Не нужен

Tate McRae - you broke me first

***

      Они подъезжают к бару к восьми часам вечера — как раз к открытию — и выкупают кабинку на десять человек: им нужно будет место для танцев.       Арс всё ещё не то чтобы в настроении, но у Антона есть какой-никакой план. Арсений постоянно отказывается есть, когда у него стресс, и этот вечер не является исключением, сколько бы Шаст ни соблазнял его своим заказом.       — Ты же понимаешь, что тебя, голодного такого, сейчас унесёт с одного шота? — мягко интересуется Антон.       — Это моя тактика, — не тушуясь отвечает Арс. — Я напьюсь и переживу наш поход в караоке. Ты же наверняка будешь петь свою Касту?       — Ты слишком пессимистично настроен, — немного обиженно реагирует Шаст.       — Да, — в комнату входит официантка с сетом шотов. — Но вот это, — Арс кивает на стол: — полностью изменит мой настрой, я обещаю, — и опрокидывает в себя первую стопку.       — И не такая уж эта Каста и моя, — вновь вступает в дискуссию ещё полностью трезвый Антон. — Ты тоже знаешь тексты наизусть.       — Поверь, на то не было моей воли, — Арс смеётся и продолжает понемногу напиваться.       Спустя двадцать минут они, наконец, начинают петь.       — Ты обещал мне вполне конкретный танец, — напоминает Шаст.       — Пусть это станет изюминкой вечера, давай пока по классике, — Арс крайне компрометирующе подмигивает.       Они поют всякую старую и не очень чушь, доходят аж до Фактора-2 и Зверей (и тут Арсу бесконечно хочется целоваться, но не он тут устанавливает правила. В смысле, он, но менять их посреди игры уже нельзя). Переходят на ВИА Гру и Меладзе, и Арс крайне убедительно изображает, как «красиво он вошёл в грешную жизнь», а потом «ушёл из неё».       В конце концов, они действительно доходят до Касты и поют «Ды-ды-ды-дым» по ролям, потому что стараниями Шаста Арсений знает этот трек наизусть.       Затем они выбирают песни для «поорать», потому что эмоций у них на двоих — целый океан, который наконец нужно расплескать хотя бы немного. И песни КИШа для этого отлично подходят. Правда, Шаст пару раз называет Арса дедом, за что получает несколько болезненных щипков за бочок.       И вообще, кто тут ещё дед, с учётом того, что Арс скачет как ненормальный уже пятую песню подряд, а у Антона не хватает дыхалки даже на одну.       Шаст выдыхается вконец и возвращается на диванчик, но Арсений неугомонный абсолютно.       — Что, думаешь, пора? — спрашивает он, смотря на Шаста, у которого разве что пот не стекает по лбу.       — Что «пора»? — Шаст убирает чёлку с лица.       — Станцевать обещанное. А то больно на тебя смотреть, кажется, тебе жизненно необходима подзарядка, — Арсений откровенно издевается. Ему-то хоть бы хны.       — И что ты предлагаешь? — Антон чувствует какой-то подвох в словах, но его мысли с трудом собираются в кучу.       — Станцевать у тебя на коленках, может?       — Что-то мне подсказывает, что от воплощения моего желания мы тогда плавно перейдём к твоему, — Шаст зачарованно смотрит на Арса, потому что тот уже включил трек и начинает танцевать. Он пока далеко. На расстоянии целого метра. Но с каждой нотой он приближается всё ближе.       Пока наконец не исполняет своих «угроз» и не забирается к Антону на колени.       Это красиво. Это чарующе красиво, потому что Арс умудряется быть гибким и резким одновременно, он двигается всем телом, прижимается бедрами, откидывается назад. И рубашка задирается, открывая вид на его плоский живот с редкими родинками. Шаст не удерживается и проводит пальцами по тонкой коже. Арса от малейшего прикосновения разве что не подбрасывает. Он обхватывает Антона за шею и прижимается к ней губами, проходится лёгкими укусами, а после шепчет на ухо:       — Ты знаешь правила, — и от его голоса, переполненного возбуждением, переёбывает уже Антона, — никаких поцелуев в губы, остальное — на твоё усмотрение.       — Сними рубашку, — низким от желания голосом то ли просит, то ли приказывает Антон. Он и сам пока не понял, какие у них границы в постели, так что пусть пока это будет настойчивая просьба.       Арс не останавливается, продолжает двигаться под музыку и начинает неторопливо, почти как в замедленной съёмке, расстёгивать пуговицы одну за одной, пока наконец не доходит до последней. И Антон помогает стянуть рубашку полностью.       Шаст пальцами проходится по рёбрам, а затем опускает руку к стояку, который всё ещё скован узкими джинсами «в стиле Арса». Арс от мимолётного прикосновения млеет и подаëтся вперёд, за ладонью.       Антон решает не мучить его долго и всё же разделывается с ширинкой, уменьшая давление, но к члену пока не прикасается. Вообще убирает руки из брюк и притягивает к себе Арса, наклоняясь к его ключицам. Медленно проходится языком, мокро целуя. Ему очень хочется посильнее впиться в кожу, но тогда останутся следы. И ему, в принципе, пофиг, но что по этому поводу думает Арсений?       — Арс, — он произносит его имя в надежде, что тот придёт в себя. — Засосы?       — Если хочешь — ставь, — отвечает тот, смотря в глаза. И это настолько искренне, настолько доверчиво, что Антону стоит больших усилий не опрокинуть Арса на стол в ту же секунду. Он сдерживается и возвращается к ключицам, в этот раз уже не стесняясь.       Прикусывает, посасывает бледную кожу, на которой неминуемо появятся кровоподтёки.       Арс тихонько стонет ему в ухо, обжигая дыханием.       — Шаст, — в какой-то момент он прерывает Антона, который от такой близости дуреет на раз-два и теряется во времени и ощущениях. — Быстрее. Пожалуйста. Дотронься до меня, — и в его голосе столько отчаянного желания, что не прислушаться невозможно.       У Антона и у самого уже член упирается в джинсы, не давая нормально думать. И у него возникает идея.       Он приподнимается с Арсом на руках, и тот помогает ему избавиться от одежды, а затем Шаст раздевает уже и его.       Арс ниже, поэтому сейчас, когда он сидит у Шаста на бёдрах, они практически одного роста. А их члены идеально ложатся в одну руку. И Антон радуется, что в последнее время практически перестал носить кольца, потому что их холод обжигает слишком нежную кожу. Арсу достаётся больше, и он стонет в голос, так и не убрав свою голову с плеча Шаста, каждый свой вздох направляя ему в ухо.       Антон снимает кольца и возвращает руку на место. Арс не мешает, его всё полностью устраивает. Он цепляется за чужую шею, периодически дёргая бедрами, когда считает, что ему мало.       Их обоих всё это возбуждает до одури: такая близость — это интим высшей степени. Их члены мягко притираются друг к другу, и это взрывает мозг. Арсений от ощущений и от невозможности растерзать чужие губы кусает Шастово плечо.       Музыка на фоне тем временем сменяется на что-то спокойное, плавное, тягучее. Как и их «недосекс». Арс был уверен, что ему нужно что-то дикое. Но вот эта медленная пытка оголяет его как провод. Антон сжимает свою руку на их достоинствах, но до сих пор не двигается.       И в какой-то момент Арсений всё-таки не выдерживает и накрывает его ладонь своей: дай покажу.       Антон смотрит. Только не туда, где происходит всё «действо», а прямо в глаза. И от этого тоже уносит. У него в глазах столько любви, что даже если бы в Арсе и вовсе её не осталось, эта бы его наполнила.       И Арсений в секунде от того, чтобы послать всё нахрен и поцеловать его. Но он останавливается в последний миг, потому что вдруг думает, что это слишком важное решение и его нельзя принимать вот так: под дозой дофамина. Поэтому он закрывает глаза и сжимает свою руку, заставляя и Шаста сжать свою. И начинает ею двигать. Сначала он кончит и придёт в себя, а уже потом, если всё ещё будет хотеться, он его обязательно поцелует.       Их прикосновения становятся всё более жёсткими, всё более дёргаными. Они оба на нервах. Эмоции захлёстывают. Арс тихо стонет, больше не останавливаясь, а Шаст так и продолжает смотреть на него, не в силах оторвать глаз.       Они кончают практически одновременно, снова испачкав всё в сперме, но в этот раз Арс никуда не спешит. Он опрокидывает Шаста на диван и тянется к столу, доставая оттуда пачку влажных салфеток.       — Я подготовился, — с улыбкой говорит он и вытирает их обоих. И это снова до жути интимно.       Арс думает встать, но Шаст тянет его за руку, и он просто ложится сверху.       — У нас там дверь закрыта или почему ты такой расслабленный? — лениво интересуется Антон, когда понимает, что их тихие объятия длятся уже минут десять.       — Конечно, закрыта. Это было спланированное нападение, — Арс улыбается, и Шаст не может этого видеть. Но он чувствует кожей.       — Как ты? Расскажешь теперь, что случилось с фильмом? — Антон гладит Арса по волосам, надеясь, что это поможет его не спугнуть.       — Его закрыли, точнее, будут частично переснимать без меня, — Арсений проходится носом по чужой груди, вдыхая такой родной запах. — А как ты узнал, что что-то случилось?       Антон сейчас в пост-эйфорийном состоянии: у него только что был оргазм, а Арс пытается ему довериться. И у него с языка слетает то, что говорить не стоило:       — Если бы всё было хорошо, ты бы завалил меня подробностями. А когда ты говоришь только «всё в порядке», значит, всё очень сильно не в порядке.       Арсений думает. Дурацкое чувство тревоги снова возвращается, но на этот раз ему удаётся ухватить причину. И в одну секунду он понимает, что не так:       — Ага… Интересно, — он говорит медленно, давая себе время осознать и сформулировать. — И кофе я пью сладким, только когда мне грустно, — все детальки складываются одна к одной. — И про секс без проникновения ты понял без единой подсказки с моей стороны, — Арс чувствует, как тело под ним напрягается, и это окончательно расставляет по местам все точки. — И сейчас ты понял, в чем твой проёб, с полуслова, да?       Арсений встаёт слишком резко. Сначала садится на бёдра, а потом, стараясь минимально прикасаться к телу, которое за секунду становится абсолютно чужим, вскакивает на ноги.       — Арс, стой. Дай мне объясниться, — Шаст тоже встаёт, сразу же начиная одеваться.       Арс уже надел штаны и застёгивает рубашку.       — О нет, если ты думаешь, что я уйду отсюда, пока не выскажу тебе всё, что я о тебе думаю, то ты ошибаешься. Как давно?! Как давно ты научился так хорошо меня понимать, а?! За те два месяца, что мы расстались? Что-то не думаю, — Арс вдруг начинает задыхаться от своих мыслей, но старается восстановить своё дыхание, потому что он должен разобраться. Если всё, что он думает — правда, ему будет слишком тяжело это пережить. — Как давно? — тихо повторяет он, когда удаётся успокоиться.       — Всегда, — так же тихо отвечает Антон. Он не может солгать, потому что этот вопрос, по сути, риторический. Арс уже всё понял. И Шасту остаётся только молиться, чтобы тот сейчас не испепелил всё заведение. Или себя.       — Ты всегда видел, что мне плохо, но за всё время наших отношений ни разу не попытался мне помочь, — выдыхает Арс. И ему стоит каких-то невероятных усилий воли не разрыдаться здесь. Это хуже. Это хуже, чем всё, что он уже пережил. Он годами считал Антона просто недостаточно эмпатичным, недостаточно внимательным, но очень влюблённым. Он пытался научить его замечать мелочи и заботиться о партнёре. Господи, какой же он был дурак. Шаст всё это знал и умел и без него, он просто не хотел заморачиваться.       У Арса перед глазами проносятся все события прошедшего лета. И это слишком плохо. Но он больше не готов держать всё в себе. Он слишком долго заботился о человеке, который за годы отношений не пошевелил и пальцем ради него.       — Я в то утро, когда ты ушёл, умирал без тебя. Но я оправдывал тебя тем, что тебе страшно столкнуться с последствиями, или что ты просто не понимаешь, в каком состоянии меня оставил. Но я даже на секунду не мог себе представить, что ты вернулся спустя несколько дней просто потому, что знал, что какими бы серьёзными ни были последствия, за это время я точно разберусь со всем сам, — это так больно, что вышибает любую почву из-под ног, но Арс остаётся стоять.       — Я не говорил тебе о том, как мне хуёво, потому что каждый раз думал, что, если ты узнаешь, тогда ты, конечно, изменишься, но только из-за моих слов, а не потому, что сам всё поймёшь, — Арсений выдыхает. Ему нужно ещё немножко сил, чтобы договорить до конца. — А ты понимал. Ты понимал, но восхитительно играл в дурачка и не делал ничего, чтобы помочь мне. Ты просто клал болт на мои переживания.       Арс замолкает, но Антон не пытается сказать ни слова в своё оправдание. Потому что это — пиздец. И если у него была какая-то надежда на то, что Арс когда-то сможет простить его за всё, что было, то теперь от неё не осталось и следа.       — Ты всегда знал, что я пью сладкий кофе, когда мне грустно, но ни разу не спросил, что у меня случилось, — Арс выдыхает, у него осталась последняя мысль: — Я думал, что встречался с трусом и дураком, а, оказалось, я встречался с расчётливой мразью, которой всегда было наплевать, что я чувствую. Чёрт, а я ведь чуть снова на тебя не повёлся, какое же блядство.       Антон последней фразы не слышит, у него в голове звенят слова про «расчётливую мразь». И вот это — уже ложь. Антону нужно успеть сказать хотя бы это, и он дёргается следом, когда Арс разворачивается к выходу.       — Арс, пожалуйста! Это всё звучит отвратительно, и мне нечем оправдать себя, но всё было не так… Я и сам не могу объяснить, почему я был таким, но я изменился. И всё, чего я хочу сейчас, это чтобы ты знал, что я любил тебя.       Арсений разворачивается так медленно, что у Антона вся жизнь успевает промелькнуть перед глазами. Он всё ещё тщедушно надеется, что всё можно исправить. Но когда Арс оборачивается полностью, Антон заглядывает в его глаза и понимает: это — конец.       — У тебя нет больше ни единого права говорить мне о любви. Твой максимум — дрочка в кабинке караоке. И постарайся не приближаться ко мне, иначе, если я пойму, что ты пытаешься вернуть меня, я переломаю всё твоё нутро. Просто помни, что ты сломал меня первым.