***
Арсений просыпается от того, что кто-то настойчиво скользит кончиками пальцев по его телу. Антон сегодня бессовестный абсолютно, потому что хочет попробовать ещё раз «по-хорошему»: пусть несколько дней назад он уже и отписался Стасу о том, что на выставку пойдёт, никто не мешает ему отказаться в последний момент. Он слабо, но всё ещё надеется, что может обойтись безболезненно. Поэтому хочет с утра Арса к себе расположить, попытаться сгладить обиды. Может, тогда тот всё же сможет поговорить с ним откровенно? Антону бы очень хотелось, поэтому он снова мягко прикасается, стараясь погладить, а не пощекотать. Арсений сначала даже отвечает, тянется за рукой, сонно бормочет что-то и улыбается. А потом просыпается окончательно, и выражение его лица мгновенно меняется так, что Антон замирает, оставляя, правда, руку на чужом теле. — Если ты так пытаешься загладить вину за то, что сегодняшний вечер проведешь с Ирой… — начинает Арс, и Антон очень бы хотел списать эту ядовитую фразу на сонное утро и медленно работающие мозги, но она буквально обжигает его внутренности. — …Загладить вину? — переспрашивает он, надеясь, что Арсений сообразит, что несёт, услышав это из чужих уст, но тот не реагирует. — Вау, — выдыхает Шаст, чей безмятежный настрой теперь, кажется, просто убит. — Я тебя услышал, — договаривает он и убирает свою руку, выбираясь из постели и тут же начиная одеваться. — Пойду …прогуляюсь, а потом уже на выставку, — договаривает он, уже выходя из комнаты. У него пока нет идей, где он собирается гулять ещё пять-шесть часов, но здесь он оставаться точно не хочет. Однако уже зашнуровывая обувь, он понимает, что, кажется, поступает как Арс: молча обижается и сбегает. И, хоть ему и колко, возвращается к двери в спальню, чтобы увидеть усевшегося на постели Арсения. — Смотри, как это делается, — начинает он. — Ты меня обидел. Я сейчас очень зол на тебя, потому что даже представить не могу, какого же хуëвого ты обо мне мнения, если считаешь, что я стал бы вот так «заглаживать вину». Я знаю, что тебе сложно, но и мне непросто, чёрт тебя дери. Пожалуйста, постарайся ради нас, — Антон пытается оставаться спокойным, но к концу фразы всё же заводится: — Я сейчас не хочу тебя видеть, поэтому ухожу, но, если вдруг ты надумаешь что-то мне сказать, я буду на связи, — добавляет он и ждёт ещё долгих тридцать секунд ответной реакции, но Арс только опускает взгляд, продолжая молчать. Антон уходит.***
Шаст честно проверяет телефон весь день, но Арс так и не звонит. Антон и сам поражается сейчас своему терпению, но он решает дать тому ещё один шанс, прежде чем устроить грандиозный скандал, потому что, ну, какого чёрта?! Он просто верит, что Арсений решил не напрягать его, вынуждая подставлять Стаса и Иру, других надежд у него не осталось. Есть, конечно, ещё вероятность, что Арс действительно считает его ублюдком, который может предложить отсос взамен на причиняемую боль, но в таком случае Арсений откровенно напрашивается на громкое выяснение отношений, потому что это уже перебор и пару «ласковых» заслужил. В конце концов, Антон приходит на выставку с тяжёлым сердцем. Ну почему, Арс, почему всё должно быть через боль и страдания? Антону фигово только от осознания, что Арс посмотрит и его сторис, и сторис Иры, и ударит этим себя, но другого выхода вывести того на эмоции достаточно сильные для разговора, Антон не видит. Они с Ирой практически не разговаривают, идут в отдалении, но Шаст делает для неё пару кадров с геолокацией, выставляя к себе в сторис похожие фото. Однако надолго здесь задерживаться он не собирается. «Отчёт» готов, так что он может возвращаться домой, хоть и страшновато, если честно. Антон подъезжает к дому, готовый и к разговору, и к обвинениям, и даже к продолжению игнора, но застаёт только пустую квартиру и записку: «Я уехал в Питер по делам, а не потому что не услышал тебя. Я услышал, но пока ничего не могу с собой поделать, прости. Вернусь через пару дней».***
Антон думает, что за эту пару дней сможет и сам подостыть, но на следующее же утро Арс постит у себя в инсте фото в арт-локации, которую пусть и с натяжкой, можно сравнить с той, в которой Антон вчера фотографировал Иру. Однако больше Шаста выводит из себя хэштег #терпеливчик, потому что прямо сейчас он чувствует, как его терпение заканчивается. Он ходит на взводе весь день, а вечером узнаёт, что в связи с новым указом, по которому с тринадцатого ноября все мероприятия можно будет проводить только при двадцати пяти процентах заполненности зала, их концерт переносится на послезавтра. Значит, срочно нужно сделать посты, сторис, чтобы люди не пропустили концерт. Конечно, завтра с утра организаторы лично будут обзванивать всех купивших билеты, но завтра с утра для многих может быть уже поздно. Шаст отвлекается, занимаясь этим вопросом, изредка думая о том, что, если после концерта Арс не попытается заговорить с ним самостоятельно, он его, наверное, побьёт.***
Концерт проходит нервно. Арсений на стрессе всегда психует, а тут у него не просто стресс, у него направленная обида, поэтому Шаст отхватывает по полной: за концерт Арс называет его «уродом» примерно раз десять. Однако этим его мстительные настроения не ограничиваются, поэтому мимоходом достаётся и Стасу, и Серёже, когда на рэп-баттле Серёжа лажает, находясь с ним в одной команде. Арс орёт как резаный, но делает это в своей потрясающей манере, поэтому всем смешно. Больше с концерта Антон ничего не помнит. Возможно, потому, что пребывает в ярости, когда заходит в гримёрку и понимает, что Арс уже смылся, пока он разговаривал с Оксаной и разбирал подарки от поклонников. И вот это уже край. Антон сейчас понятия не имеет, что творится в голове у Арса, но, если честно, это и неважно: там, очевидно, какая-то чушь, если они до сих пор не поговорили. Значит, Антон сейчас достанет его из-под земли и вытрясет всё из этого невозможного создания. Антон звонит Серёже, потому что того тоже уже нет. Серёжа берёт трубку практически мгновенно: — Да? — не слишком оригинально отвечает Матвиенко. — Арс с тобой? — не размениваясь на приветствия, спрашивает Антон. — Ага. И прямо сейчас он, кажется, чуточку сходит с ума, потому что мы расклеиваем в центре города листочки с его лицом и подписью «Разыскивается», — достаточно подробно расписывает Серёжа. — На все вопросы отвечает, что ищет себя, — добавляет он. — Я ему сейчас помогу, — отвечает Шаст, — найти и себя, и свою совесть. — Тебе локацию скинуть? — интересуется Матвиенко. — Буду признателен, — коротко бросает Антон и кладёт трубку, дожидаясь координат.***
Антон добирается до места бесчинств за считанные минуты, благо далеко ребята уехать не успели. Антон выходит из машины и сразу же замечает Серёжу: тот стоит рядом со своей тачкой и уже заметил Шаста. — Не вмешивайся, ладно? — просит Антон. — Я заберу его, нам очень надо поговорить. Матвиенко даже не отвечает ничего, просто пожимает плечами, мол, разбирайтесь сами, пожалуйста. А затем машет рукой в сторону переулка: «Ищи там». Арсений находится достаточно быстро, и у него в руках действительно стопка листочков А4… — Шаст? — Арс замечает Антона, когда тот уже в метре от него. — Привет. — Привет. Ты закончил? — интересуется Антон, кивая на стопку. У Арса, вообще-то, ещё были грандиозные планы, но что-то в тоне Антона подсказывает ему, что об этом лучше не рассказывать, поэтому он только робко кивает. — Отлично, поехали, — твёрдо произносит Шаст и берёт его за руку. Арс не сопротивляется. Они молча садятся в машину, молча доезжают до дома Антона, молча поднимаются в лифте. И, только оказавшись в тёмной кухне, Шаст начинает говорить: — Начнём с простого, — произносит он, смотря прямо Арсу в глаза. — Я настолько зол на тебя, что в шаге от того, чтобы тебя, блять, выпороть. Поэтому ты очень постараешься сделать так, чтобы я этот шаг не сделал. Мало того, что ты изначально не дал мне высказаться и надумал себе чёрт знает что, ты также не воспользовался возможностью поговорить со мной о своих обидах ни на следующий день, ни до, ни после концерта сегодня. И, если, не дай бог, ты сейчас скажешь, что всё в порядке или же просто не захочешь рассказать мне правду — полностью, без недомолвок и оговорок — я за себя не отвечаю. Видит, сука, бог, я дал тебе миллиард возможностей начать этот разговор самостоятельно. Кстати, — вспоминает он. — Конверт с собой? — Арс кивает. — Доставай. Арсений, так и не снявший пальто, достаёт конверт из внутреннего кармана. — Открывай, — не меняя тона, говорит Антон. Арс открывает конверт и достаёт небольшой листок. — Читай. И он читает: — «Если ты это читаешь, значит, ты так и не сказал мне, что не хочешь, чтобы я шёл на эту чёртову выставку. Я, конечно, люблю тебя, но беги, блять, как можно быстрее, пока я тебя не догнал», — до Арса медленно, но доходит то, что это значит. Теперь любые его претензии по типу «как ты докажешь, что ты знал, что я обижался с самого начала» не имеют никаких шансов на выживание. И он очень хотел бы последовать совету в записке, но Шаст смотрит на него таким разъярённым взглядом, что он боится даже пошевелиться. — Итак, — снова начинает Антон, после образовавшейся паузы. — Мы договаривались, Арс. И я понимаю, что тебе сложно, но это так не работает. В этот раз я знал, что ты этого не хочешь, более того, мы не единожды уже задевали эту тему, но даже это не помогло тебе честно рассказать о своих чувствах. И что будет в следующий раз, когда я не буду иметь ни малейшего понятия о том, что мои действия причиняют тебе боль? Ты так же будешь бегать от меня? Злиться и кидаться колкостями в мой адрес? — Антон опять начинает заводиться, хотя как будто бы дальше уже некуда. — Я предупреждал тебя, что буду требовать честности, как бы ни было сложно. Ты согласился. Ты, блять, обещал. Арс сглатывает. — Говори, — строго произносит Антон. — Сейчас же говори, почему тема Иры для тебя настолько болезненная, что мы не можем даже обсудить её без таких выкрутасов. Арс молчит, но поднимает руку в немом жесте пощады: «Пожалуйста, дай мне пару секунд», и Антон даёт ему время собраться с мыслями. — Я ревную, — наконец начинает Арсений. — Я чудовищно ревную и злюсь каждый раз, потому что снова и снова вспоминаю ситуацию в начале наших отношений. Кажется, я до сих пор не могу простить тебя за то, что ты тогда спал с нами обоими. Антон молчит, пытаясь осознать мысль, которую явно слышит не в первый раз, но которая не имеет никакого отношения к реальности. — Я с ней не спал, — разносится в тишине ночной кухни, — я договорился с Ирой о фиктивных отношениях за месяц до того, как к тебе подкатил. — В смысле? — это, если честно, для Арсения что-то из области фантастики. — Но… Почему ты не сказал об этом мне? — Сначала ты не спрашивал о формате наших с тобой отношений и не интересовался тем, что у меня с Ирой. А потом в одну секунду решил, что я мог бы так поступить с тобой, когда я с ней уехал в отель. Я тогда думал, что тебе либо неважно, либо тебе всё понятно без слов, ведь иначе ты бы спросил. И вдруг оказалось, что ты считаешь меня мразью. Прости, я был на тебя слишком зол, чтобы броситься переубеждать. Мне было больно, и мне не хотелось тебя успокаивать, — говорит Антон. — Но… Ты ведь так ни разу и не спросил, Арс. Ты решил всё сам. Я со временем забыл об этом, но теперь… Прямо сейчас, когда я об этом думаю, я, блять, в ужасе. Антон молчит, собираясь с мыслями. — Господи, как же мне сейчас хочется орать, — произносит он спустя несколько минут. — Ори, — соглашается Арс. — Ты хотя бы понимаешь, насколько ты обесцениваешь мою любовь? Что ты вообще думаешь, когда я говорю, что люблю тебя? Арс, кем ты, блять, меня считаешь? И, сука, за что? — Антон рад, что все карты, наконец, раскрыты, но, вообще-то, он не думал, что будет так больно. Арсений сидит молча, но глаз больше не опускает, смотрит, не отрываясь, на Шаста, который спрятал лицо в руки и только болезненно стонет. Антону сейчас очень тяжело. Это, вообще говоря, за гранью добра и зла. С одной стороны, в этом, конечно, можно найти что-то лестное: с ним два года встречались, считая его той ещё сволочью, но всё равно любили. Но почему-то это не радует. Антон злится, ему больно и обидно, это просто какой-то пиздец. И в какой-то момент он понимает, что Арс всё это время сидит молча. И, пусть Антон провалится под землю, если тот снова не надумал какой-то, пусть не беспочвенной, но херни. — Я тебя люблю, — Шасту очень важно произнести самое главное, — я тебя люблю даже сейчас, хоть и был бы рад не видеть тебя пару дней, — он произносит это вслух только потому, что играет по правилам и говорит о всех своих чувствах, даже если они вот такие. — Арс, я никогда тебе не изменял и не причинял тебе боли умышленно. И я очень сожалею обо всём, что сделал неумышленно, — он старается говорить медленно, расставляя верные акценты. — Я хочу быть с тобой, но мне нужна пара дней, чтобы с этим справиться. Скажи, пожалуйста, что ты думаешь об этом, — заканчивает он. — Прости, — кротко говорит Арсений, который все эти фразы ловил по буковке, сохраняя в своей памяти навсегда. — Кажется, я очень сильно облажался. Прости, что не пришёл сам. Я обещаю, что следующего раза не будет. Я скажу тебе, если мне будет больно, — он осторожно придвигает свой стул к Шасту, усаживаясь так, что теперь их лица прямо друг напротив друга. — И сейчас мне страшно из-за того, что ты не хочешь меня видеть, — наконец-то честно признаётся он. — Но я… Я тебе доверяю. Если ты говоришь, что любишь меня, значит, так и есть, — Арс берёт лицо Антона в свои ладони и тихонько трётся своим носом об его. — Я тоже тебя люблю, — шепотом произносит он то, что думал, никогда больше сказать не сможет. Антон неверяще поднимает глаза: — Что ты сказал? — уточняет он, боясь, что ослышался. — Я тебя люблю, — покорно повторяет Арсений и замирает в миллиметре от чужих губ. И Антон преодолевает оставшееся расстояние, целуя такие родные губы. Они целуются долго, мокро, в тишине и темноте, полностью поглощённые друг другом, пока, наконец, Шаст не отрывается: — Ну ты и хитрая лиса, Арс, — смеётся он. — Можешь остаться, если хочешь. — Конечно, хочу, — отвечает Арсений. — Но завтра с утра у меня дела, там... — осторожно начинает он. — Тшшш, — Шаст прижимает палец к его губам: «Не порти момент». — У нас впереди ещё целая ночь? — аккуратно интересуется он. Если нужно, он всё ещё готов подождать, но боже… Шаст заворожённо следит за реакцией на свой вопрос. И Арс кивает, снова прижимаясь к губам.