My Yakuza Boyfriend

Какаши был слаб от тьмы в своей жизни, тогда как Ирука казался огненным в своём свете. Один удар сердца прошёл, когда якудза уставился на него… а затем Какаши споткнулся, когда Ирука потащил его в душ. Во время стремительного движения он мог лучше чувствовать слёзы, оставившие мокрые дорожки на его щеках. Когда он начал вытирать их, Ирука толкнул Какаши к холодной бетонной стене. Галлюцинаторные, горячие поцелуи покрывали его лицо и шрам, язык стирал его боль. Инстинктивно он закрыл повреждённый глаз, чтобы лучше видеть выражение лица Ируки: это была чистейшая тёмная преданность. И всё же этот человек выглядел одержимым мстительным Богом, явившимся, чтобы стрясти с него долг. Не в силах или же не желая отстраняться от Какаши теперь, когда он снова был с ним, Ирука был слишком силён, когда он пошёл в душ, ведя их обоих к шкафчикам. Он даже не отпустил правую руку Какаши, когда тот ворвался в закрытую комнату, необычно резким рывком другой руки. Это было впечатляюще примерно целую секунду, прежде чем Какаши понял, что происходит. Он всегда носит с собой смазку и презервативы? В нём вспыхнула ревность: Какаши вдруг почувствовал себя невероятным собственником. Неужели Ирука всегда так поступал — повсюду таскал с собой подобные вещи? Это не могло начаться только когда Какаши стал его телохранителем… в конце концов, его босс давно привык к публичному сексу. Конечно, это был безопасный секс, но всё же публичный. Затуманенная наркотиками мечта о том, как он дрочит Ируке, когда его трахают другие мужчины, болезненно пронеслась в мыслях Какаши, но теперь он по глупости заменил её на защищённый секс… Это клубничная смазка? Ирука потащил его через раздевалку — но не в душ. Вместо этого они подошли к скамейке для переодевания в нескольких футах от огромного настенного зеркала. Отражающая поверхность занимала поразительно большую часть комнаты, почти двадцать футов в длину и десять в высоту. Это было так смущающие похоже на Гая — не представлять, что его клиенты не захотят видеть свои обнажённые тела. Какаши практически слышал, как его друг воодушевлённо восклицает: — Так ты сможешь лучше всего увидеть свои успехи! Вместо успехов Какаши впервые за долгое время увидел собственное лицо и тело. Он замер так внезапно, что Ирука перестал тянуть его. Дерьмо. Он выглядел ужасно. Каким-то образом Какаши проигнорировал возможность того, что его алкогольно-наркотическая пьянка проявится на его плоти. Но теперь этого нельзя было отрицать: Какаши сильно похудел, лицо сделалось тоньше, резче, злее. Тёмные тучи нависли над ним, странным образом изменив и без того суровое выражение левой стороны его лица. Его одежда была грязной, на самом деле грязной, как будто он нырнул в мусорный бак и покрылся грязью. Его взгляд упал на обувь; он обнаружил, что автоматически надел свои старые полицейские ботинки, те, которые всегда носил, когда служил другим. Он носил их, когда совершал насилие… и когда защищал Умино Ируку. Казалось бы, не подозревая о буквальном самокопании Какаши, этот якудза опустился перед ним на колени. Энергичными руками Ирука расправился с джинсами и боксерами Какаши, придавив их к ботинкам. В единственный острый, безумный момент Какаши мог ясно сказать, что сейчас произойдёт, и он попытался сказать: — Нет, босс, не надо, — но слова стали бледными и пустыми одновременно, потому что… Ирука, как всегда был неприличен в своей способности брать всё, что мог предложить ему Какаши… Включая весь его член сразу. Странный звук вырвался изо рта Какаши; он едва осознал, что издал его. Вместо этого его разбитый взгляд был прикован к боссу якудза, тёмным вспотевшим волосам мужчины, пылающему румянцу на его смуглой коже. Когда его руки потянулись к шраму на лице Ируки, он физически вздрогнул, когда тот взглянул на него и вынул блестящий влажный член Какаши изо рта, крепко держа его одной рукой. Мягким, но всё более жёстким тоном Ирука объявил, глядя прямо на него: — Я знаю, что ты делал последние две недели. Якудза крепко сжал эрекцию Какаши. Шок пропитал каждый дюйм его тела, Какаши немедленно вздрогнул, но остался на месте. Напряжённый взгляд босса не отрывался от него, яростный и разрушительный. Используя столь же резкие слова, Ирука потребовал ответа: — Ты ненавидишь себя? Какаши и в голову не пришло солгать. Его голос звучал так, словно его ударили в горло, когда он честно ответил, чувствуя себя каким-то совершенно наполненным и опустошённым одновременно: — Да… — сглотнул он. — Уже очень давно. Весь облик Ируки потемнел. Он поднялся, и они оказались почти лицом к лицу. Фотографическая память Какаши воспроизводила множество раз, когда они были так близки: их первая встреча и первый поцелуй в кабинете Ируки, в душе, когда Ирука омывал его так медленно и сладко, в вип-комнате, когда Ирука раскрыл своё навязчивое желание. Тем не менее, в этот раз якудза обратил горячую страсть и энергию, которые он обычно бросал на раздражающих подчинённых, на Какаши. Внезапная ярость заставила Ируку Умино снова стать гневным Богом, всемогущим и непредсказуемым. Якудза шагнул ему за спину и с силой наклонил Какаши вперёд, заставив его инстинктивно и послушно упасть на колени. Конечно, Какаши предвидел это, но он не был уверен в намерениях Ируки, поэтому позволил этому случиться. Вместо того, опустить руки по бокам, Какаши ухватился за скамейку для переодевания перед собой, вздрогнув от ощущения холодного металла под ладонями. Он сознательно решил не смотреть на себя в зеркало; он не хотел снова видеть своё отражение, не с Ирукой итак расстроенным из-за него. Как раз в тот момент, когда Какаши подумал о том, чтобы извиниться за своё самоуничижение, он подумал о том, чтобы снова опуститься в позу догэдза… Ирука схватил его за волосы и дёрнул вверх, открывая длинную линию горла Какаши, а также измученное выражение лица в огромном зеркале перед ними. Каким-то образом в суматохе его босс снял майку из спандекса, показав свои татуировки якудза. Они выделялись на его раскрасневшейся смуглой коже: белизна снега ослепляла, как метель, розовый цвет роз был нежным и женственным, а коричневый цвет одного из гусей подчёркивал все прелестные оттенки кожи Ируки. Хотя Ирука всегда казался уверенным в себе хищником, и лишь иногда — человеком с уязвимостью, сейчас он казался пойманным на этой грани. … это было слишком приятно, когда его так грубо держали за волосы. — Как ты можешь ненавидеть это? — спросил его Ирука, его голос был хриплым и расцветающим от гнева. Левая рука якудза обхватила бок Какаши и приподняла его поношенную рубашку, обнажив изящные мышцы живота и множество разнообразных шрамов на бледной коже. Сначала Какаши подумал, что другой мужчина был просто весьма тщеславен, желая, чтобы он оценил привлекательность его обнажённого тела, но потом понял, куда указывал Ирука. На одно конкретное место. Двухдюймовый шрам от кухонного ножа после инцидента с домашним насилием — его последняя травма в полиции. Губы Ируки коснулась уха Какаши, отчего кожа стала подрагивающей и наэлектризованной. Этот человек судил слишком правильно, яростно и бесконтрольно. — Ты служишь другим, не оставляя ничего для себя. Голос якудза звучал так, словно он балансировал на грани безумия, когда зарычал прямо в серебряные волосы Какаши: — Ты должен быть добрее к себе. Мир нуждается в тебе. Ты нужен ему в лучшем своём виде. По какой-то причине Какаши обнаружил, что тяжело дышит. Его грудь и торс напряглись не только от того, что его так яростно держал босс и любовник. И снова он понял, что в уголках его глаз стоят слёзы. Пока он безвольно держал руки по бокам, Какаши протянул руку и осторожно накрыл ладонью Ируки его последний маленький шрам на грудной клетке. — … я тебе нужен? — прошептал он, больше всего на свете желая узнать ответ этого мужчины. Не прошло и секунды, как Ирука запрокинул голову Какаши и объявил с абсолютной ясностью и на удивление громко: — Я отчаянно нуждаюсь в тебе, — а затем поцеловал его с силой, намного превосходящей то, на что, по мнению Какаши, он был способен. Без всякого словесного предупреждения Ирука коснулся самого интимного места Какаши, его пальцы были скользкими от клубничной смазки. Хотя, Какаши был в восторге от продолжающегося поцелуя, его тело пело дикие сладкие мечты, когда Ирука начал раскрывать его, освобождая место для себя. Всё это время они были прижаты друг к другу, ох, так интимно: кожа Ируки блестела от пота, его татуировки светились в ярком свете. Другая рука Ируки внезапно опустилась, поглаживая Какаши в такт движению пальцев. Внезапно стало трудно дышать. Какаши чуть не потерял сознание. Он понял, что начал терять сознание, потому что упал вперёд и машинально опёрся на скамейку для переодевания. Неожиданно Ирука позволил ему это сделать, воспользовавшись непристойным новым положением. Его пальцы исчезли и… — Какаши, я люблю тебя, — сказал Ирука, дрожа, но искренне. — Но ты тоже должен любить себя, — мужчина чуть не поперхнулся словами, когда хрипло произнёс. — Ты просто должен. Он не дал Какаши времени ответить, прежде чем вошёл в него первый раз. Ирука тоже не медлил с ответом. Он не был нежным, он не был добрым. О, но это было так хорошо, так восхитительно, что граничило с совершенством. Какаши ухватился за холодный металл скамьи, чтобы не упасть, но именно Ирука, погружаясь в него, соединяя их вместе, заставлял его чувствовать себя непоколебимым. Он хотел этого — только этого — именно этого — с тех пор, как встретил Ируку. Теперь, когда это случилось… Какаши пожалел, что не сделал ничего, чтобы это произошло раньше. Он едва смог сосредоточиться на том, что его окружало — его просто трахали — так чудесно трахали. Несмотря на сложный запах пота, дезодоранта и одеколона, в воздухе витал аромат лаванды. Алкоголь выветрился из его организма, но опиоиды всё ещё действовали, делая его более расслабленным, чем он должен быть, а дискомфорт менее сильным. На его место хлынуло удовольствие. Он мог сказать — так легко, так ярко — что Ирука действительно любит его. Он и раньше думал об этом, но теперь… — Ирука, — выдохнул Какаши между толчками, когда его толкнули вперёд на скамью. Без сомнения, якудза становился твёрже и толще от произнесённого им его имени, а не должности. Сумасшествие взяло верх; разум Какаши сразу отключился. Он повторял «Ирука» каждый раз, когда мужчина в него входил, не имея ни единой связной мысли или какого-либо беспокойства в своём перевозбуждённом мозгу. Повторение его имени сводило Ируку с ума. Больше, чем когда-либо, Какаши чувствовал непреодолимое желание, которое всегда находилось внутри якудза, задолго до того, как они даже встретились, голод и желание, которые были для него, только для него, и ни для кого больше. Не разбитая коллекция оружейных частей, взаимозаменяемых и одноразовых. Он — Какаши Хатаке, полноценный человек, покрытый шрамами сильный и чувствительный человек… Осознание было резким: Чёрт, он любит меня уже много лет. Тот взгляд, который Ирука бросил на него, когда они впервые встретились, взгляд «я-помню-тебя-с-детства, я-знаю-тебя-всю-жизнь», он был таким потому что Гай говорил о Какаши, хвалил его, вызывал у Ируки любопытство, восхищение, гордость… Однажды ночью Ирука сделал удивительное замечание: «Они поступили с тобой неправильно, ты мог бы изменить мир», — ох, ох, Боже — этот мужчина всегда знал Какаши, всегда любил Какаши, он всегда хотел, чтобы тот пережил свою ненависть к себе, чтобы они могли… Правая рука Ируки потянулась к члену Какаши как раз в тот момент, когда его бёдра задрожали и он погрузился по самое основание. Якудза кончил так мощно, выдыхая имя Какаши, чем подтолкнул того так близко к краю, заставляя его собственную руку взметнуться и накрыть ладонь Ируки. Эти движения привели его в сюрреалистическое бурное наслаждение. Его пик был невероятен. Он видел белые звёзды и волшебные созвездия, плавно двигающиеся татуировки Ируки, летящую птицу с тёмными перьями, розы, трепещущие на ветру, снег, мягко осыпающийся летний пейзаж. Он всё ещё произносил имя Ируки, как будто это было единственным, что связывало его с реальностью, но он даже не мог оставаться на месте, он было где-то в другом месте в своём удивлении, в своём… — Чёрт, — пробормотал Какаши через некоторое время, уткнувшись лбом в ледяную скамейку. Всё ещё лёжа на нём, Ирука шумно дышал, не в силах сделать ничего, кроме как впустить воздух громкими отчаянными вздохами. Ни один из них не был готов к тому, что Какаши скажет что-то кроме имени Ируки — и, хотя имела место быть ненормативная лексика — следующие слова Какаши потрясли оба их мира, шокируя обоих и заставив ненадолго замолчать. — Ирука, я люблю тебя. Я тоже тебя люблю. Якудза задержался на нём на секунду, а затем вышел. Когда Какаши двинулся, чтобы увидеть выражение его лица, он обнаружил, что Ирука в изумлении смотрит на него. Но тут Ирука схватил Какаши за руку и всё его поведение мгновенно изменилось. Переполненным театральным волнением, его босс приблизился с восторгом в тёмных глазах. — У меня есть кое-какой план. И ты поможешь мне претворить его в жизнь. Ты и я — мы всё изменим.