***
Ну что же, я помню, как несколько раз упала, пока бежала по шаткой лестнице вниз — прочь из этого дома; мой отец всегда был быстрее меня, и я отлично знала, что бегство не поможет, и всё же… Каждое воспоминание о каждой порке приносило такую боль, что сейчас я решилась бежать. Я помню, как сильно он схватил меня за руку. Помню даже синяки, которые остались от этого потом. Я вскрикнула, пытаясь вырваться, и он тотчас же закрыл мне рот и нос рукой. Отлично. Теперь мне нечем дышать. Помню, что мой близнец Фирион отчаянно кричал где-то позади: «Adar, прекрати, не трогай её!..», пока nana тащила его за руку прочь из комнаты, чтобы хотя бы ему не досталось. Когда дверь за ними закрылась, я получила первый удар, обжигающий, словно он брызнул на меня кипятком, и тут же последовали второй и третий; мне всё ещё было нечем дышать; я не думала о том проклятом экзамене и как мне жаль, что я его не сдала, я думала о том, как мне вырваться и прекратить это, я думала о том, что не заслужила такой боли… Или заслужила?***
— Юная леди, ты забрела очень далеко от меня в своих мыслях. Аланор вздрогнула и робко подняла взгляд голубых глаз, вдруг наполненных слезами. — Простите, — сконфуженно пробормотала она. Тонкая, изящная рука взметнулась, чтобы вытереть щёки от нескольких непокорных слезинок, когда ей не удалось их сдержать. — Я д-должна отвечать, конечно… Мой отец порол меня. У него был ремень, который он никогда не носил и использовал только… Только для наказаний. Что же, это было… Больно. Унизительно. Это было страшно, когда я была ребёнком, но не знаю, смогла бы я выдержать это даже сейчас… — О, pen-neth mir nin, тебе не придётся, — нежно промурлыкал Трандуил и, мгновенно оказавшись рядом, протянул руки, позволяя дрожащей Аланор прильнуть к его груди. Ласковая рука погладила её напряжённую спину, а его губы коснулись её рыжей макушки целомудренно, как если бы эта чудесная эллет была его дочерью. — Чщщщщ… Я знаю, это было больно. Hroa a fea. Я понимаю. Но этого не случится больше никогда, слышишь? Я здесь, чтобы защитить тебя, когда бы ты в этом не нуждалась. Аланор действительно услышала и даже кивнула, но она не особенно могла поверить ему. Возможно, пока её отец был заперт в Чертогах, он не мог добраться до неё, но какая разница, если её преследовала сама память? Что-то надломилось в хрупкой fea, когда в очередной раз он занёс руку, чтобы ударить её… Что-то важное. Ей становилось слишком больно при мысли об этом, как будто она пыталась наступить на сломанную ногу. — Мой лучший друг столкнулся с этим точно так же, — негромко заметил Трандуил. — Теперь он строгий человек, но он бы никогда не сделал со своими эльфятами того, что делали с ним его родители… Милая эллет, есть некоторая разница между наказаниями, которые приняты в моей семье и в твоей. — Что это значит? — удивлённо нахмурилась Аланор. — Если бы я применял по отношению к своим детям то, что называешь поркой ты, разве они были бы так привязаны ко мне сейчас? Разве они рассказывали бы мне буквально обо всём, что тревожит их, без страха? Двое моих детей по крови и ещё четверо детей, которых я приютил в своём доме и в своём сердце, всегда знали, что я люблю их безгранично, вне зависимости от того, что они вытворяли, и вне зависимости от того, как долго они не могли сидеть спокойно. Они и сейчас это знают. — И как же у вас это получилось? — вздёрнула бровь эллет, и почти детское любопытство в её голосе заставило Трандуила улыбнуться. — В чём такая разница? — Разница в утешении. В осознании того, что я никогда не накажу их строже, чем они того заслуживают, и ещё того, что я не прикоснусь ни к одному из них просто из злости… Звучит знакомо, не так ли, Pen-neth nin? Должно быть, он не видел её такой опустошённой даже в худшие дни. — Слишком знакомо, мой король. — Я не особенно сомневаюсь в том, что Амариэль наказала твоих мальчишек правильно. Она может казаться резкой иногда, это правда, но она не жестока… Ладно, бывает, но только не по отношению к эльфятам. И я полагаю, что со стороны Леголаса было бы правильно теперь поступать так же время от времени. А с твоей стороны — не мешать ему, когда ты видишь, что он справедлив и выполняет всё, о чём я сказал… Но сейчас, Аланор, я вынужден настаивать на том, чтобы показать тебе должный пример. — Разве я что-то сделала не так? — ахнула эллет, отстраняясь; в её голосе изумление смешалось с тщательно скрываемым испугом, который Трандуил скорее почувствовал, нежели услышал. — Вовсе нет, — поспешил успокоить он, отходя обратно и приземляясь снова на диван. — Ты послушная эллет, и это похвально. Я не злюсь на тебя. Даже не сержусь, для этого у меня нет причин. Но я крайне недоволен тем, что ты заблокировала всякие мысли о вполне важной для тебя же вещи на такой срок, вместо того, чтобы сразу разобраться с ней. Если что-то причиняет тебе боль, нужно всегда обращаться за помощью. Помнишь, как ты отчитывала тех воинов, что приходили к тебе с застарелыми ранами, которые со временем причиняли им только больше боли?.. Разумеется. И ты можешь вести себя гораздо лучше, Аланор! И теперь, когда мы достаточно поговорили о твоей проблеме, нужно прояснить её на практике. Поэтому… Подойди сюда, tithen-pen. Аланор нервничала. Разумеется, это естественная реакция перед любым наказанием, а тем более, перед таким, даже разговоров о котором она старалась избегать, но… Аланор нервничала в крайне несвойственной ей манере: до дрожи в коленках. Подойдя к нему, эллет, пережившая тысячи боёв и тысячи ранений всегда с шутками, была необычайно бледной. Трандуил мягко взял её за запястье и потянул, укладывая на колени, бескомпромиссной рукой стянул вниз леггинсы — Аланор резко вздохнула, но противиться не стала, — а затем, погладил её напряжённую спину. — Послушай меня. Я не использую ремень или что угодно другое, кроме моей руки. Я действительно не злюсь. Ты можешь опасаться порки, но ты не должна бояться меня. Я всё ещё твой друг. Ты в безопасности, и единственное, что я намерен изменить в тебе — это только оттенок твоей попки. Ни в коем случае не твою прекрасную fea. Понимаешь? Аланор кивнула, хотя и не слишком смело… И тогда он занёс руку в первый раз. Эта порка действительно не была очень строгой, хотя длилась немало, и Трандуил дал Аланор помимо прочего несколько весьма впечатляющих шлепков (его дети часто называли их «искренними»). Дело было не в том, что он хотел в чём-то убедить её, но наказание было вполне соразмерно с преступлением, а это всегда значило очень много. И Аланор принимала его достойно. Как в большинстве случаев поступала Мари, она старалась взять своё тело под контроль и не мешать её королю, за что он был крайне признателен. Хотя нескольких отчаянных ударов ногами о воздух и нескольких пронзительных вскриков под конец избежать не удалось, в остальном Аланор вела себя примерно, и он не мог не хвалить её мягко время от времени. Когда Трандуил закончил, светлая кожа её приобрела довольно нежный оттенок розового, и несомненно, реагировать на любого рода поверхности она должна была тоже чуть нежнее обычного. Позволив милой эллет какое-то время лежать у него на коленях, слушая утешения, тихонько всхлипывая и робко потирая попку, он наконец сказал: — Tithen-pen, ты в порядке? Ей потребовалось ещё несколько секунд, чтобы окончательно успокоиться и признать искренний ответ: — Д-да, милорд. — Тогда самое время возвращать тебя супругу, пока он не явился сюда и не совершил дворцовый переворот… Вернув леггинсы на их законное место, Трандуил помог Аланор подняться и поставил перед собой, принимая и её смущение, и её безграничное удивление, и её слёзы. — Это действительно было так страшно, как ты ожидала? — ласково спросил он. — Так же плохо? — Н-нет, милорд, — честно покачала головой Аланор, сама изумляясь этому. — Я сейчас сделал то же самое, что делал твой отец? — Нет! Совсем нет… — Тогда пожалуйста скажи мне, в чём разница. Ей пришлось задумчиво нахмуриться, снова погружаясь в воспоминание, которое… Которое по какой-то причине не могло больше причинить ей боль! Оно всё ещё было прямо здесь, в её голове, удивительно близко… Но Аланор было всё равно. Это время осталось очень далеко позади, и возвращаться за ним не хотелось. — Мой отец… Он хотел, чтобы мне было больно, и он делал мне больно. Ответом на любую оплошность был страх. Мой отец — как бы я не любила его! — считал, что если я буду бояться неудачи, то неудач вообще не будет. Он меня бил. А вы… — Аланор вдруг слегка порозовела, взяла паузу и закончила очень смущённо: — Вы меня отшлёпали. — И этим всё сказано, — усмехнулся Трандуил. Он поднялся, снова протягивая к ней руки, и юная эллет немедленно юркнула в его объятья, крепкие и тёплые. Такие, какими могли бы быть объятья настоящего отца. — Почему вы так добры ко мне, даже сейчас? — пробормотала Аланор. — Я не понимаю… — Потому что ты прекрасное, светлое, доброе существо, которое этого заслуживает. Вне зависимости от того, сколько шлепков ты получила в тот или иной день. Она судорожно вздохнула и прижалась крепче к сердцу её короля. — Простите меня. Мне следовало доверять вам. И Леголасу. И Амариэль. — Доверие — это только твой выбор, Аланор, — возразил Трандуил. — А впрочем, я очень рекомендую не распространять это правило на меня и твоего мужа… Для сохранности твоей же попки. Аланор тихо рассмеялась и покраснела. — Да, мой король. Конечно, вы правы.