He's dead

Самым страшным и сильным вампиром Китая, согласно рейтингу «TheVampireTimes», был свирепый и безумно привлекательный князь Ло Бинхэ. Он был молодым, но достаточно кровожадным демоном, пугающим и жутким, тем самым упырем, перед которым тряслись даже древние вампиры. Он пил людей, животных и вампиров, не щадил никого. Это был гордый бессмертный демон, в ноги которого падали все, рыдая и моля о пощаде. Став фамильяром Мобэй-цзюня, Шан Цинхуа много изучал иерархию и известные семьи и, конечно, часто натыкался на имя Ло Бинхэ. Про него писали разное, но Цинхуа понял одно — от этого парня стоило бежать, лишь услышав его имя. В Китае было семь известных сильных демонических князей. Ло Бинхэ считался сильнейшим не просто так: он сразился почти с каждым, поборов и Ша Хуалин, и Мобэя, бился с собственным отцом, втоптав в грязь его честь и достоинство. Все истории о его похождениях и завоеваниях звучали страшно и круто, так что, естественно, Цинхуа представлял себе огромного вампира с темным тяжелым взглядом и огромной когтистой лапой, вампира, способного снести с ног одной аурой. Во время их первой встречи Цинхуа действительно испугался. Мобэй не предупредил о гостях заранее, но, к счастью, вампирам не нужен заваленный всякими блюдами стол. Цинхуа быстро убрался, достал старые пластинки, чтобы задать нужную атмосферу, нашел людей, которыми планировал кормить гостей. Он открыл дверь, когда зазвенел звонок, увидел на пороге одного серьезного, очень бледного мужика лет тридцати и туповатого на вид парня, с виду студента, а потом неожиданно для себя нашел сходства между Ло Бинхэ на тех роскошных фотографиях в журнале и тем малолеткой, вцепившегося в локоть мужчины постарше. Парнишка-вампир держал подбородок высоко, и Шан Цинхуа сперва хотел сбежать, поджав хвост, но потом присмотрелся и понял, что взгляд Ло Бинхэ не пугал его так, как было с Мобэем. Цинхуа мог физически задрожать, просто находясь с Мобэем в одной комнате, а Ло Бинхэ, пусть и был очевидно сильным, вообще не пугал, больше напоминая огромную тупую собаку. Ло Бинхэ везде таскался со своим фамильяром, Шэнь Цинцю, чей взгляд был более осознанный, но из-за разницы в возрасте и из-за чего-то еще, призрачно неуловимого, но, казалось, такого явного, великий и ужасный князь выглядел совсем мальчишкой на фоне собственного слуги. Создавалось впечатление, это господин Шэнь хозяин, но на вампира он вообще не походил, выглядел, скорее, как уставший от жизни, глубоко заебанный женатый мужик. Шан Цинхуа, немного пообщавшись с ними, понял, что эта парочка совсем не такая, какой он себе ее представлял. Шэнь Цинцю был человеком. Он казался старше тридцати, был симпатичным, но его время неумолимо утекало. Ло Бинхэ оставался молодым парнем, но было видно, что он любит своего дядьку Шэня — хватало одного взгляда, чтобы понять, что он без ума от Цинцю, и чувства его были взаимными. Шан Цинхуа вспоминал все те романы, в которых вампир влюбился в свою служанку, сделал своей королевой, а потом проклял ее на вечную жизнь. Шэнь Цинцю мало чем походил на молодую нежную деву, возможно, был садистом и конченым извращенцем, но на лицо был довольно красивым. Их пара была в разы интереснее любой выдуманной, так контрастировала с привычным стереотипным образом, что Шан Цинхуа сразу же влюбился в их любовь. Цинхуа ненавидел истории с милыми юными женщинами и убийственно привлекательными вампирами, но почему-то часто ловил себя на мысли, что представляет себя на месте тех нежных как лепестки пиона девчонок. Он смотрел на Мобэя, такого кроткого и отстраненного, и сразу вспоминал всех загадочных киношных вампиров, а так как Цинхуа ни разу не видел ни смертной женщины, ни мужчины рядом с хозяином, то образ напрашивался сам собой. Шан Цинхуа был единственным подходящим на роль того самого человека, в которого безразличный к жизни холодный вампир полюбил всем сердцем. Сплетни подтверждали эту мысль. Шан Цинхуа, конечно, с радостью ютился под крылышком Мобэя, но помнил, что самому Мобэю ничего не стоило нанести удар. Бил он, как правило, в самое сердце. Третьим в рейтинге «TheVampireTimes», был ледяной красавец Мобэй-цзюнь. Ему было триста пятнадцать лет. Он был главой Северного клана, непревзойденным князем заснеженных земель. Его холодное сердце не могла растопить ни одна красавица. Шан Цинхуа читал ту статью и верил в нее — будто он сам ее и написал. Фотография в журнале была неудачная, в отличие от фото князя Ло, но даже на ней Мобэй выглядел суровым завоевателем. К его груди хотелось прижаться. Его широкая спина казалась достаточно крепкой и сильной, чтобы прятаться за ней. Шан Цинхуа никогда не отрицал тот факт, что Мобэй был идеальным главным героем для тупого бульварного романа, который сам Цинхуа с радостью бы прочитал, представляя на месте красотки себя. Цинхуа не знал, хочет ли он сам стать бессмертным кровососом. У него было достаточно знакомых вампиров, которые могли обратить его, но просить чужого упыря Цинхуа точно не стал бы, а те в свою очередь никогда не рискнули бы обращать фамильяра Мобэя. Поэтому выходило, что стать вампиром Цинхуа мог лишь тогда, когда Мобэй на это согласится, а тот никакой заинтересованности не показывал. Цинхуа его понимал, ведь он и сам не захотел бы терять такого талантливого раба. Умереть по-настоящему, окончательно и бесповоротно Цинхуа мог несколькими способами, и что-то ему подсказывало, что просто так из жизни он не уйдет, потому что никто его легко не отпустит. Его жизнь или смерть теперь полностью зависела от хотелок Мобэя. Цинхуа испытывал странное чувство, думая об этом. Он почему-то сразу вспоминал тупую Бэллу. Соблазнять Мобэя Цинхуа даже не пытался, подозревая, что, скорее, опозорится, и тогда вся вампирская часть Китая будет знать об этом. Мобэй был шикарным, достойным лучших красавиц и красавцев всего мира, Цинхуа выглядел слишком простым. Еще и был фамильяром. Цинхуа было непонятно, нравилось ли ему то, что его жизнь теперь принадлежала Мобэю. Насколько он знал, многие фамильяры начинали служить своим вампирам именно потому, что хотели стать бессмертными. У Цинхуа была своя, очень странная и глупая история, а еще он знал, что быть вампиром весело лишь в книжках. У вампиров не было особенной магии и далеко не все были богатыми как в фильмах. Шан Цинхуа знал много вампиров, которые были вынуждены работать по ночам, не имея титула или бизнеса. У Мобэя были акции, недвижимость, он вложился в какой-то банк Китая много лет назад. У Шан Цинхуа не было нихрена, а если он станет вампиром, то Мобэй точно выкинет его из дома, потому что вампиров-фамильяров не существовало. С одной стороны, перспектива вечной жизни без старения казалась выигрышной, но, с другой, Шан Цинхуа нравилось есть вкусную еду, пить пиво в те редкие выходные и валяться на солнышке. Он любил вкус жизни. Будучи смертным, Цинхуа переживал свою жизнь ярче: он часто пугался и расстраивался, иногда плакал, тоскуя или радуясь, смеялся и удивлялся. Шан Цинхуа боялся, что, став вампиром, превратится в скучного, вечно унылого Мобэя. К тому же, будучи человеком, он имел больше ценности. Так у него была вроде как работа и капризный начальник. Шан Цинхуа думал об этом достаточно много. Потом, познакомившись с Шэнь Цинцю, подобных мыслей стало еще больше. У Шан Цинхуа не было возлюбленного бессмертного — того, кто захотел бы провести с ним всю свою вечную жизнь, поэтому он мог чего-то не понимать. Он смотрел на Цинцю со своей позиции и видел, как любовник могущественного князя постепенно увядал. Вряд ли Ло Бинхэ устраивало то, что его горячо любимый человек оставался уязвимым и мог умереть как от болезни, так и от старости. Шан Цинхуа не знал, что бы выбрал в их ситуации, но ему было ужасно интересно, почему Цинцю оставался человеком. — Это случится — рано, или поздно, — однажды тихо сказал он и тяжело вздохнул. Шан Цинхуа так и думал, но не понимал, почему они тянут. Шэнь Цинцю не был женщиной, чтобы забеременеть, а иного смысла ждать он и не знал. Шан Цинхуа иногда понимал, что вообще знал немногое.

***

Они часто пересекались на разных мероприятиях. Так уж сложилось, что большинство фамильяров были ебанутыми фанатиками и извращенцами, так что Шэнь Цинцю и сам был не против общения с Цинхуа. Пока все люди собирались группками или таскались за своими хозяевами, Цинхуа ловил Цинцю под руку и уводил в сторону. За Цинцю часто носились всякие мелкие вампиры и их смертные, поэтому Цинхуа брал на себя роль спасателя. — Заебали эти тусовочки, — все шипел Шэнь Цинцю. Цинхуа был с ним полностью согласен. Вампиры были странными, но более-менее сносными, зато за три года он встретил крайне мало адекватных людей. Поначалу эти сумасшедшие развлекали его, рассказывали истории и свои грандиозные планы на будущую вампирскую жизнь. Ему самому было что рассказать, но подставлять Мобэя и его дружков он не решался, поэтому выдумывал или распалял собеседников, с открытым от восторга ртом слушая все их бредни. Со временем, это все надоело, и Цинхуа стал обходить группу фанатов «Дневников вампира» стороной. А потом он подружился с Цинцю, и жить стало проще. Шэнь Цинцю был фамильяром самого Ло Бинхэ, поэтому ему оказывалось повышенное внимание. Все знали, какие у них с хозяином отношения, что он и не слуга ему вовсе, поэтому вопросов была куча, однако Цинцю никогда не делился интимными подробностями своей жизни, делал вид, что это не он периодически ходил весь искусанный. Длинные рукава, закрытая воротником шея — все и так было понятно. Ненасытный Ло Бинхэ действительно не имел ни стыда, ни жалости, но господин Шэнь не выглядел недовольным. Шан Цинхуа восхищался им и в тайне завидовал. Вампиры были такими чарующими. Им было необязательно применять свой гипноз — некоторым Цинхуа отдался бы и так, если бы не было угрозы умереть от кровопотери до того, как они оба кончат. Да и кто к нему вообще подойдет? Раньше Шан Цинхуа наивно полагал, что он вполне симпатичный, но потом понял, что все те жадные взгляды были адресованы ему из-за его запаха. Он был безгранично благодарен Мобэю за защиту, но клеймо девственника его все чаще смущало. От него, поди, несло за километр! Шан Цинхуа экспериментировал с ароматами, но Мобэй продолжал скрипеть зубами, а остальные по-прежнему смотрели на него как на кусок мяса. В его случае же все все понимали ровно так же, как с воротниками и рукавами Цинцю! — Мой хозяин против, — все отвечал Цинхуа, когда люди спрашивали его, почему он не найдет себе кого-нибудь. По сути, он и не врал, ведь из-за Мобэя у него все и слетало. Люди восхищенно смотрели на него. Вот это стойкость! Вот это преданность! Цинхуа делал вид, что он по-настоящему рад услужить своему хозяину, надеясь, что их не примут за извращенцев. В отличие от Цинцю, он не прятал ни руки, ни шею, ни ноги. Конечно, он знал, где его еще могут покусать, но на вопросы о питании Мобэя отвечал расплывчато, как будто он его и кормит, но необязательно собой, а сам Мобэй вел себя как ревнивый муж, так что относительно их отношений все было неясно. Но Шан Цинхуа все же был уверен, что для других они еще большие развратники, чем Ло Бинхэ с Цинцю. Здесь не нужно было выдумывать: он, Шан Цинхуа, был человеком, еще и девственником. Мобэй-цзюнь отгонял от него всех вампиров, парочку даже покалечил. Другие точно думают, что они по-разному извращаются, когда остаются вдвоем: у Цинхуа постоянно искусаны все бедра, и он часто берет у Мобэя в рот. Мобэй-цзюнь глубоко загоняет ему в глотку, пока пьет его девственную кровь, вылизывает его своим длинным языком, но не ебет. Как у Шан Цинхуа только выдержки хватало? Шан Цинхуа и сам не знал, как он терпел это все. Цинцю как-то поведал ему, что о нем говорили, и, если бы Шан Цинхуа реально жил так, он бы давно помер. Однако картинка вырисовывалась интересная, и в нее, как не странно, можно было поверить, если не знать, что Мобэй-цзюнь — ебанутый садист, а Шан Цинхуа жертва обстоятельств. Но то, что во всех этих историях Цинхуа ни разу не кончил, грустно и обидно. Если бы у них дошло до чего-то подобного, Цинхуа не знал, как бы справился. Ему было приятно, когда он мог удовлетворить Мобэя, но в их случае это была кормежка чужой кровью. Шан Цинхуа был в опасной ситуации трижды: в первый раз Мобэй едва не укусил его, когда они только познакомились, во второй раз Цинхуа чуть не отрезал себе палец на глазах Мобэя, и князь так голодно смотрел на него, что хотелось с криком убежать, превозмогая боль от ножа. В третий раз Шан Цинхуа лично подставил запястье, но Мобэй отказался от него, заявил, что он не слабак и придет в себя сам — тогда князь вернулся домой после битвы, еле живой и истекший собственной кровью. Все три раза Мобэй отказался от него сам. Цинхуа помнил это и ценил, только этим себя и успокаивал. Однако все было не так просто. У Цинхуа была достаточно чувствительная шея, и он отлично знал, как реагирует на прикосновения к ней. Мобэй касался его шеи и волос: сминал шею грубо в удушающем захвате и мягко гладил, случайно проводил пальцами по волосам, затем дергал за них, вынуждая запрокинуть голову. Страх поселился у Цинхуа в желудке и давил, иногда серьезно пугая, но порой не на шутку возбуждая фантазию. Ему было интересно, каково это, когда твою шею нежно прикусывают опасные острые клыки. Он видел, как Мобэй пил людей, и князь не церемонился, никогда не нежничал с ними. Но что, если бы Цинхуа оказался его маленькой жертвой. Если бы между ними на самом деле что-то было, Мобэй мог действовать неторопливо, коснуться известным Цинхуа движением, сжать горло пальцами туго и сильно, но недостаточно для того, чтобы убить. Цинхуа скончался бы сперва от трепета и ожидания, от накатывающего волнами возбуждения. Он бы не смог стоять на ногах ровно, прижался спиной к твердой груди. Мобэй бы аккуратно отвел его волосы в сторону, опаляя шею морозным дыханием. Шан Цинхуа мог услышать, как голодно облизывается его князь… Шэнь Цинцю невольно дразнил его — а может, и специально. Говорил: — Это больно — ты не выдержишь. Но в этом что-то есть. И загадочно улыбался. Цинхуа знал, что Мобэй пошлет его нахер, а сам еще и боялся. Он сразу решил, что это все из-за бабских романов и недотраха. Шан Цинхуа смахивал наваждение, отбрасывал мысли об идеальном, пусть и давно мертвом, мужчине, о том, что он устал быть один, что никто его не поцелует и не приголубит, засовывал свое любопытство и желание поглубже, отдаваясь работе. Цинхуа все успокаивал себя, что, возможно, ему нравилось то, как уже было: он не согревал постель князя, которая была огромным страшным гробом, не кормил хозяина своей кровью и жил вполне спокойно. Так он хотя бы жил. Так он был относительно свободен. Мобэй мог сломать его, подчинить его силой, взять, испить досуха, мог сделать с ним что угодно, но пока что Цинхуа оставался верен себе. Вампиры легко подчиняли и разум, и тело. Цинхуа смиренно позволял контролировать свою жизнь, все еще думая, как сделать чужую власть временной.