Ожидание смерти подобно

— Господи… — на одном дыхании. Грейнджер перебирала шаги, обгоняя учеников. Ей срочно нужно уединиться, потому что невыносимо. Невыносимо вот так, перед всеми, показывать свою слабость. Гермиона забежала в туалет и сразу подошла к раковине. Посмотрела в глянцевую поверхность крана на своё мутное отражение. Поведи взглядом чуть выше — и упрёшься в зеркало. Она догадывалась, что там увидит. И оказалась права. Девушка смотрела на свои горящие пурпурные щёки. Та Грейнджер, за стеклом, улыбалась в неизвестной улыбке. Та Грейнджер, за стеклом — со счастливыми глазами. Та Грейнджер, за стеклом, трогала скулу, где только что касались его пальцы. Боже, твою мать… «Что это было?» Где ясность ума, что всегда была присуща ей? Где хвалёная выдержка? Почему львиная кровь так беспощадно твердила ей: да… «Да, пусть делает то, что задумал…» Именно это она сказала себе, когда увидела, как Драко преодолел расстояние между ними и потянулся рукой. Годрик. Она так запуталась. Ещё недавно, когда узнала правду, которая ошпарила как кипяток, её повергло в шок. Но сейчас… Какого чёрта сейчас так бешено билось сердце? Так беспощадно желало повторить? Она словно тушила в себе пожар ёбанным бензином. «Это неправильно». И это «неправильно» имело две стороны. Первое: он молодой мужчина, и Грейнджер имела право интересоваться, смотреть, господибоже, чувствовать что-то, но вот второе… второе было самым важным. Он был преподавателем. Табу. И это самый последний гвоздь в крышку гроба её «правил». Как так получилось? Откуда взялся этот интерес, который изначально был вполне себе приемлемым, невинным: восхищение им как профессором. Восхищение недостижимым талантом, что у него имелся. Но сейчас… Грейнджер повела плечом, словно отмахнулась от навязчивых видений в голове. Там, в них, его глаза, устремлённые прямо в душу. Клешнями зажимающее нутро — не двигайся. Умрёшь. И ей хочется повиноваться этому. Хочется больше никогда не упускать из вида расплавленный свинец в его глазах. Хочется быть в досягаемости. В его досягаемости. Хочется. Хочется. Чёрт возьми, хочется… — Мерлин! — первая красная карточка, брошенная самой себе, разрезала плети мыслей. — Он профессор, Гермиона, — успокаивала она себя, приводя дыхание в норму. — Он вамп… Она не закончила, потому что не могла. В голове не складывалось — как и почему, по правде, это бессмертное существо так похоже на обычного человека? Она подавила смешок: да он же старик! Вполне себе старик с, чёрт возьми, гладкой бледной кожей и острыми скулами, которыми можно было убивать. Драко так и поступал с ней. Гермиона оправдывала себя этим, скидывала всю ответственность на него. Ну и что, что узнала его тайну. Ну и что, что только она и директор знали об этом. Ну и что, что Малфой так близко подпустил её к себе. Правда ведь? Господи. Какой же тупик… Как там говорил Дамблдор? «Мистер Малфой не представляет опасности, он связан непреложным обетом. Вам не о чем переживать, я ручаюсь за него». И ещё: «Думаю, раз вы сами узнали его секрет, то он вам всё и расскажет». Драко так и поступил. Правда, обходя острые углы ненужных вопросов, которые наиболее сильно чесались в её голове. Но, тем не менее, он утолил интерес. Кто же знал, что бессмертные совершенно отличались от тех кровожадных монстров, не знающих пощады и с бесконечной жаждой в глотке, о которых писали в учебниках? Смешно! Малфой пил кровь, но совершенно гуманным образом. Даже бизнес на этом сделал. Невообразимо. Она хохотнула от этих мыслей. Гермиона ощутила груз вины, вспоминая, как ругала девчонок, которые засматривались на молодого профессора, и не понимала их мотивов. Сейчас же Грейнджер сама не сводила с него глаз. Это как опухоль. Разрасталось в ней метастазами. Исход — полное повиновение. Или быстрая смерть. Чувства, которые всплывали рядом с Драко, терзали её. Они слишком быстро приобрели весомое значение. И откуда появились? Будто бы так и должно было быть. Как там, в маминых дешёвых романах? Были же истории про студентку и преподавателя? Как же глупо и глубоко Грейнджер проваливалась в это. А ведь раньше смеялась над нелепостью сюжетов маминых книг. Что значил этот жест? Прикосновение. Не могло же ей показаться? Так не касаются студенток преподаватели. Так касаются мужчины женщин. Гермиона застонала. Подоконник оказался единственным, кто мог поддержать её, помочь справиться с дрожью в ногах. За дверью давно прозвенел звонок. Кажется, это впервые, когда она захотела пропустить трансфигурацию. Что же он с ней делал… Девушка уставилась в окно. Утро распадалось на дождевые капли, ветер и частички последнего дня октября. В её душе так же мокро, холодно и некомфортно. Как бы она ни любила эту морось, сейчас дождь в душе был неизвестно пугающим. Перед обедом Гермиона поймала Макгонагалл и извинилась за отсутствие, солгав про головную боль. Декан даже не отчитала её, посоветовав больше отдыхать. Девушка покраснела. Хотела выкрикнуть: неужели вы не видите, что я лгу! Голова и вправду болела. От всего шума вокруг. Привидения замка будто взбесились, получив разрешение на все приготовленные им по случаю шутки. Пугали учащихся, выпрыгивая из стен, рассказывали страшные истории, от которых даже у бывалых кровь стыла в венах. А уж что приготовил Пивз, было страшно подумать. Пэнси поймала Гермиону после последнего урока, напомнив ей, что они встречаются в башне старост перед ужином. И шепнула — если Грейнджер даст заднюю, она её точно заавадит. Эта идея показалась Гермионе отличным выходом из её ситуации. В это время все младшекурсники принялись играть в «гадость или сладость». Гермионе было приятно, что Блейз уделил магловской традиции собирать конфеты у взрослых внимание. Так как взрослыми здесь были только преподаватели, то и конфеты тащили у них. Дамблдор награждал всех детей щедрой горстью лимонных карамелек, когда же Хагрид, в свою очередь, отдавал по штучке кусающейся конфеты в одни руки. Макгонагалл со счастливым лицом блуждала по коридорам — будто бы невзначай — но когда к ней подбегали дети, в её руках появлялась зачарованная вазочка с маленькими шоколадками. Снегг же просто выставил котел у класса и запер дверь. На душе ощущался этот праздник, пугающий и одновременно тёплый. По-своему. Дружная атмосфера в замке стала ещё ощутимее. Уже переступив порог башни девушка услышала обрывочное: — Салазар, Тео! Затягивай сильнее! Гермиона ощетинилась и быстро направилась к себе в комнату. Пэнси знала пароль, пусть сама заходит, а Грейнджер не желала больше слышать речей будущих новобрачных. Странно, но боль отступила моментально. Теперь Тео казался ей простой ошибкой, которую она когда-то допустила. Нежелательным соседством. Не более. Забавно, как ей казалось, что первая влюблённость была настоящей. Что ж, здесь не было её вины. Слизеринец оказался тем ещё мерзавцем, об этом не стоило жалеть. Так она и поступила. С костюмом она определилась сразу же, как Малфой с ней объяснился. Эта игра на недозволенном поле заводила её. Хотелось больше. Ещё глубже зайти в тёмный лес, наплевав на все «нельзя». «Можно! Ещё как можно…» Дверь её комнаты распахнулась со словами: — Да, да, Астория, я вижу, какая у тебя талия! И тут же захлопнулась. Паркинсон по-хозяйски наложила оглушающее заклятие. — Как ты ещё не рехнулась здесь? — в руках она держала два свертка. Бросив их на кровать Гермионы и упав рядом, она осмотрела комнату. — Я думала, здесь будет больше книг. Упрек расслоил воздух, и гриффиндорка засмеялась. — Я просто их прячу, — и, бросив взгляд на свёртки, добавила: — Который из них мой? Пэнси ткнула пальцем на второй пакет и разорвала крафтовую бумагу другого. Первое, что бросилось в глаза — невероятно красивый и яркий костюм. Цвета узнаваемы, если знать, кому они принадлежат. — Моя швея чуть в обморок не упала, когда я прислала ей комиксы, — хохотнула девушка. В её руках блестел медный ободок, точь-в-точь как на картинке. — Но с задачей она справилась отлично. Паркинсон, не стесняясь, расстегнула пуговицы блузки и скинула её. И именно в этот момент взгляд Гермионы споткнулся о багровый синяк на запястье. Сложно было не увидеть на бледной коже такое пятно. Грейнджер даже не заметила, как метнулась к ней и с силой потянула её за предплечье. — Кто это сделал? — она будто самовоспламенилась. Циркуляция воздуха в груди остановилась от бесшумного мотора в сердце, который начал разгон. Гермиона ненавидела насилие. Знала, к сожалению, как это выглядело. В Лондоне их соседка часто появлялась на улице с разбитой губой или гематомой под глазом, каждый раз прикрываясь глупыми отмашками. «Упала» или «споткнулась» — но когда Грейнджер увидела на запястье синяк в виде чьих-то пальцев, всё встало на свои места. И вот теперь, когда сердце упало в пятки от вида такого же увечья на Пэнси, её, словно молнией, прошибло дежавю. Паркинсон с силой выдрала из захвата свою руку, потерев кисть. — Лямкой отдавила, когда грохнулась, — получилось неубедительно. — Пока к Хагриду доберешься, костей не сосчитаешь. Трава скользкая! — Пэнси, ты можешь мне сказа…. — Я тебе и говорю. Хватит на этом! Лучше помоги затянуть потуже этот корсет. Гермиона нахмурилась. Хотелось закричать от досады и горечи, от этой отмашки, которую она только что проглотила. Потому что это была ложь. Но на Пэнси давить не хотелось. Хотелось обнять того, кто это сделал — желательно, удавкой. Желательно так же больно, как поступили с Паркинсон. Шнурки на спине корсета магией завернулись в аккуратный узел. Слизеринка надела юбку и обернулась к зеркалу. Гермиона так же смотрела в него, теперь уже завороженно. — Это незаконно в Хогвартсе, — сухо подметила гриффиндорка. — Иметь такую грудь или ноги? — по её растянутой улыбке прошлась ликующая полоска света. Пэнси натянула перчатки, скрыв багровую отметину чьих-то пальцев. — Ну, и кем ты сегодня будешь, раз попросила у меня мантию и готичное платье? Грейнджер потушила мысли в пепельнице головы. Аккуратно вытащила из свёртка бархатную мантию чёрного цвета с капюшоном, провела пальцами по брошке. Дорогая работа. Камень явно не искусственный. Примерила её к себе и устало улыбнулась, выдавив: — Я аккуратно, верну в целости и сохранности. Пэнси хмыкнула, так по-свойски проигнорировав её слова. Потянувшись к своей сумке, она рукой нырнула вглубь и выудила из пасти дна маленькую бутылочку с чем-то напоминающим кофе. — Оставь всё себе. Это подарок. Ты же знаешь, что я не ношу вещи по два раза. У Гермионы вопросительно вытянулось лицо, и как только она собралась отказать, слизеринка вставила: — Салазар! Грейнджер, не смеши. Оставь себе. На маленькой тумбочке появились два бокала из толстого стекла. Умелой рукой Пэнси разлила содержимое бутылочки и протянула один из бокалов Гермионе. — Для храбрости. Грейнджер принюхалась. Сладко-сливочный запах приятно защекотал нос. — Это ликёр. Украла из коллекции отца, как раз для такого случая. Они чокнулись и залпом опустошили бокалы. Алкоголь, вливаясь внутрь, мгновенно согрел горло. «Молодец, Гермиона. Отличный пример старосты школы!» Сначала профессор, теперь градус по венам у себя же в спальне. Но ей было плевать. Плевать на всё. В голове моментально помутнело. Жар в венах распалял смелость. Это будоражило. Пэнси улеглась на кровать и раскрыла комикс, давая Гермионе время переодеться. Угольное платье — словно ночь, такое непроницаемо чёрное, что даже складок не видно. Оно мягко обволакивало тело и, зачарованное магией, идеально село по фигуре. То, что нужно. То, чего хотелось… — Мне понравилось, — почти шёпотом. Гермиона повернулась, вопросительно оглядывая Паркинсон. Но та не смотрела в ответ, а перелистывала страницы одну за другой. — Она такая сильная… Сама выбирает свой жизненный путь, а если появляются препятствия, то уничтожает их… — Никогда бы не подумала, что Пэнси Паркинсон и магловский комикс будут в одном предложении, — беззлобно проговорила Грейнджер. — Сама в шоке. Но я говорю правду, — она села, положив на колени развернутые листы. Там чудо-женщина замахивалась хлыстом. В её глазах ярость и уверенность действий. — Я прочла всё, даже приказала домовику найти мне другие выпуски. Ты знаешь, что она потеряла любимого? Это стоило переварить. Гермиона присела рядом с подругой, которую вдруг пробило на откровенность, и ощутила какой-то надрыв. Шутки здесь были неуместны. Даже с такой холодной девушкой как Пэнси. — Сколько бы её не ломали, она сквозь боль шла вперёд… Грейнджер осторожно коснулась золотой перчатки и почувствовала под пальцами чужую дрожь. Но этот туман искренности развеялся, когда Паркинсон поднялась на ноги, откинув журнал в сторону, и заново наполнила бокалы. Минус две минуты на Пэнсином циферблате открытости. — Ну, и кто ты у нас сегодня? — неумело меняется тема. Гермиона вздохнула. Поднявшись на ноги, подошла к тумбе и достала из ящика бутылёк. В отражении зеркала — почти готовая картина. Бледное лицо, выразительные глаза густо подведены тёмными тенями. Оставалось завершить образ. На палец капнула тёмная субстанция. Гермиона аккуратно размазала её у уголка рта и, кивнув себе же в отражении, развернулась. Паркинсон догадалась сразу. Это очевидно. — Вампир? — Вампир… Произнесённые буквы сложились в слова, и стало не по себе. Это шутка. Не более. Просто костюм, который она снимет вечером, умоет лицо и ляжет спать с приятным ощущением удавшегося праздника. А он? Не снимет с себя бремя бессмертного. Не выпьет воды. Потому что не лезет в горло ничего, кроме крови. Наверное, ему сложно, — подумала она, вспомнив тоску в глазах после вопроса: вы хотели бы стать обратно человеком… Сколько он видел смертей близких? Голову прошило насквозь. «Диана». Это имя стало пугающим. Именно её он звал. Ждал её. Рисовал её. И, чёрт возьми, был возлюбленным. «Боже…» Грейнджер села на кровать, игнорируя рассказ подруги про какой-то нелепый костюм Дамблдора, которого она встретила по пути сюда. Потому что внутри Гермионы арматурой сжало сердце, предательски выплеснув из себя весомую ревность. Смешно. От себя. От ситуации в целом. Не зная истории, девушка придумывала её сама. В голове вертелось бесконечным: «Она не дождалась возлюбленного…» — сиплым голосом старого рыцаря в соседней картине. Какой она была? Каким был он с ней? Гермиона помотала головой. Взяв бутылку и допив остатки ликёра залпом, она потушила в себе эти бесконечные очереди вопросов. Это не её дело. Не её… — Где твой фотоаппарат? Я хочу запечатлеть это! — засмеялась Пэнси. Грейнджер не смешно. Она вяло улыбнулась и указала на полку у двери, где лежала маленькая мыльница. Паркинсон подскочила туда, схватив неизвестный ей предмет. — Ну, и как этим пользоваться? «Забудь» — перечеркнула она все мысли. Не сегодня. Она подумает об этом потом. Но не сегодня. Гермиона встала рядом с подругой и, забрав фотоаппарат, обняла её, не заметив сопротивления. Она вытянула руку. — Скажи «сыр»… Пэнси непонимающе повернула голову, и в это время их ослепила вспышка. — Салазар! Грейнджер! Я отвернулась! — Спонтанные фото самые запоминающиеся, — отшутилась девушка. Пэнси ушла от объятий, смахнула с себя невидимую пыль. Глыба льда вряд ли растает. — Почти семь. Ты готова? — Паркинсон в последний раз посмотрела на себя в зеркало, зашнуровала сапоги и распрямилась. Гермиона готова. Давно… Оставался последний штрих. В руках — всё тот же бокал. — Агуэмэнти. Вода заполнила кубок, и Грейнджер добавила в него пару капель бутафорской крови, окрасив воду в бордовый цвет. — Мне начинать тебя бояться? — Пэнси открыла дверь, оглядывая на гриффиндорку. — Ты правда выглядишь пугающе… красиво. — Я должна снимать на видеоплёнку все твои комплименты, — она вышла за ней в гостиную. — От тебя их услышать практически невозможно. Отличное начало вечера. Пока они шли по коридорам, Гермиона наложила на кубок заклинание, чтобы не расплескивалось содержимое. Паркинсон рассказывала про вечеринку, которую собирался устроить Блейз после ужина в Выручай-комнате. Казалось, на неё собирались все старшекурсники. — Ты идёшь? Грейнджер остановилась, словно от моментально застывших костей. Впереди показалась белая макушка и тут же свернула за угол. Галоп сердца было не остановить. — Да, иду, встретимся там, — последние слова она сказала уже прибавив шагу. Каблуки предательски громко ударялись о мраморный пол школы. Но ей необходимо догнать. Необходимо увидеть его реакцию. Азарт. Не более. Уже за поворотом Гермиона сбавила шаг, заметив, что Драко остановился у окна. Ждал. Он ждал её. Господи. Так ведь? Малфой стоял неподвижно. И эта поза могла бы разнести страх точно холеру по всему Хогвартсу — если знать, кто он таков. Можно ли вообще к нему подходить со спины? Она натянула капюшон в надежде скрыть себя ото всех, хотя бы так. Призрачно. Чтобы никто не смог увидеть её волнения и, кажется, красные щёки под белым тоном грима. Как только Гермиона сделала к нему последний шаг, Драко обернулся. — Серьёзно, Грейнджер? Алкоголь в венах заставил улыбнуться по-идиотски смело. Она жалела только об одном — что рядом проходили студенты, которые искоса смотрели на них. Вот бы они сейчас были одни. Вот бы… — Я думал, что костюм Долгопупса был самым забавным, но теперь ты занимаешь первое место. Обиды не случилось. Грейнджер знала, что выглядела потрясающе. Видела это собственными глазами. Слышала это от той, которая вообще не склонна к похвале. Это лишь раззадорило её дух. — Мне приятно, что и здесь я на первом месте, — ответная колкость. Драко кивнул и развернулся. — Тогда идём? Гермиона в два шага поравнялась с ним, и оба направились в сторону Большого зала. Плечом к плечу. — Почему твой выбор пал именно на этот костюм? — в голосе натянутый интерес. — Хотела, чтобы вам не было одиноко в своём обличии. Грейнджер прикусила язык. Сколько раз она говорила, а потом думала? Чёрт возьми, кажется, она сейчас провалится сквозь землю. Как же стыдно… Но поздно давать заднюю. — Два вампира в стенах школы? Они оба остановились от этих слов. Директор стоял впереди, замерев и не отводя от них взгляда. Вот о чём говорила Пэнси. Дамблдор в гриффиндорской форме игрока в квиддич. Грейнджер подавила желание достать из сумочки фотоаппарат и запечатлеть это. Ей только оставалось запомнить эту картину. — Альбус, — поприветствовал его Драко. — Осторожней, профессор Малфой, вас могут укусить, — он указал на Грейнджер и широко улыбнулся. Девушка пропустила через себя барабанную очередь ударов сердца. Ирония Дамблдора оказалась очень тонкой. Совсем не для чужих ушей. И, будто поняв свою ошибку, Альбус развернулся и добавил: — Что ж, пойду за стол. Здесь мои шутки неуместны. Он оставил их двоих прямо у входа в Большой зал. Гермиона царапнула ногтем ножку бокала, не зная, что ещё сказать. Вся уверенность как-то мигом улетучилась. Но вместо неё это сделал Малфой. — Как бы мистер Забини ни скрывал своих планов, полагаю, у старшекурсников после ужина будет большая вечеринка. Ты отправишься на неё? — вопрос без подвоха. Простой интерес. Она так думала. — Да, а что будете делать вы? Драко растянул губы в улыбке, поправляя запонки на рукавах. «До чего длинные пальцы…» «Боже. Грейнджер!» — Я буду присматривать за вами всеми, чтобы вы не натворили дел. Фраза уже сформирована. Она знала, что покраснеет, но просто не могла промолчать. — В таком случае не переживайте, я никого не укушу, — и, отсалютовав бокалом, вошла в Большой зал. Позади послышался смешок. Ровный, как и её пульс. Потому что она чувствовала, что умерла. Господи, блять, боже. Грейнджер только что флиртовала с Драко. Полумрак зала, который рассеивали только вялые огоньки, спрятал её румянец. Мысленный счёт не помогал успокоить биение сердца. Он только набирал обороты. Гермиона неслась со скоростью света по оси «Драко Малфоя» и не могла остановиться. Господибоже. Она со стуком поставила бокал на стол и ввалилась на скамейку рядом с Джинни. — Ты выглядишь потрясающе! — подметила рыжая. — Такая… опасная. Уизли правильно подметила. Гермиона сейчас опасна. Она как бомба замедленного действия. Посмотрит в сторону преподавательского стола и просто взорвётся. Она подавила в себе это желание. Она не сумеет разминировать взрывчатку, что напичкана в каждом её нерве. «Хватит. Нужно успокоиться…» Она так и поступила. Смотрела на друзей, оценивая костюмы. Улыбалась. Невилл сидел в аврорской форме, и она по правде ему шла. Вот только он чувствовал себя в ней неуверенно, это было заметно по сгорбленной спине. Рон же надел форму «Пушек Педлл», его любимой команды. Гермиона подумала, что всё-таки ей стоило сфотографировать директора и Рона вместе. Как предлог. Это было бы забавно. Она щёлкала каждого по очереди, отвлекая от трапезы. Сфотографировала Лаванду в её пышном ярко-розовом платье. Она, навалившись на Рона, подставила ему два пальца к голове и смеялась. Гарри с Джинни — в одинаковых костюмах дементоров. Смущённого Невилла. Даже весь стол гриффиндорцев со всеми яствами, что были на нём. Она хотела запомнить каждую счастливую секунду. Ей не жалко плёнки. На таком не экономят. Воспоминания, самые ценные, что отзываются теплотой в сердце. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Не жалко. В нос ударил сладкий запах тыквенного пирога, и Грейнджер почувствовала, как засосало под ложечкой от голода. И она распрямилась, автоматически, от всплывшего в голове «голод» — и повернулась влево. Ей просто интересно. Гермиона увидела, как Драко, попивая из кубка, что-то обсуждал с Дамблдором и Хагридом. На леснике остроконечная шляпа. Девушка не могла понять, что это за костюм, и слишком долго смотрела на Рубеуса. Как вдруг, словно уколом в голову, она ощутила это. Его взгляд. Драко жёг Гермиону напалмом своего свинца. Отсалютовал ей бокалом — в отместку. Девушка моментально отвернулась. Что он делает? При всех! Грейнджер успокоила себя, что в этом жесте ничего не было. Никакого подтекста. Мерлин. Она сходит с ума. Предательский комок в горле упёрся чуть ли не в нёбо. Гриффиндорка с шумом протолкнула кислород внутрь себя — она боролось за крупицы адекватности, что ещё тлели на поверхности разума. Свихнуться было бы очень не вовремя. Конец ужина как-то незаметно всплыл начинающейся негромкой музыки. Многие разбрелись по углам в ожидании, когда исчезнут столы и можно будет потанцевать. Старшекурсники осторожно покидали зал, чтобы их не заметили. Гермиона — в их числе. У них свои развлечения. Они шли компанией прямиком на восьмой этаж, где сейчас самый пик концентрированного веселья от Блейза, который обещал много чего интересного. Как только появились и открылись двери, впуская учеников внутрь, Гермиона удивилась. Блейз был прав. Выручай-комната стала каким-то ночным клубом. С грохочущей музыкой и удобными диванами по бокам. В руках некоторых студентов были кубки. Видимо, принесли с собой алкоголь. Но Гермиона понимала, что и здесь Забини преуспел. Пройдя вглубь, девушка заметила у стены столики с выставленными на нём узкими бокалами. Она оставила компанию, а сама направилась к дозе, которая ей сейчас просто необходима, чтобы расслабиться. Какого чёрта? Это последний курс, и она будет жалеть, если не проникнется весельем, оставляя себя в идиотских мыслях своего провала. Гермиона потянулась за бокалом, но его, почти прямо из её руки, выхватил кто-то другой. Ну ещё бы. Грейнджер отвернулась, наплевав на эту выходку, и взяла следующий бокал. Хотела было уйти, но бестия не успокаивалась. — Привыкла, что у тебя всё из-под носа уводят? — Астория была в восторге. — Или тебе это просто нравится? — Годрик… Гринграсс, желаю вам всего хорошего! — ответила она и попыталась обойти змею. Не тут-то было. Слизеринка схватила её за мантию, скомкав в пальцах дорогой бархат, что не на шутку разозлило Гермиону. — На что ты вообще надеялась, когда начинала встречаться с чистокровным? — громко, чтобы все слышали. Народ начал оборачиваться. — Чистая кровь только для чистой. Грязнокровкам не на что рассчитывать. Гермиона закатила глаза и дёрнула плечом, пытаясь скинуть с себя мерзкую руку. Но та непоколебима. Вцепилась насмерть. Её пальцы смахнула чужая ладонь. Грейнджер даже не заметила, как подошла Пэнси. — Не будь сукой, этого титула у тебя никто не отнимет, Астория, — ухватив под локоть Гермиону, она попыталась увести её. — Почему ты её защищаешь? Ты в таком же положении! Твои родители скоро объявят о помолвке? «Господи, что происходит?» Грейнджер стрельнула последним взглядом в Гринграсс и, взяв за руку Паркинсон, повела её сквозь толпу на выход. Когда за ними закрылись двери, Грейнджер, не сбавляя шаг, направилась к лестницам. Она чувствовала, как вспотела ладонь Пэнси. Но, тем не менее, крепче сжала её. Когда они добрались до движущихся лестниц, Гермиона присела на ступеньку и похлопала рядом с собой, приглашая слизеринку. Она молчала. Не хотела заставлять Паркинсон говорить. Она почувствовала в ней какой-то надлом ещё сегодня в башне. И, кажется, причина таилась в словах Астории. Тишина между ними вымученная, выстраданная. Это чувствовалось в воздухе. Рукой проведи — и отрежешь кусочек. Вот только делиться таким угощением просто не принято. — Она права, как бы смешно это ни звучало, — начала Пэнси. Гермиона сглотнула. В этом голосе больше не слышался сарказм и колкость шуток. Он был подавлен. — Ты можешь меня представить рядом с каким-то французом-извращенцем? Который, ко всему прочему, старше меня на семь лет и в три раза больше Хагрида? Грейнджер поморщилась от всплывшей картинки. Боже правый, как это омерзительно. — К сожалению, мои родители тоже придерживаются правил чистой крови. Представь себе, им выгодно отдать меня замуж за этого урода! Фиктивный брак, который, цитирую: «удачно повлияет на наши вложения в банке»! — Это ужасно! — Это пиздец как ужасно! — ругань сорвалась так обыденно, что не затмила всей картины. — Меня просто продают! Гермионе хотелось обнять её, но она не решилась. Знала, какой колючей была подруга на нежности. — Я ведь сказала, что против, — продолжила она, — сказала, что назло выйду замуж за, внимание, магла. Грейнджер вспыхнула, подавив улыбку. Вот такой была Пэнси. С войной на лице и честным, для себя, сердцем. — Отец разозлился, схватил меня за руку, когда я хотела уйти от разговора, — девушка через перчатку потёрла синяк. — Знаю, что он просто не рассчитал силы из-за злости или, быть может, шока от моих слов. Но я костьми лягу, но не выйду замуж за этого француза! Гермиона сдалась. Она аккуратно притянула подругу к себе. Пэнси, словно пластилин, подалась в её сторону без лишних вопросов, уложив голову на плечо. Её нежность — как последняя капля. — Я завидую ей, — шёпотом произнесла Пэнси. — Жаль, я не такая же сильная как чудо-женщина. Жаль, что это всего лишь магловский комикс… Горло запульсировало от такой несправедливости так, что Гермионе хотелось взвыть. Она крепче сжала Пэнси в объятиях и тихонечко добавила: — Ты самая что ни на есть чудо-женщина, Паркинсон! Пэнси вздрогнула от глухого смешка. — Жаль, что я перестану ей быть как только сниму костюм… Гермиона закусила губу. В богатых семьях плачут по-особенному, но так же горько. — Хочешь, я познакомлю тебя с маглом? — сказала Гермиона. — У меня очень симпатичный сосед в Лондоне. — Всё, что угодно, лишь бы не по договорённости, — Пэнси распрямилась, незаметно смахнув с глаз влагу. — Если ты расскажешь об этом хоть кому-нибудь, я клянусь… ты сама выйдешь за того урода замуж! Вот теперь она та самая Паркинсон. Чудо, мать её, женщина. В костюме ли или без — стержень в ней не прогнётся. — Я вернусь обратно. Не хочу, чтобы эта змея подумала, что я тут нюни развесила. Она до сих пор не простила мне дружбу с тобой. — Так пошли её к черту, — улыбнулась Грейнджер. — Я так и сделала. Пэнси ушла. Гермиона проводила её гордую осанку и грустно вздохнула. Она давно её знала. Внешность, харизма и деньги — та ещё смесь. Именно это видят все, когда знакомятся с Паркинсон. Она действовала на всех как огромный магнит на канцелярские скрепки. К ней тянулись и искали выгоду, отщипывая по чуть-чуть, если то позволяла сама Пэнси. Вот только Грейнджер знала её с другой стороны. С настоящей. Подруга прятала все шипы, позволяя только Гермионе подойти близко. Потому что знала, что той не нужны были ни богатства, ни красота, ни харизма. Ей нужна была простая честная дружба. Змея и львица сдружились, наплевав на всех. От того и больнее сейчас Гермионе, потому что она ничего не могла сделать. Оставалось только утешать — вот так, кротко, чтобы никто не увидел и не понял, что Пэнси, на самом деле, не железная… «Ты чудо-женщина… Ты моё чудо, Пэнси». «Всё будет хорошо, вот увидишь…» Грейнджер решила спуститься в Большой зал, чтобы проконтролировать младших. Возвращаться в Выручай-комнату не хотелось. Уже на подходе к залу к ней приблизилась Эмили, староста Когтеврана с пятого курса. — Какой-то мальчик пустил слух, что на грядках и на третьем этаже в запретной секции спрятаны конфеты, — всплеснула та руками. — Я поднимусь, а ты сможешь проверить теплицы и вокруг школы? Гермиона кивнула и сразу направилась к выходу. Накинула капюшон, потому что ветер на улице уже начал кусать кожу, ошпаривая холодом. Освещая дорогу люмосом, она быстро добралась до компании трёх девочек, которые крались в сторону огородов. — Не заставляйте меня вычитать ваши баллы! Шутка вашего однокурсника совсем не смешная, — строго отчитала их Грейнджер. — Возвращайтесь в школу и передайте остальным, что я буду вычитать по пятьдесят баллов с каждого, кто решит проверить, есть ли здесь конфеты! Девочки кивнули и побежали обратно. Гермиона проводила их взглядом, но всё-таки решила дойти до теплиц, чтобы проверить, не было ли там ещё детей. Убедившись, что там пусто, девушка обошла теплицы по кругу и остановилась прямо на том месте, где они с Невиллом обсуждали будущее. Оглянулась. Ночь темна и глуха. Приятное одиночество совсем не тяготило её. Вдруг Грейнджер почувствовала нечто на своей лодыжке. Древко опустилось вниз, и она увидела, как длинный стебель жалящего плюща, который выращивал Долгопупс, обвился вокруг ноги. Она тряхнула ей, чтобы скинуть растение, но сразу почувствовала жгучую боль. Отрезав стебель заклинанием, она быстро смахнула с ноги его остатки. Размяв стопу из стороны в сторону, убедилась, что не испытывала никакого дискомфорта, кроме ноющей боли в месте, куда ужалил плющ. Горло на секунду сжалось. Рот наполнился слюной. Она мазнула взглядом по мраку и заметила свечение у кромки леса — словно свет люмоса. Кто-то явно был там. Не хватало ещё, чтобы младшекурсники разгуливали вечером в таком опасном месте. Уже на подходе к лесу она поняла, что что-то не так. Язык начал пухнуть. Ноги становились ватными. Сердце будто замедлялось, пропуская череду жизненно важных ударов. В голове всплыла школьная программа начальных классов. Жалящий плющ имел ядовитое свойство, но при малом размере его секреция не представляла опасности. Только вот её ногу сковал огромный, длинный стебель. «Боже…» Гермиона моментально развернулась в сторону замка. Нужно срочно в больничное крыло. Если она не поторопится, то… Грейнджер споткнулась на ровном месте, прямо на небольшом холме тропинки, потому что нога уже задеревенела. Первое, что она почувствовала — удар лицом прямо о землю. Боль затмила разум, и девушка кубарем покатилась с холма. Удар. Так Гермиона и лежала. Обездвиженная, с онемевшим телом, чувствуя, как колени, руки и лицо горели от ссадин. Не пошевелиться. Даже палочкой не взмахнуть, чтобы призвать патронус и отправить кому-нибудь с призывом о помощи. Её голова неестественно повернулась в сторону леса. Сердце так же неестественно почти не билось. Яд распространялся по телу с бешеной скоростью. Какого чёрта Невилл допустил, чтобы растения так разрослись? «Я умру…» Первое, что всплыло в голове, когда она смотрела на тёмный лес. Морозный воздух щекотал ноздри. Она уже не могла глубоко вздохнуть. Тело словно мешок — безжизненно валялось на краю ужаса. Блять. Глаза увлажнились от слёз из-за физической невозможности их сморгнуть. Ей только и оставалось, что смотреть, как в тёмном пространстве деревьев жирели два жёлтых зрачка. Ей стало страшно. Сколько чудовищ скрывал этот лес? Она молилась всем богам, чтобы её не съели волки или огромные пауки. А если случится, пусть это будет быстрой смертью. Глупой, блядски глупой смертью… Кровь из носа лилась прямо на щёку, обжигая её. Гермиона, уже не сдерживая слёз, беззвучно плакала. Страшно. Больно. Одиноко. Пыталась мычать, хоть что-то сказать, но не выходило. А зрачки вдалеке — всё ближе. Чёрная с косой приближалась к ней. Осталось только дождаться. Она начала обратный отсчёт времени. Бесполезно перебирая в уме цифры, уменьшая их количество. Из носа вырывалось мокрое, от вытекающей крови, сопение. Грейнджер обречена. Даже не могла закрыть глаза, чтобы не видеть, как её сейчас растерзают. Господи… В детстве мама иногда рассказывала страшные сказки, которые всегда заканчивались хорошо. Всегда появлялся тот, кто спасёт. Кто убьёт волка, не дав ему съесть маленькую девочку. Ведьм всегда наказывали, а принцессы жили долго и счастливо… Вот только долго и счастливо сейчас — не про неё. Боли нет. Лишь страх, который застрял в пищеводе и разрастался, прутьями прокалывая каждый орган. Впрыскивался в кровь и нёсся по венам. Страшно. Мерлин, как страшно… Ржавчина во рту прилипла к нёбу. Грейнджер знала — на запах крови сбегутся все, кто её желал… Хруст ветки позади разрезал тишину. Чьи-то быстрые шаги приближались к ней. Чьи-то холодные руки с силой притянули к себе, когда оторвали тело от земли. Чьи-то жёлтые светящиеся зрачки впились в неё взглядом. «Это красиво», — подумала она под внутренний вой. Так сильно было её отчаяние. Она не чувствовала его крепкой хватки. Голова аккуратно лежала на сгибе локтя. Гермиона видела, как он ломал брови и, чёрт возьми, поняла, что она с ног до головы в крови. Как близко её измазанное лицо рядом с его головой. Она пыталась делать частые вдохи, потому что адреналин уже затвердел вены, позволяя сердцу бешено работать. Заново. И Драко, будто слыша это, посмотрел на неё и прорычал: — Я не укушу… я не укушу… Мантра в мозг. Малфой спасительно губителен для неё. Она плакала, не в силах сдержаться. Страх, что она испытала за эти минуты, накинул удавку и с силой сдавил её шею. Сложно дышать. Двигаться — невозможно. Только и оставалось смотреть на эти глаза кошки, поблёскивающие в темноте. Как ориентир. Как ловушка для мотыльков. Грейнджер попалась. Теперь точно. Потому что теперь было невообразимо подумать, что больше она не увидит этих бессмертных глаз. Куда бы они её ни вели. Она хотела идти следом…