Перенастройка

— Вылезай из прыгалки.  — Не.  — Тебя надо переодевать.  — Не!  — Ты снова обгадилась, и сейчас всё перепачкаешь, если… Хватит прыгать, бля!  — Не! И почему Шигараки так хотел, чтобы его дочка научилась хоть что-то выговаривать? Юкико могла произнести не очень много, но то, что знала, повторяла часто и густо. Она могла говорить «да» и «нет», и последнее ей определённо нравилось гораздо больше. Он зажал переносицу и глубоко вздохнул, подавляя желание кинуть чистый подгузник куда-нибудь в середину комнаты, и чёрт с ним. А ведь всего несколько месяцев назад он мог просто вытащить Юкико из прыгалки и с минимальными усилиями её переодеть или выкупать. А сейчас она визжала «не-е-е!» и изо всех сил цеплялась за края. Он не знал, как у этого ребёнка хватает сил на такую хватку, но соседи, должно быть, были уверены, что он время от времени пытался скормить дочери самый настоящий крысиный яд, настолько она сопротивлялась. Иногда она была самым идеальным на свете ангелочком, хоть к ране без пластыря прикладывай, а иногда она орала так, будто вышла из самого ада. Он мог бы обвинить гены Химуры, но, кажется, это всё-таки его наследие.  — Ладно, ты напросилась, — Шигараки пошёл к журнальному столику, где валялись его перчатки. А когда заметила, что он их показательно натягивает, Юкико начала дико прыгать и орать.  — Не-е-е, папа, не-е-е-е!  — Да, папа, да, — чуть ли не прошипел Шигараки. Юкико посмотрела на него со всей яростью, на которую мог быть способен без месяца годовалый ребёнок, а он просто показал ей язык. Теперь это превращалось в почти что забаву — она уже знала, если папа надевает перчатки, пиши пропало. Если перчаток не было — она могла ворочаться и выкручиваться в его руках, он рано или поздно ставил её на пол, чтобы всеми пальцами не задеть, а там она могла со всем отчаянием (и радостью) поползти куда-нибудь подальше. А так она не могла никуда сбежать или вырваться и постоянно злилась, особенно, когда была не в настроении сидеть смирно. И сука пиздец блядь, оказывается, у неё уже настроение было. Раньше, когда она была немногим серьёзнее «дёргающейся мартышки», как называл её Тойя, Шигараки и близко не мог себе представить подобные сцены. Он не мог представить её человеком, который будет что-то любить или не любить, не считая постоянного сна в трёх сантиметрах от него и поглощения смеси. Он не представлял, какой у неё будет характер или как будет звучать её голос. А теперь, когда она начала определяться с более серьёзными вещами, чем базовые потребности, он пришёл в странный ступор. Этот младенец станет ребёнком, будет подростком, вырастет во взрослую девушку. А как ему, спрашивается, с этим справляться? От одной мысли хотелось удариться в истерику. Шигараки подхватил её под пухлыми ручками и вытащил из прыгалки. Юкико пыталась держаться, кричала, будто из неё дьявола изгоняют, но ей это мало чем помогло бы в схватке со взрослым мужиком. Он вытащил её ноги из держателей, освободил, и теперь победно удерживал в воздухе, пока она рыдала и пиналась. Ты извиняй, малявка, но кричи, не кричи — от тебя так несёт, что переодеваться уже жизненно необходимо.  — Можешь три минуты полежать? — проворчал Шигараки, укладывая её на полу. Она продолжала ворочаться и ныть, даже когда он ей что-то рассказывал и расстёгивал комбинезон. — Ты больше выёбываешься, чем я тебя переодевать буду… Да хватит, испачкаешь всё!  — Не-е-е!!! — завизжала Юкико, дёргая испачканной в дерьме задницей.  — Да-а-а! — рявкнул Шигараки и принялся её вытирать, несмотря на все протесты. Ну разумеется, это был идеальный момент, чтобы кто-то постучал в ёбаную дверь. И почему вечно, как он менял подгузники, кому-то позарез нужно было прийти? Это уже было своеобразной плохой приметой. Ох, бля, он в жизни не чувствовал себя так же странно, как за подобным занятием. Он же людей буквально на фарш пускал, а теперь что? Вытирал детскую задницу. — Кто там, блядь?  — Ты что, убиваешь ребёнка? — раздался голос Тойи из-за закрытой двери. Шигараки усмехнулся.  — Что, вломиться уже не можешь?  — Мы ещё не в тех отношениях, чтобы ты мне дал запасной ключ. Улыбки как не бывало — Шигараки, поворчав под нос, закончил менять этот ёбаный подгузник и отпустил Юкико восвояси. Он даже не застёгивал обратно комбинезон — всё равно скоро в пижаму переодевать. Она тут же перевернулась на живот и поползла куда-то за диван, пока он поднимался на ноги и шёл ко входной двери.  — Какая нелёгкая принесла? Едва открылась дверь, Тойя бесцеремонно сунул ему в грудь какой-то журнал и прошёл мимо него в квартиру.  — Поздравляю, ты снова в заголовках.  — Чего, бл… — Шигараки схватил журнал и одного взгляда на обложку хватило, чтобы все краски с лица отхлынули. — Ой, бля-я-ядь…  — Ага, ещё какое «блядь», — Тойя начал оглядываться в гостиной, но Шигараки был слишком занят тупым осмотром фотографии. Даже двери не закрыл. — А где… А, вот ты где. Ты зачем на шкаф лезешь, дура, убиться хочешь? Хотя, я бы тоже захотел, если бы мне пришлось с ним всю жизнь жить. Шигараки всё-таки захлопнул дверь.  — Что за хуйня? Почему я…  — А хер его знает, — отшутился Тойя. Шигараки оторвал взгляд от журнала и уставился на него — тот держал в руке Юкико и поднимал-опускал, как какую-то гантель. — Ясно одно: не пройдёт и пары часов, как наступит пиздец. Помнишь, как все узнали, кто я на самом деле?  — Ты сам проорал посреди драки, как будто тебя на сцену впервые выпустили. Такой актёрский талант проебался. Тойя пожал плечами, но спорить не стал.  — Вся эта жёлтая пресса месяцами обсасывала сенсацию про Старателя и его бунтарского сыночка-террориста. Сначала это было смешно, а потом они докопались до меня. Даже нарыли фотографии из школы, а их даже Фуюми никак найти не могла.  — Ты, кстати, в детстве был похож на мелкого злобного гремлина, — сказал Шигараки.  — Сам знаю, не лучшие мои годы, — вздохнул Тойя и присел, чтобы отправить Юкико обратно на пол. На секунду она покачнулась на ногах, стоя безо всякой поддержки, а потом плюхнулась на задницу. Как хорошо, что в подгузниках падать не больно. — А вот это будет настоящим кошмаром. Со стоном Шигараки поплёлся на диван и по пути бросил журнал на стол. А плюхнувшись, он пожелал, чтобы этот диван здесь же его засосал. Он же с самого начала спрашивал Урараку (ещё до того, как её не-подработка нянькой переросла в хорошую дружбу), как она собирается выкручиваться, если все узнают, к кому она каждую неделю носится. В то время подобным раскрытием даже не пахло, и он вообще позабыл — как минимум, это было одной из последних мыслей. Он, конечно, знал, что рано или поздно это случится, но вёл себя так, будто этого зла не произойдёт, если его игнорировать. Он снова посмотрел на журнал. Вот оно, зло. На первой странице этой пустой траты бумаги не было никаких статей или репортажей — только фотография его и Урараки на выходе из бара Тойи неделю назад. Очевидно, это был именно он, потому что камера качественно его засняла, и точно так же Урараку. Достаточным скандалом была просто их общая фотография — но нет, он ещё и за руку её держал, как раз, когда она пыталась ткнуть ему пальцем в грудь. Они стояли меньше, чем в метре друг от друга, он ей ухмылялся, а она отвечала вызывающим, но беззлобным взглядом. И это уже не говоря про заголовок, выделенный крупным жирным шрифтом: «Звёздные влюблённые: в каких отношениях Уравити состоит с бывшим лидером Лиги Злодеев?». Нет-нет-нет, только не это! Какие, блядь, влюблённые? Это же смешно, но фотография вовсе не выглядела неподходящей подобной теории. Он выглядел… Таким, сука, счастливым. Улыбался не так резко или жестоко, как уже привык видеть в газетах, но явно довольно ухмылялся. И даже отрицать свою радость в тот момент он не мог — он был реально счастлив свалить из бара, свалить вместе с ней, да ещё и поддразнить.  — Ты ещё посмотри, что они в сам журнал напихали, — предложил Тойя. — Такая прелесть. Шигараки не хотел видеть ещё и те фотографии, но всё равно наклонился вперёд и, схватив злосчастный «желтяк», пролистал страницы. От вида обложки захлестнуло желание пустить журнал на пыль, но он сдержался. Он и раньше светился в прессе, но ни разу — в подобном смысле. До сих пор любые статьи о нём затрагивали только подрывную деятельность, последующую, как они (и адвокат) это называли, недо-карьеру линчевателя, и, в итоге, судебный процесс. А фотографии были до боли пошлыми. Была ещё одна фотография с того вечера в баре, когда он тащил её по тротуару — держал за руку, и мизинцы их были подняты. Он тогда не видел её лица, слишком был потерян в собственных мыслях, но, как оказалось, она прикусила губу, сдерживаясь от смеха, а в глазах горели весёлые огоньки. Ещё одна фотография была сделана в парке несколько дней назад: они сидела на качелях, на её коленях была Юкико, а он прислонился к перекладине и дико жестикулировал в какой-то очередной охуительной истории. И почему-то самой страшной фоткой оказалась даже не та, где они за ручку держались. Кошмаром был снимок поменьше, сделанный в кафешке — Урарака корчила какую-то смешную рожу перед Юкико, та перекосилась в восторженном смехе и одной рукой тянулась к ней, а другой обхватила один из пальцев Шигараки. Он сам сидел, упёршись локтем о стол, и наблюдал эту сцену с самым тошнотворным обожающим выражением лица.  — Ты так тупо здесь выглядишь, — начал Тойя, — как будто…  — Если ты закончишь это предложение, — перебил Шигараки, — Шото приедет забирать отсюда фарш из своего брата.  — О-о-о, убьёшь самого любимого мужчину в жизни Юкико? — ухмыльнулся Тойя. — У тебя рука не поднимется. Шигараки на самом деле не знал, что ему сейчас делать. В голове опустело, когда он заставил себя прочитать эту мелкую статейку, по большей части — необузданные догадки. У них были только фотографии, но ни одного настоящего факта или официального комментария по делу. Они даже притащили чьи-то цитаты, но все свидетели любых их взаимодействий остались инкогнито. А предположения их потенциальных отношений варьировались от полного бреда до чистого оскорбления. Спустя один отвращённый вздох, Шигараки стянул перчатку и сжал журнал в кулак. Они с Тойей смотрели, как тот рассыпается в кучку пепла на столе, и его глаза метнулись к Юкико — она, держась за стол, поднялась на ноги, и теперь уставилась на бывший журнал. Она выглядела полностью очарованной. Внутри всё начало переворачиваться; он ни разу до сих пор не пользовался причудой на глазах у дочери, наверное, в страхе, что она испугается.  — Один готов, осталась ещё тонна, пока Урарака это не увидела. Если она уже этого не увидела, — сказал Тойя. Шигараки прижал пальцы к виску, чтобы унять нарастающую мигрень.  — Она бы уже что-то сказала, не? Или написала, — и он схватил свой телефон, но не было ни входящих сообщений, ни пропущенных звонков. Но опять же, она была на работе, ей было не до телефона. — Там уже поднялся вопрос, что будет с её рейтингом.  — Знаешь, несмотря на слухи о семейном насилии, рейтинг моего старика и близко не изменился, — с лёгкой горечью вспомнил Тойя. И Шигараки хотел ему верить, вправду хотел, но Урарака была далеко не Старателем. Он очень вкратце обсуждал с ней, какой поток сплетен вывалили на неё, когда она рассталась с Бакуго, и наверняка сейчас всё будет гораздо хуже. Это было буквальное обвинение в том, что она встречается с человеком, который пытался её убить и терроризировал Японию не один год. Это был свежий кусок мяса для любого таблоида. И это было полным враньём. Ни черта они не встречались. В мире есть целая куча парней, которая натурально убьёт за шанс встречаться с ней, ей до Шигараки не было никакого дела.  — Ты на этих фотках такой, сука, умилительный, — поддразнил Тойя.  — Ты заткнёшься?  — Держитесь за руки, в парк ходите, обедаете вместе. Готов поспорить, ты её ещё и на качелях подталкиваешь, — усмехнулся он. — Серьёзно, вы трое похожи на мирное семейство сильнее, чем моя семья, — он неопределённо махнул рукой. — Осталось только общие фотографии на стеночку повесить. Вот же сука хуёвая. И надо ему присесть на мозги. Да, ему было смешно, обхохотаться можно, но, как бы унизительно это ни было, хорошим эта история не закончится. Это повлияет на её рейтинг, её зарплату, даже на должность в агентстве. Что, если Рюкю не воодушевится идеей дружбы своего без пяти минут заместителя с бывшим террористом? Что, если это навсегда оставит пятно на её репутации как героя?  — Что же мне, блядь, делать? Шигараки и так не нравилось, что за ним успели проследить журналисты, но больше этого его бесило, что они напечатали фотографию Юкико. Наверное, стоило принять факт, что от внимания общественности человек его достижений вовек не убежит — в конце концов, достижения эти были громкими — но он не хотел, чтобы в это дерьмо втянули его ребёнка. Да, это было неизбежно, но даже так не устраивало. Как и не устраивали все эти грязные намёки в адрес Урараки. Тойя не сразу ему ответил — только почёсывал шрамы на подбородке.  — А что ты хочешь сделать? Ну, то есть, это явный пиздёж… ведь так?  — Что это за «ведь так»? — сощурился Шигараки.  — Ну, ты же ходил с ней тогда на свидание…  — Да не свидание это было! — взорвался Шигараки, желая, чтобы его лицо сейчас не краснело, как у сопливого школьника. И даже так, это было скорее от злости, чем от смущения, но Тойе было плевать, он бы всё равно поржал. Он приложил руку к лицу, и второй потянулся к Юкико, которая держалась за его ногу и прыгала, чтобы погладить её по макушке. — Плевать, чего я хочу. Мне вряд ли что-то будет, а ей это может всю жизнь перегадить.  — И что, если она решит, что общаться с тобой ей слишком дорого обходится? — спросил Тойя. Юкико засмеялась и, ухватившись за его брюки, начала подпрыгивать, бормоча что-то подозрительно похожее на «Ура! Ура!».  — Переживу, — сказал Шигараки. — Если хочет сказать мне «до свидания», я её насильно в своей жизни держать не буду, и сам к ней не полезу, если она не захочет. Если её карьера пойдёт по пизде из-за меня (а я подозреваю, именно к этому всё идёт), то пусть в первую очередь думает о себе. Она ничем не обязана ни мне, ни Юкико.  — Ого, так холодно, — присвистнул Тойя. — Уверен, что переживёшь? Ты с ней очень сблизился, и Юкико тоже. Она ныть будет.  — Юкико ещё года нет, — отрезал Шигараки. — Она забудет. Но не забудет он, и он ненавидел, как сильно его это расстраивало. Может, он не умел сжигать мосты так же хорошо, как Тойя (да и он не был в этом так хорош, как ему казалось), но он знал, как вырезать из своей жизни даже самых близких людей. Он делал это раньше, и сможет сделать ещё раз. Если это защитит Юкико — он бы сделал всё возможное и глазом не моргнул. А Урараке он не мог указывать ни как это понимать, ни как на это реагировать. Покачав головой, Тойя сунул руки в карманы.  — Ты погоди, сейчас её бывший это увидит. Придёт тебе задницу взрывать.  — Ой, бля-я-я… — простонал Шигараки, откидывая голову на диван. Одну встречу с Динамитом он уже имел, второй ему не хотелось совершенно.

***

Урарака была вся в своих делах, набирала отчёт о перехваченных грабителях в продуктовом, как что-то громко хлопнуло о её стол. Сначала она подумала, что это какой-то герой пришёл позвать её на дело, но, повернувшись в кресле, она обнаружила перед собой журнал. Журнал, на обложке которого красовалась фотография её и Шигараки, а заголовок кричал, что они встречаются. А потом она подняла голову, чтобы встретиться со знакомыми красными глазами, прожигающими её сверху вниз. Он злобно поджал губы и негодующе сложил руки на груди.  — Надо поговорить, — выплюнул Бакуго. Урарака смахнула журнал со стола и осмотрелась — её коллеги изо всех сил прикидывались, будто занимаются своими делами. Один из гражданских работников нырнул за монитор, как только она глянула в его сторону. Все здесь знали её историю с Бакуго, знали о разрыве и что было в таблоидах после этого. Он не появлялся на пороге этого агентства уже два года, но вон он собственной персоной, весь кипел от злости.  — Что ты здесь делаешь? — прошипела Урарака.  — Я сказал тебе…  — Я услышала, — перебила она. — Но серьёзно? Здесь? Сейчас? — Бакуго ей не ответил, только продолжал прожигать сердитым взглядом, но и она в долгу не осталась. Пусть он умел сдерживать собственный гнев, она жила с ним достаточно, чтобы читать язык его тела по малейшим движениям. Он злился не на неё, во всяком случае, в основном не на неё. Вздохнув, она поднялась. — Хорошо, давай поговорим. Только выйдем на воздух. Свернув журнал, чтобы никто не увидел обложку (если все ещё не были в курсе), Урарака захлопнула ноутбук и развернулась к лифтам. Ей на самом деле не хотелось сейчас разбираться с истериками Бакуго, но и сбежать она не могла. Лучшим выходом из ситуации было поговорить с ним лицом к лицу, как она делала всегда, а потом выяснить, что делать и может ли она как-то смягчить положение. Что ж, не в первый раз она была на виду у таблоидов, она сможет пережить это во второй раз. В коридоре особняком стояла девушка, совсем ещё юная помощница, выпустившаяся из Шикецу в прошлом году. Она посмотрела на Урараку, на Бакуго за её спиной, и прибалдела.  — Э-э-э, Уравити, вы…  — Всё хорошо, — перебила она и улыбнулась девушке. Может, она ещё не работала здесь во время всего этого цирка с разрывом, но спасибо, что она заступилась, в отличие от всех остальных коллег. Наверное, они знали, что Урарака сможет в случае чего за себя постоять, и не хотели вмешиваться, но этот жест от помощницы она оценила. — Скоро вернусь. Если Рюкю спросит — скажешь, что я на перерыве?  — Конечно, — слегка поклонилась та.  — Спасибо. Урарака нажала на кнопку вызова лифта и рванула вперёд ещё до того, как дверь полностью открылась. Они поехали на крышу, как на самое уединённое здесь место — меньше всего ей хотелось, чтобы папарацци сфотографировали её с Бакуго. Сегодня у них и без него будет бурный рабочий день. Весь путь она даже не оглядывалась на Бакуго — пусть ждёт до последнего. Один раз она уже на него покосилась, и он был готов взорваться на месте — спасло то, что она промолчала. Наверное, он сейчас кипел от ярости, но ей было плевать. Пусть злится. Она тоже на него злилась. В последний раз они виделись больше года назад, не считая коротких встреч во время совместных миссий. Пусть она его пережила и больше не страдала из-за разрыва — это не означало, что она горела желанием с ним общаться. И он не имел права вот так бесцеремонно вторгаться в её жизнь. Когда открылись двери, она вышла первой. Ещё в то время, как они встречались, если графики не позволяли выбраться, он приходил к ней на работу с бенто собственного приготовления, и они обедали здесь вдвоём. Это было очень мило. В последние месяцы их отношений эти импровизированные свидания сошли на нет, и виделись они не так часто — даром, что жили в одной квартире. Едва они вышли на крышу, и дверь за ними закрылась, Бакуго, всё-таки, не выдержал.  — Очако, твою мать, чем ты думаешь? Общаешься с ёбаным Томурой Шигараки? На свидания с ним ходишь? Выходишь с его спиногрызом на публику, как будто вы какая-то идеальная семейка?  — Мне кажется, — медленно и жёстко начала Урарака, поворачиваясь к нему лицом, — что это не твоё собачье дело.  — Ты уже забыла, кто он такой? — не угомонился Бакуго. — Что он делал? На что он способен?  — Конечно, нет, — отчеканила она. — Но он свой срок за решёткой отбыл, и сейчас пытается привести жизнь в норму, — она положила руки на бёдра, отказываясь даже с места двинуться, даже когда Бакуго хохотнул и закатил глаза. — Какой смысл отбывать наказание, если мы в итоге не собираемся ему никакой жизни давать?  — Какая жизнь, он людей убивал!  — Как будто ты не убивал! — возразила она раньше, чем смогла придержать язык. Бакуго вздрогнул. Вздрогнула и она, но извиняться не собиралась. Герои действительно иногда могли во время особенно горячей схватки убить преступников. Они пытались избегать жертв по максимуму, но иногда да, бывало. Бакуго не собирался убивать кого-либо специально, но его причуда была слишком мощной и опасной. Сейчас это было ударом ниже пояса — она и забыла, как легко его разозлить. Ей, конечно, хотелось вернуть эти слова, но извиняться она не могла и не хотела. Хватит уже. Она потратила достаточно времени и сил в попытках успокоить очередные истерики Бакуго. Хватит с неё.  — Что, даже отрицать не будешь? — только и спросил он.  — Мы не встречаемся, — фыркнула она. — А то ты не знаешь, что таблоидам доверять не стоит.  — Значит, за ручки вы держались чисто по-дружески? — не унимался он.  — Мы не держались за ручки, он тянул меня из бара Тойи, потому что какие-то странные девушки…  — Тойи? — вскинул брови Бакуго. — То есть, Даби? О, круто, получается, ты ещё и с этим пососным братцем-террористом Тодороки время проводишь, тем самым, который лично меня похитил. Заебись. Десять здоровых окружений из десяти.  — Ох-х-х, не дай бог кому-то попытаться изменить жизнь к лучшему, — не сдержавшись, ядовито простонала Урарака. — Прекрасная же идея: до конца жизни жить прошлым и ненавидеть всех подряд. Большего же никто не заслужил!  — Он, блядь, меня похитил по плану Шигараки! — рявкнул Бакуго с такой злобой, что Урарака почти что сделала шаг назад. Почти. Вместо этого она поджала губы. — Они невинных людей убивали! Мне посрать, что они типа как подружились с головой и пошли убивать злодеев, или отсидели пару паршивых лет за решёткой, или наконец-то добрались до мозгоправа, — он указал на неё пальцем. — Ты не должна портить свою жизнь из-за них. Они, особенно Шигараки, утащат тебя на дно.  — Лично ты можешь забыть о них, на здоровье. Не любишь их — хорошо. Ненавидь столько, сколько душе угодно. Я не против, — Урарака посмотрела ему прямо в глаза, отказываясь отступать. Она не отступала, когда они учились, когда они встречались или, когда порвали. И сейчас отступать не собиралась. — Но и мне нет никакого дела до твоих хотелок. Ты не имеешь права указывать мне, кого впускать в свою жизнь и что вообще с ней делать…  — Я тебе не указываю!  — Да ладно?! — воскликнула она, заламывая руки. — Ты всю жизнь ведёшь себя так, будто только ты знаешь, как для всех лучше! Ты же умнее! Сильнее! И герой получше меня! Бакуго покраснел.  — Я не это хотел…  — Конечно, нет, ты просто явился ко мне на работу спозаранку и отругал, как школьницу, за то, что я общаюсь с Шигараки, — насмешливо перебила такая же раскрасневшаяся Урарака. — Наверное, ты хотел рассказать мне, что он такой плохой человек, и это повлияет на всю мою жизнь, и это ошибка с моей стороны. А я должна была сказать: «Ух ты, Кацуки, ты же прав! Спасибо, что направил меня на путь истинный, пойду прямо сейчас пошлю его нахер»? Разумеется, должна была, ты же всегда прав! Без обсуждений! Без компромиссов! С тобой разговаривать вообще невозможно! С какое-то время он ничего не говорил. Так и смотрел на неё с приоткрытым ртом, и глаза его были широко раскрыты от смеси шока и злости. Всегда, когда они ссорились (а они ссорились дай бог сколько раз, даже если кто-то думал, что ангел вроде неё рот открывать не умеет), Урарака до последнего старалась на него не кричать. Она могла рявкнуть, она могла язвить, могла спорить с ним до хрипоты, но всегда старалась на него не орать, даже если он так о её ушах не заботился. Она, впрочем, его криков не боялась — ещё с Юэй привыкла, что он по-другому не умеет, да и с возрастом он научился лучше себя контролировать. Наверное, даже тогда не стоило отмалчиваться, а сейчас она попросту отказывалась. Да, отношения между ними закончились полным крахом, но он оставался важной частью её жизни, и был её хорошим другом до того, как она посмотрела на него, как на мужчину. Отчасти она скучала по их дружбе ещё сильнее, чем по отношениям, но, наверное, просто была не судьба. Наконец, Бакуго опустил плечи и уставился себе под ноги.  — Очако, я не хочу указывать тебе, что делать со своей жизнью. Ты… заслужила гораздо большего, чем я могу тебе дать, — он сжал руку в кулак. — И да, ты права, у меня есть такая мысль, что я знаю, как другим будет лучше. Я понимаю, что неправильно с тобой поступил. Я понял, когда ты съехала. Я не смог тогда пойти за тобой, иначе всё бы вот так не закончилось. У тебя были свои желания, а я подумал, что до тебя дойдёт, что моё решение лучше. Это было… очень навязчиво с моей стороны.  — Есть такое, — согласилась Урарака, отказываясь даже на миллиметр ему уступать. — Мог бы сразу мне сказать, что не хочешь со мной детей заводить. Это бы сэкономило нам много времени.  — Нет, всё не так! — он снова поднял глаза. — Дело было не в тебе.  — Уверен? — махнула она рукой. — Потому что, если верить таблоидам на слово (как это сделал ты, кстати), вы с Киришимой задумались об усыновлении. Поздравляю, кстати.  — Ты сама знаешь, что это вырвано из контекста, — нахмурился Бакуго. — Извини, ладно? Я сам виноват, что так долго ничего внятно не говорил, но если бы я знал, что ты ухватишься за первого попавшегося парня с ребëнком…  — Ты издеваешься? — недоверчиво уставилась она. — Нет, серьёзно, ты не шутишь?  — А на что это похоже? — спросил Бакуго. — Я просто… не хочу, чтобы ты пустила всю карьеру коту под хвост, потому что…  — Потому что я так сильно помешана на детях, что вообще забила на всё, что сделал Шигараки, лишь бы поиграть в мамочку, потому что ты за секунду отверг все мои мечты и теперь пытаешься создать семью с другим человеком?  — Ну, да, — опустил руки он. Урарака едва могла вдохнуть, так сильно на него разозлилась. Конечно, она и сама знала, как это выглядит со стороны. Она знала, что Деку и Мина того же мнения. Она действительно хотела своего ребёнка и семью, но чёрт побери, а при чём здесь Шигараки с Юкико? Она даже не думала, что после первой встречи вообще их когда-нибудь увидит. А помощь свою она предлагала не ради того, чтобы остаться в жизни Юкико хоть на каких-то правах. Это даже звучало настолько эгоистично и оскорбительно, что она не знала, что сказать.  — Уходи, — через силу выдавила она. Бакуго потёр лоб.  — Очако…  — Нет, никаких «Очако». Я закончила разговор, — перебила она. — Ты ничего не знаешь о моей нынешней жизни. Может, Мина или кто-то ещё тебе кусками докладывает, честно, мне плевать, но ты ни хрена не знаешь, — она честно старалась не сжимать руки в кулаки, но было такое чувство, что без этого она просто его ударит. — Юкико не заменитель ребёнка, которого мне не дал ты. Я люблю её потому что она есть, а не потому что мне больше некуда вылить материнский инстинкт. Со вздохом Бакуго махнул рукой.  — Хорошо, понял. Ты его один раз выручила и в итоге привязалась к ребёнку, — она открыла было рот, но он не остановился. — Я понимаю, у тебя сильное чувство справедливости, и ты всегда стараешься отдаваться помощи другим по максимуму. Но что у тебя с Шигараки? — он указал на журнал в её руке. — В любом случае, ничем хорошим это для тебя не закончится. На него просто внимание обратят и забудут, а твоей карьере может прийти конец. Ты это понимаешь?  — Да, — глубоко вздохнула она, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Она силой заставила себя говорить тише, все эти вопли и споры здорово её истощили. И как он умудрялся буквально разговаривать в таком тоне? — Я понимаю.  — Ладно… — Бакуго запустил пальцы в растрёпанные волосы. — Я неправильно начал этот разговор. Я не хотел сваливаться тебе как снег на голову и указывать, что делать. Я не подумал, но я…  — Такой идиот? — предложила она. Он выпустил глухой смешок.  — И это тоже, — его рука опустилась. — Я просто переживаю за тебя, ладно? Я понимаю, что между нами всё закончилось, и я… — он выдохнул. — Это же не важно, мне всё так же на тебя не плевать. Ты очень много для меня значишь, я желаю тебе только наилучшего. Ты этого заслужила.  — Я понимаю, — пробормотала она. — И я желаю тебе того же.  — Но я не хочу, чтобы эта история с Шигараки разрушила всё, над чем ты работала годами, — сказал он. — Уверен, Деку тоже в этом замешан, и Тодороки от этого не отвяжется, даже если попробует, но их репутации это не навредит так же, как твоей. Он был прав, и она ненавидела, что он прав. В самом начале, когда она только-только начала помогать с Юкико серьёзнее, эта тема тут же всплыла. Она тогда не была уверена, что ему захочется так долго терпеть её присутствие, и что он в принципе не перестанет обращаться к ней за помощью, едва встанет на ноги. А потом они просто продолжили общаться, ничего не происходило, и она отбросила любые волнения на задний план. Волнения вернулись, когда Ястреб показал ей тот журнал. Ей тогда не хотелось верить, что та мелкая заметка перерастёт во что-то серьёзное, она хотела и дальше жить в своём обособленном мирке, где были только они втроём, и ей не приходилось думать, что её личная жизнь как-то повлияет на профессиональную. Ястреб, конечно, предупреждал, что ей предстоит тяжёлый период, но он также сказал, что она не одна. С другой стороны, его собственные отношения с Тойей никто так и не обнаружил. Урараке пора бы уже привыкнуть к постоянным вторжениям в личную жизнь, но именно это могло пагубно сказаться на рейтинге (и, следовательно, зарплате) и карьере в принципе. Что подумают коллеги? Босс? Те друзья, которым она ничего не рассказала? Ох, чёрт, а что родители подумают?  — Это может очень плохо для тебя закончиться, — Бакуго сложил руки на груди и фыркнул. — А я говорил этому ублюдку, чтобы подальше от тебя держался. Знал бы я тогда…  — Стоп, что? — подняла руку Урарака. — Ты разговаривал с Шигараки?  — Да, сразу после того, как Мина мне разболтала, — нахмурился он. — Он тебе не рассказывал? Нет, даже словом не обмолвился, и она не знала, почему. Он что, думал, что она расстроится или начнёт рыдать от одного упоминания бывшего? Или решил, что это неважно? Наверное, расскажи он тогда — она бы лично заявилась на порог агентства Бакуго, чтобы его удушить, и даже сейчас это не казалось плохой идеей. Её напрягло, что Бакуго угрожал Шигараки, но раз уж тот не рассказал — получается, не сильно оно его задело. А вот статья в журнале явно его заденет — при чём, сильно. Шигараки ненавидел, когда в личную жизнь лезли посторонние. Он изначально вообще не хотел, чтобы кто-то знал о её помощи ему, или что у него вообще ребёнок есть, не говоря уже об их внезапной дружбе. Она раскрыла журнал и пролистала до статьи — сердце сжалось в груди при виде фотографий. Нет, это явно ему не понравится. А если они начнут копаться в его жизни? После освобождения он практически полностью исчез из внимания общественности. О Лиге сняли достаточно документальных фильмов: влияние на общество, совершённые преступления, идеология, тёмная сторона сильных причуд, и как травмы детства могут проложить путь в терроризм. Столько людей интересовались, что же с этой Лигой случилось, а теперь, благодаря Урараке, они узнают. Вдруг он разозлится? Вдруг он обидится? На фотографиях же была Юкико — неужели люди совсем не понимают границы личной жизни? Она была совсем ещё маленьким ребёнком. А вдруг он подумает, что лучше попросить Урараку уйти из их жизней? Он мог подумать, что это она всё специально подстроила, и нет, она не хотела подвергать их такому унижению! Она же… просто хотела…  — Очако, ты в порядке? Урарака только подняла руку, чтобы он замолк. Если он сейчас подойдёт — будет лететь с этой же крыши вниз головой. Она была сейчас переполнена эмоциями, и не знала, какая именно сработает, если он к ней прикоснётся. Она потёрла глаза, вытирая любой намёк на слёзы, и резко выдохнула.  — Я ценю твою заботу и откровенность, — даже ровно и спокойно сказала она, прежде чем посмотреть ему в глаза, те самые, которые когда-то любила. Что ж, смотреть ему в глаза было не так сложно, как ей казалось год назад. — Но я знаю, что делаю. И я сама понимаю, как расставить приоритеты. Бакуго уронил руку, которую до этого наверняка хотел положить ей на плечо.  — Очако… Она улыбнулась.  — Не переживай, я с этим разберусь. Я могу держать мосты и драться со злодеями — что, не справлюсь с парой идиотов, которые суют нос не в свои дела?  — Понял, — кивнул Бакуго. — Просто хочу быть уверен, что ты не обманываешь саму себя. Ты можешь быть трижды спасительницей мира, но это всё равно оставит тень на твоей репутации.  — Значит, буду работать вдвое больше, — решительно сказала она и отпустила журнал из рук, наблюдая, как тот улетает куда-то вниз с крыши. Через несколько секунд она повернулась к нему спиной и пошагала к выходу. Ей одновременно не терпелось вернуться на рабочее место, где она оставила телефон, и было боязно. Она не знала, как отреагирует Шигараки, но в любом случае это будет неловко. Что ж, обалдеть можно.