Не нужен

      Шастун пьёт всю ночь и весь следующий день. Он настолько пропитан алкоголем, что даже вспоминает нелепый совет Шепса со съёмок, что ему нужно «бросить пить». Кто бы знал, что однажды Антону этот совет действительно пригодится. И он был бы и рад сконцентрироваться только на своей боли и хотя бы попытаться на Арса по-настоящему разозлиться. Но у него на повторе в голове проигрывается картинка с пустыми глазами Попова. Шасту до сих пор жутко от мысли о том, что до этого состояния того довёл он сам, собственными руками, поступками и словами.       Он позволяет себе всего один день страданий и самобичевания, а затем приводит себя в порядок и идёт на техничку с боевым настроем: если он всё это натворил, то он же и сможет это исправить.       Арсений настоящий профессионал своего дела: он прекрасно отыгрывает роли на сцене, взаимодействует с Шастом и остальными ребятами, подыгрывает Стасу, но как только последний зритель выходит из зала, Арс превращается в восковую куклу, Шаста и Стаса предпочитая не замечать вовсе.       В момент, когда Арсений выходит на улицу в очевидной попытке уехать, так и не перекинувшись с Антоном и словом, Шаст хватает его за запястье, заставляя обратить на себя внимание. Но Арс так шарахается от мимолетного касания и смотрит колко-холодно, что Антону становится ещё хуже. Арсений всё так же молча уходит, а Шаст ловит отвратительное ощущение дежавю. Это всё дико неправильно: Арсений на него так реагировать не должен! Даже в самом начале их пути, когда они оба не принимали свои чувства, Арс никогда не шарахался от него. Он наслаждался каждым касанием, даже если сам себе в этом признаться не мог. Вся абсурдность ситуации не даёт Антону успокоиться, поэтому он не останавливается после неудачной попытки с Арсом и бежит искать Серёжу. Тот находится уже в своей тачке.       «Что же все сегодня так спешите уехать!» — бесится Антон. Обычно после техничек у них грандиозные разборы их успехов и провалов, но сейчас будто даже Стас не в настроении. Но с этим Шаст будет разбираться потом, сейчас ему нужна информация, которой обладает только Матвиенко.       — Серый! — кричит Антон, перехватывая машину уже на выезде.       — Ты совсем ебанулся, Шастун?! Ты нахрена под колёса бросаешься?! — Серёжа выходит из машины и на всякий случай оглядывает Шаста: точно не задел?       — Да. Совсем, — Антон почти уверен, что выглядит немного безумно. — Он со мной не разговаривает. Вообще.       Шастун ждёт реакции, но Серёжа молчит.       — Пожалуйста, — начинает Антон, — расскажи мне, о чём ты тогда говорил. Мне нужно знать.       — Ох, дурень ты, Антон. Какой же ты дурень. Где же были твои любопытство и забота, когда он подыхал без тебя?       — … Что?       — Это не мои секреты, Антон. И не мне их тебе рассказывать, и, вообще говоря, моя бы воля, я бы набил тебе морду, — Антон отодвигается на безопасное расстояние. — Я и хотел, но ты пришёл ко мне сам и выглядишь, честно говоря, сильно так себе. Ох, Шаст. Ты, конечно, «маленький», но не настолько же, чтобы не понимать очевидных вещей, а? С людьми так не поступают, Тох. Тем более, с любимыми.       Антона всё это начинает выбешивать. Матвиенко не даёт никакой конкретики, просто давит на чувство вины, а Шастун пока даже не понимает за что. Более того, у него этого чувства вины и так дофига и больше.       — Ты скажешь что-то конкретное или так и будешь бросаться абстрактными фразами?       — Это называется «сабдроп», — Серёга на выпад Антона даже не реагирует и сам понимает, видимо, что перегибает. — То, что ты с ним сделал несколько месяцев назад. Я не буду вдаваться в подробности, просто скажу, что в тот день был в шаге от твоего расчленения. И что я хотел вызывать ему скорую. А этот дебил решил тебе даже не рассказывать, — Серый, кажется, жалеет, что он не курит, когда Антон достаёт из кармана сигарету. — Дальше сам, гугл в помощь, — бросает Матвиенко и возвращается обратно в машину. — А, и да. Если Арсений когда-нибудь заговорит с тобой и спросит — я тебе ничего не говорил.

***

      Антон испытывает невероятное желание уйти в запой уже окончательно, но не позволяет себе даже прикоснуться к алкоголю. Потому что он заслужил прочувствовать все это в трезвом рассудке. Ему от боли хочется выть. И он воет. Он, конечно, не шарит ни в какой БДСМ-тематике. Более того, ему даже не хватает эрудиции, чтобы сразу перевести забавное слово по частям и предположить, что же имел в виду Серёжа. Но Антону хватает мозгов, чтобы понять, что произошло, как только он читает первое определение из гугла. Всё встаёт на места моментально. Но лучше от этого, конечно, не становится. Шаст вспоминает, что Арс переехал тогда в другой номер. Вспоминает, как не пустил его на порог. Антон тогда решил, что тот просто обиделся и мстит. А уже тогда стоило бы обратить внимание, как Арс дёрнулся от мимолётного прикосновения.       Шастун вспоминает всё произошедшее за последние два месяца и анализирует в свете новой информации. Раз за разом вспоминает тот вечер, когда решил не возвращаться обратно к Арсу, ведь решил, будто они тогда поругаются. Что ему в глаза будет стыдно смотреть. И ни на секунду не задумался о том, что в этот момент испытывал сам Арс. Когда ждал его, когда написал ему, когда практически сразу простил за отъезд, только бы он вернулся. Попов бесконечно прав, что больше ему не доверяет. Антон сейчас и сам не понимает, как ему в принципе можно верить, если для него его трусость перекрывает даже такие сильные чувства, как любовь.       Шастуна кроет. Кроет сильнее от каждого нового воспоминания. Арсений попросил у него свидание. Просто свидание. Он пустил его к себе в квартиру после того, как чуть не сошёл с ума из-за долбоебического проёба Антона. Он не сказал ему ни единого плохого слова и приготовил для него полотенце и тапочки. Он заснул в его объятиях, найдя в себе силы чувствовать себя рядом с ним в безопасности. У Антона уже все губы искусаны и пальцы изгрызены. Он понимает, что пока он переживал, как бы Арс его не предал, Арс каждый чёртов день находил в себе ресурсы для любви и веры в него.       Шасту с самого себя омерзительно-отвратительно: даже он себя бы не простил. Он три недели игнорировал человека из-за своих подозрений и так и не решился высказаться напрямую, а Попов всё равно оставался в гримëрках и студиях и ждал его. Антон три недели наказывал Арса за то, что тот выбрал неправильное время и формулировку для того, чтобы ему довериться. А потом наорал за то, что тот не отдался ему на столе студии насухую. Наорал на человека, которого переёбывало от простых прикосновений. И, опять же, только из-за него самого. Шаст представляет, в какой истерике на самом деле был Попов, когда оттолкнул его от себя. Антон тогда был так зол из-за несостоявшегося секса и недоверия, что даже не подумал о том, почему Арс так сделал. Господи, неужели он мог подумать, что Шаст может его…? У Антона к горлу подступает комок тошноты. Это уже слишком. Антон пытается отвлечься от своих мыслей хотя бы на секунду, но у него ничего не получается. Шасту не хватает воображения, чтобы представить, насколько сильно Попов его любил, если после всего действительно пришёл на студию с ним мириться.       «Любил», — Антона больно цепляет собственная мысль.       Шасту на руку что-то капает: мокро. И он замечает наконец, что уже как минимум пару минут беззвучно рыдает. Он не помнит, когда в последний раз из его глаз текли слёзы, но он и не помнит, чтобы хотя бы раз в жизни ему было так душераздирающе больно за другого человека.       Он пришёл к нему на студию мириться и услышал, как Антон орёт о том, что Артон — это мерзко. И что Арс Антону нахер не нужен. Просто, блять, потрясающе.       У Антона к Арсу больше никаких претензий: тот молчал и ничего не рассказывал, потому что не доверял. И правильно делал. Тот Антон, который встречался с Поповым, точно не заслуживал никакого доверия. Он недавно кричал Диме, что Попов его бесит своей скрытностью, но сейчас, анализируя всё, что между ними было, Антон думает только о том, сколько же раз у него были возможности спросить самому, обратить внимание на мелкие детали, да просто перестать вести себя как мудак, зациклившись на своём страхе, и прийти к человеку, который так отчаянно за него боролся.       Шасту страшно и сейчас. Он всё боялся, что Арс в нём разочаруется, но в итоге он и сам в себе разочаровался. И понятия не имеет, что ему теперь делать. Ещё сегодня утром он думал, что всё можно исправить, нужно только показать Арсению, что ему не всё равно, и он всё понял. И только теперь он осознаёт глубину ямы, которую методично копал месяцами. У Арса внутри всё действительно могло сгореть.       Шасту страшно и сейчас. А что, если Арсений решит уйти? Да, пока он на сцене действительно блестяще делает вид, что у них всё по-прежнему, но если он и дальше так продолжит… На сколько его хватит? И что он сам, Антон, может сделать, чтобы ему помочь?       Шасту страшно.       Он бы сказал, что им обязательно нужно поговорить, но сам себе он бы плюнул в лицо после всего, что было. Так что, если Арс сейчас не испытывает ни малейшего желания с ним разговаривать, Антон должен это уважать. Он, в конце концов, хоть когда-то должен начать прислушиваться к нему. Даже если ему самому от всего этого мучительно больно. И слава богам, что больно. Он это заслужил.       Антону кажется, что любое его действие может только всё усугубить. А ещё он понимает, что, если они с Арсом больше никогда не будут вместе, он готов будет это принять и выстрадать. Он впервые в жизни хочет отречься от мыслей о своём будущем и подумать только о том, что сейчас будет лучше для Попова. И, если сейчас тому будет лучше без него, значит, Антону придётся с этим жить.       Антон бы дал сейчас Арсу свободу, но у них через пару дней съёмки… А Арсений, кажется, каждый раз на грани приступа при любом их контакте.       Шаст звонит Стасу.       — Антон? Ты в курсе, который час? — и действительно, уже далеко за полночь.       — Да, и мне всё равно. Я хочу тебя попросить. Сделай так, чтобы мы с Арсом минимально контактировали на съёмках, — как бы Антону хотелось воспользоваться съёмками как поводом для сближения... Но нельзя.       — Настолько всё плохо? — либо у Антона глюки, либо он действительно слышит в голосе Шеминова беспокойство? Или это потому, что тот тоже думает, что Арсений может уйти?       — Я не знаю. Он общается со мной только на сцене, — Антону больно это говорить, но… — Если я ещё хотя бы немного в нём разбираюсь, то ему тяжело быть рядом со мной. Придумай что-нибудь. Ставь его в пары с Димой, с Серёжей, что угодно.       — Ты же понимаешь, что меня фандом сожрёт с говном за это? — Стас недовольно сопит в трубку и, кажется, куда-то идёт. Не хочет разбудить семью?       — Сожрёт. Ты заслужил, — Антон правда так думает. Шеминов прекрасно понимал, что делает. — Пожалуйста, Стас. Иначе мы можем его потерять.       — Я сделаю, что смогу. Без взаимодействий полностью вас оставить не получится. Что делать с теми же «Новостями», например, думай сам.       — Спасибо, — Антон не может всерьёз злиться на Стаса. Он наконец-то хочет начать брать ответственность на себя. И что бы там Шеминов ему ни говорил, у него всегда была своя голова на плечах, и это он каждый раз выбирал «не Арса». — Спокойной ночи.       — Спокойной, — в трубке гудки.