С треском лопнул кувшин: Ночью вода в нем замерзла. Я пробудился вдруг (Мацуо Басё)
— Но ты не боишься однажды сам оказаться обманутым?.. Каждый, кто услышал подобный вопрос, почувствовал бы себя словно пойманным за руку и прижатым к стене с ножом у горла. В такие моменты буквально кожей ощущаешь, как лезвие нежно и ласково давит на кадык, заставляя дыхание сбиться. Сердце меняет темп на ускоренный, все внутренние резервы напрягаются, предчувствуя беду, однако внешне это заметно лишь по дернувшейся щеке и ухмылке. — На что ты намекаешь, мстительный? — не люблю, когда пугают. В мгновение пожалел, что оружие убрал в сундук и за прошедшие сутки не удосужился вернуть на место. С острым клинком у глотки ронин явно заговорил бы бодрее. Но пользуясь моей беспечностью, Масамунэ лишь допил чай, поставил чашку, будто нарочно медля, спокойно поднялся во весь рост и только после этого лениво произнес, очевидно упиваясь превосходством: — Никаких намеков нет, это был лишь вопрос, — впервые на его губах появилось что-то вроде легкой улыбки. Тонкой, острой, как катана, похожей на нее даже своим изгибом. Он церемонно поклонился с благодарностью за мое гостеприимство и вышел. Я же остался стоять столбом посреди комнаты, пытаясь понять, стоит ли воспринимать всерьез такое странное поведение младшего господина Араи. Мысли разрывали в разные стороны, приводя то один, то другой здравый аргумент, но в конечном итоге выходило, что нужно поговорить с Мэй. Я шел по деревне, вроде как водя взглядом по встречным, по окружающему пейзажу, но на деле постоянно крутил в голове одну и ту же фразу бывшего самурая о моих страхах. Это был такой меткий выстрел в самое больное мое место, что казалось удивительным, насколько искусен был в подобных вопросах господин Араи. Сердце, прежде надежно защищенное под каменной грудью, вдруг почему-то обеспокоенно заныло. Боюсь ли я? Я в панике. Кажется, даже на лбу испарина выступила, хотя на улице был сильный мороз, от чего чуть ли не зубы стучали. Она обманывает меня? Зачем? Какая выгода? Задавал себе вопросы как синоби, оценивающий в первую очередь пользу от предательства. Чтобы помог от Привратника избавиться, втиралась в доверие?.. Поцелуи, нежность — тоже часть обмана?..Словно заводя самого себя, против своего желания стал вспоминать, как вместе выбирались из леса, от погони уходили, как впервые стали близки… Темные, глубокие, как горное озеро, глаза не могут лгать, даже если слова были неправдивы… Но иероглиф доверие недаром состоит из двух частей: «человек» и «слово», предупреждая, что верить можно только тому, кто верен своему слову. Я был так подавлен, что даже не сразу сообразил, что искать убежавшую нужно по следам, которые мне были хорошо известны: маленькая ступня, почти детская, ни с чем не перепутаешь. Снег, лежавший твердым пластом, подсказал дорогу к дому Такао. Невольно хмыкнул: мог бы и сам догадаться, раз девушка была так напугана вовлечением невинного Сатоши. Свернул к жилищу дзенина, уже предвкушая непростой разговор с главой клана за внука Чонгана, покинувшего деревню без разрешения, но, по правде говоря, боялся больше не получить очередную выволочку, а взглянуть в глаза гейше. Семя подозрений начало давать опасные всходы. Я боролся, как мог, со своими неприятными мыслями, но, пораженный в самое сердце, был почти на грани. Надо, не откладывая, разрешить все сомнения, чтобы не точило, не грызло изнутри. Нет, просто ревнивый ронин хочет сбить меня с толку… Над моей головой вдруг раздалось пронзительное карканье. Крупный ворон, раскрыв широкие крылья, выскользнул из приоткрытой створки дома и понесся ввысь черным пятном на фоне нежно-голубого неба. Это была одна из птиц Такао — посыльный, который доставляет важные срочные новости членам клана, находящимся на задании. Прищурившись и приложив руку ко лбу, я разглядел на его мощной лапке маленькую записку. Странно. Неужели за Сатоши? Что, настолько дзенин зол? Интересно, что больше его вывело из себя: нарушение контракта с моей стороны или свободомыслие внука лекаря? В последний раз я видел эту птицу накануне моей отправки на поиски Джиро Кривого, когда от информанта пришло известие, в каких округах его видели ближайшее время. Таким способом связи колдун пользовался крайне редко, считая его ненадежным, но теперь, видимо, была безвыходная ситуация. Не успел я закончить свое размышление, как встретился с его взглядом ледяных глаз. Высокая фигура в белом кимоно свысока осуждающе смотрела на меня в возникшем промежутке между стеной и сёдзи. Руки, перебинтованные, что всегда невольно изумляло, идеально чистой тканью, недовольно были скрещены на груди. Настолько. Даже нашкодившим мальчишкой себя почувствовал, которому следовало всыпать воспитательные удары палками. — Я отправил ворона за Сатоши, — произнес Такао, когда я приблизился. Тихий, но властный его голос не подразумевал не то, что возражений, но и рассуждений. Мне оставалось лишь кивнуть. Однако дзёнина моя реакция не устроила. Пропустив меня внутрь, он проследовал на свое место в комнате для приема посетителей, не спуская с меня строгого взгляда. Мэй, сидевшая перед столом главы клана, при виде меня спрятала красные от слез глаза ладонями. Нет, не может она быть обманщицей, слишком искренне переживает за все. — Он не предупредил о своем уходе. Сколько можно терпеть подобное поведение? —абсолютный холодный вид колдуна был обманчив: я это хорошо знал. Слова его резали не хуже наточенной стали. Нет, мы не нашкодившие мальчишки, а распоясавшиеся подчиненные. — Если он не вернется в течение двух суток, я буду считать его сбежавшим. Ни один мускул на бледном и удивительно молодом лице Такао не дрогнул. Он не пугал, а констатировал неумолимый факт. Любой синоби знает правила: побег — суд — казнь. Я невольно сглотнул, глядя в эти жестокие бездонные синие глаза. Женщинам проще: они могут плакать, выражать эмоции, а мужчины вынуждены бороться со своими чувствами один на один. Каким бы несносным Сатоши ни был, он не заслужил подобного осуждения. Честно выполнявший свою работу, он мог бестолково лентяйничать между заданиями, иногда отлынивая от тренировок, но в нужный момент быстро самоорганизовывался. Да, его нельзя назвать самым ответственным «крадущимся», но он не предатель. Сатоши — потомственный синоби, продолжатель великого, во истину великого, рода, и его смерть Чонган не перенесет, уверен… Как и не смогу перенести я, зная, что виноват в его уходе из деревни. Погеройствовать бы, взять всю вину на себя, да тогда подведу Мэй. Обещал защитить, помочь. «Обещал». «Но ты не боишься однажды сам оказаться обманутым?..» — Мэй, — Такао перевел наконец больно жалящий взгляд на девушку, которая совершенно поникла, представив, что грозит Сатоши. — Хорошо, что предупредила. Надеюсь, в нем осталась хотя бы капля благоразумия, вернется. Гейша виновато посмотрела на меня боковым взором, почти незаметно скользнув им по моему лицу, и кивнула. — Надеюсь, — дзёнин вновь повернул голову в мою сторону, — больше контракт никто нарушать не станет… — он вдруг как-то тяжело вздохнул, словно в душе сам был не согласен с установленными собой же правилами. — Дворец сёгуна — крайне опасное место, поэтому действовать нужно аккуратно, нельзя привлекать лишних людей. Я не хочу увеличивать риск для клана, Сатоши еще нужен деревне. Слышать такие слова было странно. Противоречие сквозило в каждом слове. — Но казнить его — пожалуйста, да? — не выдержал я, на дух не перенося такое истолкование событий, в котором легко читается двуличие. От упоминания смерти гейша вздрогнула всем телом. Однако колдун в ответ на мой выпад лишь сердито сдвинул брови: — Кадзу, тебе известно хорошо, что в клане исключено ослушание. Если каждый будет делать то, что ему вздумается, наше дело обречено на провал. Я тоже нахмурился, но ничего не ответил. Прав мудрый. В клане поколениями бережно хранятся традиции полного подчинения главе поселения. Вот поэтому, наверное, я до сих пор был гэнин: не хватает соображения и терпения, опыта решений за других людей. Моя работа — быть ловким и молчаливым, пока великие умы вершат судьбы. Увидев, что я прикусил язык, дзёнин заметно смягчился, и даже, кажется, черты его острого лица разгладились в плавные линии. Он предложил чай, но ни Мэй, ни мне кусок в горло не лез. Отказавшись от угощения и церемонно раскланявшись, мы с неведьмой вышли на улицу, где нас неминуемо ожидал неприятный разговор, начинать который я никак не решался, а потому какое-то время мы брели бок о бок в абсолютной тишине. — Я все испортила? — почти без вопросительной интонации вдруг произнесла неведьма, отводя глаза в сторону. Каждый раз, когда она боялась моей реакции, так делала: избегала со мной зрительного контакта. Когда врут, в глаза не смотрят. Отмахнулся от этой навязчивой мысли как от назойливой мухи: — Сатоши мог помочь, выведать полезное. Теперь уже не о чем говорить. Девушка снова лишь кивнула, не подвергая сомнениям мои слова: — Я просто испугалась, подумала, что это нарушение контракта… — как-то тихо внезапно произнесла она. — Подумала: вдруг Такао разорвет договор… Посоветоваться хотела. Неудачное крайне было решение, потому что сначала стоило посоветоваться со мной. Но, видимо, доверие — это слабая сторона наших отношений, мы никак не научимся действовать в паре, слаженно. А можно ли доверять актрисе, которой ничего не стоит сыграть любовь? Подумал и сам испугался. Но тут же пришла следующая мысль: «А можно ли доверять наёмнику? А можно ли доверять ронину, который преследует в этом путешествии свои цели?». Если так рассуждать, то можно сойти с ума. Не было в моем окружении, выходит, ни одного человека, который не мог бы обмануть. Значит, прав бывший самурай: не задумывался раньше, а напрасно. Но нельзя сыграть трепет сердца при виде друг друга. — Ладно, испуганная, — почувствовав, что я медлю с ответом почти до самого дома, девушка наконец рискнула заглянуть мне в глаза, от чего я невольно улыбнулся. Нет, не обманывает, места себе не находит от переживания, сначала сделала, а потом подумала. Гейша… — Что сделано, то сделано. Думать будем теперь без разведки…***
Спалось в ту ночь плохо. Обнимая Мэй, вроде бы чувствовал себя разнеженным, но сны пришли отвратительные. Вновь вернула память в тот день в Аогаваре, когда убили мать. Только в этот раз… в прорези шлема блеснули до боли знакомые тёмные глаза с янтарным отблеском. Я проснулся в холодном поту, едва не разбудив спящую рядом неведьму своим скрежетом зубов и стонами. Уснуть больше не удалось до самого утра: невольно то и дело смотрел на Мэй, вспоминая сон. Так сойти с ума недолго. Встал, прошелся по тихому дому, пытаясь успокоиться. В итоге сел у очага, бестолково наблюдая за собственной тенью на противоположной стене, которая сидела, оперев уставшую голову на руку. Конечно, я понимал, что мои видения — лишь результат дневных тревог и многолетних кошмаров, но тут же опять всплывали в памяти слова Масамунэ. Почему он вообще их произнёс? Предположим, ронин сказал правду, и Мэй меня обманывает. Он сам сказал, что я ему не нравлюсь, тогда зачем сообщил?.. Нелогично. Логичнее было бы понаблюдать за моими страданиями и дальше, упиваясь моей глупостью. Убедительнее казалась версия, что Араи лжёт, потому что завидует тому, что прекрасная уже не майко рядом со мной, а не с ним, а потому пытается нас рассорить. Если бы я был на его месте, то как мастер саботажа тоже попытался бы подорвать тонкую нить отношений странными намеками. Или не стал бы? Глаза мамуси на руке смотрели безжизненно, но напоминали о моем бесстрашии перед проблемами. Много видели эти стены моих ночных размышлений, но каждый раз я находил выход. Вряд ли складывающаяся вокруг обстановка станет исключением. Если хочет бывший самурай попытаться вырвать Мэй из моих рук, то ему придется дождаться, пока они станут мертвыми. Хоть я и явный фаворит, мы с ним все же соперники, объединившиеся для помощи девушки, которая нам обоим дорога. Пусть так и остается. После — посмотрим. Эти мысли меня усмирили. Однако нож я все-таки из сундука достал, почти не допуская звуков, от которых девушка может проснуться, и просунул под ремни. Не обижайся, красивая, это для нашей безопасности. Следующие два дня прошли в обучении ядам. Мэй оказалась во истину способной ученицей: внимательной и послушной. Чувствуя, какая ответственность лежит на ее плечах, она старалась запоминать названия трав, грибов и пропорции, которые я использую для приготовления опасного варева. Мы условились, что задачей ее скорее всего будет изобразить гейшу и заварить особой рецептуры чай, которым нужно будет угостить нужного человека. В этом случае важно было не переборщить с ядовитыми ингредиентами и не убить, а лишь заставить мучиться от страшной боли, развязывая тем самым язык, пообещав дать противоядие. Человек смертен и труслив по натуре своей, особенно если эта жизнь, как у сёгуна, роскошна и стоит того, чтобы за нее побороться. Когда она приготовила без моей единой подсказки снадобье, искусно переплетая его с листами чая, девушка самодовольно улыбнулась и произнесла, разглядывая сосуд с приятным ароматом, который своим содержимым способен парализовать конечности: — Все, вот теперь я настоящая ведьма. Я невольно ухмыльнулся: — И теперь я тебя боюсь, не неведьма. «Но ты не боишься однажды сам оказаться обманутым?..» Вкладывая в руки своему врагу оружие, нужно готовиться к смерти. Впрочем, это были самые красивые руки на свете. От таких и умереть не жалко. — Но теперь будем учиться делать противоядие, — произнес я, стараясь не погружаться в тревожные мысли. —Неизвестно, как сложится, так что придется с собой взять и готовые снадобья и ингредиенты, будешь ориентироваться по обстановке, когда меня не будет рядом. Мэй испуганно взглянула на меня: — Не говори так. — Как? — удивился я, раскладывая перед ней на столе новые пучки трав и мешочки с ягодами, каждый из которых был подписан, но я старался даже не показывать ей надписи, чтобы запоминала компоненты отваров по внешнему виду и запахам. Гейша старательно рассматривала каждый предмет, появлявшийся в поле зрения, на свету огня, ощупывала руками и подносила к носу, как я и учил. Одно удовольствие наблюдать за такой старательной ученицей, которая прекрасно освоила теорию и теперь умело применяла ее на практике: — Что тебя когда-нибудь не будет рядом, — прозвучало это довольно буднично, но попало в самое сердце. Нет, не о нашем предстоящем опасном путешествии говорила — о своих страхах перед длинной одинокой жизни кицунэ. Зачем ей меня обманывать? Она же явно любит меня. — Мэй, — я осторожно взял ее ладонь и поцеловал ее. — Я умру рано или поздно. Она вздрогнула и поморщилась, будто кто-то открыл дверь и по спине прошелся холодный ветер. — Ты должна уметь жить без меня, — я коснулся губами каждого тонкого пальчика. —Сейчас лишь репетиция, опасная, правда, но репетиция дальнейшей жизни. Ты пойдешь одна, возможно, к сёгуну. И, скорее всего, ни я, ни твой охранитель не сможем подстраховать. Мне будет спокойнее уходить, если я буду знать, что ты умеешь себя защитить в этом мире. Бывшая майко ничего не ответила. Кажется, слова вообще не шли на ум. Да и о чем говорить, если каждый понимал, что грядет неизбежное. Она лишь с болью на лице обняла меня, уткнувшись носом в ключицу, и, почувствовав, как мои крепкие руки прижали к себе за талию, тяжело вздохнула. Нет, не боюсь, Араи, когда она так жмется ко мне. Трудно было выпускать ее из объятий, но необходимо. Я провел рукой по ее волосам и аккуратно подтолкнул вернуться к учебе. Сегодня заканчивались вторые сутки, которые были даны Сатоши на возвращение. Если он не явится, придется идти в замок сёгуна, чтобы вернуться уже вчетвером. Возможно, когда победа будет на нашей стороне, дзёнин смилуется. Если же мы потерпим поражение, судить уже будет некого. До самого вечера мы тренировались в получении противоядия. Секрет его был в правильном подборе противоположных отраве ингредиентов. Мэй все понимала, но почему-то все равно путалась, видимо, голова от такого количества информации, которую я впитывал годами, уже распухала, и девушка буквально к концу дня начала делать глупости на пустом месте, например, добавляя в уже готовый отвар еще какой-то компонент. Я был терпелив, но требователен, раз за разом заставляя начинать заново. Ученица школы гейш сначала молча, хоть и с вздохами, переносила муки обучения, но в итоге открыто призналась, что ничего уже не соображает. Глаза темные с поволокой, и вправду, были будто стеклянные. — Красивая, — я выплеснул на улицу очередную порцию неудачного варева и поставил перед ней пустую чашу. — Я понимаю: ты устала, но времени растягивать учебу нет. Она изнеможденно прикрыла веки. Прекрасное воспитание не позволяло спорить с мужчинами, но и соглашаться уже не было сил. — Ладно, — я сделал вид, что смирился, и стал убирать со стола. Ингредиенты и для яда, и для противоядия легли аккуратными стопками на полках на стене. Мэй молчала следила за моими движениями, видимо, внутри себя испытывая облегчение. Однако в один момент я демонстративно взял один из сосудов с отравой, которую она же приготовила, и, опережая ее испуганный крик, ловко опрокинул его содержимое в рот. Забавно было наблюдать за тем, как девушка сначала беззвучно расширяла глаза, словно задыхалась, а затем сорвалась с места, будто при пожаре: — Кадзу! Что ты наделал?! С трудом пряча улыбку, я картинно рухнул на пол, словно у меня отнялись ноги. Прости, нежная, но ты все время забываешь, что имеешь дело с синоби. Умело удерживая выпитую жидкость во рту, я закатил глаза для пущей убедительности и затем не без удовольствия наблюдал с пола, как моя ученица, пожалуй, лучшая, какая только у меня могла быть, побежала, сметая все на своем пути, к полкам за компонентами для противоядия. Знаю, нечестно поступил, сыграл на чувствах, но я на то и «крадущийся». Мэй так была увлечена процессом приготовления снадобья, что, под моим контролирующим взглядом, даже не допустила ни одной ошибки, правильно составляя рецепт, когда на кону, казалось, было мое здоровье. Ее даже не смущало, что я молчу и лишь изредка мычу, поскольку рот был занят. Если бы я был ей не нужен, не важен, она бы не стала меня спасать с таким рвением, не убирала бы нож, не случилось бы наше чудо. На удивление быстро девушка сумела приготовить нужную смесь, растворила ее в воде и бросилась ко мне с чашей спасительного отвара в руках. Я уже хотел было сознаться, что разыграл ее, как вдруг гейша, упав передо мной на колени, с сомнением взглянула на свое противоядье, будто испугалась, что могла что-то напутать, и влепила мне такую звонкую пощечину, чтобы привести в чувства, что я от неожиданности выплюнул яд и закашлялся. — Так ты… — неведьме не понадобилось даже пары мгновений, чтобы понять, что я не принимал опасный отвар. Ее лицо мгновенно нахмурилось. — Ты обманул меня! — Ладно, красивая, я получил за дело, — я кривовато улыбнулся, потирая раскрасневшуюся щеку. — Но пугал во благо. Забавная, она от злости раздувала ноздри. — Я думала, что не сумею тебя спасти… — даже не замечая моей улыбки, упавшим тоном произнесла вдруг Мэй. — Меня-то не так-то просто убить, — я искренне попытался исправить свое бедственное положение ухмылкой, но будущая актриса не отозвалась на мои позывы, серьезно буравя меня взглядом: — А если бы я была на твоем месте?.. Я сначала решил, что ослышался. «Она на моем месте?» Как это возможно? — Если бы я умирала от яда на твоих глазах… — неведьма сделала ко мне шаг, заглядывая сквозь зрачки в самую душу, — а ты бы не знал противоядья… Что бы ты сделал? Она ждала от меня помощи, надеялась, что я приведу с поля кого-нибудь из взрослых, кто спасет ее, а я, как трус, выглядывал из-за корзинок и трясся от страха. Пережить во второй раз в жизни ощущение беспомощности, когда смерть за горло держит твоего самого близкого человека, казалось невыносимым испытанием. Тогда, много лет назад, я был мальчишкой, в руках оружие не державшим, а теперь я был умелым воином, но не изменилась суть: внутри меня остался тот паренек, который боится не суметь помочь.