Перенастройка

Следующие несколько часов прошли как в тумане. Шигараки мог вспомнить только обрывки — какие-то воспоминания были расплывчатыми, какие-то чёткими и ясными — но он был уверен, что на терапии из него всё вытащат. Он помнил, что какие-то герои пришли разгонять зевак, потому что бой закончился. Казалось, что только он знал, кто именно участвовал в той схватке, но какие-то прохожие всё-таки на него косились. Никто, впрочем, дёргать его не пытался. И не зря — стоя в полном оцепенении с рыдающим ребёнком на руках и будучи весь в царапинах после взрыва стекла, он наверняка выглядел сумасшедшим. Он совсем забыл, что ранен, пока на место не приехали Тойя с Фуюми, чтобы его забрать. Едва Старатель отправился на все эти разборки, Фуюми, очевидно, поехала прямо к брату, чтобы вместе с ним поехать уже забирать Шигараки. Она чуть не заорала при виде пореза на его щеке и осколков стекла в спине. К счастью, Юкико не пострадала, раз уж он её своим телом закрыл, но у Фуюми всё равно чуть ли не истерика случилась. Вернувшись к ним в квартиру (он сам не знал, почему пошёл туда, а не к себе домой), он попытался привести себя в порядок в их ванной, которая была настолько огромной, что троих таких, как он вмещала. Шигараки всё равно чувствовал, что стены на него давят. Пока он пытался постирать рубашку в раковине, вода стала вся розовая от крови. Он попытался перебинтоваться, но руки так тряслись, что он сдался бы и так и ходил с открытыми ранами на спине, если бы не пришёл Тойя, чтобы помочь.  — Как в старые добрые времена, да? — сказал Тойя, возвращая ему рубашку. Как бы ни было больно соглашаться, но Тойя был прав. Только сейчас ванная была куда чище и просторнее, а он был гражданским. Шигараки уселся в гостиной, просматривая репортажи один за одним, совсем как в бытность злодеем и линчевателем. Сейчас ему хотелось вобрать в себя каждую крупицу новой информации, но по сути, в новостях ничего нового не говорили. Репортажи были практически об одном и том же. Недавно освобождённый преступник по неизвестным причинам впал в ярость. Ага, пиздёж чистой воды. Шигараки точно знал, с чего тот начал буянить. Первым героем, подоспевшим на помощь, оказалась Уравити, по чистой случайности находившаяся неподалёку. Она отважно сразилась и в основном благодаря ей преступника обезвредили, но была ранена и сейчас находится в критическом состоянии. Где она? Что с ней? Всё обойдётся? Она вообще выживет? Во время боя подоспели и другие герои, бой со злодеем и его несколькими сообщниками прошёл быстро. Сейчас вышеуказанные герои помогают в восстановлении инфраструктуры и спасательных операциях, так как причуда нападавшего нанесла значительный ущерб. Восстановитель при желании мог бы вернуть всё, как было, за секунду, но Шигараки сомневался, что он как миленький пойдёт и всё исправит. И если ещё раз по ящику покажут сраного Мидорию или мелкого брата Тойи… В глубине души Шигараки понимал, что они ни в чём не виноваты. Они всего лишь были ёбаными героями номер один и два соответственно. Мидория особенно был на слуху — он, как-никак, во всём мире был известен. Эта парочка оставалась на месте до последнего, они переговаривались с журналистами и помогали в спасении, но Шигараки явно мог прочитать все их чувства, когда они отводили взгляды от камер или отвлекались от постоянной работы. Они были взвинчены, раздражены. Они хотели быть не здесь — в любом случае, не в момент, когда Урарака где-то там. Шигараки получил внятные новости только через пять до умопомрачения долгих часов. Он не стал есть, сколько бы Фуюми его ни уговаривала, да и Тойя несколько раз перехватил его руку, когда он уже тянулся расцарапывать себе шею. Его всё злило и бесило, и даже Юкико в руках не могла успокоить нервы. Обычно, когда она лезла обниматься, он находил в этом какое-то умиротворение, но сейчас вместо этого ей передавалось всё его беспокойство и разочарование, и она нервничала и ныла. В итоге, Фуюми увела её купаться, а потом оставила в своей спальне поиграть. Он это всё ненавидел, вот прямо до глубины души. Наверное, именно это и переживали люди, когда он буйствовал от имени Лиги Злодеев. Вот так же, как и он сейчас, гражданские сидели по домам, ожидая звонка, который принесёт либо облегчение, либо отчаяние, готовые волком выть на любые новые детали в новостных репортажах. Он этого не выдерживал, блядь, он натурально сходил с ума. Он на полном серьёзе собирался разложить диван, когда телефон наконец зазвонил. Сказать, что Шигараки резко вскочил на ноги, едва почувствовал вибрацию, было бы наивным преуменьшением. Тойя, к счастью, этот бросок не комментировал — как и молчал, когда Шигараки поднял трубку.  — Что там? — тут же спросил он. — Как она? Всё…  — Всё хорошо, — устало перебил его Мидория, впрочем, с явным облегчением. — Она в порядке. Его сердце как будто само не знало, забиться ли сильнее или остановиться нахрен. Шигараки откинулся на диване, утопая спиной в подушках, и закрыл глаза. С каждым вздохом напряжение мало-помалу уходило, но он понимал, что полностью расслабиться всё равно не получится — перед глазами то и дело маячил образ Урараки из новостей. Своими глазами он видел всего минуту её сражения от силы, но сейчас эту схватку крутили по всем новостям от начала и до конца на протяжении последних часов. Ему было стыдно. Неприятно. Тошно. Он сидел и смотрел, раз за разом, как она получает удар, который обычного человека наверняка бы вырубил, а потом поднимается, чтобы её грудь проткнуло шипом. От этого реально можно было умереть. Впрочем, она даже тогда старалась держаться на ногах, и Чисаки бы точно её добил, если бы через секунду Тодороки не возник между ними и не создал стену огня. «Это из-за тебя, — твердил внутренний голос. — Она сдохнет твоими же усилиями. Что, уже забыл, как раньше тебя эта идея волновала?» Во рту скопилась до тошноты горько-кислая жижа, но Шигараки заставил себя сглотнуть.  — Она… ну… Он сам не знал, что пытался спросить, но Мидория, кажется, всё равно понял.  — В себя ещё не пришла. Но жить будет. На месте был медик со слабой причудой лечения, её сразу же подлатали. Врачи сказали, как очнётся, немного отдыха и наблюдения — и можно будет выписывать.  — Хорошо. Хорошо… — Шигараки в своём отчаянии чуть язык не прикусил. Открыв глаза, он понял, что остался в гостиной один. Тойя вышел, но было слышно негромкий разговор из спальни Фуюми — наверняка он пошёл отчитаться о последних новостях и заодно дал ему побыть одному на время созвона. Это было совсем не лишним. — Я не хо…  — Ты не виноват, — быстро сказал Мидория. — Ты и сам знаешь, что Урарака на тебя наорёт, если это услышит. Но разве это неправда? Если бы не он — она бы в это всё не ввязалась. Точно так же, не случилось бы этой пиздецомы в прессе, не пострадала бы её геройская карьера. Сейчас дружба с ним едва не стоила ей жизни. Эта очевидная прогрессия ничуть его не утешала. Он крепче сжал телефон, поднятый мизинец то и дело дёргался, чтобы опуститься и обратить его в кучку электронного мусора.  — Рано или поздно Чисаки всё равно бы появился, — продолжил Мидория. — Просто она оказалась первой, кто вышел против него. Да. Потому что это Шигараки туда её затащил — бедняжка, его напрягало сидеть взаперти ради своей же безопасности! Какой же тупица.  — Её в любом случае могли туда вызвать, даже без твоего присутствия в её жизни в принципе. Это территория её агентства.  — Ты так успокоил, что ни хуя легче не стало, — выплюнул Шигараки.  — Уж прости, это надо вбить тебе в голову, потому что это и есть правда, в отличие от твоих загонов и истерик. Шигараки вздрогнул от этого резкого тона, но на этот раз огрызаться не стал. Нравилось ему, или нет — Мидория был прав, и они оба прекрасно об этом знали. Он сам сделал достаточно, чтобы вынудить героев рисковать своими жизнями или попросту выставить их в наихудшем свете. Даже когда стал линчевателем, он не стремился подлизывать героям — в конце концов, он убирал весь этот преступный сброд, который они либо породили, либо прохлопали ушами. Он и по Урараке тогда не раз проехался. В последнем их столкновении она тоже совсем невредимой не выбралась.  — Я хочу её увидеть, — выпалил он и поморщился, едва слова сорвались. Это же было так тупо, в его положении лучше всего было бы как раз-таки оставаться как можно дальше — но даже если Мидория заверил, что она в порядке и будет жить, ему хотелось убедиться своими глазами. Он хотел увидеть, как она ему улыбается, услышать, как она сама говорит, что он не виноват, да просто хотел протянуть руку и почувствовать её тёплую кожу, потому что она была жива и в порядке и… Боже, каким же он был ебанатом. Вот как это называется? Мидория как будто чувствовал весь его внутренний конфликт.  — Уверен? — спросил он.  — Нет, — буркнул Шигараки. — В любом случае, это паршивая идея.  — Тогда зачем ты это сказал?  — Просто… А зачем ей с ним видеться? Ей хотелось бы проснуться и видеть перед собой семью, друзей, близких. Может, Юкико тоже, но было у него ощущение, что лучше малолетнего ребёнка на подобные больничные мероприятия не приводить, и Урарака это сама понимала. Мелкая только испугается, либо же ни черта не поймёт и захочет поползать по больничной койке, он её определённо к раненой Урараке на руки не пустит, и всё закончится очередным нытьём. Пиздец, в общем.  — Мне там не место, — в итоге сказал Шигараки.  — Мы оба знаем, как я могу на это возразить, — сказал Мидория. — Да и знаешь, твой визит пойдёт только на пользу твоей терапии. Смотри, до какой поддержки ты дорос, уже навещаешь друзей по больницам.  — Рад слышать, что моя поддержка работает не хуже мозгоправа, — сухо ответил Шигараки.  — Но ведь правда! Вспомни себя год назад, ещё до Юкико. Ты бы тогда пошёл к кому-нибудь? Допустим, если бы Тойя куда-нибудь встрял. Ты бы навестил его, или убедил себя, что ничего серьёзного не случилось и вообще, это не твоё дело, можно просто подождать, пока он сам выпишется? Шигараки почувствовал, как мысли останавливаются. Год назад… пошёл бы он навестить Тойю, если бы что-то с ним случилось? Разумеется, ему бы не было совсем насрать, но и «переживаниями за друга» это было бы не назвать. Он бы не стал сидеть на месте. Он бы точно начал немного загоняться. Он бы напрягался. Но, конечно, факт — ни он, ни Тойя не умели садиться на шею со своей заботой, особенно на шею друг другу. Они оставляли друг другу свободное пространство «делай, что хочешь». Иногда это было даже полезно. Осознание того, что да, он бы не пошёл навещать в больнице человека, которого сейчас прямо признавал своим ближайшим товарищем, кольнуло больнее, чем он ожидал.  — Ты через многое прошёл, — мягко сказал Мидория. — Если ты научился так за кого-то переживать — это лучший показатель.  — Я сеанс психотерапии по телефону не заказывал, — проворчал он, смущённый, что позволил какому-то Мидории о себе так говорить.  — Называй это дружеской поддержкой, если будет проще, — издевательски предложил Мидория. — Слушай, если правда хочешь её навестить — я как раз собрался ехать в больницу, могу тебя забрать. Мы с Шото оставались на месте до конца, в основном получаем новости через Мину. Шигараки вздохнул.  — А если я там буду совсем не в кассу?  — Урарака точно не откажется тебя видеть. Скорее всего, даже наоборот, ей будет приятно знать, что вы с Юкико в полном порядке. Она… знаешь, спрашивала про вас. Наверное, она уже не слышала, когда я сказал, что вы сбежали. Он почти что захотел разбить собственный телефон о стену — настолько внутри всё закипело от образа Урараки, раненой, истекающей кровью, но до последнего пытающейся убедиться, что именно они целы и невредимы. Какого хера она была такой добренькой? Почему ей было на них не насрать? Почему он сам хотел, чтобы ей было не насрать? Если раньше у него и были моменты, когда он чувствовал себя слабаком, то сейчас он мог просто обозвать себя жалким, самым убогим эгоистом, и это было уже совсем другим чувством. Он в жизни так о чужих людях не переживал — и вот, посмотрите на него сейчас! Он сидел, как идиот, молился, чтобы с ней всё было хорошо, и она поскорее могла вернуться к нему домой, чтобы можно было позалипать в говённые фильмы, во что-нибудь поиграть на консоли, или просто оставить её зависать с Юкико, чтобы через пару часов вернуться и обнаружить, как они вместе играют, или Урарака в который раз пытается скормить ей овощи. Почему никто не предупредил, что вся эта терапия и познание себя приведёт к состоянию плаксивой сучки? Он ведь не так давно над такими же издевался.  — Если кто-то начнёт высказываться, что тебе в больнице не место, я лично ему рот заткну, — пообещал Мидория. Шигараки фыркнул.  — Просто предупреди заранее, если её семья приедет, чтобы я успел сбежать. Этого счастья мне в жизни не нужно.  — Не готов официально знакомиться с её родителями?  — Завали свой ебальник. Даже если Урарака была в порядке — Мидории никто не давал права разбрасываться подобными шутками. И даже если это Мидорию расслабило до того, что он начал ржать, Шигараки тем более больше ничего говорить не собирался. Блядь, естественно, он не хотел видеть её родителей. Ему было достаточно неловко видеться с матерью Мидории (которого он не раз, не два и не десять пытался прибить к чёрту), и он до сих пор не знал, как ему общаться с Рей, даже если она легко приняла его в общую семейку. А по поводу предков Урараки — он мог только догадываться, как они его ненавидят наполовину за всё их общее прошлое, наполовину за недавние скандалы в прессе. Он просто хотел её навестить, своими глазами убедиться, что она в порядке, и тут же убраться. Если бы он при этом избежал любых лишних разговоров даже с Ашидо и Тодороки, это был бы вообще топ. Приехать, тихо справиться, уехать — по сути, стелс-миссия, если называть эту вылазку таким образом сделает всё проще. Шигараки был готов поклясться, что Мидория лично за ручку выведет всех лишних свидетелей на время разговора, даже если это понятие «уединения» ему до странного не нравилось. Но было бы неплохо просто увидеться с ней, чтобы никто над ухом не гундел, и так же быстро свалить. Звучало проще простого.

***

Весь «проще простого» план-капкан пошёл в жопу, едва Шигараки увидел в приёмном покое ёбаную псину-Бакуго собственной вонючей персоной.  — Деку, ты охренел? — начал взрываться тот и сразу потопал в их сторону. Шигараки и слова сказать не успел — Мидория тут же встал между ними, как какой-то живой барьер.  — Каччан, не надо. Сейчас не время и не место устраивать скандалы.  — Очако из-за этого ублюдка в больницу попала!  — Может, пойдёшь и скажешь об этом ей? — возразил Мидория. — Вперёд. Уверен, она даже после операции тебе за такие слова руки с ногами оторвёт. От этих слов Бакуго немного поумерил пыл, но он всё равно ткнул в Шигараки пальцем через плечо Мидории.  — Я так, сука, и знал, что ты её куда-то втянешь. Я переживал, что ты ей просто карьеру загадишь — так нет, она пошла и чуть коней не двинула, лишь бы твою задницу прикрыть!  — Каччан! — Мидория положил руки ему на грудь, лишь бы не подпускать к Шигараки. — Так нельзя!  — Деку, свали по-хорошему! — рявкнул Бакуго. — Из-за него она чуть не умерла! Если бы не он, её бы и близко там не было!  — Она просто делала свою работу…  — Разбираться с его проблемами — не её работа! — злобно сказал Бакуго, заламывая руки. — Сначала скандалы в медиа, теперь это. Я же ей говорил, я её предупреждал, но нет, блядь, она слишком добрая, чтобы послать его нахуй. И что ей вместо «спасибо»? Он её почти что в могилу толкнул! Тебя устраивает, что она вкалывает за троих, а потом появляется этот еблоид и спускает всю её работу в ебеня? Мидория покривился.  — Всё не… ну…  — Видишь, Мидория, я об этом и говорил. Пропусти его, — невесело улыбнувшись, Шигараки раскрыл руки. — Он сколько месяцев ждёт не дождётся этого момента. Если ему так хочется вломить мне, чтобы потешить своё несчастное самолюбие — вперёд. Отпусти его. Я не против. Бакуго прищурился.  — Я должен был взорвать твой тупой ебальник ещё в том магазине…  — Прекратите этот цирк! — прикрикнул на всех Тодороки, пронёсся мимо Шигараки с Мидорией и схватил Бакуго за руку, прежде чем отдёрнуть. Бакуго попытался перехватить, выплюнул «пусти меня, двумордый», но Тодороки только усилил хватку и потащил в другой конец зала. Он так холодно зыркал своим горящим яростью взглядом, что было тяжело не рассмеяться, вспоминая в этот момент Тойю. Наверное, это у них было семейным. И как они сразу не догадались, из чьей семейки вылез Даби? Наконец, отпустив Бакуго, Тодороки чуть не замахнулся на него, как на шелудивого пса.  — Ты что из себя здесь корчишь, идиота кусок? Ты сейчас всех людей распугаешь. Шигараки осмотрелся, с болью подмечая всеобщие реакции. Мирные гражданские, просто сидевшие в компаниях своих семей, отодвинулись или отошли как можно дальше от назревающей драки. Учитывая их потрёпанную одежду и несерьёзные раны, они тоже были из эпицентра сражения, но немедленного внимания врача им не требовалось. Из коридора вышли медсёстры, на ресепшене работница уже стояла с телефоном наготове, охранник у входа был готов в любую секунду идти прямо к ним. И все, вообще все смотрели на них, ждали боя и боялись, чем всё закончится. Чёрт, как же давно на него смотрели с таким страхом в глазах. Ему это не нравилось.  — Ты же герой, твою налево, веди себя соответствующе, — резко сказал Тодороки. — Ты и сам знаешь, что бы сказала Урарака, если бы увидела эти твои истерики. На этот раз, когда Бакуго заткнулся, он не начал взрываться с двойным рвением. Фактически, он даже немного отступил и потирал руку в месте, где Тодороки оставил на локте кусок льда.  — Да я не хотел…  — Хочешь сказать, ты бы серьёзно не устроил драку посреди больницы на глазах кучи гражданских? — перебил его Тодороки. — Ты подумал, что у тебя из-за этого могут быть серьёзные проблемы?  — Тебе-то что? — буркнул тот. — Тоже его защищать собрался? Я думал, ты его ненавидишь.  — Чёрта с два я буду его защищать. Нравится тебе или нет, он тоже гражданский, — Тодороки резко ткнул в Шигараки пальцем. Бакуго открыл было рот, но Тодороки не дал ему вставить и слова: — Я понимаю. Поверь, я тоже не собираюсь прыгать от радости. Можешь утешать себя тем, что по крайней мере, ты не видишь его на семейных обедах, и он не портит жизнь твоим братьям с сёстрами. Если честно, Шигараки даже не думал обижаться на это очевидное к себе отвращение. Зато эта жестокая прямота нехило отрезвляла. Тодороки не стал прикидываться или врать, чтобы успокоить других, и может, Фуюми не раз его за это отчитывала, но плевать. Ненависть — даже недоверие — к такому, как он, была вполне понятна. Шигараки не обязан был всем нравиться, да и он сам мелкого Тодороки слабо переносил на дух, главное, чтобы до срачей не доходило. Зато он не указывал Тойе или Фуюми, что стоило бы послать Шигараки нахер, как и не указывал на это Урараке с Мидорией. Даже будучи бесячим пиздюком, Тодороки понимал, что у людей, как бы, есть свобода выбора. Бакуго, впрочем, совсем затихать и не думал.  — Тогда ты сам всё понимаешь! Разве твоя сестра не оказалась из-за него в опасности? Даже братца твоего пришлось защищать, хотя я был не против кинуть Даби подраться.  — Из-за угрозы нападения мы приняли дополнительные меры безопасности, — отрезал Тодороки. — По вине нападавшего Урарака пострадала, когда прикрывала мирных жителей, включая отца с малолетним ребёнком. Он сложил руки на груди. Он вырос далеко не таким же кабаном, каким был его папаша-Старатель, и был на фоне того же Бакуго куда помельче, но сейчас у Шото был такой вид, будто он реально был готов вырубить любые источники нежелательного шума одним только взглядом. Он явно не собирался идти на компромисс.  — Либо смирись с этим, либо проваливай, — закончил он. — Мне не нужно, чтобы Урарака из-за тебя портила себе настроение.  — Шото прав, — добавил Мидория, делая пару шагов в их сторону, но покосился, чтобы в случае чего он всё ещё мог прикрыть Шигараки. — Ей нужна наша поддержка, а не чтобы мы передрались перед её палатой. Я не прошу тебя панибратствовать с ним или прощать, да и ему самому вряд ли это нужно.  — Пусть подавится, — буркнул Шигараки. — Думай про меня, что хочешь, мне насрать. Мидория покривился — наверняка ему хотелось, чтобы Шигараки вообще сейчас свой рот не открывал — но продолжил:  — Вот, видишь, Каччан. Никто не просит тебя заводить с ним дружбу. Даже мы не заводим, — мягко и плавно сказал он, в отличие от речи непрошибаемого Тодороки с каменным ебалом. Они двое прекрасно сдерживали Бакуго, и в своё время их триада была тем ещё взрывным комбо. — Прямо сейчас наши ссоры ничего не исправят и не изменят. Да и ты ведёшь себя неправильно, мы все пришли поддержать Урараку, а не тешить свои хотелки. Наконец, до него что-то дошло — он перестал кривить свою рожу и лицо озарилось каким-то мыслительным процессом, будто он до сих пор эту идею вообще не допускал. Ладно, это было бы враньём — даже Шигараки мог признать, что при всём своём упрямстве и высокомерии, Бакуго было на Урараку ой как не плевать. Даже если они два года как расстались, они ещё до своих отношений не один день тесно дружили. Точно так же, как Лига друг для друга всегда будет что-то значить, Урарака тоже будет что-то значить для Бакуго.  — Ребята, она!.. — в приёмный покой влетела Мина и тут же заткнулась при виде явного бардака. Какой-то рыжий парень рядом с ней обеспокоенно таращился на Бакуго, который вообще себе под ноги теперь пялился. — Что происходит?  — Мне надо немного подышать, — проворчал Бакуго и тяжело потопал в сторону выхода. Шигараки с Мидорией и Тодороки только смотрели ему вслед, никто ничего не говорил. К его чести, Бакуго даже не косился, когда проходил мимо него. Шигараки расслабляться не собирался, пока за ним не закрылась дверь, даже при условии, что кучка геройских однокашников в случае чего тут же эту петарду заломит и выведет насильно. Боже, пиздец, его снова защищали герои. Как же тошно.  — Я пойду к нему, — вздохнул рыжий. — Он весь день сильно нервничает.  — Спасибо, Киришима, и прости, что взваливаем его на тебя, — сказал Мидория. Киришима (а, так вот, кто это) только пожал плечами.  — Ничего. Мина похлопала его по руке.  — Его можно понять, он так расстроился из-за новостей.  — «Расстраиваться» и «пытаться мне вломить» в комплекте не идёт, — проворчал Шигараки себе под нос. Киришима взглянул на него почти что виновато, кивнул и вышел из больницы. Едва скрылся и он, Шигараки просто пошёл к пустому стулу в углу и плюхнулся на него, намеренный здесь и оставаться в гордом одиночестве, пока к Урараке не пустят. Это место, вся эта ситуация вызывала зуд у него под кожей, желание расчесать себе шею одолевало с такой силой, что он от греха подальше сидел в перчатках. Всё, что ему сейчас оставалось — пялиться на электронный аквариум. Здесь ему было не место. Блядь, с чего он вообще решил, что припереться сюда будет блестящей идеей? Он же изначально высказал все свои мысли по этому поводу ещё по телефону Мидории. Сидеть в приёмном покое с горсткой тупых героев в нескольких метрах от себя, которые по совместительству выросли вместе и прошли через огонь с водой и всеми прилагающимися. Сколько раз они это переживали? Как минимум, лично Шигараки не раз отправлял Мидорию в больницу, а потом был момент, когда на эту койку загремел Тодороки — Тойя тогда рвал и метал. Кто он вообще такой, чтобы здесь находиться? Он буквально мог услышать, как Урарака отчитывает его за подобные мысли, но это же правда. Даже если он жил другой жизнью — не так давно он был такой же угрозой, явно намеренной отправить всех этих людей по реанимациям или моргам. А теперь он… Волновался о ней? Сидел, как на иглах, в ожидании каких-то новостей? Просто хотел с ней увидеться? «Ты такой эгоист, — снова прошептал этот злосчастный голос, от которого внутри всё скручивалось. — Твоими же стараниями она сюда попала. С чего ты решил, что заслужил право её навещать?» Шигараки не успел придумать гнилую отмазку свалить отсюда сейчас же — к нему подошёл Мидория с таким мягким выражением, что захотелось ему переебать.  — Не зацикливайся на этом, ладно? У Каччана очень… сложные чувства. Думаю, он сам не всегда понимает, что именно хочет сказать.  — Плевать на него, — буркнул Шигараки и, засунув руки в карманы, чуть ли не разлёгся на стуле. — Я пришёл не играть в его боксёрскую грушу. Он большой мальчик, пускай учится справляться со своими проблемами в одиночку.  — Никто не ждёт, что ты сейчас будешь оправдываться, зачем пришёл. И Урарака это оценит.  — Угу. Мидория выдохнул, запуская пальцы в волосы. Он всё ещё был потрёпан и весь в пыли после всех спасательных работ за сегодня. Он снял перчатки и расстегнул пару верхних пуговиц, но по сути, оставался в своём геройском костюме и выглядел полностью истощённым. На передней части и левом рукаве были тёмные пятна, на которых Шигараки изо всех сил старался не заострять внимание. Он прекрасно знал, как на одежде выглядит засохшая кровь. Хороший человек — кто угодно лучше него — спросил бы, как Мидория держится, но Шигараки был не из таких.  — Мина сказала, Урарака пришла в сознание. Его сердце даже удара не пропустило. Он и бровью не повёл — продолжал пялиться на аквариум.  — Она устала после наркоза, но посетителей пускают. Ты пойдёшь?..  — Ты иди, — махнул рукой Шигараки. — Я подожду. Мидория нахмурился.  — Уверен?  — Ты её лучший друг, а я хер знает, зачем вообще припёрся, — сказал он, наклоняясь вперёд, чтобы уткнуться локтями в колени и потереть висок. — Блядь, может, вообще уйти? Не знаю. Мидория, к его чести, в этот раз не стал спорить.  — Поступай, как знаешь. И он ушёл куда-то дальше по коридору, прихватив с собой Тодороки — тот так же оставался в геройском костюме, снял только подпояску и тот пососный воротник. Шигараки краем глаза смотрел, как они скрываются, и опустил голову, закрывая руками лицо. Что он здесь делал? Да плевать, что ему Мидория насоветовал. Плевать даже, что там Бакуго думал (хотя его крики продолжали отзываться эхом в ушах). Что, он ей жизнь испортил? Он и раньше это делал, когда был кошмаром во плоти, ёбаным массовым убийцей и террористом. Подумаешь, тюрьма и терапия — это ничего не исправит и не отменит. Он тогда умел нести только хаос и разруху, и сейчас продолжал делать то же самое. Как раз, когда он думал, что Урарака выдаст ему пиздюлей за такие загоны (если ей на это не наплевать, конечно), автоматические входные двери снова открылись. Шигараки был готов в очередной раз лицезреть Бакуго, но вместо этого к ресепшену быстро пошла какая-то нервная пожилая пара. Ему не надо было слышать, как женщина отчаянно спрашивает об Очако Урараке, чтобы понимать, что это её родители. Чувствуя неприятные мурашки вдоль позвоночника, он осторожно наклонился, чтобы за колонной его не было видно, и на всякий случай прикрыл лицо рукой. Мидория говорил, что они только через несколько часов приедут, но кажись, он неправильно рассчитал. Шигараки закрыл глаза. Он не мог здесь оставаться. Ему не хотелось здесь оставаться. Это всё было огромной ошибкой. Он слышал, как плачет её мать, пока отец пытается как-то утешать и подбадривать, потом вернулся Бакуго и разговор продолжился уже с ним. Ну да, бывший парень, но он всё ещё был хорошо знаком с её семьёй, и, плюс, как профессиональный герой, наверняка он умел успокоить. Шигараки мог только представлять себе, как эти люди отреагируют на его присутствие. Урарака так и не говорила, что именно сказала ей семья по поводу всей этой бучи в жёлтой прессе. Когда Бакуго со своим Киришимой и её предками исчезли в том же коридоре, куда пошёл Мидория, Шигараки откинулся на стуле и достал из кармана телефон, чтобы отправить быстрое сообщение Мидории. [Её родители уже идут к вам. Просто передай ей, что Юкико не пострадала, она сейчас с Тойей и Фуюми. А я пошёл отсюда, зря я вообще приезжал] И на этой ноте он вышел из здания вон. До Тодороки ехать было примерно полчаса, он был один и ему было всё равно. Он никуда не спешил. Отчасти хотелось вернуться к Юкико (особенно, после всего пережитого хаоса), но ему было… слишком стыдно. Он хотел этого умиротворения, которое она дарила, когда его обнимала — потому что она его любила, несмотря ни на что, и считала его хорошим папой, несмотря на все его явные недостатки — но он знал, что сейчас от любых попыток утешиться его просто стошнит от отвращения к самому себе. Сейчас он не мог вернуться. Угрозы над их головами больше не было. Урарака рискнула жизнью, чтобы его прикрыть и защитить — и уж кто, а она не была обязана заходить ради него настолько далеко. Ему было тошно осознавать, как сильно этот её выбор задел его за живое. Ему ведь не должно было быть до этого дела, а ей ни к чему было это бремя на плечах. Блядь. Лучше пойти куда-нибудь, прогуляться в одиночестве, проветрить мозги. А она пусть расслабляется и выздоравливает в компании семьи и друзей. Ему не было места среди всей этой братии в её палате, и Юкико заслужила родителя получше, чем он. Все, кого он знал, заслуживали в жизнях человека лучше, чем он. (Что ж, зато с ней всё было в порядке. Его поехавшие чувства не имели настолько большого значения. Пусть он злился, самого себя не понимал и в очередной раз мариновался в собственных загонах — он мог спокойно вдохнуть, потому что… она жива, всё будет хорошо. А остальное не так важно.)