Охотник и демон

С тех самых пор, как демон покаялся в грехах, охотник стал всячески его наставлять. То были выматывающие дни для Дилюка, который отдавал все свои силы на объяснение добра и сюжетов писания. Он никогда не считал себя проповедником, поэтому ему приходилось изрядно трудиться, чтобы объяснять все тонкости, особенно такому коварному и вопрошающему ученику. Если вынести это за скобки, то Кэйя показывал себя образцовым учеником, улавливая смысл слов охотника и запоминая все с первого раза; что было неудивительно – Дилюк был уверен, что демон знал писание гораздо лучше, чем он сам; возможно, в некоторых событиях принимал непосредственное участие. Поэтому охотник старался основную часть времени уделять разбору жизненных примеров, когда совершалось зло и его следовало по-справедливому рассудить. Он находил это гораздо полезнее. — Два человека в твоем лесу. Один убивает другого по собственной злобе, зависти или еще по каким причинам. И не желая быть раскрытым, прячет убитого и возвращается домой, как ни в чем не бывало. Твои действия? Они сидели напротив друг друга на камнях среди весенней слякоти. Кэйя со сладкой улыбкой смотрел на охотника, а тот отвечал ему не терпящим отвлечения выражением лица, полностью погруженный в роль наставника. На коленях охотника лежало закрытое писание, но иногда рядом ложилась когтистая рука и поглаживала ногу, чтобы смягчить пыл охотника, и порой это получалось. — Конечно, убить убийцу было бы проще всего~ — ответил Кэйя и поймал за это неодобрительный взгляд Дилюка. — Но я знаю, что такие методы не подходят~ Думаю, я бы в ночь положил тело убитого под двери убийцы. И если бы он опять спрятал тело, то на следующую ночь я бы проделал то же самое. И так пока кто-нибудь не поймает его на этом, либо совесть не замучает. — Так ты действительно не навредишь живым, а согрешивший не будет знать покоя от своего греха, — поощрительно кивнул Дилюк. — Но этот вариант не годится. — Почему? — Потому что жертва греха продолжает страдать. На что ты обрекаешь его тело? Таскаешь его туда-сюда из могилы на свет. Это неправильно. Похоронить умершего человека значит проявить к нему любящую доброту. Даже преступники и самоубийцы заслуживают погребения. В противном случае их тела остаются пищей падальщикам. — Так они хоть после смерти будут полезны, — злобно усмехнулся Кэйя. — Невзирая на греховность человека, тот всегда остается выше животных по своему праву на образ и подобие божественного. Поэтому столь грубое неуважение к его телу является и оскорблением богам. — Хорошо, убедил~ Но если убийца оставил тело непогребенным? Мне лучше оставить тело как есть или похоронить его? Дилюк ничего не ответил и только в ожидании смотрел на демона, таким образом, показывая, что тот должен дать ответ самостоятельно. Кэйя закатил глаза, но послушно задумался. Охотник знал, что Кэйю раздражало, когда его заставляли так делать, но это был необходимый этап его обучения. Он не собирался решать за демона весь остаток своей жизни, в противном случае это приравнивало его действия к главенству над демоном, а этот разговор они уже проходили. — Я бы каким-нибудь образом дал знать родственникам убитого, где лежит тело, чтобы остальное они уже делали сами, — сказал Кэйя. Дилюк одобрительно кивнул, и демон коротко засмеялся на это. — Что? Даже не спросишь, почему я сам не стал бы хоронить убитого?~ — Потому что боги предпочитают действовать через людей. Полагаю, в этом смысле ваше мнение о людях не многим отличается от того, что я сказал ранее про животных. Люди безусловно ниже вас, а значит не всякое людское вам по статусу. — Разве это не презрение?~ — Вовсе нет. Если я не хочу уподобиться животному, это не означает, что я их презираю. У всего есть свое место в мире. Это действует и в обратную сторону, а именно, я не хочу стать божеством, потому что это не мое место, — объяснил Дилюк. — Ладно, если с этим разобрались, то вернемся к убийце. Что тогда ты с ним сделаешь, чтобы его преступление не осталось безнаказанным? — Наслать на него болезнь? Ту, которая не заразит других. — А он поймет, что это наказание за его преступление? Охотник вздернул бровью и вновь посмотрел на Кэйю тем взглядом, когда просил его поразмыслить над вопросом. Демон устало фыркнул и не без сарказма сказал: — Болезнь настала сразу после преступления. Даже не знаю, понял ли он?~ — Хорошо, ты прав. Вариант с болезнью мне кажется подходящим. В писании есть примеры, когда боги насылали болезни на противящихся их воле людей, — примирительно сказал Дилюк и принялся листать книгу, что лежала у него на коленях. Кэйя сдавленно промычал и сказал: — Только… не зачитывай больше ничего, ладно? — Все еще болит голова? — Да. Так как Кэйя оставался демоном, а писание являлось одним из орудий против оных, Кэйя страдал от головных болей всякий раз, когда Дилюк читал вслух некоторые фрагменты. Вред мог быть гораздо хуже, не будь Кэйя высокоранговым демоном, но тем не менее он избегал лишний раз испытывать влияние писания на себе. Дилюк его в этом не винил и более того был безмерно благодарен, что тот позволял хотя бы иногда зачитывать и обсуждать кое-какие отрывки. — Не буду, раз ты просишь, — согласился охотник, — я хотел найти примеры, где боги насылают болезни на людей. Самый известный случай это, конечно, история с Кхаэнрией, которая из-за сопротивления их царя богам обратилась в пустыню и до сих пор является таковой. А другой случай, это первые люди, ослушавшиеся прямого указания богов, и на которых наслали болезнь смертности. Если воспринимать заповедь о запрете убийства как указание богов, и тогда да, ты действительно вправе наслать на преступника болезнь. Но мне кажется более подходящей история двух братьев, один из которых убил другого и пытался скрыть это. Тогда боги оставили на нем клеймо убийцы, чтобы каждый знал, что он совершил. И он был изг– — Да, помню это, — оборвал Кэйя дальнейший пересказ нелюбимого им писания. — Ты считаешь, что лучше сделать так? А если убийца решит раскаяться? Это лишает его этой возможности. — Когда покается, тогда боги и простят его. И клеймо уйдет. — Я понял, почему ты считаешь, что твой вариант лучше подходит для данной ситуации. Он более конкретный. Но если возражений нет, то я бы предпочел вариант с болезнью. Я могу его лучше контролировать и буду уверен, что разъяренные люди не устроят самосуд над грешником. — Хорошо, я думаю, это справедливо, — Дилюк закрыл писание и отложил его в сторону, — на сегодня мы закончим. Он остался доволен успехами Кэйи и, наклонившись к нему, поцеловал его в губы. Кэйя улыбнулся в ответ и, чувствуя расположение охотника, пересел к нему ближе и прижался всем телом к его руке. Его нос уткнулся в плечо охотника, и он принялся шумно вдыхать запахи одежды, кожи, волос Дилюка, и иногда с его губ срывался бесстыдный полустон, обжигавший шею и ухо. Дилюк в своей обычной манере никак не реагировал на навязчивые ласки демона, но в то же время не мешал тому делать то, что захочется. Впрочем, кое-какие рамки они сохраняли – ночь покаяния все еще оставалась их первой и единственной ночью, когда они занимались любовью. И это не было чем-то, что Дилюк хотел менять. Однако он допускал, что если демону когда-нибудь еще удастся его осчастливить, то он позволит этой ситуации повториться. Кэйя, имеющий доступ к его мыслям, не пересекал черты в своих приставаниях, но в то же время без стеснения пользовался всем, чем мог, в данных ему границах и периодически проверял их на прочность. Еще ни разу Дилюк не позволил себе соблазниться, но он удивлялся, как демону не надоедало вновь и вновь проверять его. Пылкость демона Дилюк объяснял для себя потребностью Кэйи в любви, как в потреблении, так и выражении. И если в последнем Кэйя явно преуспевал, то получал он ее не так много. Сдержанный от природы Дилюк был еще более сдержанным с демоном и отвечал тому лаской только когда считал, что Кэйя заслужил таковую. Кэйя однажды на это сказал, что Дилюк делает из него ручного волка. Но охотник лишь пожал плечами, ни подтвердив, ни опровергнув его слов. Сам он полагал, что лишь поступал так, как считал правильным и избегал ласки ради наслаждения, тем более что речь шла о таком опасном существе как демон. Как бы то ни было, Кэйя знал мысли Дилюка и видел его душу. И если он до сих пор продолжал любить охотника, то последнего все устраивало. — Скажи, Дилюк, как долго ты еще собираешься учить меня? — прошептал Кэйя на ухо. — Мне кажется, что я уже готов перейти к практике~ Дилюк нахмурился; он знал, что рано или поздно Кэйя поднял бы этот разговор, ведь все его обучение служило целям, которые достигались практикой. И Дилюк был бы рад уступить Кэйе, если бы не одно «но», терзавшее его с ночи покаяния. Так как Кэйя по-прежнему оставался демоном, то его злобная природа управляла его поведением. Это значило, что как только Дилюк даст тому возможность самостоятельно осудить человека за его грех, то Кэйа неизбежно выберет то решение, которое приведет ко злу. И тогда вся проделанная работа обратится в прах, потому что охотник будет вынужден его убить. Чтобы избежать этого, демона дóлжно было курировать в принятии решения. Но для Дилюка, как для человека, это значило поставить себя выше других людей. В помощи демону ему придется делать суждение по справедливости. Но кто он такой, чтобы делать это? Лишь человек – по своей сути непостоянный и изменный; поэтому людям не положено судить – этим занимаются постоянные и неизменные боги. — Я… еще не готов, — не стал юлить охотник. — Ах, мой юный охотник~ Если ты действительно являешься тем, кем себя строишь, то если ты не готов сейчас, то не будешь готов никогда. — Это не так. Мне лишь нужно придумать правила, в рамках которых я буду тебе помогать и при этом не нарушать свои убеждения. Кэйя рассмеялся на эти слова, но не стал донимать охотника ехидными замечаниями. — Если проблема только в том, что тебе претит мысль судить таких же, как ты, людей, то ты можешь вообще не участвовать в этом. Я приму твои наставления за последние луны, как выполненное тобой обещание помощи мне. И ты больше не будешь им связан. — Нет, не годится. Я отказываюсь принимать это как выполненное обещание. Мне необходимо, чтобы был результат. Иначе для чего я вообще это делаю? — запротестовал охотник. — Я не могу согласиться с твоим предложением. Если я отстранюсь, то я не смогу предостеречь тебя о принятии плохого решения. — Верно, но тогда ты сможешь убить меня моим стилетом, как мы и договаривались~ Дилюк кинул на Кэйю раздраженный взгляд. — И отправить проделанную работу коту под хвост? Ты издеваешься надо мной? Я не для того осквернял себя, чтобы оступиться на такой мелочи. Пока я не буду хотя бы наполовину уверен, что ты сможешь укрощать свою натуру, я не собираюсь рисковать всем, чего я достиг. Кэйя перестал обнимать охотника. Его когтистые пальцы сжали чужой подбородок, вынуждая Дилюка повернуть голову к Кэйе и посмотреть на него. И тогда Дилюк увидел – демон был зол. Недобрый холодный блеск в его взгляде пронзал насквозь, а губы скривились в презрительной ухмылке. Охотник был готов поверить, что в этот момент Кэйя почти ненавидел его. — Раз ты так ослеп от своей гордыни, человек, что в своей слепоте оскорбляешь меня, то слушай мое первое суждение. Ты настолько привязался к своим страданиям, что стал неспособен отпустить их. Возвел им идола и поклоняешься ему. Отбросил смирение и наслаждаешься своей ложной праведностью. Приписываешь себе дела, которые совершались не тобой, тем самым умаляя мою, всевышнюю, волю, — свободной рукой демон схватил крест охотника, висящий на шее, и сказал: — Раскайся в грехе своем, иначе сломаю твое распятие и очерчу им символ отречения от богов. — Нет! П– постой! — в ужасе воскликнул Дилюк. — Я– я раскаюсь. Кэйя убрал от него руки, и охотник обессиленно соскользнул с камня, припав на колени перед демоном. Все его тело дрожало, и он не был до конца уверен от чего именно: то ли от страха отречения и осознания своего греха, то ли от явления божественной воли, которой такой жалкий человек, как он, был не в силах воспрепятствовать. Он склонился к ногам демона, стыдливо пряча лицо в его коленях, и раскаялся, как того от него требовали: — Ты прав. В своей гордыне я был поглощен собой, а не богами. Я забыл о смирении в своих целях и возжелал больше, чем мне было предложено. Я забирал себе плоды чужой работы, оскорбляя и принижая твой труд и тебя, чье величие мне не достичь. Я благодарен тебе за то, что ты открыл мне глаза на мой грех. И прошу, прости меня, ничтожного человека… прости. Охотник сокрушенно замолчал, чувствуя, как к глазам подкатили горячие слезы. Ему было стыдно за то, что он действительно поддался высокомерию и за это чуть не был отречен; ему было стыдно, что демон, а не он сам, указал ему на это; ему было стыдно перед богами за то, что он сидел в ногах демона, признавая его власть над ним. И главное, ему было стыдно, что он не верил, что демон справится с принятием правильного решения, тогда как он на его собственном примере показал, что он более чем способен. Кэйя опустил руку на его голову и нежно погладил ее. Дилюк рвано выдохнул, замученный ожиданием. И Кэйя, наконец, сжалился. — Хорошо, ты прощен, юный охотник~ Не без облегчения Дилюк почувствовал, как в груди по-новому расцвела его любовь к богам. — Спасибо, — только и сказал он и устало закрыл глаза, позволяя себе насладиться мгновением слабости. *** Когда с раскаянием было покончено, Кэйя заставил охотника подкрепиться, потому что тот выглядел из рук вон плохо. Дилюк не был голоден, но признал правоту за Кэйей – он действительно давно не ел и чувствовал себя ослабленным. Помимо этого он воспользовался вырученным временем, чтобы поразмыслить над тем, как они будут реализовывать практическую часть обучения Кэйи. После того, как демону удалось проучить его ничем не хуже богов, охотник помимо прочего понял, что ошибался на его счет. Возможно, демону было по силам сдерживать свою злобную природу, по крайней мере, в отношении тех, кого он любил. И охотник собирался воспользоваться этим, чтобы наставить демона на праведный путь. Когда кусок больше не лез в горло, Дилюк убрал корзину с едой и сказал: — Сделаем так: ты выберешь себе человека, которого сочтешь нужным осудить за грех или наградить за праведность и расскажешь мне об этом человеке. Но, во-первых, не называй мне его имени и вообще каких-либо указаний на его личность, я не хочу узнать, о ком будет идти речь, иначе я могу оказаться пристрастным или выведать то, что мне не положено. Во-вторых, моя помощь будет ограничена. Я не буду участвовать в принятии решения и не буду знать, что ты сделаешь, пока ты этого, собственно, не сделаешь. Моя роль будет заключаться лишь в том, что я буду давать тебе наставления из писания, которые подходят под описанную тобой ситуацию. Сидевший рядом демон сладко улыбнулся, довольный, что охотник пошел ему навстречу. — Зачем тебе вообще тогда быть частью этого? Писание я знаю и без тебя и смогу обратиться к нему, если зайду в тупик~ — Я это понимаю, но я хочу, чтобы тебе было легче, и чтобы ты знал, что ты не один в своем пути. Поэтому, пожалуйста, не стесняйся обращаться ко мне, даже если это будет противоречить моим правилам. Я что-нибудь придумаю. Эти слова, похоже, пробудили какие-то эмоции в Кэйе, потому что он прижался ближе к охотнику и чувственно прошептал: — Ах, Дилюк…~ Я сделаю все, что ты захочешь~ Охотник поцеловал того в висок, с тяжелым сердцем думая о том, что если демон вновь покажет свою всевышнюю сущность, которая принадлежала ему по праву рождения, то он, Дилюк, тоже сделает все, что захочет Кэйя. — Тебе надо будет выбрать человека, — сказал охотник. — Ты ведь можешь покинуть Вольфендом? — Да. — Тогда днем мы отправимся в Мондштадт. — Я могу это сделать и без тебя, если ты пожелаешь~ — Нет, я бы хотел приглядывать за тобой, — не без заминки признал Дилюк. — Я все еще остаюсь охотником и не могу позволить себе закрыть глаза на то, что ты будешь свободно разгуливать среди людей. — Хорошо, я принимаю это условие. Между тем Дилюк продолжал: — Тебе лучше принять облик, который не будет вызывать подозрений. Мондштадт – город небольшой, и все жители друг друга знают. Если вдруг объявится некто, кого там до этого не встречали, то он привлечет внимание. — Я понял тебя, охотник. Когда солнце будет в зените, ты выйдешь из своего дома и увидишь меня в другом обличии, которое не поднимет вопросов у людей. Дилюк не стал расспрашивать, какой облик примет демон, решив, что в этом мог довериться ему. Они еще немного посидели вдвоем, пока солнце не показалось на горизонте, и охотник ушел домой, чтобы хоть немного выспаться перед прогулкой с демоном в Мондштадт.