но вернулась к еде, за что получила от меня одобрительную улыбку. Конечно, когда-то и я всего боялся, но рассказывать ей об этом не стану ни за что.       Однако внезапно девушка сама завела разговор, все еще иногда оглядываясь по сторонам: — Ты родился в клане? С детства такое видел?..       И что ей сказать? Правду или красивую ложь о том, что я бесстрашный синоби, родители которого сызмальства давали основы воспитания и тайных знаний? Но обманывать безумно не хотелось: она же доверила мне свой секрет, поделившись историей о первом превращении, хотя могла вовсе ничего не рассказать. Мэй заслужила знать хотя бы кусочек из моего прошлого. Мрачного и темного. — Нет, в деревню привел Такао, когда мне было пять. Я лежу в зарослях у реки, в том самом месте, где мы рыбачили с отцом, голова кружится, я почти не могу сосредоточить взгляд на колышущихся надо мной зеленых стеблях. Все плывет перед глазами, и я проваливаюсь в какое-то странное состояние, похожее на сон. Вновь словно вижу, как моя мать, бледнея, истекает кровью, и резко просыпаюсь, часто-часто дыша.       Над головой темно-синее небо. В стороне деревни тихо, даже слишком. Я уже четко вижу и слышу, но тело меня не слушается, я не могу даже пошевелиться, окутанный какой-то слабостью и ноющей в голове болью. С трудом ощупываю себя чуть выше уха и ощущаю под пальцами здоровую шишку. Вот, оказывается, откуда боль. Самого удара рукояткой катаны самурая, убившего мою мать, я даже не видел. Или видел, но забыл.       Вдруг рядом раздаются шаги: кто-то идет в мою сторону, аккуратно передвигаясь по высокой траве вдоль берега. Это явно не тяжелая походка вооруженного человека, и я, надеясь, что это кто-нибудь из деревенских, стараюсь приподняться, чтобы мне помогли, но мышцы ног не слушаются, не получается даже на колени встать. Человек приближается, я собираюсь что-нибудь крикнуть, позвать его, чтобы он не прошел мимо, не заметив меня, как вдруг надо мной нависает мужское молодое лицо, по бокам от которого струятся белые, как снег, волосы. Синие его глаза, неестественно яркие, смотрят в упор. В секунду осознав, что это не местный, я, набрав воздуха в грудь, собираюсь закричать, но ладонь мужчины тут же закрывает мне рот, одним рывком выдергивая из зарослей вверх.       Пока Мэй не одолела меня с расспросами, я ловко перевел тему, предложив продолжить начатый путь. — Но я должен тебе завязать глаза, нельзя тебе видеть подъемный механизм и дороги после, — с трудом вымучив из себя неприятную новость, произнес я, ожидая чего угодно, но точно не безмолвной покорности, с которой девушка кивнула и закрыла глаза. Умная, славная лисичка.       Под кимоно я всегда держу широкую ленту, обвязывающую пояс: именно из нее обычно делаю перевязки, если необходимо. Но в этот раз, взяв черную полоску ткани в руки, я приложил ее к глазам девушки, зайдя по спины. Она старалась ровно дышать, ощущая меня рядом, но волнительно подергивающиеся плечи выдавали ее истинные мысли, скрытые прекрасным воспитанием благочестивой майко: ей так же была приятна наша близость, как и мне. Не удержался, провел большим пальцем по ее подбородку легко, как бы невзначай, словно проверял, как хорошо закреплена повязка. Губы Мэй лишь слегка приоткрылись, тихо выдохнув. От себя не убежать, нежная. — Я буду держать тебя, — нарочно произнес я возле ее уха, и гейша взволнованно вздрогнула и улыбнулась. Еле сдержался, чтобы не поцеловать. После того сладкого чаепития в доме Чонгана я ужасно страдал без прикосновений к ней губами.       Взяв ее маленькую ладонь покрепче и поддерживая за локоть другой руки, я провел ее к шахте — зияющей холодной дыре и спусковому приспособлению над ней с большой корзиной, в которую не без удовольствия помог очаровательной спутнице забраться. Мэй была сама беспомощная нежность, о которой так приятно было заботиться и ощущать себя при этом настоящим мужчиной. — Подожди тут, я поверну рычаг, — предупредил я ее, лишенную зрения. Девушка уверенно кивнула, но, потеряв со мной тактильный контакт, тут же испуганно схватилась за края корзины, как за единственную надежду.       Механизм, который поднимал и опускал по глубокой шахте импровизированную плетеную платформу, был хитро спрятан за поворотом от самого устройства нарочно, чтобы чужой человек, несведущий, не смог им воспользоваться. Но как только я приблизился к рычагу, чтобы запустить колесо, наматывающее на себя веревку, по которой вниз заскользит корзина, я вдруг благодаря эху, раздающемуся по всей пещере, услышал, что Мэй будто испуганно позвала меня по имени.       Ни секунды не медля, я, уже на ходу, выхватил из ножен хорошо наточенный меч и бросился обратно. Ёкай знает, что могло произойти за такой короткий срок, что я отсутствовал, но анализировать времени не было. Хорошо, что старая рана почти не беспокоила, и движения мои вновь стали легкими и резкими.       И буквально через мгновение, как дурак, я выскочил, замахнувшись обеими руками для рассекающего удара, на ту площадку, где находилась шахта, и с удивлением для себя обнаружил, что девушка стояла на прежнем месте совершенно одна и слепо ощупывала край корзины. Никто и ничто ей не угрожало. С досадой от напрасной нервной встряски, вернул ниндзя-то в ножны. — Зачем звала, пугливая? — про то, что сам за нее испугался, упоминать не стал. Должен же хоть кто-то быть спокойным. Хотя бы внешне.       Однако, присмотревшись и заметив, что она молчит, я внезапно понял, что с Мэй что-то происходит. Уже не майко стала бледнее мертвеца. Ее тонкие пальчики бегали по плетеной окантовке и подрагивали. — Тут кто-то был, Кадзу, — шепотом произнес дрожащий голос неведьмы, когда она поняла, что я уже рядом. — И пытался со мной заговорить.       Глупый, так и знал, что не нужно было завязывать ей глаза. Бедная моя гейша, сколько же ты напрасно страдаешь из-за встречи со мной. Мой мир страшный, темный точно не для будущих актрис. — Наверняка Бэто-Бэто пугает, — я точно знал, что вру, ведь призрак говорить не способен, но делал это ради ее спокойствия. — Главное, не покрывайся шерстью.       О том, кто это был на самом деле, я даже не догадывался, ведь в этой местности проживало огромное количество сущностей, которые чаще всего не вступали в переговоры, прячась от человеческих глаз, но иногда любопытствовали и пытались даже наладить обмен услугами или информацией со своими соседями, то есть нашим кланом. Возможно, кто-нибудь из таких интересующихся решил повзаимодействовать, увидев новенькую в наших краях. Тем более что наверняка этот ёкай точно знал, что перед ним кицунэ. Не берусь судить, но, может быть, по мысли волшебных существ, им было, о чем поговорить о своем, таинственном.       Я тоже перелез через край тесной для двоих корзины и оказался совсем близко к Мэй, медленно начав спуск вниз. Пока молча крутил колесо, стоящее внутри, и вокруг сгущалась тьма, девушка нащупала рукав моего кимоно и держалась за него до самого дна. Милая. Дорога от места остановки корзины начиналась извилистая, трудная. Я старался заботливо обводить уже не майко от трещин в земле, от встречных валунов. Но иногда на пути попадались небольшие завалы, разобранные почти полностью, и тогда я подхватывал ее, от чего она каждый раз тихо ойкала и в стеснении не знала, куда деть свои руки. В один из таких очередных моментов пришлось подсказать: — Если за шею обнимешь, будет легче обоим.       И ее мягкие ладони аккуратно, будто она и вправду боялась меня, сначала нерешительно коснулись плечей, а затем сомкнулись у основания моей шеи. В темноте не было видно ничего, даже собственного носа, но я готов поклясться, что в то мгновение легкий румянец тронул ее нежные щеки. Под черной повязкой прятались бездонные чарующие глаза, но мне хотелось думать, что она смотрела на меня. По крайней мере, я чувствовал рядом ее мерное дыхание, и внутри все переворачивалось от счастья. И что уж скрывать, я поднимал ее на руки не только тогда, когда в этом была реальная необходимость. Дважды на абсолютно ровной поверхности позволил себе эту шалость, от которой сердце бешено билось о сильную грудь. Пожалуй, в повязке на глазах есть свои прелести. Не знаю, каким путешествие без зрения выдалось для нее, но я получил массу удовольствия.       Однако все в этой жизни имеет свое завершение. Так и ущелье наконец вывело нас в заснеженный лес. До реки, за которой заканчивались владения синоби, оставалось рукой подать. Вновь обретя способность видеть, Мэй сначала зажмурилась, потирая глаза, в которые ударил яркий белый свет, а потом пристально посмотрела на меня: — Мы пришли? Я кивнул не без сожаления. Неужели и вправду уйдет дальше одна?       Девушка ничего не сказала и осмотрелась вокруг себя, зябко кутаясь в рукава кимоно. Наверное, пыталась привыкнуть к ощущению свободного пространства после долгого пути в подземелье. Однако покидать меня и эти места будто не торопилась. В голову закралась коварная мысль ее задержать, воспользоваться смятением: — Подкрепишься перед дорогой? — и приподнял в воздухе мешок с едой. — Пожалуй, — словно обрадовавшись моему предложению, кротко улыбнулась Мэй. Что-то мне подсказывает, что дело было вовсе не в голоде.

***

      Растягивал я время как мог. Сначала долго собирал дрова для костра, выискивая сухие ветки, затем намеренно мучился с огнивом. Хорошо, что девушка даже не догадывалась о моих происках и терпеливо ждала, изредка с тоской поглядывая на горы и надвигающиеся сумерки. В такое время очень быстро темнеет: кажется, раз — и от белизны дневного света остается лишь воспоминание.       Когда костер наконец-то был разведен, мы устроились на бревне возле него, подставляя теплу открытые ладони. Морозный воздух заставлял превращал наше дыхание в легковесный пар, за которым каждый задумчиво наблюдал, приоткрыв рот. Между нами было короткое расстояние, но мне казалось, что оно медленно растягивается до гигантского размера, ожидая, что вот-вот девушка поднимется и отправится в дальний путь одна.       Но Мэй, на мое счастье, все еще сидела поодаль и грелась, вглядываясь в огонь. Эх, уже не майко, как ты без меня будешь потом? Кто натаскает дров, покормит? Кто не даст в обиду? Я смотрел на нее боковым зрением и не знал, как произнести вслух все эти вопросы. Нельзя же вот так взять и ввалиться в ее жизнь без приглашения.       Вдруг губы девушки, мягкие, нежные, зашевелились, и я неожиданно услышал: — В магии я не сильна. — Мои брови вопросительно приподнялись. О чем ты думаешь, красивая? Взгляд ее поймал мой и скользнул ниже, к предплечью, к которому я недавно привязал небольшой кинжал. — Научи меня защищаться.       Страх — вот, что в ней говорило в тот момент. Но то был разумный страх. Мудрая.       Я подал ей руку и помог встать. Учитель из меня никудышный, ведь я никогда в жизни никому не пытался объяснять даже азы самообороны, поскольку все мое окружение обладало подобными знаниями. Но все же я попытался. В конце концов, я старался делать все, что в моих силах, чтобы помочь ей. — Бей первой всегда, — я осторожно расстегнул ножны, вытащил из них оружие и вложил в ее ладонь, надавив на пальчики, чтобы крепко держали. — Иначе он превратится из твоего друга во врага. Достала — бей. Мэй изумленно захлопала ресницами, смотря на кинжал: — Бить? — ее очаровательное недоумение вызывало у меня улыбку. Она что, серьезно думает, что сможет меня поранить? Нет, красивая, я же синоби, меня такой штуковиной не взять, да еще в таких прекрасных и неумелых ручках. — Бей, я увернусь, не бойся.       Но глаза девушки только еще больше расширились и безотрывно уставились на оружие. И, судя по тому, как стала учащенно раздувать ноздри от волнения, она впала в ступор, свойственный всем новичкам. Если перед ней сейчас был противник, Мэй уже бы упала замертво, так и не попытавшись защититься.       Я вырос там, где выводят из такого оцепенения только болью, но я не мог себе позволить поднять руку на изящное существо рядом. Однако нас учили наносить не только физические раны. Заранее внутри себя попросив у нее прощения, я злобно прищурился и сделал свой голос максимально ехидным: — Такао был прав, когда просил тебя увести из клана. — Непонимающие черные глаза посмотрели в мое холодное лицо. — Он сказал, что тебя невозможно ничему научить. — Ложь так правдоподобно и легко слетала с моих губ, что девушка, не мигая, в ужасе смотрела на меня, как на чудовище, которое все это время прикрывалось личиной доброжелателя. — Ты совершенно никчемна.       Как бы мне ни хотелось остановиться и объяснить юной гейше, что я так вовсе не думаю и сочиняю лишь для того, чтобы разозлить ее, заставить захотеть меня ударить по-настоящему, с силой, я не мог этого сделать, чтобы не разрушить создаваемый эффект. Но я, видимо, был абсолютно ничтожным учителем, потому что Мэй внезапно вместо того, чтобы нанести ожидаемый удар, ответить обидчику, развернулась и бросилась бежать в глубь леса, швырнув в меня кинжалом.       Я попытался поймать ее ускользающую руку, чтобы извиниться, но девушка была быстрее, чем я предполагал. В мгновение ока ее силуэт затерялся среди деревьев, и я пожалел, что не бросился вдогонку сразу.       Поймав на снегу ее следы, я направился на ее поиски, ругая себя на чем свет стоит. Не надо было вообще связываться с обучением: я не мудрый дзёнин, мое дело не языком чесать, а действовать, лучше бы сказал, что ей это ни к чему и что не брошу ее одну. В своих размышлениях я немного отвлекся, забылся и непростительно глупо для синоби потерял след, по которому шел. Пришлось вернуться на исходную, даже не надеясь, что теперь так скоро сумею вымолить прощение у Мэй. И поделом, сам виноват.       Но в следующее мгновение случилось то, чего я боялся все последние дни. Где-то вдалеке раздался ее истошный испуганный крик. Я, кажется, даже перестал дышать, почувствовав резкую боль в груди. Нет, в самом сердце. Только не она, только не она.       С трудом заставив себя соображать, я побежал на звук. Открывшаяся моему взору картина заставила онеметь даже меня, видавшего на своем веку всякое.       На большой поляне, покрытой снежным полотном, лежала трясущаяся от страха и жалобно поскуливающая рыжая лисица, смотрящая широко раскрытыми желтыми глазами куда-то в сторону. Проследив за ее взглядом, я увидел два черных дерева, между которыми, шипя и приподнявшись на задних лапах, стоял гигантский паук с меня ростом.