Союз

Это всё такое маленькое, но реалистичное. Чудовищно реалистичное. Сенбон из тонкой не сухой щепки аккуратно выверен и гибок. Деревянный кунай с отшлифованными краями легко умещается у Хинаты на ладони вдоль, но обмотка на рукояти – самая настоящая. А «лезвие» - совсем не такое невесомое с точки зрения только учащегося ходить ребёнка. Хьюга не глупа. Хьюга прекрасно понимала, что происходит. Хьюга совсем не понимала, как ей к этому относиться, но в игрушки её маленьких детей уже затесались эти уменьшенные копии оружия, а Мадаре совершенно не лень тратить часы на то, чтобы забрать кунай из рук Изуны и вложить обратно, но уже расположив крохотные пальчики правильно. Учиха ловко орудует кунаями и сенбонами дома, ловя моменты, когда Карасу смотрит круглыми чёрными глазёнками. И видя одно и то же тысячу раз, повторяя одно и то же сотни раз, крохотные малыши – дети, дети, её дети! – знают, как держать кунай верно, лучше, чем говорить длинные слова. Наверное, его так учили. Наверное, лет в десять Мадара и без всей своей гениальности с лёгкостью справился бы с тюнином из нынешней Конохи. Наверное, дело даже не в гениальности, а в том, что выпускники Академии не знают, как на воде стоять – а умение базовое. Но это всё совсем не важно, потому что это её дети. Это совершенно ничего не значит, потому что Хината почти в ужасе. - Па! – у Изуны получалось это возмущённо, так как Мадара в который раз отобрал игрушку. Они оба до сих пор не знали точно, называл ли он так отца или просто привлекал внимание этим звуком. Изуна был спокойней брата раза в два. Почему-то Учиха просил не стричь его, и волосы спокойно отрастали, гладкие и прямые, не отцовские лохмы; скоро можно будет хвостик увязывать. Если с ним говорить, то малыш всегда смотрел только в глаза. Может, когда вырастет, он захочет стать врачом, не медиком военным даже. Может, открыть уютный ресторанчик, где подают острую кухню. Может, продавать тюльпаны. Мало ли сколько занятий в мире есть. Только со второго раза Изуна уже держал всё верно. Девушка зажмурилась и отвернулась, не желая видеть этого кошмара. В голове витали цифры. Хината неожиданно вспомнила, что, придя в общий класс, умела чуть больше остальных. Семилетняя девочка из могущественного клана, уже тогда ожиданий не оправдывающая – она освоила базовые умения уже дома, а одноклассники задирали головы, когда она стояла вверх ногами на ветви дерева. Когда-то маленькая Хьюга этим очень гордилась. А потом подросла Ханаби, научилась этому ещё раньше, а в Академию её отдали, чтобы избежать проблем с руководством селения. Неджи вряд ли понимал, как мала его роль в глазах Хиаши: трое детей росли на глазах главы клана. И боги подарили двух гениев в этом поколении. Кажется, вокруг неё всегда было многовато талантливых личностей. Самые талантливые ещё невероятно безумны, и помутнение их рассудка вредит всем вокруг, передаваясь по воздуху, в словах, в делах… Мадара ловко орудовал кончиком ножа по деревяшке. Очертания звезды уже наметились, и Хината не сомневалась – балансировка будет идеальной. Пускай и с тупыми краями, но если метнуть верно, то полетит правильно. Если месяц назад Хината была искренне счастлива, когда Учиха занимался детьми, то теперь бы с удовольствием бы выпроводила его куда подальше. На неделю. На месяц. На несколько лет или ушла б сама, лишь бы не думать о том, что маленькие сыновья, капризно просящиеся на руки каждый вечер, будут держать потом оружие!.. Но так нельзя и не получится. Поэтому Хьюга до боли прикусывала себе язык. Иногда – буквально. - Ты и это умеешь? – спросила Хината, надеясь выбраться из вороха собственной необоснованной тревоги. - Не умею, - мужчина пожал плечами. – Скопировал чужое. «Есть разница?» - Ма! – Карасу, милый маленький Карасу. Хьюга непростительно долго отвлеклась от перелистывания ему страниц: сам мог, но самому неинтересно. Карасу спотыкался чаще и пытался бегать; глаза у него казались больше, волосы – на самом деле были короче. Если Хината надевала кимоно или платье, то ей приходилось смотреть под ноги вдвойне внимательней: ведь очень весело было пытаться спрятаться в цветных летящих складках ткани. Первую ссадину на коленке он заработал в год, и мог в далёком будущем захотеть стать, к примеру, быстрым курьером. К примеру, бойким секретарём важной шишки где угодно. К примеру, выбиться к кому-нибудь в советники. Общительный мальчик. Но Карасу во все глаза смотрел на Мадару и держать маленькие кунаи и маленькие сенбоны у него выходило не хуже брата. Порой – лучше. Девушка готова была зарыдать в самой мирной обстановке ни с того, ни с сего. Хината слишком остро помнила не-свою историю их глаз. Глаз печально известного Итачи и в миру растворившемся Саске. Глаз Мадары и его брата, когда голос Учиха садился на две глухих октавы ниже. Да и не только глаз!.. Для чего её детям вообще шиноби быть?!. Для чего она сама куноичи стала… Это должно было случиться – и произошло. Не дома, к счастью. Но выдержка пошла трещинами, и Хината скорчилась в судорожных рыданиях в самом темном углу, который попался ей на пути. Девушке казалось, что она сошла с ума – или сходит, но острый страх за тех, кто был её частью девять месяцев, вгрызался нещадно внутри. У сердца может быть внутренне кровотечение? Такое – да. Как же живут другие матери… Как просыпаются, зная, что в их детях уже чакра влита и родились они в селении шиноби?.. - Эй. Хината всхлипнула. - Эй, не сиди в грязи. И ни в какой не грязи… Девушка подняла голову. На фоне просвета в тучах красные волосы вспыхнули пожаром. Карин выглядела гордо и прямо даже в мерзком проулке, хотя и сохраняла недовольный вид – дождь уже подарил кучу капель и разводов её очкам. Девушке стало стыдно за то, что её застали в таком виде. Быстро поднявшись, она попыталась вытереть слёзы рукавом, но понимала, что уже поздно: щёки горящие, глаза мокрые, в горле душит. Карин закатила глаза и помотала головой. - Пошли. - К.. куда? - Пошли-пошли. Ну и что ей делать? У Хинаты тут подруг не было, всё бросила. Поэтому пошла. Карин определённо подлила что-то в чай, а затем без церемоний заставила выпить из чашки что-то жгучее и отдавшее жаром в живот. Зато полегчало: Хината закончила плакать уже в тепле чужого дома, а затем успокоилась. Удзумаки не задала ни единого вопроса – пока что – за что Хьюга была ей благодарна; если подумать, они ровесницы, и хотя бы крохи комфорта были объяснимы. Сегодня у Карин было невероятно тихо – дочь и Ходзуки куда-то исчезли. - А где твои?.. – спросила Хината, и это оказались первые внятные слова, которые она смогла произнести за последние полчаса. Или час. Сколько времени прошло? - Гуляют? Понятия не имею, ушли ещё утром. Нана у меня дикая, дома не сидится. Дикая – не то слово, Хьюга видела. Маленькая зубастая пиранья, не задирающая никого лишь потому, что вокруг не было детей около её возраста. Карин всегда смотрела на неё как на ценнейшее сокровище. Хината могла это понять. Девушка сидела на полу, не по-женски скрестив ноги; от досок пахло свежими опилками, новый настил. Тонкие пальцы в волосах навевали воспоминания: о посиделках у Ино в четырнадцать, когда та звала всех просто так, о Тен-Тен, заплетающей и расплетающей ей волосы. Правда, Карин не плела ничего, а просто расчёсывала, разве что иногда вылавливая несколько отдельных прядей неизвестно для чего. Хинате видно не было. - Зачем ты меня пригласила?.. - Селение у тебя невероятно скучное. - У меня? Хьюга удивлённо обернулась, но Удзумаки снова закатила глаза – не делай вид, что ничего не понимаешь – и усадила её обратно. Девушка смутилась, но ведь она честно не догадывалась, что Карин имела в виду. Однако лучше с ней не спорить. - Рыдать на улице ещё хуже, чем рыдать в примерочной, - заявила Карин без предупреждения. - Да я не… - хотя лгать бессмысленно. – Я просто параноиком становлюсь. - Дети? Вздох в ответ. Как сказать? - Я тоже мать. А у меня у дочери акульи зубы. Ей только одним путём дорога. А мне – смотреть, чтобы не зашиблась вместе с отцом-психом. Хината вздрогнула. Пускай грубо, пускай не совсем так, но Удзумаки прочитала не мысли её, но тревоги и страхи. - Но я… - вырвалось. Карин схватила за плечи и сама развернула. Вздохнула, фыркнула. - Быть матерью – тяжело. Но их отцы не уберегут их от беды. А мы – сможем. Только мы. Хьюга едва снова не всхлипнула. - Он сильный. Сильнее меня. Может он и прав… - Прав в своей дурной голове. Считает, что так они смогут защитить себя. Пф, ерунда, это не спасает. - Дурной-то почему… - Потому что мужчины. А у мужчин – всегда дурная голова. Ей хотелось плакать, сильно и опять. Но вместо этого Хината засмеялась с пеленой перед глазами, потому что Карин была права – тысячу раз права! – и слишком давно Хьюга лишилась добровольно всех друзей. Пожалуй, пришло время обретать, наконец, новых. У Удзумаки был даже доброжелательный вид насколько это возможно с острым взглядом и бритым виском. - Подъём, плакса. Хината поднялась, отряхнула подол, ни капли не обидевшись на «плаксу». Что ещё ждать от человека, у которой отец дочери – только «тупой каппа»? Вместо обид лучше читать между строк. Карин подвела к зеркалу, на гладкой поверхности которого по краям виднелись темные пятна грязи. Хьюга из зазеркалья обладала новыми чертами; оказалось, что без обрамления волос по бокам, лицо смотрится совсем иначе. А Удзумаки просто забрала отросшие от висков пряди назад. - Я оставлю? - Понравилось? - Только резинка твоя… - Да бери, - Карин махнула рукой. – И хватит уже краснеть. Тебе не идёт. Позлись на кого-нибудь. Хината улыбнулась. Мадара тоже считал, что алеющие щёки ей не к лицу. Это касалось любых обстоятельств за пределами спальни. Карин волшебным образом смогла её исцелить. Но надолго ли? Карасу упрямо пытался перекувыркнуться на ковре. Он морщился, хмурился и раз за разом опирался ручками перед собой, пытаясь перенести на них вес. Чтобы уже не первый раз просто завалиться на бок. Дело даже не в том, он маленький – делал неправильно совсем, не умел. Но всё равно пытался повторять где-то подсмотренное. Учиха – как бы там ни было записано в свидетельстве о рождении. Старший копирует, младшие копируют; в головах заложено, что так рано или поздно выйдет взаимодействовать с миром. Слишком много Учиха вокруг стало. Хината выдохнула. Вдохнула. Прошла как бы мимо, но рядом с ребёнком наклонилась и перекатилась через спину, на руки опираясь; как птицы и звери учат детёнышей, так и она показала, как надо. Растянувшись на полу и изо всех изображая, как это легко вышло, краем глаза девушка напряжённо следила за сыном. Хьюга готова была его поймать в любой момент, а правая рука была от него в десятке сантиметров. Всё будет хорошо. Хорошо. Хорошо!.. Внутренний голос, замолчи. Ладошки поставил ровнее. Насупился и надулся – думает. Оттолкнулся, не ведая об опасности, и девушка, вздрогнув, аккуратно поддержала его за ноги и шею так, что тот и не заметил. Приняв снова вертикальное положение головой вверх, Карасу удивлённо распахнул глаза. И засмеялся – весело. - Ма! – подошёл, споткнулся, поднялся, шаг, падение; Хьюга поймала. – Ма! Исо! - Ещё? Ну, хорошо! – Хината губами прижалась к нежным вихрам и села, не отпуская заверещавшего ребёнка. Карасу ничуть не смущало недолгое положение вверх ногами, только заболтал ими. Хьюга перевернула его и аккуратно посадила перед собой. – Давай ещё. Пускай учатся, пускай растут. Но уж если учить – то сама и научит.