***
Завтрак и прощание проходят очень мило и спокойно: Арсу на самолёт довольно рано, и к этому времени встают только мама и бабушка Антона, а дядя Олег ещё досыпает перед рабочим днём. — Ну, ладно, Арсюш, — провожает их Майя. — Будешь тут где рядышком, ты забегай в гости, не стесняйся. — Конечно, — кивает Арс и обнимает женщину перед выходом. — Ладно, ма, ба, он сейчас опоздает уже, так что мы поехали, — ставит точку в бесконечном прощании Антон, и они выдвигаются. Антон берёт каршеринг, чтобы проводить Арса до аэропорта, хотя тот до последнего сопротивляется и предлагает просто вызвать себе такси. — В такси мы не пососёмся, — приводит Антон аргумент, с которым спорить невозможно. У Арса есть пара мыслей по поводу того, почему Антон внезапно стал настолько ласковым, но он пока держит их при себе. Если Шаст пытается вдоволь наласкаться перед тем, как попробует на него разозлиться, Арс не будет ему мешать. И если просто хочет натискаться перед разлукой — тоже. Поэтому он только кивает и соглашается на каршеринг. Они доезжают до аэропорта почти впритык, но всё равно целуются на парковке как чёртовы подростки, и у Антона внутри явно не всё в порядке, настолько отчаянными выходят его поцелуи. — Шаст-Шаст, — отрывается Арс, — спокойно, ладно? Я постараюсь приехать, если получится, пораньше, ну? Антон ничего не отвечает, только прижимается лбом ко лбу и выдыхает почти болезненно. — Мне пора, — шепчет Арс, — и так уже почти опаздываю. Он мягким касанием согревает чужие губы и окончательно отстраняется. — Пока? — спрашивает. — Пока, — наконец заговаривает Антон и отпускает ладонь Арса. Арс улыбается и выходит из машины.***
Антон скучает. Это не то приятное тягучее чувство, которое сопровождает его последние несколько месяцев, когда они с Арсом разъезжаются, не светлая печаль, когда тебе пусть и тяжко, но ты предчувствуешь радость скорой встречи. Это колкая тоска, потому что Антон знает — Арс прав. Ему, Антону, придётся раскопать в себе всю пережитую боль и вскрыть все свои раны. Значит, Антон с Арсом обязательно поругаются. Помирятся потом, конечно, но будет больно, никуда от этого не деться. А Антон так устал от боли… Он скучает болезненно, мучительно. Поэтому так чрезмерно реагирует на вещи, которые раньше бы в нём не отозвались. Арс делает пост: «Близнецы, скажите, что пошутили и просто хотите встретиться», а потом постит сторис с Захарьиным — тот как раз близнецы, и Антон ревнует как тварь. Он понимает, что это иррационально абсолютно, что его подавляемые эмоции просто травят его сейчас и ищут любой повод для выхода агрессии, но заставить себя чувствовать иначе не может. Он работает до изнеможения каждый день, надеясь, что хоть так получится немного снизить свой внутренний накал до личной встречи. Однако только сильнее закапывается в болезненные воспоминания, которые от его попыток в анализ менее жалящими не становятся. Он звонит Арсу каждый вечер, но раз за разом слышит только: «Прости, пожалуйста, никак не получается вырваться», и на это злиться он тоже не имеет права, ведь он и сам мог бы приехать, но предновогодний режим не щадит и его. Антона снова и снова протаскивает по всему спектру чувств, и ему сложно невероятно. Он испытывает адское чувство вины, хоть и понимает, что, наверное, всё делает пусть и неосознанно, но правильно. Арс попросил его разозлиться, и он злится, хотя пока и по абсолютно надуманным поводам. Арс прекрасный, чудесный, всегда отвечает на звонки и звонит сам, если оказывается дома пораньше, пишет всякие милости и всё-таки умудряется вырваться на пару часов, прилетая, чёрт подери, из Омска после проведения корпоратива, лишь бы заскочить на предновогоднюю тусовку, где будет Антон. А Антон не может справиться со своими эмоциями. Арс улыбается ему тепло-тепло, прижимает к себе слишком крепко для прилюдных объятий и убегает поздороваться со всеми. — Пожалуйста, — просит Антон, когда они снова на секундочку оказываются вдвоём, — поехали ко мне. Арс явно чувствует, что с Шастом не всё в порядке, пытается поднять ему настроение исключительно своими способами: врубает Касту и записывает под неё сторис, предлагая Антону сыграть в гангстеров, но Антону не помогает. — Арс, я так соскучился, пожалуйста, поехали, — просит он повторно. — Шаст, — Арсений смотрит на него почти жалобно, — у меня поезд через три часа, мы же до тебя только доехать и успеем… У Антона внутренности топятся в медленно поднимающейся ярости. Он знает, что должен быть благодарен Арсу, что тот в принципе приехал, но чувствует только боль от того, что тот уже собирается уезжать, а он так и не выскажет всё, что уже успело его отравить. — Хорошо, — вдруг меняет решение Арс. — Поехали к тебе, что-нибудь придумаю, — и в подтверждение прикусывает губу: уже пытается придумать, как выбраться из той задницы, в которую его сейчас утащит неадекватный Антон и собственное чувство вины перед ним. Антону от всего этого физически становится ещё хуже, но он уговаривает себя потерпеть хотя бы до квартиры. Они едут молча: Арс пару раз кладёт руку Антону на коленку, но тот в первый раз не реагирует, а во второй прожигает его взглядом, и больше Арсений попыток «пообщаться» не предпринимает. — Антон, — окликает Арс, когда они выходят из машины. — Ты иди, а я скоро поднимусь, ладно? Нужно предупредить, что я сегодня не приеду. — Ок, — сухо бросает Шаст. Хлопает подъездная дверь. Арс творит какие-то невообразимые манипуляции, умоляя своего агента сделать так, чтобы завтра он выступал не во время открытия мероприятия, а где-нибудь ближе к завершению. Радуется, что сегодня вечером он должен был всего лишь помочь друзьям (а не провести корпорат или день рождения, которые при всём его желании «передвинуть» бы никак не получилось) и обещает, что проведёт все обещанные для их воспитанников мастер-классы полностью бесплатно и в двойном объёме. И счастлив, что его репутация позволяет ему провернуть все эти финты. Кажется, он ещё никогда в своей жизни не устраивал никому таких подлянок, но он чувствует всем своим нутром, что сегодня тот самый случай, когда это необходимо. Антон знает прекрасно и то, как Арс дорожит своим «добрым именем», и то, в насколько некрасивое положение сейчас его ставит, но всё-таки просит остаться, значит, это настолько важно. Арса ощутимо перетряхивает, пока он поднимается в лифте в полном одиночестве, но он заставляет себя собраться и осторожно стучит в дверь Шастовой квартиры: та, правда, оказывается незапертой и открывается уже при первом его ударе. — Антон? — Арс почему-то не решается пройти дальше, только закрывает за собой дверь и так и стоит не разувшись. — Я на балконе, курю, — доносится из глубины квартиры. Арс всё же стаскивает с себя обувь и скидывает пальто: ну и пусть помнётся. Антон действительно стоит на балконе и явно курит уже не первую. — Я злюсь, — говорит он, стоит Арсу появиться в дверном проёме. — Я догадался, — Арс беспомощно пожимает плечами и делает ещё шаг вперёд. — Но пока не очень понимаю, за что именно… Я не мог приехать раньше, Шаст, правда, — он не дурак, конечно, и понимает прекрасно, что истинная причина злости в любом случае ему известна, но что-то же Антона должно было недавно зацепить, стать спусковым крючком. Арс даже рад, наверное, что Антон, кажется, последовал его последнему совету, но внутри всё равно всё застывает и покрывается льдом от страха. Он в них и их любовь верит очень сильно, но Антон чуть ли не зашипел на него, когда он прикоснулся к нему в машине, и это пугает. — Шаст, я не мог… — ещё раз произносит он, так и не дождавшись реакции. — То есть, ко мне приехать и поговорить ты не мог, а с Захарьиным проторчать целый день как-то смог, м? — наконец вырывается из Антона болезненное. У Арса от удивления аж брови взлетают. Это что, ревность? К Захарьину? Это откуда вообще взялось? — А? — только и может выдать он. Антон снова не реагирует, только тушит очередную сигарету, вдавливая в пепельницу так, будто эта конкретная сигарета виновата во всех его бедах. — Антон, он же мой друг, и я эту встречу уже трижды переносил. Я не знал тогда, что тебе так нужен, — пытается оправдаться он, хоть и не совсем понимает, за что. Антон, если честно, тоже. Арс видит эту мимолётную перемену во взгляде и рискует сделать ещё один шаг вперёд. И взгляд меняется снова. Антон за последние несколько дней настолько сильно закопался в воспоминания об их сексуальном опыте, что умудрился усугубить свою «проблему» в разы, поэтому заметно дёргается даже от движения в его сторону. — Сссука! — внезапно шипит он. — Господи, какая же это хуйня! Мы не должны ссориться из-за такой хуйни! Ты должен подойти и засосать меня. Сказать, что я ёбнулся, если вздумал ревновать тебя к кому-то, а уж тем более к Захарьину. А ты даже подойти ко мне не можешь! — внезапно срывается он на крик. — Потому что боишься, что я испугаюсь… — так же быстро сникает он, — и я уже готов забиться в угол… Потому что я, блять, сломался, Арс, я правда тебя боюсь. Ёб твою мать. И я злюсь, я чертовски злюсь, но даже не на тебя, а на себя. Это ведь я думал, что со мной всё будет в порядке, — он выдыхает и собирается с силами, чтобы, наконец, признаться, — но ничего не в порядке. Он берёт паузу, потому что от холода уже не чувствует рук и больше не способен держать сигарету. Арс видит, как его трясёт, как лёгкая дрожь с рук перекидывается на всё тело, и осторожно отходит назад: — Антон, пожалуйста, пойдём в комнату, — просит он тихо. Антон кивает и идёт за ним, усаживается в кресло и выпивает воду, которую тащит ему Арс, прежде чем укрыть пледом. — Всё хуёво, Арс, — шепчет Шаст, стоит ему немного прийти в себя. — Я пытался понять, что было перебором в тот последний раз, разозлиться на тебя за него, но понял только, что злюсь вовсе не на тот раз. Арс усаживается на колени прямо здесь, рядом с креслом, и тоскливо смотрит ему в глаза. — Я… я ломаюсь, когда вспоминаю не наш последний секс, где я был снизу, а первый, — выговаривает Антон. И Арс только по боли в его глазах и дрогнувшему голосу может понять, насколько Шасту тяжело далось это осознание. — В наш последний секс я был готов к любой жести, в том числе и той, что произошла. Но в мой первый раз, чёрт… Я же, блять, тогда даже не понял, почему ты так себя ведёшь. Я думал, что ты просто страстный, импульсивный, нетерпеливый. Думал, что в первый раз иначе, наверное, и быть не могло. Но чёрт, Арс, я в твой первый пассивный раз растягивал тебя разве что не час и трясся только от мысли, что могу сделать тебе больно. А ты делал мне больно намеренно. Антон снова замолкает, потому что голос дрожит уже слишком сильно, а к глазам подступают слёзы. Он не хочет выглядеть жалко, но, кажется, в таком разговоре иначе у него не получится. — Я злюсь на тебя пиздец, — Антон медленно выдыхает после каждой фразы, пытаясь сдержать всю мощь подступающей истерики, — но не потому, что ты сделал со мной в последний раз. В смысле, мне было ахуительно больно, и я всё-таки должен спросить тебя, какого хуя ты не остановился тогда?! Но за это злиться неправильно, ведь я знал, на что шёл. И в этом-то всё и дело, Арс. Я знал. Я злюсь потому, что я тогда пришёл с презервативами. Злюсь за то, что ты сделал для меня нормой секс в качестве, блять, кары. Я буквально покалечен тем, что ты сделал моё тело местом расплаты, — Антон не озвучивал эти мысли до сих пор, и теперь, услышав их, он чувствует, как по его лицу неконтролируемо текут слёзы. — Я понимаю, что я сам позволял тебе это. Я знаю, что молчал, делая вид, что меня всё устраивает. Но, если честно, чувство вины утягивает меня на дно ещё сильнее, поэтому извини, пока я буду его игнорировать. Просто, Арс, ну, я ни разу не позволил себе даже ущипнуть тебя сильно. Куда, блять, девалась вся твоя любовь и, ну, не знаю, человечность, когда ты был сверху? И что мне, чёрт возьми, теперь с этим делать? — Антон, кажется, наконец сказал всё и больше не может заставить себя сдерживаться ни секунды, начиная захлёбываться слезами, всё сильнее сползая по креслу, пока не оказывается на полу рядом с Арсом. Тот сначала сидит, боясь пошевелиться, но потом Антон сам начинает цепляться за него, и он обнимает его, укутывая в плед, который так и болтается на Шасте. Арс прижимает его к себе, не замечая, что и сам уже рыдает. — Прости, пожалуйста, прости, — нашёптывает он, укачивает Антона в своих руках, словно младенца. — Я такой долбоёб, просто пиздец. Я думал, что раз ты молчишь, значит, тебе такое заходит. Я всегда знал, что твой болевой порог ниже в разы, чем у меня, но в эти моменты почему-то к чертям забывал об этом, потому что примерял на себя, и говорил себе, что для меня это было бы терпимо, не больно даже. Я клянусь, что, кроме последнего раза, всегда принимал свою агрессию за страсть. Я не знал, Шаст, пожалуйста, — Арс гладит Антона по спине, прижимается щекой к его мокрым дорожкам, проводит пальцами по уголкам глаз, пытаясь хотя бы немного успокоить слёзы. — Пожалуйста, прости меня за то, что сейчас с тобой происходит, господи, — он заходится в нагрянувшем приступе истерики, и они сидят так, прижимаясь друг к другу сквозь ткань, пока Антон не раскрывает свой плед, забирая под него и Арса. Они ревут спутанным клубком конечностей, пока Антон не начинает надрывно шептать: — Пожалуйста, Арс, исправь это говно, почини меня, пожалуйста. Я так хочу, чтобы ты мог спокойно меня касаться. Я, блять, сдохну, если так и продолжу шарахаться от тебя. — Тшш, тшш, — успокаивает Арс. — Всё будет хорошо, я что-нибудь придумаю, — обещает он. — Сейчас же я тебя глажу, и тебе не страшно? — спрашивает он. — У-у, — отрицательно машет головой Шаст. — Видишь, уже прогресс, — Арс улыбается сквозь слёзы. — Мы всё починим. Я с ним договорюсь, — Арс, очевидно, обращается к телу Шаста. — Просто потихоньку будем его приручать, ладно? — он тыкается носом Антону в ухо, продолжая ладонями шариться по всему телу. — Никакого секса, просто… я буду тебя касаться, ладно? Я буду предупреждать, пока ты не привыкнешь. Всё будет хорошо, — шепчет он, предлагая первый, самый очевидный, но не факт, что от этого неверный, путь решения. — Мы со всем справимся, я обещаю, — он отчаянно прижимает Антона к себе, пока его рыдания, наконец, не переходят в тихие всхлипы, а затем не прекращаются вовсе.