Гарри Поттер и Армия Тревора

      — Очень примечательное место, не так ли, Гарри? — обвел площадку Астрономический Башни Дамблдор; Гарри заметил, что старик по-прежнему смотрит куда угодно, только не в его глаза. — Честно говоря, именно здесь ты впервые по-настоящему удивил меня.       Гарри усмехнулся. Ну да, именно здесь, на первом курсе, он впервые переиграл Дамблдора в прямом противостоянии, избавив Невилла и Гермиону от отработки в Запретном Лесу… А Гермиону, в конечном счете, и от слепой веры в Директора.       — Итак, ты хочешь знать, почему я сломал твою, как ты говоришь, Операцию? — Дамблдор уселся на парапет, спиной к пустоте, и похлопал по камню рядом с собой. Ну да, так ему не придется изобретать поводов не смотреть в глаза Гарри. Юноша воспользовался приглашением и лег на спину, как и в тот раз глядя на звезды.       — Да, профессор! — В принципе, термин «Операция» он использовал в разговоре с МакГонагалл на втором курсе, так что вряд ли его кто-то сдал. МакКошка не в счет: такое ЧП она просто обязана была обсудить с Дамблдором лично и в подробностях.       — Очень просто. Во-первых, я не хочу, чтобы ты стал убийцей. Ты помнишь тот наш разговор в самом начале твоего второго курса, после того, как ты… защитил мисс Грейнджер от пикси?       — Я уже убийца, профессор, — усмехнулся Гарри. — Я стал убийцей в одиннадцать лет.       — Тут есть тонкая, но очень важная разница, Гарри. Даже не касаясь того факта, что профессор Квиррелл обрек себя на смерть, еще когда позволил Волдеморту завладеть своим телом и разумом, точнее, сначала разумом, а затем телом… Видишь ли, в английском языке для того, что ты сделал тогда, и для того, что ты собирался сделать сейчас, используются два разных слова. Лишить человека жизни в бою — «Kill». Хладнокровно уничтожить того, кто не несет тебе непосредственной угрозы «здесь и сейчас», чтобы достичь своей цели — «Murder».       — В данном случае я предпочел бы термин «Нейтрализация», сэр. Потому что цель тоже важна. Видите ли… Тогда же Вы говорили что-то вроде «Чем ближе существо к человеку, тем более веская причина требуется для того, чтобы убить его», правда?       — Да, Гарри. И что же ты считаешь достаточно веской причиной? То, что милейшая Долорес намеревается сместить меня с поста директора? Или то, что она, скажем так, поспособствовала возрождению Волдеморта, предоставив ему твою кровь?       — Ни то, ни другое, сэр! — Гарри поискал глазами Марс, но тот, видимо, уже скрылся за горизонтом. Он должен был быть не просто ярким, а чрезвычайно ярким. — Просто она любит пытать тех, кто не может ответить — это раз, и второе — она не поспособствовала возрождению, а организовала его. Она стала причиной не только возрождения Тома, но и безумия отца Тео Нотта. Он был Ныряльщиком и сошел с ума, когда выкапывал кость Томова отца и отпиливал ногу у Барти. И все это только ради того, чтобы мадам Амбридж имела возможность и дальше шантажировать отца Малфоя! Она даже не показалась перед Томом, чтобы получить от него… какие-то выгоды. Он для нее средство, понимаете? Самый жуткий Темный Лорд современности для нее просто средство! То есть ради своих целей она пойдет на любые, сколь угодно ужасные, поступки… и пойдет с удовольствием!       — То есть, ты снова пытаешься использовать… радикальные средства, — тут глаза Дамблдора блеснули, но, поскольку его взгляд был направлен мимо Гарри, этот блеск пропал втуне, — чтобы защитить учеников?       — Простите, профессор, но я считаю, что преподаватели способны позаботиться о себе сами! — разумеется профессор имел в виду не это, но… если хочешь точного ответа — нефиг так расплывчато выражаться.       — Не все, — вздохнул Дамблдор, — далеко не все. Однако, признавая весомость приведенной тобой… причины, я все-таки не могу одобрить выбор средства, к которому, как я полагаю, ты собирался прибегнуть.       Гарри быстро прикинул, стоит ли раскрыть Повелителю Памяти свой план с «Обливиэйтом» вместо убийства. Нет. Директор по-прежнему не внушал юноше доверия — хотя бы потому, что назвал Амбридж пособником возрождения Тома, но вовсе не удивился, когда Гарри упомянул Нотта-старшего и не потребовал подробностей. А значит, он все знал. И темнил. Нет. Недостоин.       — И почему, сэр?       — Потому что даже благородная цель оправдывает средства не всегда. Давай разберем мои резоны по пунктам. Первое и самое главное… Нас ждут тяжелые времена. И всем нам, а тебе в особенности, будет трудно… не ожесточиться. Том должен быть остановлен — и да, в этом случае это значит «предан смерти», причем окончательно… Но слишком просто во время этой надвигающейся войны превратить Магическую Британию в безлюдную пустыню.       — Войны всегда такие. В сороковом наши пилоты убивали наци, чтобы Гитлер не смог высадиться в Британии и установить здесь… что-то похожее на порядки Тома. Советы потеряли десятки миллионов, но, если бы они не убили миллионы немцев, русских просто не осталось бы, — пожал плечами Гарри. — Вряд ли и Британии, и России помогло бы увещевание немцев не быть плохими.       — Есть… тонкое различие между магглами и волшебниками, — возразил Дамблдор. — Основа любого волшебства — желание. И если привыкнуть желать смерти своим противникам… Скажи, Гарри, как ты считаешь — Том ненавидел магглорожденных?       — Если Вы спрашиваете об этом, профессор, значит, во-первых, это важно, а во-вторых, «всем известный» ответ вряд ли верен, — горько усмехнулся Гарри; Дамблдор кивнул. — Магглов-то он точно ненавидит, а вот волшебников, родившихся у магглов… Мне кажется, что волшебников, всех, независимо от крови, он ненавидит примерно одинаково, и совсем ненамного меньше, чем магглов. Ну, кроме самого себя, ясное дело.       — В точку, Гарри! — воскликнул Директор, выглядел он крайне довольным. — Еще к своему выпуску из школы Том понял, что для него имеет значение лишь сила и власть. И… не знаю, рассказывал ли тебе Хагрид, но в свое время Том предлагал твоим родителям присоединиться к нему. Обоим родителям.       — То есть… его не остановило даже то, что моя мама была магглорожденной? И он предложил ей присоединиться к нему, не обращая внимание на это обстоятельство?       — Именно. Таланты Лили были для него намного важнее, чем то, кем были ее родители. Тогда почему же его Пожиратели Смерти и вправду нацелены на уничтожение Новой или же Проснувшейся Крови, Гарри?       — Потому что магглорожденные для них — угроза, — пожал плечами Гарри. — Волшебный мир гниет. Волшебников становится меньше — судя по тому, сколько в Хогвартсе пустых аудиторий, и в то же время их волшебство слабеет — до сих пор самой мощной магией считается старая… Вряд ли кто-то сможет сейчас создать второй Хогвартс, сэр.       — По крайней мере в Британии, — согласился Дамблдор. — Частично это следствие объективных причин, например того, что древние заклинания, идущие на пользу волшебникам, подпитываются от их желаний и становятся сильнее, и, кстати, именно поэтому Непростительные столь опасны, ведь если они станут еще мощнее… А частично… Частично ты прав. Именно этим был озабочен Геллерт.       — Гриндевальд? — уточнил Гарри.       — Да. Увы, я был свидетелем становления не одного, а двух Темных Лордов. И Геллерт, которого я знал и понимал даже лучше, чем знаю и понимаю Тома, тоже стал средством для… определенного круга лиц, причем это были магглы. Те самые магглы, которыми… он… мечтал править, править, в том числе, и для того, чтобы остановить эту… деградацию.       — И Том тоже стал средством? Ну… Да. Я помню разговор с Лордом Малфоем, сэр. Он тоже хотел использовать Тома-Из-Дневника в своих целях.       — Увы, если бы все было так просто… — вздохнул Дамблдор. — Если бы круг тех, кого беспокоят перемены и не беспокоит медленное, почти незаметное умирание нашего мира, ограничился Люциусом… Люди всегда боятся перемен, даже если они не только назрели, но и перезрели. Ты знаешь, что Визенгамот в свое время проголосовал за ужесточение Закона об Использовании Маггловских Изобретений абсолютным большинством?       — Нет, сэр. Не знал. Но как это относится к… сумасшедшей садистке?       — Предположим, ты убьешь Долорес. Убьешь Люциуса. Убьешь Амоса Диггори — он сейчас стал главной движущей силой тех, кто выступают за ограничение контактов с маггловским миром и, соответственно, прав магглорожденных, вместо Лорда Малфоя — в силу данной Люциусом клятвы, воспретившей ему это. Но желания большинства никуда не денутся. Скольких еще тебе придется убить или, как ты говоришь… «нейтрализовать», учитывая то самое абсолютное большинство?       Гарри промолчал. В словах Дамблдора был резон, включая ту ускользнувшую от самого Дамблдора деталь, что выбранный Гарри способ нейтрализации не слишком отличался от убийства, но…       — «Убить всех плохих людей, и тогда останутся только хорошие» — старая идея, но она ни разу не приводила к желаемым результатам, — продолжил старик. — И она всегда заканчивалась очень большой кровью.       — Я не собираюсь… — Гарри хотел сказать «убивать ее», но вместо этого продолжил фразу по-другому: — …заниматься массовым террором, сэр. Я общался с самим Томом, с Люциусом Малфоем, с Фаджем… Так вот — Амбридж хуже любого из них. И она точно хуже Тома.       — Мой главный страх — это то, что «хуже Тома» станешь ты, Гарри. И не только в глазах общества — общество легко меняет своих кумиров и своих злодеев. Я боюсь, что ты ожесточишься сам, в своей душе. Я уже сказал, что видел восхождение двух Темных Лордов, и не хочу увидеть восхождение третьего.       — Вы считаете, что наблюдение за… деятельностью профессора Амбридж не сможет ожесточить меня и превратить в того самого Темного Лорда? — поднял бровь Гарри, причем в совершенно снейповской манере.       Дамблдор задумался.       — Ты знаешь, что я… не слишком люблю магглов? — наконец, после длинной паузы, спросил он и добавил: — И было время, когда я их ненавидел. О, разумеется, я не выражал своей ненависти ни словом, ни, тем более, деянием, так что все вокруг были уверены в моем магглолюбстве… Но на самом деле…       — Ну да, неудивительно, сэр. Должны же Вы были найти что-то общее с Гриндевальдом, — пожал плечами Гарри.       — Ну конечно, Батильда, — пробормотал Дамблдор. — Не скажу, что я в восторге от этого, но… То, что я сейчас расскажу тебе, не знает даже она. Директор Бэгшот рассказывала тебе про мою сестру Ариану?       — Да, сэр. Она…       — …А вот чего Батильда не могла тебе рассказать — так это того, что случилась ДО того, как наша семья… за исключением отца… переехала в Годрикову Лощину. В один не такой уж и прекрасный день, — в голосе Дабмлдора чувствовалась боль, — трое маггловских мальчишек… застали Ари за… тем, что показалась им странным… и опасным.       — Случайная магия?       — Да. Они… зажали ее в углу сада, и… они довольно долго над ней издевались. Я и сам не знаю подробностей, отец не рассказал нам деталей, а Ари и не могла этого сделать. Отец умер в Азкабане, осужденный за то, что он сделал с этими мальчиками — опять же без деталей, Гарри… А моя сестра стала… Она замкнулась к себе и замкнула в себе свою магию. Но долго сдерживать свое естество невозможно. В результате Ари сначала убила маму, совершенно того не желая, а затем… Затем она погибла сама.       Гарри подумал, что что-то подобное (благодаря дяде, тете и самому Дамблдору) могло случиться и с ним, но… Но он просто не мог сказать об этом сидящему рядом старику.       — Как видишь, магглы и их предрассудки лишили меня сначала отца, затем матери, а после и сестры… И вызванная этими причинами ненависть к ним — о да, Гарри, это была настоящая ненависть! — привела меня сначала к дружбе с Геллертом, а потом… Потом я смог от нее отказаться, а он нет.       — Вы предлагаете мне полюбить мадам Амбридж, сэр?       — Не передергивай, Гарри. Это слишком грубый прием для твоего интеллекта.       — Простите, сэр. Но ведь вполне вероятно, что наблюдение за… дальнейшей деятельностью профессора Амбридж заставит меня возненавидеть магический мир?       — Старый магический мир, Гарри. Старый и умирающий. В отличие от нового, который строишь ты вместе со своими друзьями… включая Добби. Впрочем, этот старый мир ты уже ненавидишь, и, боюсь, я тоже отношусь в твоем сознании именно к нему, к этому гниющему и умирающему, с твоей точки зрения, миру. Разумеется, в этом есть и моя ошибка, но что случилось, то случилось.       — Возможно, сэр, — пожал плечами Гарри; если Дамблдор хотел вызвать у него чувство вины, то он ошибся снова.       — Остается лишь надеяться, что новый мир, мир, который станет твоим детищем, детищем «миссус Гренжи Поттер» и остальных твоих друзей, удостоится не твоей ненависти, а твоей любви, Гарри, — вздохнул Дамблдор. — Именно поэтому мне бы не хотелось, чтобы его строительство базировалось бы на убийствах.       Ну что ж, если бы Гарри не испытывал такого недоверия к старику, это была бы неплохая попытка.       — Впрочем, мне, видимо, стоит изложить и третью причину, почему столь радикальное решение я считаю неверным, — печально усмехнулся Дамблдор. — Ты не заметил ничего необычного в период подготовки к этому учебному году?       — Список учебников пришел слишком поздно. Это как-то связано с… включением в него учебника Слинкхарда?       — Прямо и непосредственно, Гарри, прямо и непосредственно. Ты, конечно, заметил странность, связанную с преподавателями ЗОТИ?       — Да, сэр. Третий курс… он как-то выбивается из правила. Понимаете, четыре года из пяти нас обязательно учит кто-то имеющий отношение к возрождению Тома. Кроме профессора Люпина. Профессор Квиррелл, профессор Локхарт, заместитель профессора Крауч, профессор Амбридж… Может быть, дело в том, что, когда Вы нанимали профессора Люпина, Вы еще не знали, что Сириус невиновен?       — Это было… жестоко, Гарри. Жестоко, но справедливо. Однако я попробую оправдаться — в данном вопросе это будет… уместно. К тому моменту, как Квиринус получил эту должность, он еще не был одержим, а когда я обнаружил, что Том овладел им… Когда я обнаружил это, я решил использовать стремление Тома возродиться для того, чтобы показать тебе это Зло, и, что уж греха таить, проверить тебя. Проверка, к слову, превзошла все мои ожидания, я не удивлюсь, если даже Камень…       — Камень уничтожен, сэр, — прервал его Гарри. — Совершенно точно уничтожен.       — Это меня радует… — судя по равнодушному тону и полной неподвижности, судьба Философского Камня Дамблдора действительно не интересовала. — Гилдерой… Я работал с ним раньше. И я не мог предположить, что за тот год, что мы не виделись, он смог настолько измениться. Я хотел показать тебе — и остальным тоже — разницу между героями истинными и героями притворными, привить отвращение к почестям и славе.       — В этом не было необходимости, сэр. Дядя и тетя отучили меня высовываться еще в Литтл-Уингинге, — о том, что ту же самую полезную привычку Гарри целенаправленно, хотя и несколько другими средствами, прививали старички и старушки, юноша, разумеется, умолчал.       — Увы, Гилдерой, потакая своим не слишком достойным чувствам и тем самым вызвав… неудовольствие некоторых учеников и даже преподавателей… испытал серьезные унижения, которые, вероятно, и привели его в конечном счете на То Самое Кладбище.       Еще одна заряженная на чувство вины стрела бессильно скользнула по броне Гарри.       — Ремус… Ремус, помимо того, что он был одним из лучших учеников на своем курсе, а потом показал себя неплохим преподавателям, должен был послужить мостиком между тобой и твоими родителями. Аластор…       — У меня нет вопросов к профессору Грюму, сэр. У меня есть вопросы к его заместителю.       — Точнее, ко мне. Ты хочешь спросить, как это я, давно знакомый с Аластором, да и Барти-старшим тоже, не смог опознать самозванца? Я смог, причем уже при первой нашей встрече в обоих его обликах. Но… Он, Барти, мог бы позволить мне осуществить один план, который, при удаче, значительно повысил бы твои шансы пережить эту войну, Гарри. И не обижайся, но информация об этом плане… довольно секретна.       — То есть, он все еще в действии, этот план, — кивнул Гарри. — Понимаю, профессор.       — Ты же тоже не стал посвящать меня в детали своей Операции, не так ли? — усмехнулся Дамблдор. — Так вот. К сожалению, и до этой печальной череды с твоими профессорами найти преподавателя ЗОТИ было непросто, а уж после, да при противодействии Министерства… Признаться, я пытался заполучить мисс Тонкс…       — Это была бы отличная идея, сэр! — согласился Гарри. — Надо было только сделать так, чтобы на Рождественских каникулах профессор Люпин… В общем, чтобы он сделал ее преподавание в следующем году невозможным по естественным, хотя и радостным, причинам.       — Я рад, что ты еще можешь шутить, Гарри. К сожалению, как только Министерство узнало об этом моем интересе, мистер Тикнесс немедленно вернул Тонкс на службу. И… это было не случайностью, а частью плана Корнелиуса: в самом конце августа был издан Декрет об Образовании номер двадцать один, в котором предписывалось Министерству назначать в Хогвартс преподавателя, если сама школа не в состоянии сделать этого. Я уже не успевал найти замену, и таким образом мы получили мадам Амбридж. Причем, судя по запланированным тобой… мерам, ты в курсе ее главных задач на этой должности.       — Да, сэр, но тогда я тем более не понимаю…       — Ты наверняка уже успел неплохо изучить историю милейшей Долорес. И думаешь, Корнелиус не рассматривал вариант, когда мадам Амбридж все-таки решит повесить на русалок бирки или поставить клеймо хотя бы на одного из кентавров?       — Я до этого не додумался бы, сэр! — «Ну ведь может же, когда хочет!» — подумал Гарри; такой вариант действительно стоило бы просчитать.       — Но Долорес вполне могла. И заметь — даже если бы ее… печальное состояние в результате подобного развития событий было бы полностью ее инициативой и ее же виной — это ничего не изменило бы. Смерть или тяжелое ранение преподавателя — не было ли этого достаточно для Корнелиуса, чтобы продавить Попечительский Совет и наводнить школу аврорами и сотрудниками ДМП? Даже при том, что Чародею Гольдштейну удалось убедить Тиберия и Гризельду не подавать в отставку со своих постов, когда они узнали о Декрете?       — О Декрете, сэр?       — Декрет об Образовании номер двадцать четыре. Декретом номер двадцать два Долорес была назначена преподавателем ЗОТИ в обход Директора и Попечительского Совета, Декретом номер двадцать три от первого сентября было приостановлено признание зарубежных сертификатов СОВ, а Декретом номер двадцать четыре, который будет обнародован завтра утром, на мадам Амбридж, кроме ее обязанностей в качестве профессора ЗОТИ, налагаются обязанности Генерального Инквизитора Хогвартса. Подкрепленные, разумеется, соответствующими правами.       — Инквизитора?! Но, сэр…       — Изначально Инквизитор — всего лишь должностное лицо, ведущее расследование, — пояснил Дамблдор. — Нынешнее значение этого термина, пользующегося дурной славой — результат… хорошо известных тебе, судя по твоей оценке по Истории Магии, процессов. И в данном случае, увы, результат расследования однозначно заказан и будет предопределен.       — Тогда я не вижу, в чем выигрыш…       — В том, что у одной Долорес получение заказанного результата займет намного больше времени, чем у совместной бригады ДМП и Аврората. Пожалуй, в этом случае мне не составит больших проблем продержаться если и не до того времени, когда Волдеморт все-таки явит миру доказательства своего воскрешения, то хотя бы до Рождественских каникул. А то и до Пасхальных.       Гарри задумался. Пожалуй, он действительно опоздал. Еще три дня назад его Операция смешала бы Фаджу все карты. Нынешней ночью… Пятьдесят на пятьдесят… Хотя учитывая, что «Пророк» с указом выйдет раньше, чем трактирщик обнаружил бы в снятом номере обезумевшую мадам Амбридж… Нет, даже сегодня уже было бы поздно.       — И что бы Вы посоветовали, сэр?       — Прежде всего, уж извини, Гарри, я потребовал бы с тебя… Нет, не Обета, и даже не клятвы, а обещания. Обещания не предпринимать ничего, что одновременно разрушило бы твою душу — о, я прекрасно знаю, что юность с ее максимализмом не слишком заботится о таких вещах! — и что вынудило бы Министерство обрушиться на Хогвартс всей своей мощью.       Гарри дал бы такое обещание мгновенно — за свою душу он больше опасался бы, если бы ничего не предпринял или хотя бы не попытался бы, а что до Министерства… Ну, в момент назначения Амбридж устраивать ей внезапный и фатальный приступ тоски по Локхарту действительно было бы неразумно… В конце концов, Дерьмовый Лорд, управляющий Хогвартсом, был бы ничем не лучше Темного. А вот позже, когда и новизна ситуации закончится, и Амбридж задолбает Фаджа своими тупыми выходками… Кстати, этому стоило бы и поспособствовать.       — Хорошо, сэр. Я обещаю.       — Вот и отлично. Я рад, что хотя бы такой… приземленный аргумент сработал. А значит, я могу смело… скажем так, перенаправить ресурсы Замка с защиты Долорес на защиту учеников от нее же. А что в такой ситуации делать… Ты не подумал, почему и лично я, и все Главы Домов, включая Северуса, поддержали тебя, Фреда и Джорджа в вашей великолепной авантюре?       — Потому что вряд ли мадам Амбридж ринется демонстрировать свою… эм-м… свои ягодицы Министру и Попечительскому Совету, сэр?       — Именно. И еще менее вероятно, что она покажет их Руфусу Скримжеру. Учитывая их отношения… Боюсь, что некоторые ее поступки, в том числе и совершенные с помощью… или по мягкой и ненавязчивой подсказке со стороны учеников и преподавателей, могли бы… сыграть против нее, а не против независимости Хогвартса. Знаешь, чего больше всего боится Зло, Гарри?       — Показаться смешным, сэр? Трудно бояться того, над чем хохочешь — это нам еще профессор Люпин на третьем курсе объяснил.       — Именно. Я могу представить себе ситуацию, когда даже Корнелиус не захочет, чтобы… аура мадам Амбридж распространялась и на него.       — Тогда я не могу понять одного, сэр.       — Спрашивай, Гарри.       — Как так получилось, что Вы, сэр, Директор Хогвартса, а до того профессор, учивший всех этих… И еще Верховный Чародей, Победитель Гриндевальда… Как Вы допустили такое?       — Наверное, дело в том, что я не политик, Гарри. Да, после той дуэли я занял несколько политически-важных постов, но… Я оказался плохим политиком и плохим командиром, мы с Аластором обсудили это, и мы оба надеемся, что ты будешь лучшим лидером, когда придет твое время. Ты или мистер Лонгботтом.       — Я понял, почему Вы назначили префектом именно Невилла, сэр. И я назвал это решение адекватным. Эм-м-м… Честно говоря, я сказал, что оно «удивительно адекватно», профессор.       — И ты был прав, Гарри. Многие ищут в моих решениях признаки Хитрого Плана, некоей неземной мудрости… А на самом-то деле я всего лишь исследователь, волею судеб ставший профессором — и, к слову, допустивший даже на этом поприще массу ошибок… Я уже называл тебе несколько и очень надеюсь, что не совершу еще одной сравнимого масштаба. А потом, после той дуэли с Геллертом… В какой-то момент я оказался единственным, кто осознал новую угрозу, угрозу Волдеморта, и больше просто некому было противостоять этой опасности, пока не стало бы слишком поздно.       — Хорошо, сэр. Но мне тоже хотелось бы…       — Что за клятву ты хочешь с меня взять, Гарри?       — Не клятву, сэр. А… тоже обещание. Не мешайте мне. И, пожалуйста, не лезьте в мои отношения с «миссус Гренжи Поттер», раз уж Добби сдал нас с потрохами. Ну и с другими девчонками… тоже.       — Что ж, это разумные требования, Гарри, особенно последнее. Я обещаю тебе это, с уже озвученными ранее исключениями. Честно говоря, я считал, что тесная связь с какой-нибудь волшебной семьей поможет тебе почувствовать магический мир, которого ты столь долго был лишен, и одновременно стать в нем своим, что тоже облегчило бы тебе жизнь… Но, раз ты уже выбрал и, похоже, выбрал серьезно, как и положено Поттерам… Если ты не заметил, в прошлом году я… оставил свои попытки.       — Спасибо, сэр! — Гарри еще испытывал сомнения насчет выставленных Дамблдором Гермионе баллов за первые два Испытания, но… В конце концов, эти баллы как минимум выглядели справедливыми, так что может быть, его здоровая паранойя просто несколько переборщила. — И еще вопрос, сэр. Уже не философский, а такой… практический. Что может интересовать Тома в Отделе Тайн в Министерстве? Мне постоянно снится ведущий туда коридор, и я уверен, что это именно он, в смысле, Том, насылает на меня эти сны.       — Надеюсь, ты не записываешь эти сны в дневник для профессора Трелони? — усмехнулся Дамблдор. — Я так и думал. Каковы твои собственные идеи по этому поводу, Гарри?       — Я думаю, Тому нужен хроноворот, — ответил юноша. — Я знаю, что хроноворотами заведуют именно Невыразимцы, так что…       Про собственный опыт за пределами третьего курса, про мистера Кроакера, про судьбу оставшихся хроноворотов и, наконец, про альбом со схемами защиты Азкабана он все-таки решил умолчать. Если Дамблдор сейчас радостно подтвердит его догадку, то веры ему не будет, — решил он.       — Хроноворот… Пожалуй, хроноворот мог бы действительно стать серьезным искушением для Тома, — вздохнул, наконец, Директор. — Однако я не думаю, что дело в нем.       Он испытующе посмотрел на неподвижно сидящего юношу и, видимо, решился.       — Ты помнишь наш разговор в конце твоего второго третьего курса, Гарри?       — Разумеется, сэр!       — Я упоминал — и ты независимо от моей информации пришел к тому же выводу — что о тебе и Томе есть Пророчество. Пророчество, которое…       — Стоп, сэр! — поднял руку Гарри. — Я пока не уверен, что мне стоит знать его полностью. Впрочем, если Вы считаете…       — Думаю, разумно, что пока — пока! — тебе не стоит его знать, — согласился Дамблдор, — и то, что ты считаешь точно так же, как и я, меня изрядно успокаивает. Практически в той же степени, как и то, что ты вернул мне ту палочку, или то, что ты не против считать Добби своим другом.       Гарри не стал поправлять Дамблдора в том смысле, что это Добби считает… Тем более, что и высказанная Дамблдором мысль принципиального отторжения не вызывала: маленький ушастый псих нравился Гарри значительно больше, чем, не в ночИ будет сказано, Кричер. Хотя и, памятуя учиненные на втором курсе пакости, несколько меньше, чем Винки.       — Но вот что тебе знать не просто полезно, а очень и очень нужно, Гарри. Записи всех когда-либо произнесенных Пророчеств хранятся в Министерстве и, да, именно в Отделе Тайн. Но на сферы, в которые они заключены, наложена защита против праздного — или же непраздного — любопытства. Только те, о ком идет речь в конкретном Пророчестве, могут взять его с полки, где оно хранится. Нарушитель же наказывается безумием по законам Времени, ибо Пророчество есть именно нарушение его, Времени, ткани.       — Значит, Пророчества хранятся где-то рядом с хроноворотами, — пробурчал гриффиндорец.       — Совершенно верно. Один из входов в Зал Пророчеств находится именно в Лаборатории Времени.       Гарри кивнул. Это было логично.       — И второе, профессор… Если взять то самое Пророчество можем лишь я или Том… То сначала Том, который не слишком хочет раскрывать свое воскрешение, попытается убедить меня забрать оттуда эту… сферу, а потом, наверное, отобрать ее у меня… А вот если у него не получится, тогда он будет вынужден заявиться в Министерство сам, собственной персоной. А это ему совершенно не нужно.       — Именно поэтому я надеюсь, что ты не попадешься в эту ловушку, Гарри.       — Я… постараюсь, сэр, — кивнул юноша. — Спасибо за предупреждение.       Если Том действительно пытается выманить его в Министерство для того, чтобы взять Пророчество… Хм. Тогда, теоретически, ему достаточно не поддаваться на его провокации, и Томми будет вынужден сам явиться туда. Разумеется, он попытается выбрать такое время и такой способ, которые позволят ему остаться незамеченным, но… Сможет ли Орден, или даже сам Дамблдор, если уж и не победить, то хотя бы задержать Темного Лорда на достаточно долгий срок, чтобы его увидели своими глазами сотрудники Министерства? Гарри не был уверен в этом.       — Ну, — преувеличенно-бодро воскликнул профессор, — раз уж жизненный опыт и дряхлость достигли соглашения с молодой горячностью и задором, может быть, нам стоит отправиться спать? Я не жду легкого или приятного утра, так что неплохо было бы восстановить силы. Тем более, что мадам Амбридж завершает уже восьмой круг по первому этажу, мистер Филч отправился пить свой великолепный ночной чай с не менее великолепным… чаем, а патрулирование префектов плавно перетекло в их же Ванную?       — Да, сэр. Спокойной ночи.       — Приятных снов, Гарри!

***

      — Я все слышала, — сказала Гермиона, когда они уже поднимались по лестнице к портрету Полной Дамы, — я под Чарами Неприметности была. Что может быть естественнее префекта, патрулирующего ночные коридоры, ну и немного Астрономическую Башню? — усмехнулась она. — Я, конечно, рада, что профессор Дамблдор прекратил заниматься твоими… матримониальными планами, но я все равно… не до конца ему доверяю, вот.       — Ну, тут хотя бы начало есть, — взъерошил невидимую под мантией шевелюру Гарри. — Хотя, я уверен, гадостей от него мы еще дождемся. Но заметь: общий враг — явный, мерзкий и такой, против которого ничего не можешь сделать сам, а Дамблдор действительно в этом признался — иногда просто чудеса творит.       — Страшненькие такие чудеса, — немного жалобно прошептала мисс Грейнджер. — Но я все равно благодарна ему, что тебе не пришлось…       — Сейчас-то я ему тоже благодарен, — нахмурился Гарри. — Меня порядком так поколачивало. А вот потом… Впрочем, потом и посмотрим.