Первый снег

      Корни зла тянулись, оказывается, куда дальше, чем предполагалось ранее. А раз так, трогать семью господина Исиды было нельзя, чтобы не привлекать повышенное внимание сверху. Клан никогда не влезал в подобные политические интриги. Сложно даже представить, что теперь Такао согласится взять заказ Мэй. Но об этом нужно думать уже за пределами округа в полной безопасности.       С другой стороны, никто не говорил, что даймё честен. Но проверить его слова здесь сейчас не представлялось возможным: у нас был лишь один козырь — это единственный наследник, но, судя по тому, как предводитель самураев равнодушен к угрозам, подобный аргумент не заставит его говорить правду. Надо уходить, пока целы. Я обязан вернуться живым: если дзёнин откажет, кроме меня и ронина, неведьме помочь некому. А если припомнить, что Масамунэ всегда на грани самоубийства, то из надежных напарников у гейши оставался лишь я. — Если информации нет, обмен не состоится, — сохраняя холодный тон, произнес я, не отпуская оружия от горла Ринтаро Исиды. Пожилой мужчина слегка прищурился, заметив, что я упрям. Я счел это приглашением к дальнейшим переговорам, в которых без вранья обойтись уже не могло. — В таком случае дайте нам уйти за ворота вашего замка, где нас ждут наши люди. Если мы не вернемся в течение часа, они нападут. Жизнь за жизнь. Так будет честно, верно?       Даймё еще какое-то время смотрел на то, как лезвие моего ножа сверкает в лунном свете у шеи его наследника, по лицу которого все же прошелся тревожным взглядом, а затем взял себя во властные руки и произнес с ухмылкой: — Верно. — Бесстрашный, умный: не уверен, что я лгу, но на риск идет разумно. Уважаю. — Мне и самому хотелось бы, чтобы вы поскорее покинули мой дом.       Я кивком головы указал ему на сёдзи, медленно и аккуратно делая два шага назад от Ринтаро, понимая, что для окружавшей местность охраны нужно будет изображать мерное шествие двух господ в сопровождении стражника и актрисы. Однако мужчина нахмурил и без того испещренный глубокими морщинами лоб, не двинувшись даже со своего места: — Глупо было бы позволить столь опасным людям оставаться позади себя. — Точно умный. Достойный соперник. Жаль, встретились при не самых лучших событиях. — Так же глупо, как позволить себе идти перед господином, в чьем доме полно стражи, — ухмыльнулся я краем рта. Даймё ответил тем же.       Наш короткий словесный поединок явно завершился ничьей. Никто не хотел уступать инициативу в сложившейся обстановке, прекрасно осознавая, что каждый готов воспользоваться шансом и перерезать глотку своему противнику, представься удобный случай. — Что ж, тогда мы с вами идем впереди, а мой сын и госпожа будут позади, — правильно рассчитав, что я опаснее Азуми, мужчина указал мне на дверь, вежливо кивнув девушке. - Так будет честно, верно? — Верно, — моя насмешливая улыбка ему явно понравилась, словно он не боялся меня, а присматривался ко мне.       Залог успеха в битве — правильно прочитать своего врага и держать самого опасно ближе, чем друга, никогда не упускать из вида. Неоднократно в этом убеждался. И теперь, когда мы шли рядом с даймё и, казалось бы, смотрели на спины впереди идущих Азуми и Ринтаро, но на самом деле краем глаза следили лишь друг за другом. Не удивился бы, если бы узнал, что он понял, кто я, верно определяя, что нет никого коварнее синоби.       Впрочем, в ту ночь коварство как раз не входило в мои планы: было не до него. Пока беспрепятственно следовали по двору, я заметил, как мужчина, шагающий, пусть и не слишком бодро, но вполне уверенно, кивнул проходящему мимо стражнику, и тот ответил встречным поклоном, скользнув по мне взглядом. Это означало одно: либо я излишне насторожен, либо господин действительно передал приказ убить нас, едва замок окажется за нашими спинами, и найти тех, кто пришел вместе с нами. И если это все же не навязчивый бред, то дело дрянь.       Доведя нас до ворот, как и было оговорено, старший господин Исида широким жестом показал на открывающиеся створки, за которыми начинался темный лес. Я, практически не отводя от него взгляда, церемонно ему поклонился вслед за Азуми. Поворачиваться спиной к нему, его сыну и двум стражникам было не страшно, нет. Это другое: ощущение холода по коже, когда чувствуешь, как тебе в спину смотрит смерть. Несколько раз испытывал подобное и уже не мог его ни с чем другим спутать.       И когда в землю вместо моего следующего шага в снег вонзилась стрела, я понял, что не ошибся со своими чувствами. Хорошо, что Азуми не нужно было ничего объяснять: опытная куноити, она подхватила подол своего кимоно и, насколько это было возможно, быстро, петляя, бросилась бежать вслед за мной в лес — единственное убежище от погони.       Синоби умеет теряться в таких местах, умело скрываясь и маскируясь, особенно в снегопад. Дважды мимо нас, лежащих под небольшим навалом снега, проходили шестеро стражников, но каждый раз света луны и находчивости им не хватало, чтобы понять, что мы буквально в шаге от них. Оставаясь ни с чем, они бродили вокруг да около, пытаясь распознать следы, которые нещадно размывал падающий с неба снег. В тупик их ставило, что остались отпечатки лишь мужских ног, а затем и они неожиданно обрывались. Даже не догадавшись, что девушка шла за мной след вслед, они стали шумно обсуждать, куда подевалась гейша. Пораскинув остатками мозгов, в итоге пришли к выводу, что, скорее всего, она спряталась, поскольку в таком наряде, что было правдой, далеко не убежать.       Следя за ними из-под снежного покрова и навала веток, я тоже думал. Их правда: Азуми не сможет бегать по сугробам в такой одежде, хотя выносливости ей не занимать. Надо же: никогда не думал, что еще поработаем вместе, и вот пожалуйста. — Вы двое, идите за собаками, они как раз три дня не ели, пусть попробуют найти, — вдруг произнес, видимо, наиболее смекалистый из стражников.       Куноити перевела на меня безмолвный вопросительный взгляд. Она не боялась, как и полагается профессии, но была крайне напряжена, прекрасно понимая, чем может закончиться наше приключение. Я ответил ей однозначным злым взором: до замка они не дойти не должны.       Когда отправленные за собаками двинулись в нашу сторону, я оставил девушку в укрытии и сам последовал за стражниками, как тень. Отведя их на достаточное расстояние, расправился с каждым настолько тихо, насколько был способен: один захлебнулся собственной кровью от проникновения сюрикена в горло, а второй даже не успел вытащить меч из ножен, когда я спрыгнул на него сверху с толстой ветки дуба и свернул ему шею. Никак нельзя было пачкать его одежду кровью: она еще была мне нужна.       Наспех переодевшись в его кимоно и броню, пропитанную чужим запахом пота, переобувшись и спрятав разутые тела, я поспешил обратно, прекрасно зная, что времени не так много: оставшиеся ждать скоро поймут, что их соратники слишком долго ходят, и начнут искать. Вторая пара обуви пригодилась для Азуми. Конечно, импровизированные сапоги были ей велики, но в них все равно было удобнее бежать, чем в зимнем варианте гэта гейши, в которых возможно лишь быстро семенить ногами.       Так, перебежками, мы добрались до гостиницы, в которой снимал комнату господин Мацумура и в которой на заднем дворе дожидалась лошадь. Распутывая повод у коновязи, я услышал какие-то посторонние мужские громкие голоса, с которыми отчаянно спорил хозяин гостевого дома. Без слов, по одним лишь звукам, было понятно, что ищут нас среди постояльцев, чему пытается препятствовать владелец заведения, блюдущий покой своих гостей, один из которых уже возмущенно кричал, видимо, разбуженный наглыми воинами. Я осмотрелся по сторонам: как назло, больше ни одной хорошей лошади рядом. Не всегда же должно везти. — Езжай домой, доложи Такао обо всем, что слышала, — я помог сесть на коня Азуми, которая нерешительно озиралась вокруг себя, будто уже предчувствовала окружение. - Уговори его взять заказ Мэй. — А ты?! — девушка пододвинулась ближе к шее животного, уступая мне место рядом. Никогда не забуду эти черные глаза, которые расширялись с каждым мгновением все сильнее от осознания моего решения: перегруженная лошадь долго не вынесет, а кто-то должен принести новость в клан: — Не трать время, делай, что должна. — Нет, — она зло, по-настоящему с переживанием рыкнула сквозь зубы, удерживая нервно танцующую лошадь. — Уходим вместе! Ненавижу уговаривать. Особенно когда выбор очевиден. — Ты забыла, кто ты? Мы не благородные самураи, — минуя ее тяжелый взгляд с оттенком мольбы, я нахмурился. — С задания вернуться должен хотя бы один, хотела же поработать вдвоем снова — так, давай, работай!       Темноволосая девушка хотела было что-то возразить, но я больно стегнул своего скакуна мечом по крупу, от чего тот взвился на задние ноги и рванулся с места, агрессивно храпя. Азуми обернулась дважды, давая мне шанс уйти вместе, но я делал вид, что не смотрел на нее. Я сработал криво: навлек массу неприятностей на свою и чужие головы, надо самому и прибирать.       Впрочем, справедливости ради, надо сказать, что я погибать не собирался. В мои планы входило отвлечь внимание на себя и дать время гейше Айко покинуть город, пока на выезде еще не слышали о случившемся в замке даймё. А потому перво-наперво я, аккуратно, избегая столкновения со стражниками, прогуливающимися по улицам, наведался в еще один свой тайник. Там переоделся в простолюдина, оставив себе из оружия лишь верный нож и десяток сюрикенов в рукавах и слившись с толпой зевак, неожиданно обнаруженной у знакомого дома, увидел, как три сурово выглядящих воина устраивают погром в швейной мастерской, в которой недавно господин Мацумура делал свой заказ.       Именно его, а точнее информацию о нем и искали эти стражники, выпытывая хоть какие-то сведения о клиенте из бедной мастерицы, на которую явно навел хозяин гостевого дома. Однако, надо отдать должное: женщина держалась храбро и отказывалась с ними вовсе разговаривать, судя по звукам, долетавшим из дома. Инцидент перерастал в противостояние власти и простого народа, который, внезапно для воинов, поддержали несчастную криками и угрозами. В ходе разборок два стражника вывели из дома швею и поволокли в тюрьму за оказание сопротивления. Люди, столпившиеся у ее дома, возмущенно закричали, сочувствуя несправедливо обвиненной, но никак не решались восстать открыто.       Для таких дел и нужны были синоби — известные в провокациях специалисты. Схватившись за камень, я, разделяя народный гнев, швырнул его прямо в голову одному из воинов. Этого знака было достаточно, чтобы все стражники бросились в толпу, напрочь забыв о женщине.       Воспользовавшись неразберихой, я скользнул в сам дом, где без труда нашел кимоно, которое предназначалось для Мэй. Свернув небрежно, как попало, я сунул его в мешок, попавшийся под руку, и, воспользовавшись черным ходом, который приметил еще в прошлый визит, оказался на соседней улице, где еще слышались возмущенные крики простых горожан и жалкие попытки остановить бунт со стороны власти.       Но меня это уже не волновало. Я был в полной прибыли: жив-здоров, с добытой ценной информацией, еще и с подарком в придачу. Может, я рожден под счастливой звездой?       Зимний лес — источник множества проблем для синоби: остаются следы, сугробы коварны: под ними прячутся глубокие ямы и сухие ветки, от которых треск слышен на сотни метров. Но я был совершенно спокоен, петляя между деревьев: даже если спустят собак, если пустятся в погоню, — меня уже сложно найти. Особенно приятно грело душу, что все-таки сумел уйти не с пустыми руками: скомканное наспех кимоно наверняка порадует Мэй, когда узнает, кому перешла дорогу со своей таинственной печатью. А чем еще можно поднять настроение прекрасной гейше?       Об этом, перебирая в уме варианты других способов, помимо кимоно, веера и кандзаси, я рассуждал, сворачивая к одним богам ведомым тропкам, ведущим в сторону родной деревни. Попутно заглянул в тайник, переоделся, скинув наконец с себя одежду простолюдина, от которого за версту несло подобострастием перед господином и выслуживанием. Свободолюбивое темно-коричневое кимоно синоби окружило меня, и стало совсем весело: не в этот раз, опять не в этот. Забавно.       Спустя какое-то время я вышел на дорогу, которая через лес спешила к бывшему парому, где теперь лежала подо льдом река. На снегу появились явные отпечатки копыт: значит, Азуми тоже была в порядке, следовала домой. Хорошо. Почему-то даже не напрягло осознание, что в перспективе придется убеждать Такао взяться за почти невыполнимый заказ, будто внутренний голос, к звукам которого часто приходилось прислушиваться, подсказывал, что и здесь сладится дело, раз уж я такой везучий.       Следуя по пути, проложенному скакуном господина Мацумура, я размышлял и о далеком будущем, чего прежде со мной не бывало. Имеет ли право затравленный дикий зверек на личное счастье, неделимое на части с кланом? Что притворяться, когда очевидно всё: я уже не тот, что был раньше, появилось в моей жизни нечто большое и светлое. Звук ее голоса стал слаще звона монет, движение ее тела — притягательнее трепета жаркого огня, ее взгляд — сильнее удара меча, ее улыбка — важнее собственных принципов. Я любил тебя, неведьма. Здесь, в объятиях зимы, я впервые честно себе в этом признался, хотя не был уверен, что точно понимал значение слова «любовь».       Ведь этим понятием я редко пользовался в общепринятом, теплом смысле. Я не помнил почти, как нежно обнимает мать, как ласково треплет по голове отец, в деревне синоби все эти чувства заменила строгость и твердость духа новых родственников, благодаря которым я до сих пор дышал. Любовь как привязанность была у меня лишь к ниндзя-то, который был первым боевым трофеем, но и тот пришлось в этот раз бросить, скрываясь, но вместо него прихватил подарок. Глупый поступок. Но, слышал, все влюбленные глупы.       Удивляясь сам своим мыслям, я вдруг услышал где-то вдалеке многоголосое ржанье лошадей и перекрикивания всадников. Они уходили куда-то в противоположную сторону, а потому я напряженно всмотрелся вперед. Не хватало еще, чтобы догнали Азуми. Пришлось поспешить и оставить на потом странные, непривычные ощущения внутри и размышления.       Однако, сколько я ни продвигался вперед, внимательно всматриваясь в следы своего коня, я не находил признаков возникновения затруднений у куноити. Через добрую сотню-другую шагов я успокоился и хотел было вернуться к себе, как вдруг четко ощутил, что мне смотрят в спину. Когда не первый раз чувствуешь такой определенный взгляд на себе, уже отличаешь его из сотен: не человек. Ёкай.       В деревне было не принято безделье: нужно постоянно постигать азы искусства боя и философию жизни «крадущихся». Но иногда юным синоби было позволено отдохнуть от будних забот, особенно в преддверии праздников и проводить время в кругу близких.       Я не любил семейные торжества. Да и какие они «семейные», когда у меня не осталось ни одного кровного родственника, возле которого можно было бы отогреться душой от тягот новой жизни. Пока весь дом, как обычно, стоял на ушах, организовывая уборку, я сидел в саду Чонгана и, делая вид, что ногами чищу от снега дорожку, ведущую к жилищу, на самом деле, старательно избегал навязчивого общества своего окружения, суетливой радости которого я не разделял.       В один момент из дома вышел пожилой лекарь, заметил, что я откровенно отлыниваю от подготовки к празднику и подманил к себе. — Скучно? Я неопределенно пожал плечами. Мне тринадцать, я уже привык ко всем местным порядкам и не мучился тоской, но удовольствия от происходящего за восемь лет пребывания в клане так и не научился получать. — Тогда пошли со мной, — дед Сатоши прошлой осенью получил серьезное ранение, после которого не смог помочь сам себе, и теперь всегда прихрамывал, опираясь на толстую палку.       Меня многому научили в деревне. В том числе не задавать вопросов старшим синоби. Они лучше меня знают, куда мне следует идти. Я беспрекословно последовал за Чонганом, хотя конечную точку маршрута уже можно было даже не угадывать: горы. Только туда время от времени прогуливался мудрый лекарь.       Я молча, сидя на пеньке, следил за тем, как он собирал какие-то замерзшие ягоды, равнодушно наблюдал за сбором коры, каких-то листьев жухлых. Это почти так же интересно, как чистка дорожки у дома. — Здоровый, как конь, а старик таскает корзину, — ворчливо пробубнил Чонган и всучил мне свою тяжеленную ношу, наполненную до краев. Я, правда, был одним из самых рослых, но ужасно худых, жилистых парней в деревне. Но и мне корзина показалась нелегкой, пришлось даже взяться двумя руками за ее ручку, чтобы не уронить. Пожилой синоби окинул взглядом мои руки, сквозь белую кожу которых проступили вены, и насмешливо крякнул. — С чего вообще Такао взял, что из тебя выйдет толк?       Отвечать, дерзить было нельзя: палка Чонгана меня хорошо обучила этикету. Можно только хмуриться и смотреть исподлобья своим колючим взглядом. — То, что ты шустрее и ловчее других, еще ни о чем не говорит, — неожиданно смягчился лекарь, приглаживая седеющую бородку, и вдруг улыбнулся глазами. — Посмотрим, что будет через пару лет на посвящении. А пока, давай, злой ёкай, неси домой корзину и возвращайся обратно.       Я невольно ухмыльнулся такому странному, но приятному комплименту и двинулся в обратный путь. Где-то уже недалеко от поворота к домику у озера, в которое обрушивался мощный водопад, я понял, что жутко устал и поставил корзину в снег, чтобы отдышаться. Переводя дух, я невольно любовался унылым заброшенным жилищем, стоящим в брезгливом отдалении от остальной деревни. Крыша у него сильно прохудилась от тяжести снега, стены дышали на ладан, но все равно этот домишко сильно запал мне в душу: если жить в таком, то можно не слушать с утра до ночи болтовню Сатоши и нравоучения Чонгана. Оплот тишины и покоя стал моей мечтой, и я загадал после обряда посвящения попросить у Такао именно это собственное жилье. Одинокое, гордое, как я сам.       А поскольку я почти не сомневался в своих силах на инициации в синоби, я как-то мысленно сам для себя решил, что этот дом уже почти мой. А раз так, то можно потихоньку уже заняться его восстановлением. За два года можно заново такой отстроить, не то что починить. С этой мыслью, подняв корзину, я рискнул заглянуть в свои будущие владения, чтобы оценить масштаб предстоящего ремонта: надо же где-то найти инструменты, материал, прикинуть, посчитать.       Дверь была рассохшаяся. Это было первым, что стоило заменить: я так устал от бесконечных гостей, что точно знал, что в моем доме не будет посторонних. Никто и ничто не должно отвлекать меня от подготовки к важному дню, когда справедливость будет восстановлена. Я с большим трудом открыл сёдзи и заглянул внутрь, но даже не успел ничего подумать, как вдруг из темноты одинокого дома на меня сверкнули злым взглядом опалесцирующие глаза девушки с чудовищной улыбкой в сотню зубов от уха до уха. — С-синоби! — прошипело существо, как и всегда, улыбаясь так, что внутри все сжималось от ужаса. Хорошо, что это была наша не первая встреча, и я знал, что оно на меня не кинется, однако, по привычке, все же из рукава тихо извлек нож. Треугольные брови страшной знакомой мгновенно свелись к переносице. — Брос-сь это! Я, поняв, что был слишком опрометчив, осторожно задвинул оружие обратно в кожаные ремни на кисти и предплечье. Но на всякий случай все же расставил ноги поудобнее. Кто знает, что у ёкаев в голове. Или что у них вместо головы? — Верить с-синоби нелься! — все так же, сидя на каком-то поваленном дереве, припорошённом снегом, в своей странной паучьей позе, проговорило оно, хотя, скорее, она, судя по длинным темным волосам и женской фигуре, наметившейся в тонкой талии. — Я не верю, лис-сичка верит. Напрас-сно. Светящиеся глаза изучали меня неприятно, будто залезая под кожу. Ненавижу такое: сам так смотрю на врага. — Что тебе нужно? — сохраняя холодный тон, на самом деле, я нервничал. Появление волшебных созданий в моей жизни никогда не предвещало ничего хорошего. Существо еще раз недоверчиво осмотрело меня, словно пыталось понять, стою ли я его внимания, а затем вдруг выдало, перебирая неестественно длинными пальцами рук и ног и скребя по коре огромными когтями: — Лис-сичка ранена. С-свала тебя.