Перенастройка

Спасибо Рюкю — та определила Урараку (не особо любящую работать ночью) в дневные патрули, и её смена уже подходила к концу. Совсем скоро она собиралась отправиться домой, расслабиться в горячей пенной ванне и дать ножкам заслуженный отдых. Нужно было поскорее придумать более удобный дизайн обуви, который при этом смог бы помогать при приземлениях, прыжках и маневрировании во время применения «невесомости» на самой себе. В последнее время на улицах было тихо, что означало много пеших прогулок. За сегодня ей попался всего один неудавшийся карманник, и это было не особенно интересно. Разумеется, хорошо, что она его арестовала (чем меньше преступлений на улицах — тем больше веры профессиональным героям), но раз уж она занималась воришкой, то на спецвызов по поимке потенциальной опасной серийной убийцы отправиться она не успела. Какая же жалость. Урарака вздохнула. Не стоило бы ей желать такого. Быть героем означало не столько тонну экшена в жизни, сколько защиту мирных жителей, и она это прекрасно понимала. Она любила свою работу, любила помогать гражданским и ловить преступников. Конечно, было бы неплохо заняться чем-то помимо перевода старушек через дорогу и спасения котят с деревьев, но именно эти обыденности и делали её одной из любимейших в народе героев. Может, Деку, Шото и Бакуго и были популярнее, но у неё всё равно автограф просили чаще, чем у двух последних. В конце концов, быть героем означало быть открытым человеком, и что Шото, что Бакуго не могли до конца сломать стену между собой и публикой, в отличие от Деку и самой Урараки. Она осматривала толпу, стараясь не упустить ни единой подозрительной ситуации. Вон тот парень, неловко баюкающий на руках младенца, уж точно не был чем-то интересным — беднягу, наверное, впервые оставили наедине с ребёнком, пока мать вышла на работу или по каким-то своим делам. А спустя секунду до неё допёрло и она резко повернула голову в его сторону, думая, что глаза играют с ней злую шутку (потому что сцена не укладывалась в голове), но нет, она бы в жизни с кем-либо его не перепутала. Пусть его волосы были короче, пусть он был одет в униформу какого-то магазина, пусть на нём не было ни единой отрубленной руки — но это был он, Томура Шигараки собственной персоной, пробивающийся через толпу с как-то не так лежащим на его руках грудным ребёнком. Он выглядел настолько напряжённым, как будто либо сейчас он взорвётся, либо остановится, рухнет на землю и начнёт панически орать. Её поразило от осознания. Она столько лет его не видела. По телевидению как-то крутили документальный фильм о взлёте и падении Лиги, кто-то пытался снять кино о жизни тамошнего лидера, но все попытки прекратились, едва тот вышел из тюрьмы и залёг на дно. В последний раз она видела его на суде, и тогда он выглядел таким… от всего уставшим. Было грустно видеть настолько эмоционально подавленного человека, пусть и преступника. Урарака, только недавно вернувшаяся с длительного задания на севере, даже не подозревала, что он поселился в этом районе. Наверное, стоило проверить заранее, не живут ли на её патрулированной территории какие-нибудь амнистированные террористы, которые когда-то пытались её убить, но эта мысль надолго не задержалась. Увидеть его сейчас, да ещё и с ребёнком, больше походило на дурной сон — настолько было нереально.  — Уравити? — позвал её стажёр. Это был молодой парень, со второго курса Юэй, и стажировка эта была у него не первой, но даже так Урарака не сразу вспомнила его имя — настолько была поглощена видом старого не самого доброго знакомого, который сейчас больше походил на самого обыкновенного истощённого отца. Урарака вышла из лёгкого ступора. Какой ещё отец? Это вообще его ребёнок? А чей тогда ещё? Зачем ему ходить по городу с чужим ребёнком на руках? Он украл ребёнка?  — Иди в агентство, я тебя догоню, — приказала она стажёру.  — Э-э-э, вы…  — Всё хорошо, — улыбнулась Урарака. — Я просто кое-кого встретила. К счастью, мальчишка не стал с ней спорить. Она и сама понимала, насколько патруль был скучный, и если даже ей казалось, что время тянется, как резина, то ему наверняка каждая секунда тупой прогулки по городу казалась целой вечностью. Этот парень, на самом деле, не знал своего счастья — она-то, во время своего обучения в Юэй, не могла и дня провести без напряжения в ожидании следующей атаки злодеев. Пусть Шигараки лично её никогда не преследовал, но в свой момент она тоже с ним столкнулась — то была одна из последних конфронтаций с Лигой, прежде чем их всех арестовали. Урарака перешла на соседнюю улицу и выскочила на тротуаре в нескольких метрах от Шигараки. Тот, казалось, бормотал под нос то ли самому себе, то ли ребёнку, и почему-то она обратила внимание на перчатки на его руках. Сначала её немного это смутило — для перчаток было не настолько холодно — но почти сразу она вспомнила, что дело в его причуде. В конце концов, и ей приходилось надевать перчатки перед сном, чтобы случайно не отправить в невесомость себя или кровать. Может, перехватывать его было не лучшей идеей, но она должна была убедиться. Она хотела верить, что он ни во что не ввязался. Если она правильно помнила, он не появлялся уже два года. Деку располагал куда более подробной информацией и иногда звонил ей, чтобы это обсудить, но о Шигараки она ничего с тех пор не слышала. Очевидно, он разорвал старые связи по максимуму и старался вести как можно более мирную жизнь, и в этом смысле отсутствие новостей было самым лучшим развитием событий. А увидеть его сейчас немного озадачивало. Урарака не знала, как себя с ним вести. Одно дело рассказывать, как она всей душой верит в перевоспитание и реабилитацию, но совсем другое — увидеть мирно гуляющего по городу человека, едва не уничтожившего её друзей. Конечно, это был не первый такой случай в её практике. Был ещё Даби… нет, Тойя же вернулся к прежнему имени. В любом случае, старший из детей Тодороки был так же амнистирован, вернулся в мирную жизнь, и Урарака несколько раз встречала его на улицах (каждый из них был отдельной историей), но он больше походил на угрюмого бездельника. Видеть его таким было странно. Впрочем, эта встреча тоже была странной, но Урарака не смогла бы просто отпустить его. Нужно было с ним поговорить. Убедиться, что всё хорошо. У него на лице была изображена вся внутренняя борьба, и каким она была бы героем, если бы не протянула руку помощи нуждающемуся? Разве не отсутствие поддержки изначально настроило его против геройской системы? Ведь да, общество спокойно отвернулось от ребёнка, попавшего в беду, и спустя годы получило на свои головы опасного террориста. Но Урарака так поступить не смогла бы. Она была готова протянуть руку даже бывшему врагу, чтобы не мучаться потом угрызениями совести.

***

Шигараки поправил ребёнка на руках, наверное, уже в сотый раз. Нужно было придумать какой-то другой способ её переносить — пусть она не была тяжёлой, но постоянно таскать на себе четыре килограмма было проблематично, и рука уже начинала неметь. С каждой секундой сумка выглядела всё более заманчивым выходом из этой ситуации, и он примерно понимал креативное решение Химуры, но наверняка существовал способ получше. Вроде бы, существовали рюкзаки для младенцев, или коляски? Хотя, женщине в бегах таскаться с коляской было бы как минимум несподручно. Через несколько минут он снова остановился, чтобы неловко переместить ребёнка на другую руку, как позади его окликнул смутно знакомый голос.  — Э-э-э, Шигараки? Он развернулся, выставив свободную руку в защитном жесте (хотя в перчатках особо не позащищаешься), только чтобы застыть на месте. Самое было время получить от прошлого смачную пощёчину — достаточно неприятную, даже если лицо героини перед ним сияло напускным, хоть и не агрессивным волнением. Уравити. Прямо здесь, прямо сейчас, во всей красе своего обтягивающего костюма, Уравити, она же Очако Урарака. Раньше она не была в списке его первых приоритетов, но одержимость Тоги и её дружба с Мидорией обратила на неё определённое внимание. Было до чёртиков странно сейчас её встретить, и где-то на периферии он вспомнил её ещё ученицей Юэй, а сейчас она была взрослой женщиной и профессиональной героиней, даже если что-то девичье в ней всё ещё было, и кто-то мог бы считать её милой (хотя бы из-за характерного розового румянца на щеках). Томура вспомнил, как однажды увидел её в бою. Тогда она казалась ему милой в самую последнюю очередь. — Ты всё не так поняла, — выпалил он, едва поймал её направленный на ребёнка красноречивый взгляд. Она удивлённо подняла брови, но ничего не ответила — до него дошло, что он и сам не знал, как она должна была это понимать. Просто первым в голову пришло предупреждение Тойи о том, что знающие его люди отнесутся к идее с ребёнком ну очень сомнительно, и он запаниковал. — Это м… моя дочь. Уравити присмотрелась к девочке и видимо признала отцовские красные глаза.  — Какая очаровательная, — и, закусив губу от явной неловкости, снова глянула на него. Он подавил тяжёлый вздох. Даже если она думала, как это комментировать, он уже знал все её мысли. Она явно не доверяла ему ребёнка, ведь «злодей однажды — злодей навсегда», правильно? Она бы в жизни ему этого не забыла (и не зря), и он даже не собирался её винить, но всё равно было немного обидно. — Ты выглядишь… не в своей тарелке.  — Не в своей тарелке? — с каменным лицом переспросил Шигараки, потому что она очевидно хотела описать его совсем по-другому.  — Беспомощным?.. — поправилась Уравити. Он фыркнул. Это звучало уже точнее. — Ты… как будто…  — Как будто не знаю, что мне делать?  — Я бы так не сказала, — она слегка смутилась. Нахрена она вообще пристала? Зачем его остановила? У него не было на неё времени. — Ты выглядишь подавленным. Всё хорошо?  — Скажи честно: тебя оно волнует? — просто спросил Шигараки. Она открыла было рот, чтобы возразить, но он не дал ей и слова вставить: — Давай быстрее, хорошо? Я, как видишь, немного занят, мне ещё нужно погуглить, что вообще детям нужно для жизни, потому что я всего пару часов назад узнал, что у меня ребёнок есть. Спроси, не собираюсь ли я закусить этим младенцем на завтрак, и вали по своим делам. Уравити уставилась на него, застигнутая врасплох таким резким ответом. Люди могли бы подумать, что он старался сдерживать агрессию, чтобы не привлекать к себе негативного внимания, и он действительно послушно держался подальше от любого насилия, но на самом деле ничто в этом мире не сделало бы его принципиально другим человеком. Преступная жизнь сделала его слишком грубым и резким в выражениях, и никакая терапия этого не исправит. Ладно, при ребёнке ещё можно было постараться фильтровать выражения, но никто из чужих людей (даже героев) не был хоть сколько-нибудь важной причиной следить за языком. Вскоре её удивление сменилось таким выражением, что он бы не удивился, если бы она ему треснула от души. Да, она всё ещё переживала, но церемониться по этому поводу уже не планировала, и даже парой оскорблений он вряд ли смог бы от неё отвязаться. Если он чему-то и научился, пока был преступником — все эти милые герои были пиздец какими упрямыми людьми. Им приходилось, чтобы делать свою работу. Его тогда это бесило, как злодея, и бесило сейчас, но уже как гражданского.  — Ладно, если хочешь вести себя, как последний имбецил — на здоровье, — отбила Уравити, и теперь пришла его очередь пялиться. Теперь точно можно было не церемониться. — В последний раз мы виделись, когда тебя приговаривали за множество страшных вещей, включая покушения на жизнь Всемогущего, так что, разумеется, я бы переживала! Ты как будто в первый раз ребёнка держишь.  — Я в первый раз и держу! — рявкнул он.  — Тогда зачем вообще с ней по улице ходишь, если даже держать толком не умеешь?  — Потому что у меня, по ходу, совсем никакого вкуса нет, раз уж единственная женщина, которая была не против познакомиться, сегодня заявилась ко мне на работу, сообщила мне, что я — отец, а она — серийная убийца, у которой как раз нет свободной няньки на время очередной мокрухи, и я как-то не хочу, чтобы жизнь ребёнка с такой охуительной родословной превратилась в ёбаный ад! Она не то чтобы какой-либо честности от него не ожидала, но судя по этим распахнутым глазам и приоткрывшемуся рту, такую тираду услышать точно не планировала. Он знал, насколько это звучит сраным бредом, но произнеся вслух, стало проще понять, зачем он всё это делает. Он был отцом, а для отца было естественно желать защитить своего ребёнка. Химура сама по себе была угрозой, но что хуже, она в итоге могла бы превратить их дочь в монстра ещё более страшного, чем когда-то превратили его самого. Этого допустить он не мог. Этот цикл не мог так продолжаться. Он должен был доказать, что кровь такого, как он, ещё ничего не значит.  — Так ты стал отцом… — задумчиво пролепетала Уравити самой себе. — Это и вправду твоя дочь…  — Ты думала, я купил её в магазине, чтобы в дочки-матери поиграть? — вымученно спросил Шигараки. Времени было ещё слишком рано, чтобы ему хотелось спать, но сегодняшний вечер выдался уж слишком бодрым, и было у него такое неприятное предчувствие, что сегодня он не уснёт вовсе.  — Что собираешься делать?  — А хрен его знает, — выдал он единственный ответ, на который она, наверное, и рассчитывала (ну нечего ему больше было сказать). — Слушай, я понимаю, что тебе там могло показаться, но я этого ребёнка не похищал, и издеваться над ней тоже не собираюсь. Я просто иду в магазин, мне надо как-то дожить до завтра.  — Кто-нибудь может тебе помочь? Шигараки только фыркнул.  — Знаешь, у тех, с кем я ещё общаюсь, опыта с младенцами не так уж много. Она нахмурилась и посмотрела на ворочающуюся малышку.  — Тебе есть, чем её кормить, пока ты не придёшь домой?  — А, да, где-то тут лежала… — Шигараки порылся в спортивной сумке, прежде чем достать наполненную молоком перчатку. Спасибо, до сих пор ему это не пригодилось. Он бы от паники всё нахрен разлил. — Я, как бы, разложил всё, что оставила ей мамаша, на случай, если оно было отравлено.  — Ну ты и… — Уравити выхватила перчатку из его руки. — Младенцам нельзя давать магазинное молоко, её бы рвать начало. Купи ей специальную смесь.  — Но дети же пьют молоко, — Шигараки уставился на неё, пока она выбрасывала перчатку в урну в переулке. — Эй!  — Ты же совсем никакого понятия о детях не имеешь, — Уравити даже его не спрашивала. Она знала, что права точно так же, как это знал он сам. Но, если младенцы не пили молоко, то что тогда? Тот порошок, разбавленный водой? Получается, нужно было найти в магазине похожую банку — и дело в шляпе. Ничего сложного, всего лишь найти такой же порошок. Нет, он изначально догадывался, что Тойя с этой перчаткой ему ту ещё свинью подсунул… Пока он думал, Уравити помассировала переносицу. — Так. Ладно. Всё хорошо. Не могу поверить, что всё пришло к этому. У него не было времени. Сколько ещё осталось до момента, когда этот ребёнок снова начнёт вопить? Ему оставалось молиться, чтобы у девчонки не было причуды, как у какого-нибудь Сущего Мика — в этом случае был бы совсем пиздец. Наверное, стоило выяснить, что у Химуры за причуда, и подготовиться ко всему заранее. Вот были бы в своё время готовы его собственные родители… Шигараки глубоко вздохнул, выбираясь из хаотичной катавасии своих мыслей.  — Слушай, это была охренеть какая приятная встреча, и я уверен, ты сейчас пойдёшь трещать всем своим бывшим одноклассникам, но…  — Мой патруль заканчивается через десять минут.  — Что?  — Моё агентство буквально здесь за углом, — Уравити убрала руку от лица. — Подождёшь, пока я переоденусь? Я предупрежу, что ты со мной.  — В смысле? Зачем мне тебя ждать?  — Буду тебя спасать. Шигараки тупо моргнул. Чего она там спасать собралась? Он что, в параллельное измерение попал? Или сдох по пути сюда и попал в странное чистилище? Вечер с каждой секундой становился всё бредовее. Он утром совершенно спокойно проснулся типичным распиздяем-одиночкой, чтобы к вечеру стать уже отцом-одиночкой, и к этому его жизнь совершенно не готовила. А теперь вот так — Уравити, девушка, которую он наверняка пытался убить несколько лет назад, предлагала ему помощь?  — Мне твоя помощь не нужна.  — Да, понимаю, — ответила она. — Если тебя так сильно задевает принимать чужую помощь, тогда считай, что я помогаю твоей дочери. Вот что ты знаешь о младенцах? Знаешь, какую смесь покупать, какие бутылочки или подгузники, или одежду? Про режим сна что-то знаешь? Сколько раз кормить и сколько еды давать? Как купать? Как правильно запеленать?  — А-а-а, хорошо, я тебя понял! — только и смог выдать он в ответ, настолько от всех её вопросов закружилась голова. Ничего из этого он не знал, но думал, что это не настолько сложно, и гугл на пару с ютубом всему бы его научили. Ох, его психотерапевта завтра ждёт та ещё веселуха — они долго пытались как-то привести его жизнь в норму, но внезапное отцовство не звучало, как что-то стабильное. Наверняка на следующем сеансе ему ещё раз предложат от греха подальше отказаться от ребёнка, потому что это будет тяжело. А оно наверняка будет. Слишком тяжело, чтобы выдержать это в одиночку, но он уже когда-то брал на себя ответственность лидера. Наверняка разница там была небольшая.  — Ну, то есть, у меня нет детей, и у меня в знакомых только одна семейная пара, но я часто подрабатывала раньше нянькой, — задумчиво сказала Уравити. И это уже звучало гораздо большим опытом, чем был у него.  — Ты реально мне поможешь? Когда она улыбнулась без единой доли фальши, его это и близко не успокоило.  — Конечно, я люблю детей! — она звучала так, будто сейчас начнёт смеяться, но сдерживалась. — И ты вправду выглядишь совсем уж потерянным. Если ты действительно настолько серьёзно воспринимаешь будущее своего ребёнка, то я буду только рада помочь.  — Ты же делаешь это только потому, что героям положено навязывать помощь? — сузил глаза Шигараки.  — Мне уже нельзя помогать, потому что я хочу помочь?  — Судя по моему опыту, люди каждому встречному помогать не хотят, — отрезал он. Случайные прохожие не стремились помогать друг другу, никому не нужна была на свои плечи лишняя ответственность. Они всегда ссылались на метафорических героев, которые обязательно спасут из любой задницы. А если и помогали сами — то не просто так. Бескорыстных людей в этом мире не существовало. Вообще. — Да и ты, вроде бы, должна меня ненавидеть. Ты же только и ждёшь момента, когда я снова соберу шайку и нападу на каких-нибудь школьников? Потому что обычно все именно этого от меня и ожидают.  — Отчасти ты прав, — признала Уравити. Она как раз играла с крошечной ладошкой девочки, позволив ей схватить себя за палец. — Но сейчас ты всего лишь отец-одиночка, которому нужна помощь. Мне действительно трудно принимать тебя за обычного гражданского, то есть, сколько раз вы всей Лигой там на мой класс нападали? Дофига. Они нападали снова и снова, пока не ушли в какую-то совсем другую деятельность, название которой сами не знали.  — Я должна верить, что ты можешь быть хорошим человеком, в противном случае веры не может быть никому — даже этому невинному ребёнку. Интересно, если бы люди узнали, кто её родители, они бы назвали её невинной? Хотя, родители Шигараки не были плохими. Он уже не мог вспомнить их лиц, но точно помнил, что они не были такими конченными, каким по итогу вырос он.  — Какой-то слишком оптимистичный бред, — только и сказал он.  — Либо так, — пожала плечами Уравити, — либо я буду уверена, что ты вырастишь из ребёнка ещё одного террориста. Теперь он застыл, озадаченный её прямотой. Нет, он бы этого не сделал. Он не смог бы на все сто процентов честно заявить, что вырастит из дочери лучшего человека, чем он сам, но должен был хотя бы верить в себя и свои попытки. Если это окажется слишком тяжёлой ношей, если ему это морально окажется совсем уж не по силам — он согласился бы отдать её в другую семью. Но просто так сдаваться он был не намерен — не с чужим же человеком, в конце концов, он имел дело. Да какая его муха укусила? Чего плохого в помощи, пусть даже от героя?  — Ты же знаешь, что не обязана? — вздохнул он.  — Конечно, знаю, — ответила она. — Но я хочу помочь. Может, отчасти потому, что так и должны поступать герои, но… Если ты пытаешься меняться к лучшему и хочешь дать дочери то, чего она заслуживает, то и я должна дать тебе то, чего сейчас заслуживаешь ты.  — Меня сейчас стошнит от этого геройского пафоса.  — Уж прости, нам за него платят, — пошутила Уравити. Ладно, шутка получилась дерьмовая, но Тойя обычно выдавал и того хуже (на самом деле, его чувство юмора было настолько отвратительным, что иногда хотелось закатить глаза и увидеть собственный мозг). — Так что, подожди меня на улице, ладно? Я, может, не мать-героиня, но знаю достаточно, чтобы помочь. Я только переоденусь.  — Уверена, что стоит? — кисло спросил он. — После такого костюмчика можешь хоть голышом ходить, и ничего принципиально нового народу не покажешь. Уравити снова покраснела и посмотрела на него так, что он удивился, как реально по лицу за такие слова не получил. Не то чтобы он особо пялился на все изгибы, но даже у героев-мужчин костюмы обтягивали, как вторая кожа. В такой одежде вообще дышать реально? Кто в своëм уме смотрел на подобные костюмы и думал «да, в этом было бы как раз охрененно раскрывать преступления»?  — Я просто… — Уравити покачала головой. Он мог поклясться, что слышал её мысли: она сошла с ума, это всё — полный бред, он заманивал её в ловушку, или просто предполагала любое другое развитие событий, кроме того, в котором они сейчас оказались. Вот что было абсурднее, чем поход в детский магазин с бывшим врагом и террористом? Шигараки был бы не против сейчас разложить самого себя в кучу пыли. — Я скоро вернусь. Он не мог ей ответить. Если бы попытался сейчас открыть рот — выдал бы очередную явно обидную хрень, и тогда она точно отправила бы его в космос с одного пинка. Уравити уже было отошла на несколько шагов, как остановилась.  — Кстати, я забыла, а как её зовут?  — Ещё не придумал, — ответил он, вспоминая реакцию Тойи на Принцессу.  — Забавное имя. Он знал, что она снова шутит, но всё равно хотел убиться головой о ближайшую стену. Рано или поздно ему придётся придумать ребёнку нормальное имя, потому что называть её «ребёнок» или «оно» было бы неприлично, и даже на смертном одре он не назвал бы её «Принцесса». Даже если у него не было каких-то завышенных стандартов (что было очевидно, раз уж первые и единственные его отношения у него сложились с ёбнутой маньячкой), он не собирался опускаться до этой отрыжки нездорового воображения. Может, до лучших времён называть её Зельдой? Она сделала ему какой-то знак рукой, напоминая никуда не уходить, и бросилась в сторону агентства, а он только тупо смотрел ей вслед с потерянным видом. Отчасти хотелось сейчас развернуться, уйти и плевать на Уравити, он бы справился сам, как справлялся практически постоянно — но он осознавал, как сильно нуждался в помощи знающего человека. Девочка снова начала плакать. Может, есть хотела, или ей неудобно было? Поворчав в пустоту, он положил ладонь ребёнку на затылок и поплёлся в сторону агентства, куда только что побежала Уравити — офиса Героини-Дракона. Это была самая странная ночь в его жизни — а учитывая всё дерьмо, что он пережил, это было серьёзным показателем.