Первый снег

      В который раз за последнее время преодолевая путь по знакомым тропкам, я старался ни о чем не думать. Вернуться и устроить скандал я не мог: кто я такой для Мэй, чтобы даже возмущаться? Мне ясно дали понять, что будут держать на расстоянии вытянутой руки, но и отпускать не хотят. Нечестно, больно, но я сам виноват, не сдержался, поддался чувствам. Перетерпи бы - сейчас было бы легче.       Араи, Такао, кто еще будет около нее крутиться? В таком состоянии нельзя уходить на задание, можно наломать таких дров от злости, что потом не разгребешься. В прошлый раз моя ярость вылилась в тяжелое ранение, после которого пришлось прогуляться до темницы. Правда, в итоге я обрел больше, чем потерял… Может, и волноваться не из-за чего? А как же танец? Она танцевала для меня!..       И так по кругу часами, до головной боли. Собираясь себя успокоить, заводился только в итоге еще больше. Ревность, ослепляющая сознание, - дурной спутник для синоби, который обязан всегда быть спокойным и трезво мыслящим. Обжигающая страсть - и вовсе страшный сон для «крадущегося».       Вот почему в нашей деревне я не встречал брака по любви: это больше договор, обоюдно выгодный союз для продолжения рода. Мудрыми людьми здесь было задумано так, чтобы никто не мучился и не страдал от неразделенных чувств, сосредотачиваясь лишь на службе клану, и я не думал, что когда-нибудь сам попаду в такую ловушку.       Наоми выросла редкой красавицей, на зависть другим куноити. Для укрепления дружбы между ее семьей и семьей Шина с самого ее рождения она была обещана Хонгу. Это было настолько обыденным, что даже никто не обсуждал какое-то другое мнение и не спрашивал желания будущих молодоженов.       Однажды я сидел на дворе и точил сюрикены перед занятием по метанию. Где-то со стороны сада послышалось тихое всхлипывание, и я настороженно приподнял голову. Кто тут может плакать? Мама Сатоши умерла год назад от тяжелой болезни, мужчины слезы не роняют без дела. Догадавшись, что это Наоми, я еще какое-то время прислушивался, решая внутри, стоит ли попытаться узнать, что случилось, но в результате с места не двинулся, осознавая, что со мной, юношей - чужаком, девушка все равно не станет секретничать: я же не ее подружка.       Однако вдруг звуки плача стали приближаться, остановившись неподалеку от меня. Тонкий силуэт с красивыми, покрасневшими от слез, глазами выглядывал на меня из-за криптомерии, растущей почти у дома. Я вопросительно приподнял бровь, понимая, что девушка явно хочет со мной поговорить. - Кадзу, - голос у нее был приятный, нежный. - Ты занят? Видела прекрасно, чем я занимался, но все равно спросила. Тяжело вздохнув от предчувствия нелегкой беседы, я отложил в сторону ножи: - Нет, говори, плаксивая. Она улыбнулась, утерла слезы и присела рядом: - Хотела спросить, - но осеклась, столкнувшись с моим холодным взглядом, и отвела глаза в сторону, явно теряя свою решимость на ходу. Я ухмыльнулся, развеселившись ее робостью, и снова взялся за работу. Под звуки скольжения по бруску лезвий куноити наконец заговорила. - Хотела спросить, почему ты всегда молчишь, один ходишь.       Я удивился этому вопросу. Не думал, что она вообще замечает меня. С тех пор, как я пришел в их дом, прошло уже добрых десять лет, но я не стал полноценной частью их семьи, предпочитая одиночество и уединение. Как и подобает синоби, жил в тени, вынашивая план мести за родителей, и больше ни о чем не думал, день за днем готовясь к самому главному своему бою. - Я не люблю, когда много людей: мешают думать.       Дом их, правда, был как постоялый двор: всегда толпа народу, шумный Сатоши вовсе стоил троих. Даже если кто-то из членов семьи отсутствовал на задании, то и тогда не наступала долгожданная тишина: обязательно кто-нибудь являлся за лекарствами к Чонгану, задерживаясь на пустую болтовню часами. - А о чем ты думаешь? - с интересом спросила Наоми, подвинувшись чуть ближе.       Я ухмыльнулся снова, смерив ее взглядом. Хоть и куноити, привыкла слушать о смерти, но не хотелось расстраивать ее разговорами об отмщении: и так глаза на мокром месте. Она какое-то время помолчала, видимо, еще надеясь услышать мой ответ, но в итоге заговорила сама. Видимо, только за этим и приходила: остальное было лишь предлогом к излиянию души: - А я думаю о Хонге. Хонг - выскочка и самодовольный индюк, у нас с ним взаимная нелюбовь, но девушке об этом не сказал, в конце концов, это наши, мужские разборки: - И что? - Я не люблю его, - спокойно произнесла Наоми, искоса следя за моей реакцией.       Любовь в том возрасте мы понимали совсем иначе, по - детски. Нам казалось, что это сложное чувство - это лишь восприятие человека по духу. Сын Шина девушке, видимо, не был близок по взглядам. - Его никто не любит, - пожал я плечами, ничуть не солгав: другие ученики разделяли мои чувства, ненавидя Хонга за его заносчивость и стремление быть лучшим. - Как и тебя, - тихо добавила сестра Сатоши и коснулась моей руки. Я невольно уставился на ее пальчики, едва дотрагивающиеся до моих. - А я тебя люблю.       Она поцеловала меня так нежно и приятно, что я, очарованный совершенно новыми ощущениями, даже не сразу додумался ее остановить. Никогда прежде я не был близок с девушками: они избегали меня, угрюмого и мрачного, симпатизируя веселому Сатоши, а я не слишком интересовался ими, предпочитая выплескивать всю энергию на тренировках. Наоми наконец оборвала касание и отодвинулась от меня на место. Не зная, что сказать, я молчал, она тоже…       Через пару дней мы с учениками сидели за каллиграфией, раз за разом выводя одни и те же черточки и доводя каждое движение руки до совершенства, как вдруг из соседнего дома, где занимались куноити, раздался стройный единый женский визг. Схватившись за палки, служившие юным синоби оружием, мы вместе с учителем рванули к нашим соседям, предчувствуя беду.       Наоми лежала на полу, тело ее содрогалось от конвульсий. Рука слабо сжимала склянку с ядом.       На ее похоронах, на которые согнали всех молодых членов клана, никто не плакал, даже члены семьи. Досадная ошибка для синоби - не распознать чистый травяной и чай с опасными примесями - не повод для слез. Только я стоял в стороне и впервые за столько лет некрасиво шмыгал носом, будучи единственным, наверное, на этом свете человеком, который понимал, что никакой случайности не было, девушка просто не хотела жить от безысходности: слишком гордая для невыносимого брака с Хонгом, влюбленная в чужака без рода и племени. Я много думал и вспоминал в пути. Как назло, память подкидывала лишь подобные зарисовки, где не было даже лучика света, будто все мое существование - это череда бед и тревог, начиная с гибели отца. За последние годы я настолько привык к подобному образу жизни, что уже и не пытался разорвать этот порочный круг трагедий. Смерть стала постоянной моей спутницей, а иногда и даже подругой в боях.       Ложась спать в одном из постоялых дворов, я попытался напрячься и найти в своей прошедшей жизни хоть что-нибудь приятное или веселое. Удивительно, но все, что я смог припомнить, от чего не хотелось погрузиться в тягостное молчание, было связано с бывшей майко.       Колдовство это было или нет, но я действительно будто становился другим рядом с ней, и вся жизнь точно окрашивалась в цвета радуги. Появилось множество поводов злиться и страдать из-за нее, но взамен возникли моменты, когда где-то внутри становилось теплее.       Даже убивая меня своим равнодушием или предпочтением другому, Мэй умудрялась заставлять меня чувствовать себя живым, способным на чувства. Синоби нельзя быть эмоциональным, но иногда так хотелось хотя бы ненадолго приподнять маску со своего лица и побыть самим собой, тем мальчишкой, что вырос в Аогавара и верил в сказки. Он почти погиб во мне под глыбой льда образа жизни «крадущегося», был задушен выдержкой и испытаниями на прочность, но я благодаря юной гейше иногда о нем вспоминал, касаясь таких глубоких струн своей души, о существовании которых, наверное, не догадывалась ни один человек на этом свете.       На следующее утро, проснувшись совершенно бодрым и свежим, я продолжил путь. Меня не тревожили кошмары, что было уже удивительным, хотя я боялся, что мне приснится что-нибудь мерзкое о Такао и Мэй, и я как-то внутри себя даже успокоился. Возможно, и не было никакого танца, я же ушел рано. Напридумывал себе глупостей, и сам же сделал себе хуже. От такого самовнушения стало куда веселее на душе.       К середине дня тягостные мысли вернулись, но я постарался не дать им воли, сосредоточившись на работе: нужно продумать легенду появления самурая в округе замка даймё. Случайных людей там не бывает, будут проверять документы. С этим проблем не будет, я даже не переживал, украду, куплю, - дело десятое. Куда сложнее подобраться к важным чинам и заставить их говорить на нужную тему, не вызывая подозрений. Хорошо, что Шин нас нещадно муштровал, заставляя отыгрывать различные сценарии.       Весь последующий день я занимался созданием нового себя. В одном из гостиничных домов в комнату, снятую на ночь за хорошую оплату, вошел усталый путник, а утром через черный выход выскользнул богато одетый человек с высоко забранным хвостом. В замерзшей луже я рассмотрел себя и остался вполне доволен своим мастерством: не Сатоши, конечно, но тоже неплохо, похоже.       Молодой господин Мацумура - улыбчивый красавец-щеголь, приехавший из далеких земель проситься на службу к даймё после смерти своего отца, который когда-то сам защищал честь дома феодала, вместо завтрака прогулялся по центральной улице города, заглянул в один странный дом, откуда вышел с бумагой, на которой красовалась гербовая печать, спрятал ее в одежде и направился исследовать окрестности. Спустя некоторое время обзавелся хорошим скакуном и стал совсем похож на будущего самурая.       К обеду Чикао Мацумура (да, нежная, придумывая себе фамилию, я вдруг почему-то вспомнил о сосне (*прим: «мацу» - сосна)…) знатно проголодался и отправился в таверну, где, навострив уши, послушал новости в округе. Не уловив ничего интересного, снова стал бродить по улицам. План действий в его голове все никак не рождался, и это его злило, хотя на лице младшего господина Мацумура играла беззаботная улыбочка. Интересно, столкнись мы с тобой сейчас, ты бы меня узнала?       К вечеру пришлось ни с чем вернуться в гостевой дом. Поддержание образа богача быстро опустошало и без того скромные мои карманы, а я даже на йоту не приблизился к тем, кто мог бы дать полезную информацию о Такуме Годо. Переодевшись в свое привычное одеяние, тем же вторым ходом я вернулся в город. Удачно подвернулся какой-то ротозей, засмотревшийся на проходившую к чайному домику гейшу, прятавшую свои тонкие запястья в длинных рукавах. Она бросила на мужчину игривый взгляд из-под черных ресниц, а я в это мгновение подрезал его поясную сумку. Эх, женщины, нам одни беды от вас!.. Бедняга, когда с него сошло колдовство очарования, заметил пропажу, но было слишком поздно: я уже был далеко, впервые за последнее время искренне улыбаясь ловкости своих рук и злой иронии судьбы, раз за разом сталкивающей меня с актрисами.       Последующие дни господин Мацумура вел себя очень странно: постоянно посещал лавки, рынок, присутственные места и заводил различные знакомства среди простого и не очень народа, выискивая ходы на замок даймё, ведь заявиться туда без поддержки и связей было бы верхом легкомысленности и непрофессионализма. В один из таких дней он наведался в кузню, где приобрел катану, выложив за нее последние деньги. Длинный меч в ножнах на поясе мешался, путался в ногах, но какой из него благородный воин без соответствующего оружия?       Так и вел двойную жизнь господин будущий самурай: днем - высокородный несмышленый юноша, а ночью - хитрый и опасный синоби, обирающий тех, кто потерял бдительность за своим кошелем. Слава богам, обходилось без жертв: работал чисто, как по науке «крадущихся». Лишь единожды пришлось воспользоваться ножиком: надо было подбодрить разбушевавшегося пьяницу, который неожиданно оказал сопротивление.       Был и неудачный день у Чикао Мацумура. Улыбающийся во весь счастливый рот, как дурачок, он нарвался неожиданно в таверне на какого-то пожилого мужчину, который, услышав в беседе его фамилию, заявил, что знал отца будущего самурая и искренне скорбел вместе с лже-господином. Чуть не засыпался Чикао, когда странный незнакомец стал просить вместе вспоминать годы службы его родителя. Хорошо, что старик почти сразу раскусил, что Мацумура глуп, хоть и очень добр и открыт, и перестал его расспрашивать. Зато умен был тот второй, что был синоби, и быстро сообразил, что надо воспользоваться связями ушедшего на покой самурая. - Господин Ивасаки, - протяжно произнес Чикао, намеренно растягивая гласные и подливая своему собеседнику еще саке. - Хочу быть как отец! Старик еще раз окинул взглядом молодого амбициозного, но непроходимо бестолкового юношу, решительно замотал головой: - Нет, парень, не для оружия явно твои руки, тебе бы пить да с таким лицом девок любить!.. - он рассмеялся своей шутке сам под дружный гогот собравшихся вокруг стола. - Поищи себе счастья в другом месте! С непривычки столько пить было тяжело, так что господин Мацумура уже даже начинал не играть, а, правда, становиться пьяным. Естественный румянец появился на его щеках. - Я справлюсь, господин Ивасаки, - противным голосом продолжал давить молодой парень, стараясь не терять трезвости ума, хотя перед глазами уже начинало все расплываться. - Проверьте меня!       Ёкай, что несу. С дурачков, особенно пьяных, всегда спрос небольшой, но меня уже и вправду начинало заносить. Если вдруг вздумается мужчине и вправду посмотреть, на что способен, придется драться, сразу станет понятно, что владею я оружием не как высокородный. Как бы вовсе не распознали синоби под личиной богатого господина. Бывший самурай удручённо покачал головой, не веря в возможности претендента на роль благородного воина: - Нет, юный Чикао, выбери себе путь попроще, - и поклонившись одной головой остальным, покинул таверну. Кто-то еще насмешливо подшутил над глупым молодым господином Мацумура, но он этого почти не слышал, направляясь на улицу, чтобы наконец вдохнуть свежий морозный воздух и аккуратно растереть лицо снегом, стараясь не испортить грима.       На следующий день случилось нечто необыкновенное. Чикао вечером гулял по центральной улице, раздумывая о плане дальнейших действий. С одной стороны, складывалось удачно: в городе появилось много знакомых, а с другой, выходило кисло: все они были абсолютно бесполезны. Проходя мимо общественного чайного домика, младший господин Мацумура какое-то время остановился и в раздумьях посмотрел на его сёдзи. В голове крутились слова старика Ивасаки о том, что такой красивый юноша явно будет пользоваться успехом у женщин. Не зайти ли с другой стороны к приближенным даймё, раз дурачок - несостоявшийся самурай не сумел внушить доверие?       Невольно еще раз посмотревшись в свое отражение лужи, щеголеватый молодой человек решительно отодвинул створку дома. На входе оказалась приветливая гейша, которая, не опуская подобострастной улыбки с выбеленного лица, поклонилась явно обеспеченному господину и пригласила его присесть за один из столиков в ожидании особого внимания со стороны актрис. Чикао ослепительно улыбался, оглядываясь по сторонам. Запасной выход - направо, кухня - слева, в зале несколько знакомых лиц, остальных не видел, но, судя по одежде, - птицы высокого полета. Может и выгорит. Вокруг мужчин, скрадывающих тяготы своей будней за чаем, вились прекрасные гейши, их блеск и шарм распространялся будто сразу на всех и окутывал каждого.       Будущий самурай чуть не засмотрелся, очарованный всеобщим движением красоты, и едва не пропустил мгновение, когда одна девушка в роскошном кимоно присела на колени рядом с ним. - Господин Мацумура, - прощебетал ласковый голос, - меня зовут Микки, позвольте скрасить ваш вечер. - Прошу, Микки, - юноша щедрым жестом указал на чайник, появившийся в девичьих тонких руках, а сам стал изучать ее. Не гейша, майко: красный ворот, яркая одежда, скромный румянец на лице. Хороша собой, но до Мэй ей далеко. - Ты еще ученица, кр… Красавица? Чуть не сорвался, задумавшись о своей неведьме. - Да, господин, я ещё учусь, но я уже многое умею, - Микки улыбнулась и, взглянув из-под ресниц, стала разливать напиток по чашам. Ей явно нравился Чикао, и она плохо это скрывала. - Знает ли господин легенду о любви Асагао?       Молодой человек не знал и попросил рассказать. Она с охотой принялась повествовать о бедной девушке Миюки, которая очаровала юного господина своим голосом, но влюбленным пришлось было расстаться на время. Возлюбленный подарил на память перед разлукой веер с вьюнком, и этот цветок стал символом их любви. Шло время, девушку отец решил выдать замуж за другого, и тогда она стала плакать так долго, пока не ослепла. Родители отвергли беднягу, она была вынуждена бродяжничать и петь в чайных домах, чтобы не умереть с голоду, называя себя Асагао. В одном из таких заведений однажды, услышав ее имя и ее голос, молодой господин узнал в исхудавшей певунье свою любимую. С тех пор влюбленные были вместе.       Чикао в конце легенды рассыпался в хвалебных словах, пораженный умением тронуть сердце чудесной историей. Мэй рассказала бы лучше. Микки счастливо заулыбалась, явно радуясь своему успеху рассказчицы. - Нравится тебе быть майко? - спросил будущий самурай. Никогда он не задавал этот вопрос своей гейше, но ему действительно было интересно, что чувствуют девушки в подобной роли. Ученица кивнула: - Господа щедрые бывают. Подарки дарят, - она как бы невзначай провела рукой по своему кимоно, явно дорогому. - Одевают хорошо. Да, такие подношения явно ценные. Мэй такое бы тоже подошло, надо будет поискать умелую швею, пока есть возможность. - И у майко уже есть на примете данна? - поинтересовался нагловатый юноша, отпивая искусно заваренный чай, Девушка заметно вздрогнула при упоминании покровителя, но быстро приняла беззаботный вид: - Ещё нет, господин.       Судя по тому, как странно загадочно улыбнулась, скользнула невесомо по лицу красивого молодого человека, она была бы не против, если бы такой попечитель появился сейчас. Теперь понятно, как попадаются в сети мужчины в этих чайных домах: если хочешь быть околдованным женственностью, здесь нанесут фатальный удар нежным взглядом, робким шепотом и тайной едва приоткрытых запястий. Жаль было даже девушку: зря старалась, ведь младший господин Мацумура, а точнее его настоящее «я», уже давно пал жертвой такого волшебства актрис.       Оплаченное время быстро закончилось, и Микки не без сожаления распрощалась с юношей, взяв с него обещание еще навестить ее. Хорошо в итоге провел час, но бестолково: ученица не имела еще нужных связей, что означало необходимость подбираться к опытным гейшам. Но таких, конечно, мало интересовал юный щеголь, хотя явно и нравился своей улыбчивостью и безобидностью.       Юный недосамурай уже было отчаялся, что и весь остаток дня пройдет без пользы, как вдруг в чайном доме появилась девушка, чей силуэт показался ему до боли знакомым. Темные глаза, тонкая талия в изысканном кимоно… Быть не может.