Исправление себя

*POV Киришима*       — Киришима, как давно? — спросил Мидория.       Я побледнел. Все мысли о еде сразу исчезли. Мой мозг начал лихорадочно работать.       «Что мне говорить?! Что мне делать?! Я так облажался!»       Вздохнув, я решил сказать правду. Опустив голову и уставившись в кафельный кухонный пол, я заговорил.       — О-около года. — Мидория побледнел. Моя голова всё ещё была низко опущена, а лицо покраснело от стыда, я снял наручи и протянул ему запястья. Они были покрыты шрамами, некоторые давно зажили, некоторые покрылись струпьями, а некоторые всё ещё были открыты. Мидория инстинктивно потянулся к моим запястьям, но я отстранился, возвращаясь в свою комнату. Натянув наручи обратно, я запихнул все свои вещи в сумку и вышел из общежития, даже не поев.

***

      За весь день я почти ничего не слышал из того, что говорил Айзава. Всё, о чём я мог думать, было: «Что чувствует Мидория?»       Не знаю, почему. Все мои мысли были о Мидории. Мне стало плохо. Я заставил его бояться из-за того что делал с собой.       Я чувствовал на себе взгляд Мидории, который смотрел на меня со своего места в конце класса. Мне казалось, что его глаза сверлят мою душу. Его взгляд казался неправильным. Я чувствовал в нем страх.       Когда прозвенел звонок на обед, я встал и вместе со всеми спустился в кафетерий. Вместо того, чтобы идти за едой вместе со всеми, я сел за столик в углу в одиночестве. Я не был голоден.       Мина первая подошла ко мне. Она заметила, что мне явно не хватает еды, и, казалось, забеспокоилась.       — Что случилось, Кири? — спросила она. Я открыл рот, чтобы заговорить, но меня внезапно накрыла гигантская волна тошноты. Я закрыл рот и наклонился к столу, прикрыв рот кулаком.       Я поднял голову и увидел встревоженную Мину. Я попробовал еще раз.       — Просто скажи Бакускваду встретиться в твоей комнате после школы, — сказал я хриплым голосом. Потом встал и направился в уборную.       Как только я оказался там, я не мог не выпустить немного крови вместе со стрессом.