***
Если бы Чонгук захотел поговорить по душам, то он бы скорее всего пошёл к Тэхёну, который всегда терпеливо и молча слушал любую его болтовню. Ему вообще после Суён ни один разговор не был страшен. Если бы Чонгук захотел поугарать над кем-нибудь или чем-нибудь, то пошёл бы за этим к Хосоку, тот двадцать четыре на семь был готов юморить. Если бы Чонгуку потребовался дельный совет или лекция на тему «почему так делать нельзя», то он бы пришёл к вечно правильному Сокджину. Если бы ему хотелось помолчать, но не быть при этом одному, то пристроился бы рядом с Юнги. К Намджуну он не пошёл бы даже под угрозой смертной казни, тем удивительнее было оказаться в комнате ясновидящего. — Хён, так ты погадаешь мне? — нервно дёрнулся на стуле Чонгук, натягивая рукава толстовки до предела. — Ты точно в этом уверен? — вопросительно вздёрнул брови Намджун. — Точно! — в голосе задребезжали нотки возмущения и обиды. Он и так собирался с духом два дня, переступил через свою гордость и обещание «я сюда больше ни ногой», данное в очередном порыве детской злобы, когда ему снова кинули в лицо стандартную фразу. — Успокойся, Чонгук-а, — расплылся в лукавой улыбке Джун. — Просто я знаю, как ты не любишь предсказания, вот и решил уточнить. — Я в этот раз с другим вопросом. — С каким же? — Что будет с Рен? — как можно тише озвучил свой вопрос Чонгук, разглядывая трещинки на полу в комнате Кима. — С твоим фамильяром? — удивление будто приклеилось к лицу Намджуна, смущая Чонгука ещё больше, хотя казалось бы — куда уж больше. — Не тупи, Намджун-а, — мурлыкнула Дохи, толкая своего хозяина в бок. — Мальчик может в первый раз в жизни о ком-то кроме себя забеспокоился, а ты его смущаешь. И если раньше Чонгуку было просто неловко, то сейчас хотелось провалиться под землю от стыда. Он выдавал себя с потрохами и был уверен, что не пройдет и получаса, как о его визите будут знать все обитатели дома, включая Чимина. Это была его первая ошибка — бояться стоило совсем не Чимина, но поймет он это гораздо позже. Сейчас же он просто почувствовал, как волнение подкатило к горлу. Ведь если Пак узнает обо всем, то дальше дело оставалось за малым. В конце концов, сложить факты и получить очевидный результат было несложно. Чонгук вдруг понял какой опасности только что подверг Рен, поэтому постарался натянуть на лицо максимально равнодушную маску, какая у него только имелась в запасе. — Я просто хочу знать действительно ли ей стоит доверять, — выдуманное на ходу оправдание вырвалось наружу. — Поэтому мне любопытно, что будет с Рен. — Ну да, — заговорщически улыбнулась ему Дохи, — мы так и поняли. — Ладно, давай посмотрим, — шумно выдохнул Джун, доставая колоду карт. Для каждого обитателя дома у Намджуна была своя колода, связанная и выбранная именно этим человеком. У Тэхёна это были антикварные карты-таро из Парижа, у Юнги современные гадальные карты из пластика, с выгравированными рисунками, а вот у Чонгука была самая обычная игровая колода из пятидесяти четырех карт, которую он однажды вытащил из сна. Намджун отработанными движениями перебирал карты, тщательно перемешивая их, а потом протянул стопку Чонгуку. — Держи в голове свой вопрос и слушай внутренний голос, он подскажет тебе какие карты тянуть, — отчеканил Ким, а Чонгук послушно вынул первую. Они ещё два раза повторили эти нехитрые манипуляции и теперь на столе лежало три карты, рубашкой вниз: тройка треф, пятерка бубен и дама пик. Намджун задумчиво всматривался в расклад, а спустя пару минут тяжело выдохнул, откидываясь на спинку стула. — Тройка говорит о том, что кто-то очень тщательно закрывает от нас информацию, — осторожно начал Джун. — Кто-то более сильный пытается перегородить нам дорогу. Пятерка бубен — это риск, на который она собирается пойти, а пиковая дама говорит о том, что Рен с трудом владеет собой и своими эмоциями. Она на распутье и не знает, как ей лучше поступить. Чонгук сжал пальцы в кулаки и выдохнул сквозь прочно сцепленные зубы. У него было стойкое ощущение, что его глобально облапошили, как это любили тут делать с очень впечатлительными девицами, которые приходили погадать на любимого. — ЙА! Намджун-а, а ты не офигел?! — возмущенно воскликнул Чонгук, срываясь с места. — То есть, когда я к тебе приходил ты мне тыкал в нос точным пророчеством, а как пришел по чужую душу, так ты мне фиг с маслом?! Думаешь, задвинул мне размытую чушь, которую толкаешь тут студентками за двадцать тысяч, и всё?! Нет уж, давай, нормально! — Во-первых, успокойся, — с равнодушным спокойствием протянул Намджун, от чего Чонгук разозлился только сильнее. — Во-вторых, хочешь точности — тащи сюда Рен. Я не могу гадать, не чувствуя энергии человека и не заглядывая ему в глаза. Но Чонгука уже вело от гнева, поэтому он выбежал из комнаты, бросив злое и горькое «Да, что ты вообще можешь?!». Он жадно глотал декабрьский воздух, стоя возле крыльца и упирая руки в бедра. Снег растаял ещё два дня назад, не выдержав и недели, а Чонгук был готов растаять от злости и страха прямо сейчас, не дождавшись недели.***
Им оставалось чуть меньше семи дней до двадцать четвертого числа, поэтому они приняли решение прикинуться самой обычной парочкой на целые сутки. Ради этого были остановлены все тренировки, телефоны переведены в беззвучный режим и самое главное — был создан план свиданий на день. Первое они благополучно пропустили, оставшись в постели, на второе собирались вот уже примерно час. — Я красивая? — спросила Рен, совершая уже третий оборот вокруг собственной оси напротив зеркала. Если не считать чонгуковой рубашки в клетку, застегнутой на одну пуговицу, на ней больше ничего не было. Он с напускным раздражением наблюдал за её телодвижениями, мысленно прикидывая, что такими темпами они никогда не выйдут из дома. — Чонгу-у-у-ук? Она задумчиво прощупывала выступающие ребра, а в её взгляде читалась такая неприкрытая тоска, что Чонгук решил не дожидаться повторного вопроса. — Рен, ты — пиздец! У тебя ноги-спички, грудь примерно размера минус, глаза, как плошки, да ещё вечно щуришься, как кошка на сметану. Стонешь, кстати, тоже, как кошка в период мартовского гула, — хмыкнул Чонгук, пока ногицунэ закатывала глаза и направлялась к нему виляющей походкой. — Ну, не смотри на меня так! Ладно, со звуковым диапазоном всё в порядке, но! Это не отменяет того, что ты тощая, бледная немочь. По её лицу можно прочесть единственную мысль: «лучше бы и не спрашивала». Чонгук хихикнул, ловя подушку у своего лица и перехватывая её запястья, притянул к себе. — Похоже, внешность играет для тебя последнюю роль, когда мы… — Чонгук вскинул руку, прерывая её, потому что вот тут Рен его все-таки заткнула, переспорила. — Значит, я красивая, Чонгук. Может и не божественно, но тебе нравится, — торжествующе подвела черту девушка, ведя пальцем по его подтянутому животу ниже. На второе свидание они тоже не пошли, но Чонгук перестал на это злиться примерно через минуту, когда стянул с неё свою рубашку. К счастью до третьего они всё-таки добрались, устроив себе многочасовую прогулку по городу. И всё было ровно по их сценарию — самое обычное свидание: Чонгук покупал ей горячий шоколад с зефиром, Рен постоянно прятала свои руки в его карманах с целью погреть, глупо хихикала над его шутками и замирала, когда он натягивал шарф ей до носа, легонько чмокая в лоб. Они шли по шумному Мёндону и болтали ни о чем. Например, о предстоящей сессии и что кажется на Тэхёна запала девчонка с биологического факультета, если Суён узнает, то повыдирает бедняжке все волосы. Окончательно окоченев от холода, они завалились в закусочную. Им было плевать, что на их беспричинный смех и счастье обернулись буквально все посетители, приняв их скорее всего за сумасшедших. — Так, ну, что ещё делают парочки на свиданиях? — воодушевленно спросил Чонгук, закончив делать заказ. — М-м-м, — задумчиво протянула Рен, — даже не знаю. А, вспомнила! Они любят делать фотки. — Ну и чего ты сидишь тогда так далеко?! — с наигранным возмущением спросил Чонгук, хватая её за руку и заставляя пересесть поближе. Они тут же вдохновенно принялись делать сотню милых до зубовного скрежета селфи. В любой другой ситуации, Чонгук, привыкший не разводить долгих бесед с девушками, уже давно бы отмахнулся. Но сейчас у него почему-то предательски щемило в груди. Он скроллил карусель снимков и не мог заставить себя прекратить улыбаться. В груди уже не просто щемило, там уже образовалась черная дыра размером с кратер, и она жадно всасывала каждый счастливый и теплый момент. Вот тут Рен укусила его за щеку, на другом фото Чонгук закрывал ей глаза, дурачась. На третьем снимке она его кормила самым невкусным пельменем с овощной начинкой, а он старательно делал вид, что это очень вкусно, потому что из её рук всё вкусно. Каждая секунда превращалась в болезненную демонстрацию того, как бы всё могло сложиться, будь у них в запасе больше времени. Ощущение приближающейся катастрофы висело над их головами, словно дамоклов меч. Уже на подходе к дому, в небольшом сквере Чонгук затормозил и развернул Рен к себе. — Мы чуть не забыли о самом главном! — и он обхватил лицо девушки ладонями, запечатлевая на её губах нежный поцелуй. — Парочки на свиданиях обязательно целуются. Он уже собирался взять её за руку, чтобы наконец вернуться домой, но Рен его одернула и притянула обратно. — Они-то может и целуются, но точно делают это не как школьники. Дай, покажу, — Рен приподнялась на цыпочки, обняла его шею руками и впилась в его губы с жадной страстью. Чонгук против воли сдавленно простонал в поцелуй, поддаваясь на провокацию и сплетаясь с ней языками. Это был далеко не последний их поцелуй, но именно он основательно засел на подкорке, как самый сладкий и горький одновременно.***
За окном шёл не то дождь, не то снег, но хуже было от пронизывающей до костей минусовой температуры и грязной слякоти вокруг. Они с Рен успели знатно промокнуть пока бежали от машины до дома, поэтому первым делом вместо приветствий Чонгук смачно выругался: — Не погода, а хуйня! Хосок, очевидно отвыкший от подобных выпадов, удивленно округлил глаза, а Рен на это только пожала плечами, мол «сами так его воспитали, я тут не при делах». Чонгук буркнул сердитое приветствие и направился в гостиную, желая разобраться с делами побыстрее. Ему совсем не нравилась эта идея собрания, где присутствовали все, включая Чимина. Но Сокджин угрозами и шантажом все-таки заставил их с Рен прийти. — Так, — хлопнул в ладоши Хоби, — все на месте, так что можем начинать. Хосок уселся на свое место, передавая слово Сокджину, но Чонгук даже не смотрел на старших. Его взгляд был прикован к Чимину, который разглядывал Рен, будто пожирал её. — Нам надо выбрать двоих секундантов на каждого участника испытания. Фамильяры не в счет, равно как и я, потому что я буду в роли судьи, — монотонным голосом вещал Сокджин, скользя по всем присутствующим равнодушным взглядом. — Вы сами договоритесь или жребий будем тянуть? — Сами, — буркнул Юнги, — чай не маленькие дети. Мы с Тэхёном так и останемся при своих, так что пусть Хосок с Намджуном решат, к кому они пойдут. Пока старшие разбирали себе роли, Чонгук продолжал буравить Чимина, но тот никак не реагировал на это. Бесило ужасно, поэтому, раздраженно фыркнув, Чонгук поднялся с дивана и ушёл на кухню, чтобы покурить там. На второй затяжке за спиной послышалось шуршание, и Чонгук обернулся, готовясь выслушать лекцию о правилах здорового образа жизни в стенах дома, но вместо этого он натолкнулся на улыбающегося Чимина. Пак последовал его примеру и закурил, подходя к нему ближе. — Как продвигаются тренировки? — щерясь в оскале, спросил бывший лучший друг. — Уже наснил себе армию сверчков? — Для того, чтоб справиться с тобой хватит и парочки, — фыркнул Чонгук, со вкусом затягиваясь сигаретой и ловя себя на том, что неожиданно был рад появлению Чимина. Пусть Пак будет тут — с ним, чем там — с ней. — Осторожнее, — цокнул Чимин, хитро улыбаясь и качая головой, — не вынуждай меня бить со всей силы. Пострадает ведь твой дорогой фамильяр. Пак Чимин всегда отличался умением правильно расставлять акценты и бить словами не хуже, чем кулаком. Чонгук это понял ещё в двенадцать лет, когда увидел, как его лучший друг стыдил старших мальчишек из школы. Разница всегда была в том, что жертвой острых слов никогда не становился Чонгук. По крайней мере, до этого момента, когда его «дорогой фамильяр» не взорвалось в грудине, разрывая осколками мышечный каркас. Чонгук зло глянул на бывшего лучшего друга, кусая зубами фильтр и выгибая выразительно брови. — Она ведь когда-то была дорога и тебе, — он каждое слово выцеживал, словно они могли придать ему надежды, что Чимин возьмет и опомнится. — Неужели ты правда сможешь её убить? На самом деле, Чонгук тоже успел научиться правильно расставлять акценты и бить словами. Именно поэтому он умышленно сказал «сможешь» вместо «готов». Ведь кому как не ему знать, насколько велика была разница между этими словами. Он сам себя не раз спрашивал, а точно ли он сможет убить Чимина? В готовности сделать это он не сомневался, а вот в собственных возможностях — до последнего будет. — Я же не ты. Я не питаю слабость к сирым и убогим предателям, даже если мордашка у них очень миленькая, — весело хохотнул Чимин, пока у Чонгука от этого смеха внутри всё леденело. — Кстати, о предательницах. Ты бы поводок-то потуже затянул, а то чего это она так часто к Хосоку с Юнги в гости заглядывает? Чонгук на это только губы скривил в ухмылке, потому что он был прекрасно осведомлен о всех передвижениях Рен, так что это была откровенно слабая попытка внести раздор. Зато именно она дала Чонгуку понять, что как бы Чимин не хорохорился и не тянул лямку безразличия, он всё ещё переживал и цеплялся за Рен, а ещё боялся её. Чон затянулся сигаретой в последний раз, и щелкнув по ней пальцами отправил в окно, словно маленькую сигнальную ракету. Он с каким-то невероятным облегчением двинулся в сторону выхода, когда чиминовы слова больно ударили по затылку: — И всё-таки, аккуратнее с ней. Когда речь заходит о её семье, то для Рен не остается ничего святого. Будет очень обидно, если «самое дорогое» твоему сердце окажется всего лишь пластмассовой подделкой под хрусталь. А Чонгук мог думать только о том, что Чимин теперь тоже знает куда надо бить, и его уверенность в собственных силах начинала таять на глазах. Сможет ли он защитить и Рен, и себя? Он не сомневался в ней, наоборот — доверял ей самой слепой верой, которая бывает у собак к своим хозяевам. Что было по-своему иронично, ведь в их отношениях именно Чонгук был хозяином. Оттого ещё сильнее хотелось защитить Рен, не разочаровать, не предать, а наконец-то оправдать те клятвы, что они дали друг другу.***
В последний день перед испытанием все тренировки были отменены. Рен заставила Чонгука только один раз погрузиться в сон и приснить ещё несколько сверчков. Остальное время они обсуждали само испытание с Тэхёном и Хосоком. Правда Чонгук почти в этом не участвовал, постоянно ловя себя на чувстве жуткой неестественности происходящего. Его начинало мутить и потряхивать от каждой нечаянной шутки, потому что все они казались на грани истерики. Тянуло пойти и разбить себе голову об стену, когда они пытались предугадать шаги Чимина, потому что там нечего было предугадывать — он был готов убить кого угодно. В какой-то момент Чонгук просто медленно перетёк на диван и воткнул наушники в уши, включая подборку с deep house. Размазываясь под давящие биты музыки, он не заметил, как Хосок с Тэхёном ушли, и Рен свернулась клубком у него под боком. Он тонул в своих страхах, сопровождая их музыкой. В голове набатом стучали клятвы, которые он давал сам себе, которые давал ей. Ему вдруг показалось, что не так уж сильно он и отличался от Чимина. В конце концов, он также предавал её и данные ей обещания, кидая прямо в пасть врага. Он не знал, что в итоге будет хуже: посмотреть ей в глаза, если они оба выживут, или смотреть на неё, когда Чимин сомкнет свои белоснежные зубы на её шее? Конечно, лучше было бы виновато смотреть ей в глаза, когда оба выживут, но что будет потом? Она сможет простить его и забыть, остаться рядом? Он сможет забыть свой поступок и оставить её рядом с собой? На бедрах осело теплой тяжестью чужое тело, заставляя Чонгука распахнуть глаза. Рен улыбалась краешком губ, пока пальцы пересчитывали ребра под футболкой. Он убрал наушники и жадно вдохнул аромат её кожи: ваниль, цитрус и хвоя — настоящее рождество. — Долго ещё будешь себя жрать? — ехидно шепнула ему в ухо девушка. Чонгука электрическим разрядом прошило от контраста шепота и слов, он мгновенно пришёл в чувства. Мысленно навешивая себе с десяток пощечин, он окончательно осознал — это последние совместные часы, когда они могут притвориться обычной парой. Прикинуться нормальными, но при этом остаться самими собой. — Принял, понял, осознал, — хмыкнул Чонгук, забираясь руками под майку и оглаживая девичью спину, с выступающими позвонками. — Чонгук-а, уже Сочельник, так что скажи — ты был хорошим мальчиком? — лукаво улыбаясь снова шепнула Рен, прикусывая мочку его уха и посылая россыпь мурашек по всему телу. — Уж точно получше некоторых, — легонько фыркнул парень, принимая правила её соблазнительной игры. Рен согласно кивнула и жадно прильнула к его губам, опускаясь мелкой очередью из поцелуев к линии челюсти, потом на шею, потом к ключицам. Она ловко подцепила края его футболки и сняла её, открывая себе доступ к телу. Чонгука ощутимо начинало вести от влажных поцелуев, которые она оставляла на его плечах, сопровождая всё это поступательными движениями бёдер, сидя на нем сверху. В какой-то момент он просто не выдержал и притянул её к себе за затылок, чтобы впиться губами в её мягкие. Рен не собиралась останавливаться, она жалась к нему сильнее, пока пальцы вытягивали пуговицы из петель на ширинке джинс. Из глотки Чонгука сорвался гортанный рык, когда он ощутил пальцы на своем члене. Она двинула пару раз ими и разорвала поцелуй, прикусив его за нижнюю губу и чуть оттянув её. Рен скользнула языком по шее, спускаясь всё ниже и ниже, оставляя влажный след на коже, пока у Чонгука перехватывало дыхание. Сознание туманилось и равномерно плавилось, заставляя тело послушно следовать за желаниями Рен. Ногицунэ стянула джинсы с бельем и провела языком возле паха, дразня его и заставляя сдавленно промычать. Пробки самообладания выбило вместе с остатками трезвых мыслей, когда Чонгук почувствовал, как головку члена обхватили влажные губы. Она аккуратно скользнула языком по чувствительной плоти и плавно опустилась, насаживаясь головой. — Твою ж мать! — хриплый вскрик против воли сорвался с чонгуковых губ. Рен продолжала сладкую пытку, примеряясь к чужим ощущениям и нащупывая верный путь. Она то наращивала темп, то увеличивала, то полностью отрывалась от процесса и подключала только язык. Чонгук жадно ловил губами воздух, ему казалось, что он застрял в бесконечном моменте падения — до ужаса завораживало. А она с каким-то упоением насаживалась на его член, и Чонгук потерялся окончательно, просто и безапелляционно сдался, уложив пятерню в густые волосы и толкнувшись бедрами ей навстречу. — Блять! — и снова хриплое рычание вырвалось наружу, выпуская голодного до близости зверя. Его ощутимо выносило и несло от всех этих телодвижений, от того, как она втягивала воздух, как пошло причмокивала, как преданно смотрела масляным взглядом черных глаз, как красиво блестели припухшие и раскрасневшиеся губы. Он потянул за волосы, оттягивая от себя девушку, чтобы после подхватить её за бедра и вдавить в диван. — Теперь твоя очередь — ты была хорошей девочкой? — сипло выдохнул в её ухо Чонгук, прикусывая кожу на шее. Рен смотрела на него, будто сквозь пелену, и Чонгук верил в то, что у него сейчас был ровно такой же взгляд. Она вдруг очень хитро улыбнулась ему и поднялась на локтях, чтобы прошептать прямо в его губы: — Я была очень плохой девочкой, накажи меня. У него сорвало крышу, он даже не заметил, как сдернул с неё майку и домашние шорты, как снял с себя остатки вещей. Он лишь продолжал цепляться взглядом за её горящие черные глаза и кожаный чокер на шее. До зудящего чувства снова хотелось потянуть за него, а теперь и она попросила его об этом — дала ему полный карт-бланш. Он не сдерживался в силе, кусая её тонкую кожу или сминая мягкую грудь. Он самозабвенно затягивал ошейник туже, заставляя её стонать и впиваться пальцами в его плечи. Чонгук ласкал, кусал, целовал, мял и тянул её тело, как ему хотелось, а она подставлялась под его грубые ласки и всё шептала его имя, забивая гвозди в крышку гроба его самоконтроля. Чонгук резко перевернул её на живот, прогибая ладонью в пояснице, и на громком выдохе шлепнул по ягодицам. Совсем не так, как в прошлый раз, сейчас он вкладывал лишь свою страсть и желание обладать ею, скорее всего в последний раз. — Не дергайся, а то не дам кончить, — рыкнул Чонгук, кусая её куда-то в загривок. Он пересчитывал губами каждый выпирающий позвонок, проводил языком по ребрам, вводя в неё два пальца. Рен застонала слишком сладко, но не двигалась, лишь мелкой рябью подрагивала от накативших ощущений. Чонгук ухмыльнулся и задвигал пальцами внутри неё, с какой-то звериной радостью отмечая, какая она влажная. Он продолжал планомерно доводить её до черты, лишь иногда прерываясь для мягкого шлепка, чтобы позже припасть губами к красной коже на ягодицах или спине, создавая яркий контраст грубости и ласки. Лишь когда обоим терпеть стало невыносимо, он снова перевернул её на спину и вошёл, тяжело выдыхая в её ухо. Каждый толчок заставлял их целовать друг друга, жаться ближе. Рен сцепила ноги на его пояснице, пока он сжимал пальцами её бедра и талию. — Смотри на меня, — хрипло выдавил Чонгук, снова цепляя её за чокер и заставляя обратить взгляд на себя. Она послушно смотрела лишь ему в глаза, пока телодвижения становились грубее, ритмичнее и сильнее. Рен выгнулась дугой и замерла, будто спрашивая разрешения, будто стоило Чонгуку сказать, и она бы весь мир положила, но затормозила бы свои ощущения. И в этот момент его будто стрелой пронзила мысль, что он бы сделал для неё тоже. Да, что угодно сделал бы ради неё. Внутри пульсировало от ощущения власти над другим человеком, над любимым человеком и он сдавленно бросил: — Давай. Она послушно сдалась, сжимаясь вся изнутри от оргазма, заставляя его буквально остановиться. Чонгук поймал губами её удовольствие, жадно целуя. Он вышел из неё и кончил, падая головой на влажный, плоский живот. Он руками обессилено обвил её бедра, пока в ушах долбилось и пульсировало удовольствие, сопровождаемое хриплыми звуками deep house из наушников, лежащих где-то рядом.