Пряничного человечка застрелят в десять ноль одну

Себ смотрел Эрику в глаза, осознавая услышанное. Провёл ладонью по лицу. Выдохнул. И ведь рассмеяться и сказать, что это лютый бред, который пора выкинуть из головы — тоже. Вместо этого требовалось подыскать какие-то подходящие слова, желательно умные и взрослые. Только вот, как назло, их не было. На языке вертелись разве что ругательства, причём Себ даже не был уверен в том, кому хотел бы адресовать их: Эрику или его родителям.  — Послушай, — сказал он наконец, — я не очень хорошо разбираюсь во всём этом психологическом… — дерьме, — во всей этой психологии. Эрик нахмурился, но Себ продолжил:  — Могу сказать только, что брата своего ты уже в любом случае обогнал. Как бы там и что ни повернулось. Ты жив. А ему уже бесполезно что-то доказывать.  — Я не…  — Слушай пока, — оборвал его Себ. И без того с трудом с мыслями собрался. А собьётся — вообще ничего путного не скажет.  — Я помню, ты говорил, что не можешь быть таким же, как он. Так это на… совершенно никому не нужно. Тебе — в первую очередь.  — Я уже не хочу! — зло сказал Эрик. — Я хочу быть другим. Не могу я с ним соперничать, он всё равно… — он запнулся, дыхание сбилось. — Вы говорите, я обогнал. Нет. Это он меня. Навсегда уже. Всё равно будет лучшим, понимаете? Не хочу я в армию, вы… Вы правы были. Не хочу вернуться без руки или ноги. Но я чувствую, это то, что нужно. Джексон — он… Эрик говорил с трудом, его била крупная дрожь, зато глаза горели бешено. И Себ слушал.  — Он не любил войны. Драться боялся. И вас… — он оскалился зло и очень неприятно, — тоже боялся. Сам мне сказал. Не помню уже, как именно. Но что от военных не знаешь, чего ждать. Что они, может, ребята хорошие, но все как один с этим… расстройством, забыл каким.  — Посттравматическим, я думаю, — подсказал Себ.  — Точно, — кивнул Эрик, — объяснял мне, что такие люди, ну, военные, они могут себя не контролировать, что боевые действия слишком сильно повреждают психику. Чёрт. Мальчишка, сам того, кажется, не ожидая, бил достаточно больно. Хотя бы потому что Себ неплохо относился к Джексону, считал его хорошим парнем и был уверен, что со временем они смогут стать если не друзьями, то хорошими приятелями. А он — про пост-травматическое расстройство. Только вот речь сейчас не о нём, а о малолетнем придурке, который под соусом доказывания мёртвому брату непонятно чего хочет искалечить себе жизнь.  — И ты решил себе этот синдром заработать? — уточнил Себ ровно. — Вперёд. Глаза Эрика чуть расширились, а Себ продолжил жёстче. Хватит, парню семнадцатый год, а он носится с ним как с принцессой. Надоело.  — Вперёд, — повторил он, поднимаясь с ограды и выпрямляясь во весь рост, — наша доблестная армия в Афганистане ждёт пополнение. Не сомневайся, местные террористы быстро устроят тебе встречу с братом. Но возможно, ты совершишь свой подвиг и прихватишь парочку на тот свет. Эрик издал странный звук, какой-то полузадушенный писк. Себ сделал шаг к нему, нависая сверху. Он не спросил, как прошла охота, но сейчас догадался об этом и сказал уже тише, но всё ещё отнюдь не добро:  — Или тебе не очень понравилось убивать грачей? Ты ведь попал хоть раз? Папа хороший учитель, ты обязательно попал. Эрик побледнел чуть ли не до синевы. Острое чувство вины резануло Себа по внутренностям, но он перетерпел эту боль. Он пытался мягко, по-доброму. Потом серьёзно, как со взрослым. Не работало. Кажется, пришло время лекций в отцовском стиле. А ведь он думал, что, раз родилась Сьюзен, ему этот опыт не пригодится.  — Понравилось? — повторил он свой вопрос с нажимом. Паршиво на душе было, правда. Очень. Но ради небольшого шанса, что до Эрика дойдёт, можно и потерпеть. По глазам Себ читал ответ: нет, не понравилось совсем. Он представил себе сбитого грача и произнёс:  — Крик, перья в воздухе, тушка шлёпается на землю? Нет, не очень?  — Нет! — рявкнул Эрик. — Не понравилось, ясно вам? Себ выдохнул и сказал тихо:  — Хорошо. Попробуй теперь представить на месте грача человека. Живого обычного человека, любого. Даже кого-то, кто тебя злит и бесит, — он хмыкнул, — хоть меня. И попытайся сообразить, что ты почувствуешь, когда он тоже… шлёпнется. Насовсем. Эрик молчал, шумно сглатывая.  — К сведению. Я проходил чёртову тучу психологических тестов, и могу тебя заверить, — добавил Себ спокойно, — у меня нет посттравматического расстройства. Но я видел парней, которые терялись в своих кошмарах, рыдали и пытались пристрелить товарищей. Не лучшая компания. Эрик молчал, глядя в землю. Себ подождал пару минут, выравнивая дыхание, и наконец сказал миролюбиво:  — Пойдём завтракать. И они действительно пошли. Эрик брёл чуть позади. Себ очень хотел бы положить ему руку на плечо и сказать что-то примирительное, но одёргивал себя. Не сейчас ещё. А если пережал? Он скрипнул зубами. Ведь он не психолог. И даже не… твою мать, да, не Джим, который людей насквозь видит. Даже интересно, что бы он сказал на это? На какую точку надавил бы? Себ сомневался, что когда-нибудь обсудит с ним эту тему, поэтому выбросил вопросы из головы. Джима тоже выбросил бы, с радостью, но не получалось. До дома они дошли молча. В гостиной уже собрались все — даже сонная Джоан с огромной кружкой кофе. Свежие сконы стояли нетронутыми, явно ждали своего часа.  — Басти, Эрик, — мама поднялась и улыбнулась, — мы вас потеряли. Давайте, мыть руки — и к столу. Где вы были?  — Гуляли, — сказал Себ и слегка кивнул Эрику, подтверждая, что их разговор останется только между ними. Что бы там ни было, остальным не стоит об этом знать.  — Мы вас ждём! — объявила Сьюзен довольно. — Даже булочки не трогали.  — Настоящая жертва с вашей стороны, — через силу улыбнулся Себ, поцеловал сначала Сьюзен, потом Джоан и сел между ними. Эрик прошмыгнул на своё место, не глядя ни на кого. И мама однозначно это заметила. К счастью, Сьюзен было что обсудить, и после короткого вопроса Себа она пустилась в пересказ последнего сна, включавшего в себя, разумеется, сову с письмом и волшебную палочку. Потом они немного поговорили о планах на каникулы, Себ упомянул «Диснейленд» — и более мог в разговоре не участвовать. И без него хватало тех, кто был способен поддержать эту тему. С ним по-прежнему что-то было не так, и оставалось только жалеть, что никакой простуды не было и в помине. Ему не должно было быть скучно — ни вообще, ни тем более сейчас, в окружении самых дорогих людей, в доме, который он всегда любил.  — Пап, — позвала его Сьюзен, и Себ сфокусировал на ней взгляд, — поиграем в футбол? Дед сказал, что у него есть мяч. Эрик… — она чуть смутилась, — ты пойдёшь с нами? Эрик вяло согласился.  — Джоан? — позвал её Себ, и она кивнула, рассмеявшись. Наконец, папа тоже объявил, что хочет погонять мяч. И, господи, это была самая долгая и самая тяжёлая игра в жизни Себа. Ему не хотелось быть здесь. Его почти тошнило от того, что нужно смеяться, говорить. Чёрт, он дорого дал бы за то, чтобы оказаться в Лондоне, в своей квартире, в одиночестве. Вот только он решил собрать всех в Карлайле, и всё переигрывать было уже поздно. Так что он позволил Сьюзен забить мяч в импровизированные ворота и издал победный клич. Сьюзен фыркнула:  — Ты не должен радоваться, я тебя обошла! — и тоже засмеялась.  — Зато я могу радоваться, — сказала Джоан, откидывая со лба мокрую чёлку, — отличный удар, малышка.  — И счёт сравнялся, — объявил Эрик довольно. Всего сорок минут беготни — и от его плохого настроения не осталось и следа. Папа сказал, что с него хватит — не в его возрасте так носиться, — и пошёл к дому. Эрик остался на поле показывать Сьюзен какой-то особый приём, а Себ отошёл в сторону и присел прямо на траву. Джоан, поколебавшись, опустилась рядом и спросила в лоб:  — Какого чёрта происходит? Себ сделал вид, что следит за детьми, и ответил не сразу:  — Мы с утра слегка… поругались с Эриком. Джоан ответила невнятным звуком.  — Он запутался вконец, а я, похоже, перегнул палку. Наговорил ему много разного, достаточно злого. Глупо, — он перенёс вес на руку и чуть откинулся назад, подставляя лицо бледному холодному солнцу, — я старше в два раза, а вместо того, чтобы понять, давлю лишний раз.  — Я, — вздохнула Джоан, — никогда не была парнем шестнадцати лет. Но знаешь, ты, кажется, понимание уже проявлял. Может, иногда как раз надо поднажать. Ну, знаешь, — она пожала плечами, — подростки ведь уверены, что их никто и никогда не поймёт. Может, не всегда и надо. Но я вообще-то не о том. Медленно и без охоты Себ повернул к ней голову.  — А о чём?  — О том, какого чёрта творится с тобой, Себ. С того утра, как ты приполз домой избитым и до вот этого самого момента с тобой происходит какая-то непонятная мне муть. Себ встретился с Джоан взглядом и поёжился. Она выглядела очень решительно, чуть прищуренные глаза сверкали недобро.  — Джоан, — произнёс он медленно, но она покачала головой:  — Не надо выдумывать объяснения, мы не на допросе. Просто разберись с этим, пожалуйста. И если нужно будет обсудить или запить это — скажи. Себ поймал её руку и быстро поцеловал изящное запястье. Кивнул.  — Разберусь, обещаю. И Джоан… — она уже поднялась на ноги и собралась к дому, но остановилась.  — Что?  — Ты восхитительная женщина. Я говорил?  — Не помню, — она засмеялась и пошла прочь. Себ снял куртку, свернул её и подложил под голову. Прикрыл глаза. Голоса Эрика и Сьюзен долетали со стороны. Себ мог бы разобрать каждое слово, но ему не хотелось. Щурясь, он разглядывал облака и просветы голубого неба. Если не бегать от самого себя, то легко найти все нужные ответы. Он готов сдохнуть без работы. И особенно — без работы от Джима, всегда неожиданной и зачастую сложной. Он взял две недели, но этот отпуск не шёл ему на пользу, вот в чём дело. Он хотел бы, чтобы не было той истории с мистером Кевином. Тогда можно было бы наслаждаться отдыхом, поглядывая на телефон, ожидая звонка, который к чёртям весь этот отпуск разрушит.  — Дай я! — громче закричала Сьюзен.  — Ну, снизу ещё, вот так! — вторил ей Эрик совершенно довольным голосом. Себ закрыл глаза, и пока под веками мерцали круги и пятна, принял окончательное твёрдое решение: никакого Джима. В Лондоне он встретится с ним последний раз и скажет, что договору конец. Потом найдёт себе другую работу. А до этого поднимет свою задницу, извинится перед Джоан, снова начнёт внимательно слушать, что рассказывает Сьюзен, и попытается не разрушить всё самое важное из-за прихоти психопата. «Добро пожаловать обратно в нормальную жизнь, приятель», — сказал он себе. Стиснул зубы, встал и спросил у детей:  — Что, удивите меня приёмчиками? На ланч они вернулись перемазанные в земле, но зато смеющиеся без остановки. Дети были счастливы, и Себ знал, что скоро тоже сможет радоваться искренне и дышать полной грудью.