***
Стоит воротам ангара закрыться, как вертолёт скрывается за облаками. Чон стоит до последнего, провожая боевого товарища, который очень быстро стал ему одним из лучших друзей. — Капитан Чон. Зайдите в капитанскую рубку после построения. — Слушаюсь, — кивает младший, уходя тоже следом за маршалом.***
Только на построении все замечают отсутствие Чимина. Чон уже в столовой сообщает парням, что тот отправился на учения в другую часть. — Даже не попрощался, — шепчет Джун, хотя самый хладнокровный из всех, но тоже чувствует грусть. Хоби молчит, смотрит в тарелку, водя вилкой по её каёмке. Ему не удалось признаться, что он влюблён в этого вечно улыбчивого парня. От этого сердце разрывается на кусочки. Капитан не уточняет, куда его перевели и по каким причинам, — это всё ещё военная тайна. — Вот только вернётся, устроим ему тёмную, — пытается разбавить атмосферу Джун. Парни словно воды в рот набрали: молча сидят и едят. — Ну хоть ты Хо! Поговори со мной. — Я наелся! — резко повышает тон Хоби и встаёт из-за стола, покидая столовую под взгляд всех там находящихся. Парни впервые увидели его таким раздражённым. Капитан догадывается, что служит причиной такого поведения. Но не он один отдал своё сердце этому взрывному омеге. Который теперь не скоро вернётся.***
Утро в поселении начинается с восходом солнца, но многие уже раньше выходят из своих домов, чтобы начать работать, пока солнце не так печёт. Тэхён не исключение: он уже с самого рассвета стоит на окраине опушки, где полевая трава переходит в могучие сосны. Алая дремлет позади, но всегда настороже. — Во сколько вы встали? — зевая, интересуется староста деревни. — Только рассветать стало, армейская привычка, — улыбается он Джину, протягивая руку для приветствия. — Что делают те парни? — Тэ указывает на парней с драконами, выходящими из леса. Им навстречу идут уже другие. — Это патруль. Знаю, звучит так себе. Навряд ли кто-то или что-то сюда доберётся, но после твоего доклада я выставил охрану по всему периметру. — Они ходят к границе леса и сумеречной зоны? — Да, по всему кольцу. — Мне всегда было интересно: насколько большая у вас территория и откуда столько ресурсов? — В глубинке леса течёт река, там основали что-то наподобие водяной мельницы, от неё с помощью самодельной насосной станции в дома поступает вода. Дичи тут мало в лесах, мы разводим в загонах, ну а хищников, кроме драконов, и не было. — Кто-то же до вас тут совсем один был, — грустно произносит себе под нос младший. — Мне нужно будет вернуться завтра. — Так скоро? Ты ещё не восстановился до конца. Ты же говорил, время есть. — Лучше вернуться сейчас, иначе начнутся поиски записывающего устройства. — А тебя? — Я буду считаться умершим, — хмыкает омега. — Им нужны только данные с устройств в моём рюкзаке. — Ясно, — с ноткой грусти говорит Джин. — Тогда устроим тебе прощальный праздничный вечер. Посидим у костра, поедим мяса. — Не стоит утруждаться. Да и народ занятой, а вечером все хотят быстрее в койки, чем сидеть у костра провожать прибывшего незнакомца. — Ты всем понравился. Я думаю, никто и против слова не скажет. Вечером, как только начало темнеть, люди, у которых остались силы, пришли на поляну. Полыхает огонь высотой с два метра. Все веселятся, поют песни и пьют вино местного производства, которое пьянит, как только губы касаются нектара. Тэхёна привёл под руку хмельной Джин. Пока он освоился, успел со всеми поздороваться, и все просили остаться его ещё хоть на пару дней. Детишкам так понравились его истории про военных, что они ложились спать побыстрее, чтобы утром снова послушать захватывающие истории из его жизни. Взрослым он очень помогал по всем фронтам работы, хотя его просили просто отдыхать. Старейшине едва удалось его вырвать из лап молодёжи, чтобы поговорить наедине. — Какой процент того, что военные обнаружат нашу деревню? — спрашивает Джин. Его речь слегка прерывистая и пьяная. Тэхёна это только забавляет: он впервые видит, как тот напился. — Думаю, если не смотреть на то, что кроме меня сюда добраться никто не может, то… — Он задумывается на мгновение, вино уже давно разгорячило его кровь в венах и подняло настроение. — Ноль! — Да ты прав, мой друг! — смеётся Джин, падая с бревна на траву, растворяясь в ней, оставляя за собой только след из светлячков. Тэхён следом ложится рядом, смотря, как и Джин, на чистое небо, усыпанное тысячами звёзд. Где-то вдали приглушённо слышны песни. — Впервые сюда попав, я, как и ты, боялся, что всё это не взаправду и сон… — Я все ещё так думаю. Разве мы достойны вот так вот мирно сосуществовать с драконами? Я столько убивал их сородичей. — Тэхён, ты самый достойный из нас! — Джин словно протрезвел: он хватает омегу за руку, приподнимаясь, и продолжает говорить: — Ты столько всего пережил, никто даже представить себе этого не может. Прежде всего поверь в себя и свои силы. Если она выбрала тебя, значит поверила в то, что ты сможешь что-то изменить, и ты это уже делаешь. — Возможно, ты прав, — едва улыбается младший. Они возвращаются в толпу, где продолжается праздник. Когда в костёр прекращают подкидывать палки и ветки, он постепенно становится всё ниже и ниже. А первые лучи солнца начинают всходить. Кто-то предлагает начать прыгать через почти потухший костёр, и Тэ не стал отказываться — для него это в новинку. Вино давно выветрилось, осталась только лёгкость во всём теле. Если бы не ярко слепящее глаза солнце, все бы так и упали спать на поляне, покрытой росой. В дом они уже заходят, когда стояло солнце. Тэхён прилёг на мягкую кровать, чтобы маленько перед дорогой обратно вздремнуть. А Джин так и не сомкнул глаз: с самого утра работы много, скоро придут холода, хоть из-за изменившегося климата тут нет снега, но иней иногда накрывает даже деревянные постройки. В это время урожай не растёт, а дичь перестаёт уходить в глубь леса, и всё вообще остаётся в амбарах, которые требуют ремонта. Сезон заканчивается, а с ним и заканчивается время отдыха. Впереди снова холодное время, когда народу нужен старейшина.***
Что-то новое и необычное ожидает Чимина. Он уже хочет поскорее прибыть в новую, усовершенствованную часть. Сослуживцы из его части, походу, закадычные друзья: весь полёт они держатся вместе, отделив юного омегу от себя. — Слышал, что там будут одни альфы. — хихикает один из них. — Тяжко будет омеге средь стаи одичавших волков. Чимин чувствует на себе их взгляды — как жаль, что у них не было с ним совместной тренировки. Они бы так не говорили. Парни ещё долго шепчутся за его спиной. В иллюминаторе самолета виднеется южная база: пальмы и песок за окном не сравнить со снежными горами их предыдущего места проживания. Пилот по рации запрашивает у станции на военной базе отключить защитный барьер и следом открыть ворота ангара. Людей, что встречает их, с десяток: среди них азиаты и даже чёрные. Когда они начинают покидать каюту самолёта, перед Чимином предстаёт новый, сверкающий от чистоты амбар для стоянки самолётов и беспилотников. — А это нашумевший в верхах омега: первый пилот рядовой Пак Чимин, — с ноткой гордости в голосе говорит майор — мужчина старше пятидесяти лет на вид, с наградами на груди мундира. — Служу во имя нового мира, — отдаёт честь солдат, подставив пальцы всё ещё к розовым волосам с отливом персикового цвета. Сослуживцы переглядываются, что не уходит от его взгляда. Кажется, что и тут его будут воспринимать не всерьёз. — Вот, бойцы, равняйтесь на рядового Пак Чимина. Он единственный из всех вас набрал по всем тестам сто баллов, также на хорошем счету у генерала Ким Тэхёна. Тихий шёпот проходит по плацу, парни из других частей пытаются рассмотреть этого загадочного парня. Чимину стало не по себе. Им ещё читают мотивационную речь — что-то про распорядок — и отправляют по казармам. — Слышь, это ты Чимин? — Да, — спокойно отвечает омега, приподнимаясь с кровати, рассматривая двух парней: один азиат, как и он, другой, скорее всего, американец или бразилец. — Что-то нужно? — Да так, присматриваемся к единственному омеге во взводе. — Если нужна «дырка», то почему бы не помочь друг другу? — А он дерзкий, — хохочет один из них, посматривая на другого. — Нужно его как следует проучить. Приходи после отбоя в душевую. Будем ждать, куколка. Нетрудно догадаться, о чём пойдёт разговор, если тот вообще начнётся. Он один среди стаи волков, как и говорили парни из его части. Только душа тоскует по одному единственному человеку, которому он не успел признаться, рассказать о своих чувствах. Все проведённые дни, недели и месяцы вместе были ничтожно малы для того, чтобы насытиться близостью, запомнить его лицо до мельчайших деталей. И не было, и не будет никогда такого же человека, что западёт в душу так, что захочется продать её дьяволу. — Отбой, парни, на первый день хватит с вас! — ротный ждёт, пока одна из кроватей издаст последний скрип, и выключает свет. Чимин спит на второй полке, отвернувшись ото всех; внизу парень из его части, более-менее сосед — лучше, чем те, кого он не знает. Он прислушивается к каждому шороху — и вот кто-то идёт в сторону их кроватей. Чимин жмурится: нет, ему не страшно, он сможет за себя постоять. Ему страшно, что он может попасть под трибунал, если перестарается с «карательными» мерами. — Пойдём с нами, — шепчет голос над ухом. — Лучше по-хорошему. Омега кивает, шаги удаляются. Он следом спускается с кровати, но чувствует хватку на своём запястье — это парень из его части. — Не ходи. Там не только рядовые. — С чего ты решил остановить меня? — Просто… — альфа молча отводит взгляд. — Просто я знаю, что там будет. Нас тоже звали, — он кивает на другого. — Но мы знаем, кто ты и знаем, кто стоит за тобой. Правда, мы их отговаривали! — Плевать, пусти. Чимин ранее тут мылся. Но сейчас все заполнено паром от горячей воды. Ничего дальше руки не видно и не слышно из-за льющейся воды из душевой лейки. Омега оглядывается по сторонам, пытаясь всмотреться. — Пришла детка, а мы заждались, — среди всех пятерых парней один из тех, кто встречал их на плацу. Чимин не запомнил его имя и даже звание — только мерзкое выражение лица. — Я вам настолько приглянулся? — Ну пойми ты, мы одинокие тут в этой части. А как ты понимаешь, сейчас омег не слишком-то и жалуют на службе. — Не слышал о таком! — А ты, наверное, не слышал, что после того, как в одной из частей омега торговал своим телом, решили пересмотреть приказ о принятии в ряды омег. — Слыхал, их скоро вообще не будут принимать, — азиат средних лет всплеснул руками. Пар стал рассеиваться, мужчины тоже это замечают, лица становятся чётче, и сейчас они похожи на изголодавшихся, с пеной у рта волков. — Ладно, парни, я первый. Хватит болтовни! Дверь за ним закрывают на щеколду, и если бы не навыки, что он практиковал в спаррингах с Чонгуком, то, возможно, он бы точно пошёл сегодня по кругу. Первый из тех, что пытается подойти к парню, получает прямой удар в нос и челюсть, а затем в кадык, и падает на коленки, когда коленная чашечка, куда пришёл прямой удар стопой Чимина, выгибается в обратную сторону. Это был один из старших по званию. — Ты что творишь. — Это будет с каждым из вас, — Пак показывает рукой на парня позади. — К слову, кажется, я сказал дежурному, что пойду в душ, так как мне стало плохо из-за перелёта, и сказал навестить меня через девять минут. Предупредил, что могу в обморок свалиться. За дверьми действительно слышится звук подступающих шагов дежурного. — Завалите этого падлу! — корчится от боли парень на полу. — Рядовой Пак Чимин, с вами всё хорошо? — Пак глянул за плеча ухмыляюсь. — Я вхожу. — Ну вот и закончилась ваша служба. — Что тут произошло?! — кричит дежурный, смотря на всю картину. — Я позову капитана! Всем стоять и не двигаться. На следующее утро на плацу провожали четвёрку мужчин. Сначала им постыдно оторвали погоны у всех на глазах, а следом, зачитали рапорт об увольнении без последующего шанса возвращения на службу. — Рядовой Пак Чимин, прошу пройти с нами в кабинет майора. — Слушаюсь. Несмотря на инцидент и то, что Чимин был жертвой, ему также назначили наказание в виде заключения сроком на неделю в карцере с мягким режимом пребывания. — Мы выдвинули тебе самый минимальный срок, так как понимаем, что ты жертва, но сержант теперь будет инвалидом до конца дней. — Я понимаю. Если нужно, я лично принесу извинения ему и его семье, если та имеется. — У него нет семьи, но он всё ещё в следственном изоляторе, транспортировка в таком состоянии ему только навредит. Проводите рядового Пак Чимина в изолятор для принесения извинений сержанту Кан Чжау, а после — в карцер лёгкого режима. Майор кивает служивым позади Чимина. — И ещё. Чимин — можно так обратиться? — Да, майор. — Будь осторожнее впредь, я не смогу защитить тебя. — Хорошо, я понял. Спасибо, товарищ майор. Вплоть до изолятора Чимина осматривают: теперь он тут известен не просто как первый омега, который скоро станет первоклассным лётчиком, но и тот, кто комиссовал сразу пятерых парней за один вечер. Упрекнул их в сексуальном домогательстве, так ещё и нанесение особо тяжких увечий одному из альф. Не обошлось и без слухов, что отделался молодой человек обычным лёгким наказанием. — Вот, сержант. Альфе словно язык отрезали, он смотрит в потолок, даже не моргая. — Сержант Кан Чжау, я, рядовой Пак Чимин, прибыл, чтобы принести свои глубочайшие извинения за причинённый вам физический и моральный ущерб, — он ждёт в стойке девяносто градусов, не отрывая взгляд от носков своих ботинков. Ему нужно услышать хоть какие-нибудь слова — на прощение он и не надеется. — Ты думаешь, я скажу «прощаю»? — Я и не надеюсь на это. То требует майор, я исполняю приказ. — Приказ исполняет он. Ты испортил мне жизнь! Ты поганец такой! — подушка — меньшее, что могло прилететь в него. Мужчины, что сопровождают омегу, хватают парня за грудину и снова прикладывают к кровати. — Сержант, прошу вас, ведите себя достойно, уйдите по-тихому. — Да это тварь испортила мне жизнь! Я теперь инвалид, я теперь никто. Мои папа и мама — они расстроятся, что сын вернулся, лучше бы я умер на миссии, чем меня так комиссовали. Позор! Ещё долго идя по коридору, он слышит в свой адрес нецензурную лексику. Он не удостоился услышать прощение от него. Изолятор с мягким приговором — лучшее, что могло произойти. Ему даже книжки дали для прочтения. Будет время подумать. Помечтать…***
— Открыть ворота! Тэхён входит в часть, кидая ошмётки от сумки, в которой есть пару баллонов с кислородом. Сам весь в грязи. Примерно двое суток назад он покинул поселение Джина. Вернулся в заброшенную деревню на краю сумеречной зоны. И пошёл в сторону военной части, где и наткнулся на свои баллоны, которых ему так не хватало в тот момент, когда последний глоток воздуха был на исходе. Он схватил сумку, хотелось кинуть её на стол заседания, показать, каким опасностям он подвергается, будучи на таких необдуманных детально заданиях. — С возвращением, генерал! — подбегает рядовой, протягивает руки, забирая с плеч омеги сумки. — Вы сразу на мостик или примете душ? — Сначала в душ, пахну как псина после дождя. — Я передам маршалу о вашем прибытии, доставлю вещи на склад. А вы пока отдыхайте, многое произошло пока вы отсут… — Двери лифта закрываются, бедный парнишка уже кричит последние слова. Тэхёну кажется, что лифт едет медленнее обычного, он не может дождаться встречи с Чонгуком. Но перед дверью колеблется. — Тэхён, — раздаётся совсем рядом. Чон стоит в паре шагов, его футболка мокрая насквозь от пота, волосы слиплись. — Ты вернулся? Боже, я так рад! Родной человек — вот он рядом стоит в паре шагов, но ноги не слушаются. Мозг кричит: «Обними, он рядом, он твой», тело словно парализовало. Всё то, что было ранее, кажется просто страшным сном! — Тэхён! — Чон с разбега обнимает парня, прижимая к себе, утыкаясь носом в копну слипшихся из-за грязи волос. — Боже, ты жив, я так рад! Боже… — Я тоже…. Я тоже рад. — Руки, что ранее были испачканы кровью, теперь обнимают родного человека, отчего становится противно. — Я грязный, — отталкивает тот Чонгука, заходя в казарму; дверь не перестала скрипеть за время его отсутствия. Чонгук смотрит на мятую кровать старшего — спалился. От этого становится стыдно. — Тебе бы тоже душ принять. — После тебя пойду, тебе нужнее. Тэхён резко поворачивается, раздраженно жмурясь. Смотрит на альфу, что отводит взгляд. Ему напрямую намекают о принятии душа вдвоём, снять стресс. — Ты совсем отупел? — Что? — Да, ему не до конца понятна интонация в голосе омеги: он или ласков, или же зол. — Ты идёшь со мной! — С тобой в душ? — Чонгук, не тупи, я тебя прошу, я устал. Хочу выпустить пар с тобой в душе. — Ладно, я понял! — альфа быстро стал снимать с себя вещи, нагоняя старшего уже в душевой. Это стало их излюбленным местом после приказа о запрете на близость в военной части. Скоро им обещали по неделе увольнительного, и Чон хочет предложить ему отправиться к родителям. Ему не терпится познакомить его с ними. — Я скучал. — Да, я тоже, — шёпот отражается от кафеля на стенах, а руки блуждают по исхудавшему телу омеги. Чонгук трогает везде, куда только может дотянуться рука. Считает пальцами рёбра, сжимает ягодицы и пытается нащупать шрамы на спине, боясь, что это все ещё не реально. — Я так скучал. — Ты не представляешь, как я переживал. Ты не выходил на связь почти две недели, я уже не знал что и думать, даже записался в поисковые отряды. — Глупый. Я всегда возвращаюсь. — Я знаю. Знал, но не мог перестать переживать о тебе! — Любимый, меньше слов. Шрамы горят не от жара воды, а от жара близости двух разгорячённых тел. Альфа умело властвует над телом старшего. Знает, где ему приятно и что не служат затрагивать шрамы на спине руками, аккуратно проникает в него, медленно растягивая. Вынуждает опереться руками о стенку и выгнуться в пояснице. Тэ едва стоит, он дико устал с дороги, но близости хочется до одурения. Ему так этого не хватало. — В тебе так туго. — Молчи. Властный тон пробирает в нём дрожь, и он первый кончает, сам того не ожидая. — Прости. — Слабенький ты, однако. — Так стыдно. — Ладно, на сегодня закончим, у меня ещё дела. Помоемся, и я пойду. — Так скоро? Может, лучше завтра. — Некогда отдыхать, мне нужно высказать им всё. И не останавливай меня, — быстро вытираясь, молвил Тэ. Он бегом переоделся, чмокнул на прощание альфу и вышел в мундире.