Первый снег

      Вернулся к началу предложения, еще раз прочел. «Ждать?» Кого? Чего? Почему Сатоши должен ждать, если Такао требовал вернуться назад немедленно? Что-то не сходится. Мозг, как заведенный, заработал с утроенной силой. Бывший самурай какое-то время помолчал, давая мне внимательнее рассмотреть записку и изучить на вкус чернила, а затем, наклонившись и заглянув через мое плечо в кусок пергамента, все-таки спросил, пряча от холода руки в рукавах: — Это что-то важное? Записка не зашифрована, это не крашеные рисовые зерна. Сатоши Такао наверняка бы отправил что-нибудь не столь буквальное. А что, если это не для него вовсе написано? А для кого?..       Не уверенный ни в чем, я аккуратно сложил находку напополам и убрал в один из карманов, младший господин Араи задумчиво проследил за мной, но, казалось, не был удивлен моим поведением и выглядел невозмутимо: — Нет, не думаю. А что если это для кого-то, кто вообще не знает шифров синоби? Для таких непосвященных, как, например, Масамунэ…? — Раз так, продолжим путь? — ронин перевел взгляд на лошадь, которая под Мэй нетерпеливо перебирала копытами. Девушка тоже с любопытством посматривала в нашу сторону, видимо, пытаясь разгадать, что интересного мы нашли в луже крови и останках птицы.       Не понимая пока, как себя вести в свете появления такой находки, я, погруженный в свои рассуждения, кивнул и уверенно зашагал вперед, хотя мысли мои оставались все еще позади. У дзёнина несколько таких воронов. Вдруг это другой, например, летел от кого-то из информаторов в деревню предупредить, что с выполнением некого заказа нужно подождать? Такая версия выглядела убедительной и объясняла, почему нет зашифрованных данных. Это предположение невольно заставило выдохнуть после перенапряжения в голове.       Этот расслабленный звук не утаился от ушей проницательного воина, который шел рядом, ведя под уздцы верную Кирин. Масамунэ не задал вопроса, но бровь приподнял, словно хотел пояснения моей реакции. Миндалевидные глаза смотрели на меня прямо и бесстрастно, без тени волнения, но с явным недопониманием происходящего. «Но ты не боишься однажды сам оказаться обманутым?..»       Уточнить бы, что он имел в виду, прижать к ближайшему дереву, полосонуть бы ножом пару раз по рукам-ногам, чтобы не делал странных намеков, но гейша, изящно покачивающаяся в седле, вряд ли одобрит мой поступок, а ссориться с ней накануне таких ответственных событий не хотелось совершенно. И так в наших отношениях как по натянутой веревке иду, с трудом балансируя на грани.       Хотя ронин и ждал от меня хоть какого-то комментария, я осознанно ушел от ответа, отвернув голову, потому что прекрасно понимал, что не могу делиться своими мыслями если не с первым встречным, то со случайным встречным, который подозрительно долго находится рядом. Кстати: он появился на том же постоялом дворе, что и мы, столкнулся с Мэй, помогает ей, был принят в клане как добрый гость. В конце концов, он сын убийцы моих родителей. Если бы не явная симпатия девушки к бывшему самураю, я бы предпочел от него избавиться прямо здесь, в лесу, без посторонних глаз. Один раз я уже выиграл бой, выиграл бы и во второй.       А что я вообще знал о нем? Я искоса периодически посматривал на своего неприятного спутника и пытался понять, кто передо мной. Упустивший своего врага бывший самурай, который объединился с несчастной гейшей, которую преследует рейки. До этого путешествовал один, а теперь решил, что его дорога с ней может стать общей. С чего вдруг? Благородство? Симпатия? Выгода?       Приятное слуху синоби последнее слово сладко растворилось в моей голове. Окажись в тупике, что бы сделал я сам? Искал бы способ, как выкрутиться, желательно, за чужой счет, без своих потерь. Однако так рассуждал «крадущийся», слабо знакомый с общепринятыми нормами чести. Не известно, как думал благовоспитанный элитный воин. Впрочем, видал я таких у себя в деревне: вчера он давал присягу своему господину, а сегодня, после его гибели, желает продолжать нести смерть своим врагам в рядах клана синоби. Так что слову ронина верить нужно с осторожностью. Я был крайне опрометчив, позволив ему следовать за нами к Такао: надо было отвязаться от его настойчивого сопровождения еще в ночь знакомства.       Невольно обернулся на Мэй, которая, казалось, чувствовала витающее в воздухе напряжение, и с тревогой смотрела на меня. Наши взгляды пересеклись, и она как-то странно виновато и грустно улыбнулась, будто ей неловко было передо мной за неудобства, которые доставляет ее история. Я ответил ухмылкой. Говорил же, что не отвяжешься от меня потом, если дашь повод думать, что у нас может быть будущее. Как бы ни сложилось в итоге, я уже был вполне доволен своей судьбой: стал опытным синоби, сумел задушить в себе голос мести, который вел меня всю жизнь, покончил с мучительным одиночеством, так что мне точно не о чем было жалеть. Я испытал за последнее время куда больше счастья, чем за все двадцать лет в клане.       Ближе к полудню утомительной дороги было решено сделать привал. Ронин было хотел помочь девушке спуститься с лошади, но под моим недовольным взглядом убрал руки и лишь придержал животное. Мэй виновато взглянула и на него. Взаимная симпатия? Как к другу? Ничего не мог с собой поделать, чувствуя, как волна ревности подкатывает к горлу. После того, что между нами было, я не мог даже видеть, как ее кто-то касается. Только особая выдержка синоби не давала вцепиться в Масамунэ или хотя бы огрызнуться в его сторону. Он как-то сказал, что я не умею держать себя в руках. Так вот я стал умнее: учусь на собственной глупости.       День как назло выдался холоднее предыдущих, и разведенный костер не спасал. Видя, как от проникающего даже под теплую одежду морозного ветра гейша зябко потирает предплечья, я достал из своего мешка грелку и вложил в ее замершие тонкие пальцы. Девушка благодарно улыбнулась, а через пару минут сумела достаточно согреться и, пусть не с первой попытки, но вызвала огонь из одной ладони, от которой ее телу сразу стало теплее. Не прошли даром тренировки с Такао в деревне: — Сколько у тебя с собой полезного, — Мэй немного удивилась моей подготовленности к походу, но это было приятное удивление.       Масамунэ, следивший за нами как бы вскользь, с воинственной стойкостью переносил холод, пряча свои руки в рукава. Я было с издевкой во взгляде и ухмылкой предложил ему грелку, и он только оскорбленно приподнял бровь, словно я ему что-то мерзкое под нос подсунул. — Руки синоби — это важнейшая часть тела, ее нужно беречь особенно, — увидев реакцию Араи, невольно зло заулыбался. Умрет, а к моим вещам не притронется. Ломается, старается произвести впечатление непотопляемого и гордого. Забавно.       Руками «крадущийся», в отличие от ронина, не только держит меч, но и метает сюрикены, лазает по деревьям и заборам, быстро меняет одежду, наносит поражающие удары по болевым точкам на теле противника. Замерзшие же пальцы не гнутся и плохо слушаются, а потому утратить над ними контроль сродни потерять преимущество перед другими воинами, сравнявшись с солдатом или самураем.       Девушка понимающе кивнула, подставляя другую ладонь своему пламени, которое не обжигало, а дарило тепло, совсем как она сама: грела меня, но не уничтожала своими чувствами. — Руки и для актрис очень важны, — как бы невзначай произнесла она, задумчиво вглядываясь в огонь, и мне показалось, что голос ее стал гораздо грустнее, будто неожиданно вспомнила, что ей вряд ли уже когда-нибудь предстоит танцевать в чайных домах для посетителей, жить той жизнью, к которой шла столько лет. Я бы не хотел, чтобы она вернулась к этому образу существования. Хотел бы, чтобы осталась в клане. Хотел бы, но не имею права просить, хоть она и пришла в мой дом… Вдруг она сделала это лишь от отчаяния и страха?..Из выгоды?..       Бывший самурай тоже смотрел на нее, взглядом выражая искреннее сочувствие. Бьюсь об заклад, он будет уговаривать ее возвратиться на свой путь гейши. Ему это выгодно: забыв о своем сэппуку, станет служить новому господину, сможет ее содержать. В отличие от меня. Как ни крути, выходило, что младший господин Араи крайне заинтересован в победе над Привратником и в помощи слабой девушке.       Хорошо, что кицунэ не читают мыслей и лишь управляют огнем или иллюзиями: не стоит ей знать, что творится в моей бедовой голове, а то опять сбежит. Впрочем, девушка и не очень-то пыталась проникнуть в мое сознание, занятая собственными печальными мыслями. Пошевелив в раздумьях пальцами и смотря как бы сквозь них, Мэй вдруг произнесла: — А мизинец — самый важный на руке.       Я удивленно вскинул брови, посмотрев на свои грубые и шершавые руки, которые согревались об грелку. Не неведьма, подняв на меня взгляд, весело улыбнулась: — Мизинец — единственный палец, который напрямую соединен с сердцем. И есть такое поверье, что к мизинцу каждого человека привязана невидимая красная нить, которая связывает с предназначенным ему судьбой человеком. Можно сколько угодно петлять в жизни, строя и руша отношения, но красная нить всегда приведет тебя к нужному человеку.       Красиво. Насколько, конечно, я мог судить по своим скромным представлениям о красоте. Во всяком случае, моя красная нить, похоже, привела меня к моей судьбе. Невольно проследил взглядом от своего мизинца до маленького тонкого пальчика гейши. Она поймала мой взор и улыбнулась краешками губ, словно не хотела, чтобы Масамунэ, будто нарочно смотревший не нас, а на свою Кирин, увидел нашу маленькую тайну. — Как Миюки-Асагао и ее возлюбленного, например? — предчувствуя, как она удивится, я безмятежно улыбнулся девушке в ответ. Бывшая майко широко распахнула глаза и быстро-быстро ими захлопала, а затем приоткрыла рот: — Ты знаешь эту легенду?!       Не стал рассказывать Мэй, откуда я набрался знаний фольклора, поэтому лишь таинственно улыбнулся и мысленно поблагодарил майко Микки за столь полезные сведения. Во истину, все искусство шпионажа синоби основано исключительно на умении молчать и внимательно слушать, запоминая каждую мелочь.       Согревшись, мы продолжили путь по зимнему лесу. Яркое желтое солнце в такой морозный день, бросая лучи на белоснежное покрывало из снега, слепило, заставляя щуриться. Повезло, что обошлось без метели, хоть ветер и пробирал до самых костей. Мне в моей мешковатой одежде было не холодно, тем более активная ходьба повышала температуру тела, а вот гейшу пришлось укутать в еще одну накидку и заботливо укрыть капюшоном темные длинные волосы, скрепленные подаренными мной кандзаси. Младший господин Араи явно не питал ко мне симпатии, однако, увидев, как я стараюсь уберечь хрупкую девушку от болезней, уважительно хмыкнул. Синоби не обучают этикету, как самураев, однако и нам ведомы простые человеческие чувства, хотя еще в начале зимы мне казалось, что я сам состою сплошь изо льда.       В ближайшей деревне, где у клана были свои связи, одолжили лошадей и вышли на тракт, хорошо примятый другими проезжающими. Отдыхая телом, мы с легкой подачи Мэй, которая, видимо, вспоминала свое прошлое в чайных домах, вели разговоры на тему погоды и судьбы Империи, стараясь избегать острых углов при упоминании неравноправия между слоем элиты и простыми крестьянами, хотя и ни на секунду не забывал, что именно старший господин Араи лишил меня матери. Сама собой беседа вышла к сёгуну — человеку, который являл собой власть, управляя армией в южных землях. Именно на него указал в свое время дайме Масакадзу Исида. — У нас есть какой-то определенный план, синоби? — надо отдать должное ронину, он явно замерзал, но стоически переносил неудобства путешествия в зимний период.       Не смутившись, что он обратился ко мне не по имени, а по роду занятий, будто это слово было синонимом убийце, я ответил: — Я еще думаю, — это было правдой: в голове у меня постоянно шла мыслительная работа по выстраиванию дальнейших действий, однако так или иначе каждый раз я возвращался к одной и той же мысли. — Но в одиночку подобраться к сёгуну почти невозможно. Нужен напарник. Синоби редко предпочитает групповую работу или парную, поскольку всем известно, что чем меньше людей задействовано в задании, тем аккуратнее и тише оно будет выполнено. Однако периодически обстоятельства складывались таким образом, что без помощи было не справиться. — Я сойду на эту роль? — неожиданно спокойно спросил бывший самурай.       Я невольно окинул его взглядом. Таких бы напарников за шею да в пруд: крепкий телом, прямой, как бамбук, с длинной катаной, без умения притворяться, быстро бегать и слишком открытый. С таким пропадешь быстрее, чем достигнешь ворот замка. Не спорю, наверняка из него получился верный и послушный пёс, который готов перегрызть глотку врагу своего хозяина, но у нас с ним слишком разные пути. Как жаль, что не я убил его господина. Это хоть как-то успокоило бы мою совесть. — Оставайся ронином, — хмыкнул я в ответ. — Надо найти Сатоши, с ним проще. При упоминании приятеля детства Мэй тяжело вздохнула, поникнув головой: — Надеюсь, с ним все в порядке…       Я тоже на это надеялся, хотя знал, что шансов крайне мало. В городе, где сосредоточена элитарная часть армии и находится хорошо обученная охрана, синоби трудно не попасться. Сатоши умный и хитрый, опытный, но, увы, бывает неосторожным, особенно без прикрытия. Если до сих пор не вышел на связь, значит, что-то пошло не по плану. — Ты собираешься вместе с ним проникнуть в замок? — будто нарочно уводя тему от болезненных размышлений, поинтересовался Масамунэ и, придерживая уздечку лошади, свободной рукой коснулся локтя гейши, которая тут же ободренно взглянула на него и улыбнулась. Я, безотрывно следя за его движениями, с трудом заставил себя промолчать и лишь кивнул. Араи удивленно приподнял бровь, поняв, что мне не нравится его поведение, однако вслух произнес. — Для чего тогда мы с Мэй? Что мы должны будем сделать?       Я дождался, когда он уберет свою длинную, слишком длинную руку, а затем ответил, цедя сквозь зубы: — Мы будем действовать тайно, а вы попытаетесь разведать открыто, так больше шансов. — «Открыто разведать»? — Масамунэ явно не понравился мой термин. Он чуть проехал вперед и, резко дернув за поводья лошадь, развернул ее, оказавшись ко мне лицом к лицу.- Предлагаешь гейше поупражняться в искусстве шпионажа? — И бывшему самураю, — остановив своего коня, не удержался я, чтобы не поддеть его, скривив губы в самодовольной улыбке. Прекрасно понимал, насколько ему мерзка сама мысль встать на одну ступень с синоби — государственными преступниками, и получил от его пренебрежительного выражения лица истинное удовольствие.       Опытный в самообладании, он несколько мгновений хмурился, а затем, нервно сглотнув, произнес, сощурив холодные глаза: — Не боишься? «Но ты не боишься однажды сам оказаться обманутым?..»       Взглядом как лезвием полосонул по моему лицу, рассекая его на две части от уха до уха. Тот же равнодушный, дьявольский тон, под кожу забирающийся и отравляющий здравый рассудок. Тот же вопрос, от которого во роту металлический привкус крови, будто в горло воткнулся клинок. Рука инстинктивно потянулась к рукаву. Зачем я терплю его?! Он ничем помочь не может толком, как обуза таскается за ней, под ногами путается, ей голову морочит…       Мэй, словно почувствовав, как воздух между нами твердеет, сначала тщетно строгим взором посмотрела на меня, а затем взглянула на своего охранителя, и тот мгновенно расслабил взгляд: -., что мы тебе испортим слежку? — будто дополнил свою фразу Масамунэ. Оказывается, для него не утаилось, что я невысокого мнения о его способностях. — У нас нет твоего опыта в обмане…       Я только зло усмехнулся в ответ: не известно еще, у кого его больше. Однако я ему подыграл, чтобы девушка не догадалась, что нарастает очередной виток конфликта, о сути которого даже не подозревает: — Вот поэтому вам ничего не придется играть, — демонстративно подбодрил лошадь ударами в худые бока, и наша процессия снова двинулась в путь под пристальным и недоверчивым взглядом моего соперника.       Вырисовывающийся план был прост до безобразия, однако иной раз важнее не перемудрить с легендами. Через пару дней Сэцубун — праздник, который широко отмечают по всей Империи (*прим.: Сэцубун сродни Новому году в Европе и России). К столичному городу южной провинции стянется знать, среди которой легко затеряться, если выглядеть соответствующе. Масамунэ — до могза костей самурай, одет и вооружен должно, ведет себя напыщенно и высокомерно, как и все представители его общества, ему не составит особого труда вспомнить свое самурайское прошлое. Мэй — прекрасно воспитанная гейша, которая, пусть и только успела официально ею стать, но была обучена всему необходимому, никакой талантливой куноити так не попасть в тон манер, как настоящей актрисе. Ее нужно лишь удачно пристроить в качестве работницы чайного дома или майко, что выполнимо при наличии денег… Вопрос оставался только со мной.       Выйдя на берег реки в очередной привал, пока мои спутники обедали, я смотрелся в ледяное свое ломаное отражение. Можно, конечно, снова загримироваться в самурая. Вывести благородность на лице, надменно хмурить брови и смотреть на всех сверху вниз, это объяснит появление в городе. Однако такой образ не даст повод пытаться разведать обстановку в замке. Нужен кто-то другой, к кому при проявлении лишней любознательности не возникнут вопросы у стражников. И совета спросить не у кого… Как-то даже взгрустнулось от мысли, что идти на выручку Мэй в паре с Сатоши было проще. Кажется, я из закостенелого одиночки эволюционировал во что-то более ручное и человеческое, социальное.

***

      Ночевку организовали уже на исходе дня в одном из тайных укрытий в лесу. Вентиляция в этом месте была организована особым образом, что позволяло топить очаг, не выпуская дым вверх, что могло бы привлечь ненужное внимание. Пусть и не слишком комфортное жилище, но зато крыша над головой, не спать на снегу, не мерзнуть под порывами ветра. Бедная будущая актриса не произнесла и слова жалобы, похоже, начиная привыкать к моему образу жизни.       Когда тепло наполнило помещение, сели ужинать. Мэй на правах умелой хозяйки стала разливать чай, и я спокойным тоном произнес: — Надо бы потренироваться, — затем, следя за струйкой, которая наполняет мою чашу, немногозначно посмотрел на девушку, опережая ее предсказуемый вопрос. — Сейчас.       Не так сложно приготовить верный рецепт яда, как искусно подмешать его, чтобы не вызвать подозрений со стороны будущей жертвы. Опасное варево не отличается почти вкусом и цветом от крепко заваренного чая, однако подлить в уже готовый напиток содержимого крохотного сосуда, который будет в рукаве гейши, — это отдельный вид искусства, не хуже умения очаровать светской беседой на церемонии.       Масамунэ, уже введенный в курс дела, отпил из своей чаши и сдержанным тоном сказал: — Если ее поймают за подмешиванием яда, убьют на месте, — это было сказано не ради желания напугать, скорее раскрыть объективную правду девушке, которая явно еще не понимала уровень опасности. — Есть другие варианты?       Гейша тихо взволнованно выдохнула, но не стала его поддерживать, однако взглянула на меня из-под пушистых ресниц с надеждой. — Нет, — как ни жаль было это признавать, ответил я. — Мы все рискуем. — Мы с тобой можем рисковать собой, но зачем подставлять под удар ее? — не унимался младший господин Араи, разговаривая таким будничным тоном без нотки раздражительности, будто его мало волновали разворачивающиеся события. Однако слова выдавали его нервозность. Он переживает о ней не только как о девушке, с которой есть общие интересы. Это большее, от чего в груди щемит. Теперь я хорошо распознавал эти эмоции. Я вопросительно изогнул бровь: — Предлагаешь оставить ее в стороне? — беседа шла так, будто она не сидела рядом. Воспитанная в лучших традициях майко, Мэй не принимала участия в нашем диалоге, хотя, судя по лицу, жаждала этого всем сердцем, но не смела перечить мужчинам, смотря то на меня, то на Масамунэ. — Предлагаю, — кивнул ронин. — Предлагаю тебе заняться своим делом, а мне — своим. Ты попытаешься собрать информацию своими методами, а я поспрашиваю в своем окружении. Не будем ею рисковать, — он как-то странно мягко ей улыбнулся. — Ни к чему ей это видеть. Вдвоем справимся.       От меня не утаилось, как не неведьма вдруг вздрогнула от его речи и с ужасом раскрыла темные глаза, словно услышала что-то такое, от чего мурашки пробежали по всему телу. — Втроем, — машинально я поправил его, — Сатоши надо найти в первую очередь: ни за что страдает. Бывший самурай легко согласился: — Втроем. В свое время я убедился, что сражаться с рейки и они надо бок о бок с опытными воинами, не в обиду Мэй, — не интересная мне ностальгия вдруг пробила его на откровение. — Жаль только, что никого не осталось в живых.       Я проигнорировал воспоминания Араи, поскольку уже и без них знал, как, по его же словам, он стал ронином: служил, как и несколько других элитных воинов, некоему господину, а затем попал в странную переделку, в которой потерял своего хозяина, став фактически безродным с единственной целью отомстить мифическому существу, которое отняло жизни господина и соратников, втоптав в грязь совесть и честь Масамунэ. — Ладно, я не против, — это, конечно, рушит многие мои наметки, но не катастрофично: можно попытаться подкупить какую-нибудь нищенку и подослать ее к приближенным сегуна в виде служанки.       К тому же мне и самому не по душе было, что девушка будет влезать в такое неприятное мероприятие, да еще и рискует попасть в руки к рейки, из лап которого будет трудно выбраться. Надо признать вдобавок, была истина в словах мстительного соперника: за попытку отравления даже до тюрьмы дело не дойдет, и не факт, что я или Масамунэ окажемся рядом. — Я зато против, — впервые за долгое время подала голос Мэй и, пропустив напряженный и удивленный взгляд своего охранителя, взглянула в мои глаза со всей серьезностью. — Я должна быть там. В конце концов, все из-за меня. Я не смогу спокойно жить, зная…       Она осеклась и обхватила рукой свою шею, словно острая боль пронзила горло и не давала говорить. Не знаю насчет боли, но колкий взгляд холодных глаз ронина точно проткнул ее лицо. — …зная, в какой вы опасности, — с трудом выдавила наконец гейша, видимо, явно рисуя в своей голове картины нашего пленения или даже казни, которую я ей показывал в одной деревушке. — Идем вместе.       Каждый раз поражался, как в таком хрупком внешне создании умещается столько храбрости и силы воли. Нет развитых мышц, кроме тех, что помогают изящно танцевать, нет сосредоточенности воина, но при всем этом Мэй казалась собраннее и сильнее любой куноити. — Хорошо, смелая, — я невольно улыбнулся ее решимости. Араи же нахмурился, явно не одобряя наши поступки, и только отвел взгляд в сторону. Сочтя это тупиком спора, я решил вернуться к начатому. — Тогда давай, — я кивком головы указал на свою чашу, — трави.       От уверенности в себе и тени не осталось на ее лице. Она как-то вдруг сразу побледнела, похоже, припоминая, как я упал дома, старательно изображая приступ. — Я не могу вот так… — девушка бестолково уставилась на сосуд, который извлекла из своего рукава. — Вот так взять тебя и…       Ей бы сейчас многие мои враги, которые, правда, уже давно гнили в земле, позавидовали: представился такой удобный случай отравить синоби, избавить Империю от одного преступника, а она медлила. Я ухмыльнулся: — Ладно, не можешь меня, давай его, — я с вызывом перевел взор на бывшего самурая, который изумленно приподнял брови. — Если тебе его меньше жалко…       Не удержался - расплылся в улыбке. Пусть и злой, ядовитой, как жидкость в руках неопытной отравительницы. От нее становится всегда не по себе тем, на кого направлена. И сейчас ронин, испытывая ее влияние, лишь горделиво поднял подбородок, демонстрируя вызывающую уважение стойкость духа, и безмолвно придвинул к девушке свою чашу. Однако Мэй не оценила этого широкого жеста и торопливо оттолкнула ее от себя подальше: — Нет-нет, Масамунэ, не надо, — мысли у нее явно путались, и она старалась держать себя в руках, хоть это и заметно удавалось с трудом. — Кадзу опытнее, лучше на нем порепетирую.       Неприятно, конечно, что все же «убить» решила меня, но я постарался об этом не думать. Интересно, а при прочих равных обстоятельствах она бы тоже рискнула именно мной, спасла бы его?.. Девушка задумчиво посмотрела снова на яд в своих руках, покрутила его, словно пытаясь найти в себе решимость, а затем со вздохом взглянула на меня с вопросом: — Я же не могу вот так, в открытую, подлить его? Нужно отвлечь? — Разумно, — кивнул я. — Надо усыпить бдительность.       Ронин удрученно покачал головой, словно ему претила сама мысль, что он присутствует при таком странном обучении. Неправильным будет не заметить, что бывшая майко, видимо, где-то в душе не была с ним согласна, потому что посмотрела на него тут же, будто ожидая поддержки или хотя бы приободрения с его стороны. Похоже, его мнение ее очень волновало.       Масамунэ, заметив взгляд, исполненный просьбы, как-то мягко улыбнулся. Я тоже так плыву, когда она так на меня смотрит? Один взор, подобный солнечному лучу весеннего солнца, топит лед. — Выведи его на эмоции, — будничным тоном посоветовал он, продолжая пить чай. —Заставь нервничать — тут же выиграешь. Бровь сама собой взлетела вверх. Медленно, как подкрадываюсь к жертве, я повернул голову направо, к нему, неторопливо моргая. Всё. Последняя капля: — Что ты говоришь, бесстрашный? Конечно, я сразу вспомнил его слова о том, что не умею сдерживаться. Задень меня — пожалеешь. Нервы у меня крепкие, но очень трудно не поддаваться искушению и жажде злости, клокочущей внутри. Случайное падение с обрыва, отравление, неожиданный удар в спину или отсечение головы. Выберу по настроению… выбрал. Нож. Он давно не видел крови.       Однако я даже не успел достать оружие, как вдруг краем уха уловил движение слева от себя. Легкий шелест ткани, скользнувшее по моей щеке дыхание, тихое касание капли поверхности чая в моей чаше. По инерции тут же обернулся. Меня встретила коварная улыбка Мэй, которая в следующее же мгновение превратилась в широкую и веселую: — Получилось! — она покачала в воздухе опустошенной склянкой. Младший господин Араи, который даже не догадался, какая война развернулась внутри меня, посмотрел на нее с гордостью и тоже улыбнулся. С трудом сложил и свои губы в улыбку: — Способная, молодец. — Теперь тебе, синоби, надо бояться пить чай, — ронин подмигнул своей сообщнице, с которой они как-то поразительно быстро спелись. Надо бы разорвать этот союз. —И вообще быть осторожнее.       При всей забавной атмосфере и ликующей, пусть и почти про себя, что выражалось лишь в победной улыбке, гейше слова прозвучали как-то остро. Переведя взгляд с девушки на благородного воина, я в этом окончательно убедился: бывший самурай серьезно смотрел на меня.