***
Приближаясь к дому на другом конце деревни, я услышал, судя по глухим звукам, что хозяин дома не спит в такой поздний час, а перебирает дрова в поленнице, очевидно готовясь к холодной ночи. Чонган не сразу обратил внимание на мою фигуру, выступившую из темноты на свет уличных фонарей, хотя точно слышал мои шаги и узнал их. И даже когда по мне полоснул его боковой недовольный взгляд, старик промолчал, явно не обрадованный своему гостю. Я подошел вплотную, давая понять, что не уйду, и только тогда лекарь повернул голову в мою сторону с таким видом, будто сделал мне великое одолжение. - Помочь? - не зная, с чего начать разговор, я кивнул на небольшую горку из поленьев, которые он собирался перенести в дом. Чонган посмотрел на меня с каким-то странным удивлением и брезгливо поморщился, тут же отвернувшись, словно я не помощь предложил, а оскорбил. Учитывая, что все свое детство и юность в этом доме я занимался периодически растопкой очага, такое поведение казалось мне непонятным. - Ты помог бы, если бы пришел ко мне и сказал, что Сатоши ушел для тебя добывать информацию, - резанул по ушам его строгий голос. - Он сказал, что ты ему это и посоветовал! - еще больше поражаясь происходящему, воскликнул я, хотя мне совершенно несвойственно разговаривать в подобных тонах. - Разве ты не знал? Видимо, понимая по моей реакции, что я не лгу, пожилой синоби сдвинул седые брови к переносице: - Если бы я знал, он был бы дома. Я растерянно пожал плечами. Приятель детства удивлял меня с каждым днем все больше и больше. Так бывает в жизни: за маской не разглядеть истинного лица, а за улыбкой прячутся порой серьезные мысли. «Но ты не боишься однажды сам оказаться обманутым?..» Почему-то я не боялся, что Сатоши предаст меня. Он при всей своей странности поведения, нетипичности для синоби, очевидно, являл в моей жизни довольно забавное пятно, поражающее своим ярким светом. Просто раньше я этого не понимал, а точнее отказывался даже задумываться об этом, не ценя его существование. А ведь, если задуматься, внук Чонгана был со мной рядом с первого дня в клане, был единственным из ровесников, кто не чурался меня как чужака, единственным юношей, кто пытался водить со мной дружбу, не боясь моего злого взгляда и острого языка. И теперь, осознав вдруг его острую нехватку, стало в душе тревожно. - Что встал, как вкопанный, собираешься помогать? - лекарь окинул меня наконец пристальным взглядом и указал на охапку дров, устало утирая морщинистый лоб рукавом. - Перетаскай в дом. При всей суровости фразы в голосе почувствовалось привычное стариковское беззлобное ворчанье, на которое не стоило обижаться. На Чонгана вообще с детства перестал обижаться, даже на его удары палкой: я твердо уяснил, что на самом деле он так проявляет, пусть и непонятную другим, любовь и заботу о своих подопечных. Как истинный «крадущийся» он считал, что только через боль и испытания приходит драгоценный опыт, а синоби без навыков и умений - легкая добыча. Это благодаря ему я не умею учить по-другому. Привыкший преодолевать себя раз за разом, я жду того же от той, которую обучали быть прекрасной и женственной. Глупо, но жизнь переменчива и сурова к тем, кто не умеет приспосабливаться. Возможно, я был отвратительным учителем, но, видимо, другого Мэй было не нужно. Для чего-то же мы встретились… Я у нее научился многому: быть более открытым, доверчивым. Теперь пришла ее очередь перенять мои силу и решительность. Не испытывая никаких трудностей, я легко поднял поленья и аккуратно затем их сложил у очага. Чонган вошел следом, устало присел к огню, грея замерзшие руки. - Такао грозит ему судом, - спокойно, но с жесткостью в тоне произнес лекарь. - Его казнят за побег. Посторонний удивился бы равнодушию деда, говорившего подобное о единственном живом внуке, о надежде всего рода. Но я знал, что старик умело подавляет в себе обуревающий страх: лишь подрагивающие пальцы выдавали волнение. Ужасно захотелось его утешить, хотя я совершенно не умел этого: - Не казнят, - я серьезно взглянул на Чонгана, стараясь не давать напрасных обещаний, что верну его самолично. - Он делает благое дело. И потом… у тебя влияние в деревне. Лекарь почему-то странно ухмыльнулся и покачал головой, будто я только что сказал бред: - «Влияние» … - это слово прозвучало из его уст как пустой звук, безделица, на которую никто, в том числе и он, не обращает внимания. - Он дзенин, хотя я его не выбирал, но обязан ему подчиниться, как и Сатоши… Произнесенное невольно зацепило мой слух: - Ты его не выбирал? Я думал, его весь клан поддержал, когда он с ёкаями помог, - когда было собрание клана по выбору нового главы, я был еще семилетним ребенком, мнение которого никого не интересовало. - Вот еще, - отмахнулся пожилой синоби, будто я снова сказал что-то глупое. - Я - то помню, кем он пришел к нам в деревню: странный, зашуганный. Только одна Сино-Одори его приняла, пожалела. «Странным и зашуганным» величавого мудрого дзенина я не представлял. Сколько себе помню, он всегда смотрел с необидным высокомерием синих глаз, встречая в ответ от членов клана только почет и уважение. За советом к нему шел и старый, и молодой, не оспаривая его слова и решения. Глава клана разве может быть другим? Впрочем, я сам долгие годы для клана был странным и диковатым. Первые два года нахождения в деревне синоби у меня голова кругом шла от количества информации, которую приходилось воспринимать как должное, не успевая даже удивляться. Синяки по всему телу не давали забыть, кем я пытался стать. В один день нас рассадили полукругом в саду нового дзёнина. Все страшно волновались, осторожно переглядываясь между собой. Прежде нашими учителями были именитые опытные синоби, а недавно избранный глава клана появлялся на занятиях пару раз и только в виде молчаливого наблюдателя. Я ждал Такао особенно: с того дня, как он занял важный пост, мы почти не виделись. Новоизбранный дзёнин делал вид, что мы вообще мало знакомы, не интересовался мной прямо, но в те редкие посещения уроков, казалось, смотрел на меня чуть дольше, чем на других юных синоби. Величавая его походка сразу выдала особое положение в клане. Такао спокойно спускался по тропинке, ведущей в горы к своему дому и будто невзначай бросил на нас взгляд, решив почему-то остановиться. - В каждом из вас есть особый дар, - все знали, что он колдун, который спас деревню от внезапной активности ёкаев, живущих в горной местности. - Нужно только его развить. Звучало, как и подобает речи важного человека, с большой претенциозностью, но никто не смел перечить. - Магия… - в его ладони вспыхнул уже знакомый синий огонь, от чего мы, мальчишки, невольно приоткрыли рты от удивления и восторга, будто это было фокусом. - Умение искусно перевоплощаться, - взгляд ледяных глаз коснулся Сатоши, и тот улыбнулся, ведь именно его хвалит учитель по актерству, - физическая сила, - продолжал Такао, глядя на Хонга, а затем прошелся многообещающим взором по другим ученикам. - Гениальность в изучении языков, целеустремленность, боевое искусство… Он ничего не сказал обо мне, хотя я очень ждал и жадно ловил каждое слово, предназначенное другим ушам. Вместо упоминания моих способностей колдун сложил губы в легкую улыбку: - А ты закрыт. Может, это и есть твой дар, не знаю, - дзёнин прищурился, будто старался меня лучше рассмотреть. - Впрочем, надеюсь, ты однажды откроешься, и мы узнаем тебя ближе… Однако это было не все, что меня задело: я попытался напрячь память, чтобы выудить из нее это имя, но не справился. Среди тех обитателей, которых я застал, попав в клан, не было девушек или женщин с таким именем. Впрочем, тогда я был ребенком пяти лет и всех мог просто не знать. - Я не помню Сино-Одори, кто это? - я подбросил дров в огонь, чтобы сделать вид, что у меня есть повод оставаться в доме и заодно выведать кое-что о прошлом дзёнина. - Ты не можешь ее помнить: она умерла до того, как ты пришел сюда. Она жила в твоем доме, кстати. Стало совсем интересно. Я вопросительно наклонил голову чуть вправо, чтобы подтолкнуть своего собеседника к продолжению разговора. Чонган мою уловку быстро раскусил, покряхтел, удрученно покачивая головой, но все-таки, видимо, польщенный вниманием, сказал: - Такао из другого клана был, так он говорил, по крайней мере, и в его клане произошел внутренний конфликт, почему он и стал искать новое пристанище, набрел на нашу деревню. Наш дзёнин отказал ему, сам знаешь, никому не нужны войны межклановые… - я только удивленно заморгал. Меня, значит, он отчитывал за Азуми, затем - за Мэй, а сам тоже чуть не устроил между двумя обществами синоби ссору. - Но за него заступилась Сино, девушка - сирота, сказала, что видит в нем силу. Она у нас что-то вроде ведьмы была, магией владела. - Он же, правда, оказался колдуном, - еще не понимая, что открывается что-то странное и новое в истории вокруг меня, но ощущая это, произнес я. - Правда, - согласился лекарь. - Только странно, что у него способности открылись после смерти Сино. Она ушла на задание и не вернулась. Такао объяснял появление своего дара сильными переживаниями утраты единственно близкого человека… - Так бывает, наверное… - ничего не зная о магии, сказал я. - Наверное, - в тон ответил мне Чонган и поднялся, давая понять, что разговор окончен. - Но меня все это интересует мало. Глаза его выцветшие, почти серые, смотрели на меня прямо, словно требуя какого-то очевидного ответа. Не было привычной строгости во взгляде, скорее, отеческая тоска и боль за близких людей, за свою семью. - Я потерял сына, Кадзу, - без трагедии, холодно прозвучал его голос. - Верни мне внука. Я, проникнутый его тревогой, уже было торопливо кивнул, но он продолжил: - Ты знаешь, что такое смерть родных, как никто другой, - в сердце больно кольнуло. Меня никогда, видимо, не оставит в покое прошлое, тянущееся кровавым следом в настоящее. - Ты мне дорог не меньше, и я надеюсь, что вы оба останетесь живы. Не было никаких крепких объятий на прощание, как пристало в других семьях, но его слова подарили мне больше заботы и искренней привязанности, чем обычные прикосновения. Чонган был скуп на проявления чувств, чему всегда учил нас сам, но теперь, когда я узнавал его все больше, припоминая историю его любви, я видел перед собой не только строгого учителя, но и мужчину, который познал цену жизни и смерти тех, кто был дорог. Я уже собрался выйти, как невольно обернулся. Дом его - когда-то полная чаша, в котором всегда было шумно и многолюдно, превратился в забытый островок, где доживал свой век во истину талантливый синоби. Нет, и до сих пор к нему охотно обращались за помощью, однако это уже было совсем не то, что прежде: появилась в деревне образованная молодёжь, разбирающаяся в медицине, и старик вроде как стал не единственным источником помощи. Казалось, о чем-то таком и думал Чонган, опершись на свою палку и смотря в огонь. Жизнь прошла, а в награду за неё оставались все новые и новые тревоги.***
Мэй не слышала, как я вернулся, осторожно ступая по полу дома, но, когда я ее обнял, прижимая к своему холодному с улицы телу, она вдруг открыла глаза, обернулась на меня, но никаких вопросов не задала, а лишь придвинулась еще ближе, словно все же ждала моего возвращения даже во сне. И как я могу ей не верить? На следующее утро я разбудил ее, хотя ужасно не хотелось тревожить, глядя, как она улыбается чему-то во сне. Повезло ей, снится хорошее что-то. Не то что мне. Впрочем, так и должно быть: каков человек, таковы и сновидения. Сонная девушка сладко потянулась, но заметив дома беспорядок, в центре которого возвышалась моя фигура, поинтересовалась: - Что случилось? Мне по душе аккуратность и чистоплотность, но, когда я собираюсь на ответственное задание, обычно начинаю сборы с того, что вываливаю из тайников и сундуков оружие и одежду, и какое-то время брожу среди этого богатства в раздумьях. - Ты куда-то уходишь? - встревоженно вновь спросила гейша, натягивая верхнюю одежду на нагадзюбан. Боится остаться одна? - Мы уходим, - поправил я ее, задумчиво рассматривая одно кимоно. Пожалуй, да, оно, то, что нужно в зимний день в лесу и для прогулок по округе замка сёгуна. - Куда? - градус удивления нарастал в ее голосе с каждым вопросом. Однако она не мешкала и торопливо одевалась, продевая тонкие руки в широкие рукава и оборачиваясь поясом. - Сатоши вернулся? Ее предположение больно кольнуло в сердце: - Нет, поэтому пойдем в замок сами, - следующее произносить не хотелось, но всплеснулось само. - Видимо, он не получил записку или уже не может ее получить. Живо нарисовалась в голове картинка плененного потомственного синоби. Невольно сразу вспомнился его отец, на которого внешне так был похож Сатоши, - Хагао, на моих руках истекавший кровью. В охрану замка сёгуна не набирают простофиль, наверняка мучают умело. И одно дело, когда это было бы оплачиваемым заданием, но сейчас речь шла о настоящей взаимовыручке между близкими друзьями… Груз ответственности давил на грудь. Мэй хотела было что-то сказать, но осеклась, увидев, как я нахмурился и замолчал. Судя по ее лицу, она думала бы возразить, очевидно, не подготовленная к такому скорому выходу, но, глядя на меня, не рискнула переубеждать и спорить, а вместо этого попросила дать ей время позвать Масамунэ, который должен был стать третьим в этом трудном путешествии. Не было никакого желания позволять им видеться, памятуя о его сбившем с толку вопросе, но продолжать накаливать и без того непростые нашим взаимоотношения было глупо. Мэй упорхнула за своим охранителем, а я продолжил начатое, пытаясь сосредоточиться на предстоящем опасном мероприятии. В первую очередь стоило решить вопрос с маскировочной одеждой. Обязанность быть незаметным, шустрым и ловким в нашей компании лежит на мне. Штаны с широким кроем, зауженные к низу и обмотанные кожаными шнурками, чтобы при ходьбе по лесу не цепляться ими и случайно не порвать. Правая штанина в такой конструкции была глубоко запахнута за левую, что позволяло легко опускаться в шпагат и свободно бить ногами, если останешься без оружия. К спинке хакамы вдоль поясницы была прилажена дощечка, к которой во внутренней стороне сделан длинный узкий потайной кармашек для ингредиентов ядов. Если поймают, будут обыскивать, могут не заметить его, и тогда в условиях даже камерного содержания появится шанс если не выбраться при помощи отравы, то хотя бы не сдаться живым своим мучителям. К голени под шнурки вложил стальную пластинку, защищавшую от ударов мечом, под которым тоже образовался проем для идеально заточенных игл. Хакаму закрепил крепким поясом на талии. Поверх дзюбана надел кимоно, которое было двухцветным: белое с одной стороны, чтобы сливаться со снегом, и темно-коричневое - с другой, что позволяло в считанные минуты превратиться в неприметного горожанина. Широкие рукава подвернул, а затем обмотал ткань предплечья четырьмя шнурками, чтобы не мешалось, если придется лазить по кустарникам. В верхнем кимоно традиционно для синоби было пять потайных карманов. Два длинных и узких пришивались с тыльной стороны обоих отворотов. С правой стороны карман был глубоким, куда помещалась веревка, а с левой - мелким, где хранилась небольшая пила, которая могла помочь выбраться из-за решетки или при перерезывании пут. Еще в один большой карман на груди поверх сердца разместил зеркальную пластину, способную защитить от удара в самое уязвимое место, пустить солнечных зайчиков, ослепляющих противника или сигнализирующих в групповой работе, и дать возможность следить за действиями врага, находясь в отдалении от него или спиной к нему. В два других огромных, мешкообразных, кармана на спине, спрятал еще кучу полезных в деле предметов. Закончив с экипировкой, поверх кимоно на животе завязал еще пояс из широкого куска ткани, который своей длиной позволял охватить туловище дважды. В самую сердцевину такой удерживающей конструкции была вложена небольшая цепь из восьми колец, которая не давала перерезать пояс мечом. К этим же стальным звеньям были прикреплены маленькая сумка с ядами, чехол для сюрикенов, а также ножны для ниндзя-то. Перчатки-накладки с узким кармашком для «когтей», помогавших забраться на стены, аккуратно обтянули руки, которыми затем аккуратно расправил капюшон, превращающийся в нужный момент в маску. Все, что не сумел разместить в одежде, включая провизию и полезные мелочи, убрал в длинный мешок, который надел на спину по диагонали так, что он спускался от левого плеча к правому боку. После осмотрел себя со всех сторон, попрыгал на месте, прислушиваясь к звукам, которые издает одежда, пару раз перевернулся через себя в кульбите, проверяя, не растеряется ли в движении мое имущество, и остался вполне доволен собой… Мэй явилась в сопровождении Масамунэ, как всегда, одетого скромно, но с подчеркнутым благородством бывшего самурая. Он окинул меня взглядом с некоторым недоумением, но ничего не стал спрашивать, хотя явно не ожидал подобной подготовки. Столько от него неприятностей… Скорее бы разобраться с Привратником и покончить с ним наконец!.. Зато гейша, которая впервые в жизни, видимо, видела во всеоружии готового синоби, невольно впала в ступор: - Мне, наверное, тоже стоит взять какие-то вещи? - Да, бери парадную одежду, украшения для волос, веер и что еще нужно для выступления, - ответил я. Пока она извлекала из сундука необходимое, я поднял оттуда подаренный мной нож и протянул ей: - Пусть он будет рядом с тобой, мне будет спокойнее, - девушка недовольно окинула взглядом оружие, очевидно, припоминая неприятный вчерашний разговор, но вместо возмущения закатала рукав, чтобы я закрепил его на ее предплечье. Не удержавшись, я невольно улыбнулся. - Спасибо, что не споришь. Не неведьма в ответ только грустно ухмыльнулась.***
Бедная Кирин вновь ломала свои длинные тонкие ноги по горным тропам. Ее хозяин старался утешать ее ласковыми поглаживаниями по крупной шее, но она все равно недовольно фыркала, явно несогласная с решениями своего владельца тащить ее по такой местности. И я был с ней абсолютно солидарен. Спустившись к подножью гор, долгое время шли пешком по лесу, петляя, как и подобает синоби. Бывший ронин терпеливо сносил мои причуды, однако лицо у него искажалось заметным пренебрежением в легкой досадливой улыбке, обращенной к Мэй, которая сидела верхом на лошади. Проходя к реке, за которыми заканчивались земли нашего клана, я, шедший впереди нашей компании, свернул на знакомую дорогу, как вдруг впереди увидел на чистом белом снегу кровавое пятно, окруженное черными острыми перьями. Невольно вспомнилось, как ёкай, встретившийся нам с Мэй в лесу, поедал свою добычу, оставляя подобные следы. - Что это? - ронин прибавил шаг и поравнялся со мной, вглядываясь вдаль. - Птица? - Похоже на то, - отозвался я спокойно, однако внутри себя напрягся. Дурные знаки перед таким путешествием не прибавляют уверенности в успехе. И точно: при близком рассмотрении я, нагнувшись над разорванным в клочья телом, обнаружил, что завтраком для магического существа стала ворона. Крупный ворон, раскрыв широкие крылья, выскользнул из приоткрытой створки дома и понесся ввысь черным пятном на фоне нежно-голубого неба. Осененный внезапным воспоминанием, я палочкой от ближайшего куста поковырялся в кровавом месиве и нашел-таки уцелевшую лапку, на которой была записка. Интересно, что он написал Сатоши. Странно, что ёкай не проглотил ее, повезло. Быстрыми движениями пальцев развернул бумагу и прочел: «Ждать несколько дней».