Клинок и Пламя

             Завёрнутое в погребальные пелены тело матери опускали на лебёдке в медленно текущую огненную реку. Священное место упокоения всех знатных дроу, где на поверхность выходит разлом и можно увидеть, как кипят недра. Сюда приносят умерших леди и лордов, остальные же удовольствуются погребением в желудках Дочерей Ллос. Фэллон вздохнул — мысль о том, что он мог бы закончить свой путь под жадными челюстями паучих, была невыносимой.       Мать умерла неожиданно, в день, когда жрицы Ллос отмечали праздник Повиновения, и все дроу должны были прийти к своей леди, чтобы подтвердить кровью ежегодную присягу. Фэллон замыкал семейный круг, и уже готовился вспороть ножом ладонь, когда мать захрипела и покачнулась. Никто опомниться не успел, как леди Трелитрен ушла к Ллос.       Дроу оцепенели, не зная, что им делать, как жить дальше без твёрдой руки правительницы. Все — и низшие, и те, кто заслужил признание покойной, и даже жрицы разного ранга — бестолково топтались у тела леди Трелитрен, и лишь Белаерн застыла безмолвным изваянием возле опустевшего трона. Фэллон мог бы понять растерянность других и оценить выдержку первой помощницы матери, в один миг ставшей бывшей, но осознание, что прошлое правление осталось позади, мешало ему в полной мере почувствовать происходящее. И именно этот момент выбрала наречённая супруга Фэллона, чтобы ступить под своды зала.       — Хм… как это я вовремя зашла, — глумливо протянула леди Кайлирия.       И Фэллон преклонил колени перед новой гранд-леди, подтверждая перед всеми её статус.       — Добро пожаловать в Дом Илинсар, моя леди.       — Да… да… — рассеяно кивнула та, осматривая зал, и видно было, что ей здесь не нравится. — Мда… бедненько…       — Зато чисто, — хмыкнула стоявшая за правым плечом девушка.       — Тебе бы все на чистоту проверить, моя дорогая.       — А что? Пыли нет, пол и стены отполированы. Уверена, что в твоих будущих покоях тоже полный порядок.       — Вот и проверим. Фэллон, проводи меня, я хочу отдохнуть. И пусть леди Трелитрен подготовят к погребению. И, да… сразу после него, ты принесёшь мне брачные клятвы.       И вот теперь новая правительница клана произносит молитву, отправляя предшественницу в объятия паучьей королевы. Леди Кайлирия вошла в главный зал почти сразу после смерти правительницы Дома, будто знала день и час. А, может, действительно так, и для неё не новостью было это событие? Иначе, почему леди со свитой двинулась в путь ещё в то время, когда ничего не предвещало столь печального события?       Хорошо ещё, что мать в завещании не потребовала для себя сопровождения, и никто из истинных илитиири не будет сегодня принесён в жертву. Стройные ряды дроу раздались, пропуская леди Кайлирию, и Фэллон словно очнулся, когда увидел рядом с собой новую правительницу.       — Дроу.       — Леди Кайлирия…       — На колени, дроу.       И Фэллон привычно опустился на колени перед леди, так как раньше склонялся к ногам матери.       — Здесь и сейчас, призывая в свидетели Ллос, я приношу нерушимую клятву верности гранд-леди дома Илинсар…        Фэллон говорил и говорил, а слова падали в тишину, и среди молчания было слышно только дыхание леди Кайлирии, остальные будто боялись сделать лишний вздох. Фэллон произносил слова клятвы, не сводя глаз с надменного лица супруги, чувствуя, как отрезает себе все пути отступления. Теперь, всё, что бы он ни сделал, пойдет только во благо и ради гранд-леди. И чем дальше Фэллон говорил, тем шире становилась ухмылка супруги, получившей, наконец, то, к чему она стремилась: собственный дом, подданных и… ненужного мужа. Фэллон полоснул кинжалом по ладони, подождал, пока алая полоса обрастет бахромой капель и повернул руку, проливая кровь на землю.       — В чём и проношу нерушимую клятву.       — Хорошшшшо… — гранд-леди огладила кончиками пальцев лицо мужа, сжала руку, нарочно причиняя боль, и повторила: — хо-ро-шо… я признаю тебя своим младшим мужем до тех пор, пока не разорву эту клятву… жди меня в спальне…       И Фэллон пошёл — ждать.       То, что произошло той ночью, он потом предпочёл не вспоминать. Опасения, что у него ничего не получится, не оправдались по одной простой причине: возбуждающее зелье, приготовленное светлыми эльфами вообще не даёт осечек. А на дроу оно действовало с десятиктратным усилением, превращая обычного мужчину в сверхвыносливого самца. Даже любовные игры супруги со своей сестрой-по-ложу не смогли помешать ему. И хоть такие отношения среди леди считались нормальными, но смотреть на то, как извивается нижняя под жёсткими ласками, как кусает она губы, сдерживая отнюдь не любовные стоны, было неприятно. Особенно, если понимать, что ты следующий. Из спальни супруги Фэллон буквально выполз, цепляясь за стены. Он едва сумел добраться до своего закута, рухнув на ложе и засыпая едва не во время падения.       Пробуждение было внезапным и, не сказать, что приятным. Чья-то рука коснулась его плеча, а ладонь закрыла рот, предотвращая крик.       — Тише…       Фэллон распахнул глаза, узнал говорившего и расслабился. Ладонь убралась, и на ложе рядом опустился Дэтадион.       — Ты? Зачем?       — Вижу, что супруга у тебя… ненасытна?       — Не напоминай, — со стоном проговорил принц. — Мне кажется, что я себе стёр всё до крови.       — Тебе не кажется, — «обрадовал» его друг. — На, возьми бальзам, я принёс баночку, как чувствовал.       Фэллон хмыкнул, вспомнив, что когда им был нужен бальзам. Период, когда между принцем и низшим дроу вспыхнула любовная связь, был коротким, но бурным. О том времени они старались не вспоминать: Фэллон жалел, что пошёл на поводу своей подростковой похоти, а Дэтадиан нашёл себе постоянного партнёра и не хотел, чтобы прошлое вставало между ними: одно дело обычный любовник, а другое — Сын Дома и принц.       — Что будешь делать? — спросил дроу, когда Фэллон привёл себя в порядок и уже натягивал штаны.       — Жить. Пока есть такая возможность.       — Я могу помочь?       — Можешь, но… если она привяжет тебя клятвой, пути назад не будет. Сейчас у тебя привязка к матери, а она мертва. Это поможет тебе продержаться, если ты захочешь уйти в другой Дом.       — Ну, да… она перекинулась на тебя. Связь, я имею в виду.       — Да, я знаю…       — Почему? — спросил Дэтадиан.       — Помнишь, ещё в школе, мы смешали кровь?       — Да… каким же я был тогда глупцом! Низший дроу и принц дома…       — Это было моё предложение, — заметил Фэллон. — И сейчас это дало тебе шанс не стать игрушкой в руках новой гранд-леди.       — И как это твоя жена не догадалась проверить все связи дроу в доме Илинсар?       — Пока не догадалась, мне кажется, что это ненадолго. Хотя… она как-то сказала, что избавится от меня при первой же возможности, так что наша связь прервётся сама собой. А остальные примут её, как свою властительницу с лёгкостью. Ты всех забрал, кого хотел?       — Да.       — Послушай… я могу произнести клятву отречения тебя от рода, — медленно, словно сомневаясь, проговорил Фэллон.       — Зачем? — насторожился Дэтадиан.       — Если проделать это правильно, можно основать новый дом… вернее, домик, — принц усмехнулся. — Об этом обычае позабыли, называется он «отпочковать поросль».       — Звучит как-то по светлоэльфийски.       — Так и есть, — подтвердил Фэллон. — Это ещё с тех времён, когда наши предки жили на поверхности. Тогда новой семье давали семя, из которого потом вырастало новое Священное дерево. И они могли основать свой собственный дом, а после или войти независимыми в большой род, или жить дальше, на свой собственный страх и риск. Первые правительницы именно так и получили возможность основать свои Дома.       — А семя? Какое дерево они выращивали тут? — удивился Дэтадиан.       — Никакое, у нас это была Купель. В каждую вмурован камень из самого первого Лона Ллос… Кстати, именно потому и говорят, что богиня гневается, если у гранд-леди нет плодородных дочерей.       — Как у твоей матери?       — Да, её это очень злило, особенно, когда она приносила жертву за жертвой, а результата не было. Я слышал, что в тех Домах, кто отошёл от исполнения точной буквы и духа старинных обычаев, рождается много дочерей, способных не только оставить потомство, но и выметать икру.       — Верю, — пробормотал дроу, — особенно если вспомнить, сколько воинов в других домах.       — Да, и сколько там леди, жриц и просто низших. Илинсар один из самых малочисленных, а бедность или богатство зависит не только от недр, но и от того, сколько дроу трудится для процветания Дома.       — Как думаешь, новая гранд-леди сделает что-нибудь для этого?       — Сомневаюсь, — покачал головой Фэллон, — она не показалась мне… ей важно назваться Матерью рода, а на остальное… ей всё равно.       — Почему?       — Думаю, она пока не поняла, что быть правительницей, это не только получить власть, но и обязанности.       — Поймёт?       — Не знаю, — вздохнул Фэллон.       Он вспомнил, что происходило ночью, и содрогнулся, подавляя тошноту. Омерзение и унижение… нет, он не был наивным юношей, не знавшим, что такое плотская любовь — не раз мать отправляла ублажать её гостий. Знал и то, что происходит между сёстрами-по-ложу, но впервые увидел это своими глазами. Быть может, между другими, это было красиво и чувственно, но супруга доминировала и над любовницей, и в какой-то момент Фэллону даже показалось, что получала наслаждение от мучений девушки. Да, леди Кайлирия применила весь арсенал опытной жрицы, вызывая у распростёртой перед ней девушки стоны не наслаждения, а боли. А уж что потом супруга творила над мужем, он предпочёл бы забыть раз и навсегда.       А ведь завтра… нет, уже сегодня, ему придётся сопровождать новую гранд-леди по её владениям.       Фэллон следовал за супругой, ненавязчиво направляя её по коридорам дома. И видел, что той совершенно не нравится увиденное. Брезгливость, презрение, неприятие… бедность нового владения бесило леди Кайлирию. Что ж, если она хочет добиться богатства и процветания, стоит немало потрудиться для этого. Куда проще прийти на готовенькое, возлечь на ложе, покрытом мехами и бархатом, и лишь возносить хвалы Паучьей Королеве. Здесь же вместо богатых мехов облезлые шкурки, вместо свежего, сладкого и тягучего мёда — старый и засохший, будто камень. На стол подают не нежное мясо равнинных животных, а жёсткое вяленое, что купили дёшево у короткоухих человечков. Фэллон показывал свой дом и испытывал смесь стыда и злорадства — неприкрытая бедность, почти нищета, вот что получила Кайлирия вместе с ненужным мужем.       Как говорится, каждому по заслугам. Видно не слишком любит правительница свою племянницу, раз подобрала ей вот это.       — Это Купель?       — Да, моя леди.       — А где выводок?       — В пещере рождений, — почтительно проговорил Фэллон. — Вас проводить?       — Разумеется, — фыркнула та.       И с той же брезгливой гримасой она осматривала молодняк. Фэллон отводил глаза — а что он сделает? От мужчины требуется одно: возлечь с леди и оплодотворить её.       — Сколько у вас производителей?       — Ни одного, моя леди. Последних леди Трелитрен отдала в жертву Ллос незадолго до поездки в столицу.       — Весьма расточительно, — процедила Кайлирлия.       Фэллон промолчал… а что он мог сказать, если полностью согласен со словами супруги? Производителей ценят, и очень недальновидно выпускать им кишки на алтаре. Но в этом была вся мать: раз не получилось, следует избавиться от всех следов. Как она ещё не перерезала всех участников того нелепого ритуала… во славу Ллос. Или просто не успела?       — Так… нужно купить пару самцов, пусть увеличивают поголовье, а то пустовато как-то в коридорах…       И Фэллон вновь молча согласился с женой, втайне надеясь, что та всё же станет работать на благо своего Дома. И ради этого он готов был терпеть все её придирки.       Но кровную привязку с друга он всё же снял, и не только с него одного — Фэллон постарался обезопасить всех, кто ему дорог. А в нижние коридоры Дэтадиан отправлен уже давно, сразу по возвращении из столицы. И не один: с ним ушло несколько дроу: друг забрал с собой самых искусных мастеров, воинов и своего любовника. Лучшие скрылись в темных коридорах, чтобы выждать, узнать, стоит ли доверять новой гранд-леди. Мать не заметила исчезновения нескольких подданных — она о таком и не задумывалась. А теперь вообще некому спрашивать… может, и к лучшему? Хоть кто-то уцелеет, раз ему не суждено.