Клинок и Пламя

                           Личная часовня Ллос, куда приходила возносить свои молитвы правительница дома Илинсар… Малый алтарь, каменный с желобками для стока крови, чаша на высокой подставке, ритуальные ножи и плети, алый и очень дорогой бархат, казалось пропитавшийся запахами крови… Фэллон ненавидел эту мрачную торжественность, ненавидел здесь бывать и всё, то что тут происходило… ненавидел. И себя за это клял, ругал, называл неправильным, каялся перед Паучьей Королевой, но всё равно ненавидел. Эти стены, покрытые высохшими потеками крови, этот въевшийся запах страданий, это тусклое сияние светильников, но более всего лик Ллос над алтарём. Её глаза, сейчас ещё мёртвые и пустые, но скоро, очень скоро, они наполнятся жутким живым светом и поглотят неосторожного мужчину, осмелившегося взглянуть в них.       — Пришёл… что-то ты не торопился, — голос у повелительницы тягучий, томный…       Фэллон присмотрелся: так и есть — глаза лихорадочно блестят, зрачки расширены, движения резкие, рваные… мать точно приняла эликсир… Ваэрон! Это значило, что сегодняшнее действо затянется, что правительница ещё долго не насытит свою жажду. Эликсир, волшебное средство, способное утишить любую боль, подарить сладкое марево забвения. Как бы он пригодился раненым! Так нет же, мать использует его для собственного удовольствия, забывая о нуждах других. Впрочем, ничего удивительного, она всегда думала только о себе. Но не стоит её злить и дальше, и Фэллон привычно опустился на колени.       — Простите, моя леди.       — Пшёл… — пнула правительница сына ногой. — Ллос уже заждалась.       Снять одежду и встать перед алтарём недолго, но как же не хочется! И тянуть нельзя, и так мать смотрит недобро, постукивает пальцами по подлокотнику. Фэллон выпрямился, вкладывая руки в кожаные браслеты.       — Ноги! — резкий приказ заставил торопливо поставить ступни так, как следовало. — Ну… приступим, во славу Ллос…       И Фэллон на мгновение напрягся и постарался расслабиться. Вот сколько раз он уже стоял так, ожидая начала ритуала, и всё одно — каждый раз, как в первый… взмах... удар… и он стискивает зубы, чтобы не закричать. Нельзя… нельзя, чтобы даже слишком громкие вздохи нарушили течение ритуала. И смотреть вперёд, туда, где горят огнём глаза Ллос.       Удары сыпались один за другим, жгучие, заставляющие стискивать зубы. Ещё и ещё… Фэллон отстранёно подумал, что мать сегодня слишком разошлась — Паучья Королева насытится. И втянул воздух, сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как рассекла кожу гибкая плеть. Молча — кричать нельзя, за любой звук без приказа ритуал будет продолжен, а ему и так уже досталось. Новое движение, и мягкие хвосты плети словно ласкают израненную спину. Но Фэллон знал, что такое, едва ли не бережное отношение, ненадолго, ещё немного и мать вновь обрушит на него силу своего гнева. И дождался… не удара, а жгучей боли прикосновения раскалённого жезла власти. Опять, уже в который раз, гранд-леди оставляет свою метку, с каждым разом всё глубже погружая его в плоть, будто злилась, что Ллос в своём милосердии залечивает раны по окончании ритуала. Внешние, потому тело Фэллона и не несёт на себе жутких следов жестокости жриц. Зато внутренней болью он насладится сполна…       — Кричи, — хрипло приказала гранд-леди, вкладывая в последний удар всю свою силу, и Фэллон закричал.       Омерзительная рожа Паучьей Королевы надвигалась, затмевая собой окружающий мир, усиливая дикий, первобытный ужас, превращая привычную уже боль во что-то запредельное, едва на грани между жизнью и смертью. И Фэллон кричал, срывая горло, до хрипа, до кровавых слёз, захлёбываясь слезами, слюной и желчью. Сырая СИЛА клокотала в нём, пронизывая каждую клеточку, и мужчине казалось, что вот сейчас он взорвётся, разлетаясь по часовне ошмётками. Наверное, то же самое испытывал отец, умирая на алтаре во славу Ллос… Ни тогда, ни после, глядя в глаза жертв, ни сейчас, получая удар за ударом, Фэллон не понимал, зачем Паучьей Королеве нужно пропускать их через мучения, неужели она не может удовольствоваться только кровью? Не понимал, хоть и пытался разобраться, да кто бы позволил мужчине хотя бы прикоснуться к тайнам жриц?       — Кричи! — хриплый каркающий голос матери прорвался сквозь гул чужой СИЛЫ.       И Фэллон кричал…       Горящие глаза Ллос затягивали, вминали, влекли за собой, туда, где есть только боль, только ужас, и что-то мощное вновь вломилось в тело дроу, сжигая в огненной буре, и вырвалось, забирая с собой что-то важное. Каждый раз Фэллон словно умирал и возрождался, пропуская сквозь себя всю силу Ллос. И отдавая её… кому? Матери? Та не становилась сильнее, но зачем-то ей было это нужно, зачем-то она бросала в алое марево боли сначала мужа, потом сына… да любого дроу, даже низшего, кто подвернулся под дурное настроение гранд-леди.       Кровавый вихрь кружил вокруг, покрывая стены новыми каплями поверх старых, давно засохших, омерзительно багряных. И стекающие потоки силы словно стирали с кожи Фэллона все следы жестокости его матери, оставляя лишь привычную глухую боль. В жутком мареве, принц не заметил, как сила Ллос не вернулась назад, к изображению богини, а впиталась в крупный камень, тускло светившийся багровым пламенем. Что это? Талисман? Амулет? Проклятое вместилище Силы...       — Иди.       И уйти следовало, не мешкая, не задерживаясь, чтобы одеться — так, собрать в охапку вещи неопрятным комком: потом разберётся. Но уйти спокойно не удалось: уже на пороге Фэллона настигли слова матери:       — Я жду тебя завтра…       Это было что-то новое, никогда раньше мать не призывала сына два раза подряд, не позволив ему восстановиться.       — Когда мне прийти, гранд-леди?       — После третьего сигнала.       Третий сигнал вечерний, когда он звучит, дроу расходятся по своим спальным местам и не выходят оттуда до побудки. Только стражи и патрули бодрствуют, несут свою вахту, защищают Дом. Принц тоже не избавлен от дежурств, но его очередь придет не завтра.       Фэллон двигался по коридорам, стараясь, чтобы ни одна из встреченных им леди не заподозрила его в недостойном поведении. Шаг за шагом, не позволяя себе даже коснуться стены, чтобы получить небольшую поддержку. Шаг… другой… а спина болит так, что двигаться тяжело. Мимо прошествовали две высокородных леди, удостоили Фэллона мимолётного взгляда, чуть сморщились брезгливо: ходит тут нагой! Но ничего не сказали — всё же принц, мало ли что приказала ему гранд-леди. Обычного дроу отчитали бы, а то и забрали с собой позабавиться. Не очень это, правда, поощряется, но кто будет жаловаться на жестокость истинных илитиири, особенно если они оправдают своё желание не жестокими играми, а кратким ритуалом во славу Ллос? Фэллон уже в который раз подумал, а не связана ли жестокость леди с их бесплодностью? А потом вспоминал мать… нет, причина не в этом.       Коридоры казались бесконечными, как всегда, когда Фэллон возвращался от матери. Почему к ней он приходит так быстро, а обратно путь длится и длится? Ну, наконец-то, поворот к его тупику. Фэллон сдвинул в сторону занавес и, не наклоняясь, ступил в спальный закут. Фух… кажется не потревожил спину… теперь можно расслабиться и перестать «держать лицо»: следить, чтобы никто не заметил, как ему больно и плохо. Что-то мать в этот раз превзошла сама себя… но отдохнуть сразу не удалось: в закуте его ждал Дэтадиан.       — Фэл?       — Извини, друг, сегодня я… хочу остаться один.       — Я сейчас уйду, только… я принёс ужин. Взял у кухарей немного молока, посмотри…       — Зачем? — вяло спросил Фэллон: есть не хотелось, напротив, немного подташнивало, и было только одно желание — лечь и забыться.       — Потому что тебе нужны силы, ляг на живот, я смажу спину бальзамом. И не спорь, тебе нужнее, чем лечить им синяки и царапины низших. Я проведу вечерний обход сам, отдыхай. Ох… сегодня у тебя… следы от плети… такого давно не было!       — Спасибо… милость Ллос безгранична, к утру я… оправлюсь.       Дэтадиан хмыкнул, словно сомневался в поддержке кровожадной богини, но спорить не стал, заверил, что сделает всё, что в его силах и ушёл, наконец. И стоило занавеси опуститься за ним, как Фэллон позволил себе, наконец, расслабиться и пережить последствия ритуала.       Спустя некоторое время принц слегка пришёл в себя и даже немного поел, но куски сухой лепёшки даже чуть сдобренные слабым напитком из перебродившего молока тлей, не лезли в горло. Фэллон прислушался к шагам в коридоре и сдвинул в сторону миску с кусками лепёшки: возвращался Дэтадиан, а он точно будет голоден.       — М?       —Всё в порядке, хвала Богине, — ответил друг, усаживаясь на скамью напротив. — Тебе уже лучше?Мне кажется, или сегодня ритуал не слишком много забрал у тебя сил?       — Много, — возразил Фэллон. — И это не может продолжаться бесконечно…       — Ты почти ничего не поел, — Дэтадиан кивнул на остатки ужина и укоризненно покачал головой, когда принц отказался. — Тебе нужно восстановиться.       — Да… она ждёт меня завтра.       — Опять?       — Да. Прости, я хочу отдохнуть, забери это.       — Как знаешь, — Дэтадиан только вздохнул и вышел, оставив принца одного.       А Фэллон повернулся на бок, закрывая глаза. Наверное, где-то есть место, где дроу… или не только они, живут спокойно, без страха умереть на алтаре или истечь кровью во время жестоких забав леди. Говорят, что в некоторых Домах нашли возможность умилостивить Паучью Королеву без кровавых жертвоприношений, и дроу там счастливы, у Матери рождается много плодородных дочерей, а икра у младших леди обильна. Говорят, что илитиири там купаются в роскоши и едят мясо и фрукты каждый день. И даже королева не призывает обрушить свой гнев на эти Дома — ведь всем ясно, что без покровительства Богини не обошлось.       Завтра он проверит, как закрылись коконы, заглянет в ясли и снова пересчитает мальков — ему показалось, что их стало меньше. И нужно посмотреть, сколько запасов в кладовых, и нельзя ли незаметно припрятать немного — на самый чёрный день.       Завтра… всё повторится завтра… принц тихо зашипел, когда чересчур резкое движение вызвало боль в едва заживших ранах. Милостью Ллос они затянулись сразу, и бальзам, нанесённый заботливыми руками друга, облегчил страдания. Но внутренняя боль никуда не делась, и придётся ещё долго двигаться, сцепив зубы. Что ж, мать уже стара, и не за горами то время, когда Дом Илинсар возглавит другая. Что принесёт сюда его супруга?       Почему-то Фэллону не хотелось это знать…