Первый снег

Мотылек сгорел? Но важнее, что он решился Лететь на свет (хокку взято из интернета, автор не указан)

      Ее наивный, детский вопрос меня заставил улыбнуться. Удивительно, сколько времени прошло с момента нашей встречи, а передо мной все еще была юная майко, очаровательная в своей непосредственности, которая боится, но тянет руку к опасному преступнику: — Ты первая начала, — не преминул я припомнить ее побег, пока представился удобный случай. Вряд ли когда-нибудь еще удастся понять, почему она сбежала от меня там, в лесу. Мэй устало вздохнула, словно ожидала именно этих слов, и пригладила темные пряди, игриво подбрасываемые порывами холодного ветра: — Я хотела попросить за это прощения, — и вдруг церемонно мне коротко поклонилась. Я проследил за ее жестом с крайней степенью изумления: вроде наемникам, которые кровожадно убивают подозрительные личности у тракта, не оказывают подобные почести — я же не самурай. Встретившись со мной взглядами, она, как прекрасно воспитанная ученица, вымученно улыбнулась. — Лишь встретившись с другими бандитами я подумала, что, возможно, у тебя были причины лишить жизни тех людей. Умная. Но всей правды я все равно рассказывать не стану, чтобы не пугать. — Правильно сделала, что написала, — сменил я тему, умиляясь ее искренне сияющим глазам, которые вдруг после моей фразы резко погасли. Я даже успел испугаться, что опять сказал что-то не так. Когда я уже пойму этих коварных женщин?.. — Я боялась, ты не придешь, обидишься, — неожиданно призналась девушка, скромно опуская взгляд в заснеженную землю.       Интересно, как эта мысль попала в такую хорошенькую головку. Наверняка об этом думала не единожды. Возможно, даже глядя в это звездное небо, общее над нами, где бы мы ни находились, она вспоминала меня и жалела о своем побеге, представляя, что было бы, будь я рядом. Поразительно. Неужели может быть, чтобы два человека настолько были привязаны друг к другу, что даже через расстояния думают одинаково? Видимо, это и есть та самая судьба, о которой говорил Чонган. — Обещал, — стараясь не показывать всего, что на душе, произнес я нарочито серьезно. Девушка задумчиво наклонила голову, исследуя мое лицо заинтересованным взглядом. Это было настолько забавно, что я в итоге не сдержал улыбки. — И не обижался.       Обижался, конечно, еще как, но ни за что в этом не признаюсь. То, что я пережил за дни разлуки с ней, я больше не хочу даже вспоминать, не то, что обсуждать. В конечном итоге все страдания, как и обычно, пошли на пользу: я хорошо усвоил данный ею урок. — Я рада, — тихо прошелестела она, стараясь не смотреть мне в глаза и постоянно отводя их в сторону дозорной вышки, которая неподалеку отсюда возвышалась над крышами города. Откуда-то оттуда в ночной тишине доносился лязг доспехов стражника, проводящего дежурный обход, — единственного невольного свидетеля нашей беседы, свысока оглядывающего окрестности. Похоже, присутствие третьего в подобной сцене Мэй сильно смущало. — Извини, что побеспокоила.       В это мгновение я оказался на страшном перепутье. Можно было позволить ей, стыдливо опустившей взгляд, уйти, а самому продолжить задуманное, а можно было совершить для этой очаровательной неведьмы что-нибудь особенное, что хотя бы на время перебило бы в ее памяти ужасные картины убийств. Решение не заставило долго себя ждать: я всем телом жаждал второго. Бросил быстрый взгляд на бледный полумесяц, спрятанный за легкой завесой тумана: до рассвета еще есть несколько часов. Несколько прекрасных часов.       Поданная самой уже не майко идея меня невероятно воодушевила. Она вряд ли даже догадалась, о чем я думаю, разглядывая башню, а я уже в голове подготавливал план действий, которые сделают нашу мрачную жизнь чуть ярче. — Идем со мной, — я резко изменил направление и, не давая ей даже задуматься, уверенно зашагал в сторону дозорной высотки. Я почти был уверен, что она, бесстрашная и любопытная, последует за мной.       Так и случилось, отчего я невольно улыбнулся одними глазами, обернувшись на нее.       Мы прошли по переулкам в сторону городской стены, рядом с которой располагался наблюдательный пункт стражи порядка в округе. Девушка семенила за мной, не задавая вопросов. Видимо, уже хорошо знала мой характер: я все равно ничего не расскажу. К тому же сейчас, когда горел желанием сделать ей сюрприз.       Однако внезапно в полной безмятежности ночи впереди послышались многочисленные шаги, сопровождаемые глухим перезвоном брони. Похоже, в городе все же не сняли полного контроля. Надо быть осторожнее, когда отправлюсь выполнять затеянное. Мэй, тоже услышавшая, резко поравнялась со мной и взглянула в глаза: — Тебя же ищут, вдруг поймают? — Интересно, она за кого больше переживала, за себя или меня. — Меня вряд ли помнят в лицо, — успокаивающе посмотрел я на нее. — К тому же, у меня с собой документы слуги одного важного человека. Гейша недоверчиво прищурилась: — Поддельные?.. — судя по интонации, с которой она это спросила, в ответе почти не сомневалась: ну откуда еще у синоби могут взяться официальные бумаги, ведь подобным мне не полагаются никакие важные документы. Не хотелось ее разочаровывать, однако я честно произнес: — Настоящие. — Тонкая черная бровь девушки изогнулась в дугу, предчувствуя что-то недоброе. Пришлось смягчить ее подозрения хитрой ухмылкой. — Такие проще купить.       А еще своровать у человека, который сейчас голый наверняка ползет по снегу в сторону этого города далеко отсюда. Но об этом я уже умолчал. Ни к чему красивой знать, какие у меня методы работы. Она и так во мне злого ёкая видит.       Прислушавшись, я уловил звуки шагов городской стражи, которые неожиданно стали уходить куда-то в сторону, как будто люди в доспехах свернули, не доходя до нас пары домов. Хотя встреча с ними не предвещала опасности, однако не хотелось себе портить настроение разборками в такой ответственный момент. Девушка, заметив, что морщины на моем лбу умиротворенно разгладились, тоже успокоилась и даже задумчиво заулыбалась.       Стражник, в тот момент, когда мы приблизились к вышке, как раз совершал очередной оборот вокруг центрального столба, служившего лестницей. Я попросил Мэй дать мне пару мгновений, и она, хотя выглядела крайне удивленной, кивнула. Однако, судя по побледневшей коже, девушка представила в своей голове нечто ужасное: — Ты его ..? — глаза, как два самых драгоценных камня, блеснули испугом. Ее выражение лица было настолько забавным, что я даже заулыбался: — Нет, неведьма, я просто ему заплачу.       Но на всякий случай проверил рукой в другом рукаве спрятанный нож. Кто знает, вдруг мне повезет нарваться на доблестного защитника интересов города, и он, как велит долг, решит меня арестовать, кинувшись с мечом.       Аккуратно, тихо я поднялся наверх и, увидев, что стражник находится спиной ко мне и в упор не замечает моего появления, я намеренно ударил ногой по ведру, стоявшему неподалеку, чтобы привлечь к себе внимание и не напугать, беззвучно подкравшись и вызвав тем самым лишнюю агрессию. Моя уловка сработала, и воин встрепенулся, выхватил меч из ножен и уставился на меня: — Ты еще кто такой? — мужчина прищурился, как-то неуверенно перебирая пальцами, сжимающими оружие.       Подмечающий даже такие мелочи, я сразу догадался, с кем столкнулся: человек держит в руках меч второй или третий раз в жизни и понятия не имеет, как им лучше замахнуться: он хочет, но боится им воспользоваться. Это как раз то, о чем я предупреждал Мэй: если уже показал лезвие, бей, иначе противник прочтет тебя, как открытую книгу, точно определит тип соперника и сумеет оказать достойное сопротивление. В моем случае, если бы хотел, я уже в пару мгновений оставил бы бедолагу безоружным, но сегодня у меня были иные планы: — Послушай, друг, — я поднял вверх открытые ладони, показывая, что не намерен нападать. Если бы он знал, кто я, то не стал бы верить пустым рукам, которые могут справиться с ним и без меча. — Помоги мне произвести впечатление на девушку. Стражник, к которому, похоже, впервые обращались с подобной просьбой, недоверчиво поднял бровь: — Ты что, сумасшедший? — Языкастый, по лезвию ножа ходишь. — Я заплачу, — с трудом подавив в себе желание все же убедить его оружием, я протянул ему несколько монет, достоянием в месячную оплату его труда. Конечно, эти деньги предназначались для какого-нибудь безвыходного состояния, но в тот момент для меня не было ничего важнее, чем сделать Мэй чуть счастливее.       Храбрый защитник города поколебался, разглядывая в свете звезд сверкающие монеты. Пришлось добавить еще одну, чтобы больше не отнимал драгоценное время, и он наконец убрался с вышки, пообещав не появляться здесь пару часов, оставшихся до конца смены.       Я помог своей нежной спутнице подняться наверх, где ее взгляду широко раскрытых от изумления глаз предстала картина темного небосклона, усыпанного мириадами серебряных небесных светил. Я не мог достать для нее звезду с неба и положить ее на крошечную ладонь девушки, но способен был на мгновение подарить ощущение, что все, что перед ее глазами, принадлежит только ей.       Огромный мир, распростертый на тысячи и миллионы километров во все стороны от нас, был будто только для нас двоих. Взглядам, свободным от преград, ничто не мешало скользить по занесенным снегом крышам, которые переливались на свету. Оказавшись выше всех домов города, мы будто отстранялись от всего земного, отрывались от бед и неприятностей там, внизу. Ничего не беспокоило, душе было легко и вольготно от свежего морозного воздуха, приносимого ночным ветром. — Здесь так красиво, спокойно… — тихо произнесла восхищенная видами Мэй и, словно зачарованная, подошла опасно близко к самому краю смотрового помоста. У меня сердце сжалось от испуга, и я машинально, почти не думая, отдернул, пожалуй, даже грубовато, назад: — И опасно, — прижавшаяся по неволе к моему телу девушка удивленно скользнула по моему лицу взглядом и задумчиво скривила губы в ухмылке. Хотелось бы уметь читать ее мысли, но я не был на это способен, однако в это мгновение понял, о чем она подумала. Со мной тоже спокойно, но опасно. Согласен, красивая.       Я предложил ей присесть рядом со мной, облокотившимся на один из столбов, служивших опорой для крыши башни. Неведьма с сомнением в глазах посмотрела еще куда-то вдаль, похоже, даже в сторону своего окия, а затем все же присоединилась, изящно поджав боком ноги и положив на них сверху свои тонкие руки, придерживающие от ветра полы длинного кимоно. Я не собирался смотреть, но не мог оторваться от каждого ее плавного движения, будто и вправду заколдованный. Она вдруг приподняла свои пушистые темные ресницы и посмотрела на меня, лукаво улыбнувшись. Пойманный с поличным, я тут же отвел взгляд в сторону неба.       Ночь — это время синоби. Таинственное, мрачное. Но в те мгновения мне казалось, что ночи созданы для чего-то большего, чем шпионаж и убийства. Может быть, нас где-то обманули в клане, рассказывая о пути «крадущегося»? Вдруг просто кто-то коварный солгал, сказав, что нельзя любить?..       Я прекрасно понимал, что нас никто не вводил в заблуждение, но в ту волшебную ночь ужасно хотелось стереть из памяти все заветы мудрых учителей. Особенно этого требовало сердце, взволнованно трепещущее от ощущения тепла, которое исходило от тела Мэй, сидевшей рядом. Наши руки почти касались друг друга, но никто из нас не решался сделать первый шаг к их переплетению. Скромная и хорошо воспитанная бывшая майко и робеющий, как влюбленный мальчишка, опасный наемник смотрели в одну сторону, дышали одним холодным воздухом и, кажется, думали об одном и том же.       Неожиданно подул сильный ветер, и распущенные темные волосы девушки, выскользнув из-под ее воротника, устремились вверх и в стороны. В воздухе сквозь морозную свежесть до меня донесся тонкий ее аромат каких-то диковинных масел, пробирающих до мурашек своей сладостью. Охнув и вмиг покраснев, прекрасная неведьма принялась ловить свои локоны, пытаясь их вернуть на место. Она была так мила в своем волнении показаться мне утратившей красивый облик, что я даже невольно заулыбался. Эх, женщины, подобные мелочи не беспокоят мужчин, скорее умиляют.       Этот неловкий для нее момент, после которого девушка виновато на меня посмотрела, послужил неким толчком для меня. Ужасно захотелось отвлечь ее, явно сгрызающей себя в сомнениях насчет своей красоты: — Мстительный знакомый, кажется, предупреждал тебя, чтобы ты не оставалась наедине с синоби, — как бы невзначай, произнес я, скользя взглядом по созвездию, удивительно напоминающему улыбку Мэй. Все еще приглаживающая свои длинные волосы девушка удивленно изогнула тонкую бровь: — Я тебя не боюсь, — голос у нее был такой решительный, что даже не смог возразить, только ответил небрежно: — Зря.       Не удержался и косо посмотрел на гейшу холодным взглядом. Ведь и прав был ронин: я не компания для юных гейш, со мной каждый день может стать последним. Как бы я ни фантазировал, реальность остается мрачной. Об этом твердят все, кто нас окружает, стараются удерживать от ошибок, которые так хочется совершить. Однако Мэй, совсем не робея, серьезно посмотрела на меня, удерживая мой взгляд: — Я не боюсь, — в глазах ее, блестящих от звездного света, легко читался обман. Боялась, безумно меня боялась, хотя даже не признавалась сама себе в этом. — Но я тебя совсем не знаю…       Вот теперь неведьма наконец-то озвучила то, что ее беспокоило. На ее месте я бы тоже хотел знать, с кем предстоит очередная дорога. Время теперь настало неспокойное, да и кто верит синоби, который бесплатно помогает? — Что тебе интересно? — почти равнодушно спросил я, стараясь не смотреть в глаза, чтобы не запугать окончательно. — Спрашивай, любопытная, я отвечу. Лишь бы не стала бередить старые душевные раны.       Бывшая майко, видимо, опешив от такого неожиданного предложения, какое-то время подумала, изучая окрестности, а затем, собравшись с мыслями, наконец произнесла: — Где твои родители? Ты их помнишь?       Помнил ли я их? Прекрасно помнил. В деревеньке Аогавара, в которой я больше никогда не бывал с пяти лет, был мой дом, залитый кровью моих отца и матери. Там осталось все детское и наивное во мне, ведь после этого я оказался в деревне клана и вынужден был повзрослеть раньше времени.       Моя мать была прекрасной женщиной: гибкой, тонкой, чем-то похожей на Мэй, только без воспитания и образования гейши, без артистизма, хотя она прекрасно пела. Звуки ее голоса были такими нежными, что я засыпал под них без всяких тревог. Жаль только, что она мне почти не снилось той, образ которой я хранил в сердце: мама приходила ко мне во снах только в кошмарах как укор, что я не смог отомстить за их с отцом гибель.  — Они мертвы, — не выдавая не единым мускулом на лице своих тяжелых воспоминаний, ответил коротко я, надеясь, что девушка больше не станет поднимать подобную тему. Но коварная неведьма вдруг смущенно поинтересовалась: — Разбойники?.. — Самурай, — сказал я, решив, что нет смысла скрывать правду. В конце концов, мой враг давно гниет в земле. Больше нет смысла тревожить сердце. Услышав мой ответ, Мэй тихо прошептала, ужаснувшись своему открытию: — Так вот почему ты так реагируешь на Масамунэ… — кажется, ей стало стыдно, что заставила нас вместе пить чай.       Я даже невольно рассмеялся. Неужели настолько не очевидна причина, по которой я на дух не переношу присутствие другого мужчины в ее жизни? Только скромная будущая актриса могла этого не понять.  — Нет, не поэтому, — мой лукавый взгляд коснулся ее тонких пальчиков, которыми она от изумления прикрыла рот. В следующее мгновение лицо гейши озарилось таким резким осознанием происходящего, что она даже не знала, куда деть свои глаза, и испуганно отвернулась от меня в другую сторону. Возникла безумно неловкая пауза.       Девушка старательно избегала встречи со мной взглядом, нарочно заинтересованно рассматривая звезды в противоположном от моего лица направлении. А я не находил себе места, потому что не понимал, что происходит в ее головке. Она в ужасе от правды и хотела бы провалиться сквозь этот деревянный пол? Она растеряна и не знает, как теперь со мной себя вести? Она хотела бы большего, но стесняется?.. — Я же говорил: зря не боишься меня, — осторожно, будто подкрадываясь к противнику, произнес я, пытаясь заглянуть ей в лицо. — Я злой, опасный…       На мгновение я даже испугался своих слов сам: это ведь истина. Мы с ней совершенно разные, прав Чонган. Такой нежной и ранимой, пусть и заключенной в сильное тело, которое справляется с множеством трудностей, рядом нужен, наверное, кто-то другой, поблагороднее. Масамунэ?.. От внезапно возникшего имени в голове меня всего передернуло, едва не вывернув наружу. Я даже сам понимаю, что с ним ей будет лучше… — Зато у тебя светлая душа, — вдруг будто стрелой в сердце пронзил меня тонкий голос, такой чистый и явственный, будто сияние звезды. Мэй медленно обернулась, оказавшись внезапно такой близкой, и посмотрела мне в лицо настолько спокойно, что у меня в коленях почувствовалась слабость. — И я хочу тебе верить…       Глаза ее темные, с поволокой, манящие, как эта ночь, говорили со мной. В них уже не было страха. Ни капли. Ей должно бежать от меня куда подальше, но решительный взгляд ее вдруг скользнул по моим губам, которые я невольно облизал, внезапно ощутив на них привкус того терпкого чая, который моя колдунья заварила для меня в доме Чонгана.       Я взял в руки ее ладони бережно, стараясь почти не касаться их. Холодные подрагивающие пальчики послушно подались мне на встречу. — Замерзла совсем со мной, — почти не отдавая отчет в своих действиях, я положил ее руки себе на шею, горячую, как и все мое тело, воспламененное от одной близости с Мэй. Оказывается, покрытый снаружи льдом, я еще жив. — Так теплее, — улыбнулась красивая неведьма, невольно притянутая ко мне, и осторожно погладила подушечками нежных пальцев мою кожу. От невероятно приятных ощущений мои руки чуть сильнее сжали ее тонкие запястья, чтобы даже не думала теперь о побеге: — И мне…       Не ведаю, был ли во мне тот свет в душе, о котором говорила Мэй, но я чувствовал себя в эти мгновения зажженным в темную ночь фонарем, который озаряет все вокруг сильнее звезд. Мне хотелось совершить что-то невероятное, волшебное, запоминающееся на всю жизнь. С Азуми я никогда не испытывал подобных ощущений, это было что-то совершенно незнакомое, и оттого более притягательное.       Чувствуя, как между нами растет тепло, я поддался обуревающим чувствам и прикоснулся к ее губам. Боялся, что прервет нашу близость, но нет, ласковая гейша охотно приняла мой поцелуй, слегка коснувшись пальчиками моей шеи. Получив безмолвное разрешение, я совершенно перестал думать о том, как нужно и можно себя вести, и принялся покрывать ее прекрасное лицо поцелуями.       Идеально гладкий лоб, нежная кожа щек, трепещущие веки, аккуратный носик и снова манящие губы. И так по кругу, кажется, до бесконечности. Я дарил ей всю нежность, на какую только был способен, без остатка. Увлеченный страстью, даже не заметил, как мои руки сами собой скользнули в широкие рукава ее кимоно, и мои ледяные пальцы коснулись ее изящной спины, спрятанной под нижней одеждой. Мэй от прикосновения холода легко вздрогнула и открыла глаза, словно проснувшись ото блаженного сна. Я виновато улыбнулся, и она весело рассмеялась, обняв меня крепче, от чего мои ладони уверенно обхватили ее талию.       Я боялся разрушить волшебство нашей ночи и старался касаться ее только тыльной стороной пальцев, где кожа еще не была такой грубой от вечных мозолей. Не знаю, понимала ли юная уже не майко, что для меня значат все эти прикосновения к ее пояснице, лопаткам, скользящие движения губ по ее лицу, но я был абсолютно искренен в своих чувствах, пожалуй, как никогда.       Целуя ее, я ощущал себя тем самым темным небом, что над головой, которое сияет только если появляются звезды, похожие своим блеском на глаза моей очаровательной неведьмы. Прикасаясь к ней, я чувствовал себя льдом, который тает от искр страстного пламени, напоминающего привлекательность ее губ. Сближаясь с ней, я понимал, что становлюсь живым, смерть во мне отступает куда-то в глубину…       Я так долго ждал этих мгновений, что не позволил девушке, прильнувшей было к моей шее губами, перехватить у меня инициативу. Мне хотелось, чтобы она растворилась в моих ласках до изнеможения, до сбившегося дыхания и легкого стона. Она было снова рванулась к моим ключицам, но я успел первым достигнуть ее оголенных плеч, в легкую распахнув ворот ее кимоно. Роскошная, тонкая кожа оказалась под моими губами, исследующими каждый сантиметр ее тела. Ощутив всю сладкую истому, Мэй шумно выдохнула, прикрыв от удовольствия глаза, и прикоснулась щекой к моей голове, ласково поглаживая ее пальчиками сквозь волосы.       Как же трудно было сдерживаться, чтобы не превратить ласки в нечто большее, что может быть между мужчиной и женщиной… И, если бы не внезапный порыв сильного ветра, который буквально ударил нас волной холода, наверное, эта ночь стала бы совершенно иной в нашей жизни. Моя прекрасная неведьма прикосновения мороза к коже даже, кажется, не заметила, согретая моими объятиями, но зато я благодаря ему вернулся к суровой реальности, где хрупкий организм девушки вновь может охватить тяжелая болезнь. Скрепя сердце, взволнованное происходящим, я, словно отрывая от себя частицу тела, осторожно отнял ее руки от своей шеи: — Тише, нежная, — Мэй удивленно и будто сонно захлопала пушистыми ресницами, и я поцеловал ее ладони и пальчики, — сейчас горим, не чувствуешь холода, а завтра можешь заболеть…       Ничего не понимающая, она будто грустно осела, опустившись с коленей на пол и как-то отрешенно посмотрела в небо. Наверняка обиделась или надумала себе невесть что, опять придется извиняться.       Я заботливо расправил на ней воротник, как можно плотнее стянул на ней кимоно, и заглянул в ее задумчивые глаза. Девушка не ответила мне взглядом, словно не понимала, как вообще теперь себя вести, когда волшебство ночи прервалось буквально на полуслове. Надо было бы ей объяснить, что я хотел завершения, наверное, даже больше нее, но не имел права себе его позволить. Признаться, не только холодный ветер вернул меня к разуму. Скорее, наоборот, он был лишь предлогом, напомнившим, в каком мире я существую. Когда я стану ей совсем близок, я свяжу себя с ней навсегда, обреку ее на жизнь с наемником. Наивная бывшая майко еще не видела света, не осознавала всех трудностей моего пути. И я просто не мог, как искусный синоби, воспользовавшись ее доверием, выкрасть у нее шанс на нормальную жизнь…       Дорогу до дома мы молчали. Мэй шла впервые впереди, а я плелся в паре-тройке шагов за ней следом. Тело еще пылало от ее прикосновений, и я, не задумываясь, кутался в одежду, пытаясь как можно дольше сохранять эти теплые ощущения на коже. Сердце гулко отзывалось в груди, разрываясь от тоски.       Проводив ее до комнаты, я, проверив, что Сатоши и Масамунэ крепко спят, вскипятил воду и заварил, как умел, чай. Отчасти для того, чтобы будущая актриса согрелась изнутри, а отчасти для того, чтобы был повод повидаться с ней перед сном и убедиться, что она меня не ненавидит за резкий обрыв мгновений счастья.       Когда я, получив разрешение, вошел, то увидел, что девушка уже полулежала в постели. Лицо у нее было подозрительно бледное, будто все же простыла. Я протянул ей чашу, из которой шел к потолку пар, и она с благодарностью приняла ее, обхватив пальчиками: — Все хорошо? — мой вопрос объял сразу несколько: и о самочувствии, и о мнении насчет меня. Лишь бы не солгала, застигнутая врасплох, и поняла, к чему я клоню. Очаровательная неведьма легко коснулась лба и устало произнесла: — Голова кружится… — Так и знал, — я невольно присел на корточки и прикосновением ладони проверил температуру. Если разболеется, никогда себе не прощу. — Не поэтому, — усмехнулась вдруг коварная лисица, поймав на моем лице растерянность.- Спокойной ночи, Кадзу. Гейша, что с нее взять. Хитрая кицунэ. Меня моим же оружием…       Не в силах сдержать улыбку, я кивнул и вышел в общую комнату. После такого душевного переворота сложно было заставить себя работать, но это было необходимо, в первую очередь, для самой Мэй. Вряд ли я когда-нибудь услышу от нее слова благодарности на этот счет, но зато буду сам спокоен, что сделал все ради ее безопасности…