***
Самым невыносимым и унизительным было приходить на его занятия и знать, что он её слышал. Слышал предательски выдающее с потрохами сердце, которое выпрыгивало из груди и не желало ни на секунду успокоиться. Разговор с Дианой расставил всё по местам. Но, тем не менее, Грейнджер не знала, как переступить через себя, чтобы всё наладить. Она игнорировала, когда Драко пытался подойти к ней после уроков. Игнорировала взгляды, которые прожигали в ней дыру. Игнорировала всё, что с ним связано. Да. Они с Дианой были одним целым. Но в тот самый миг, когда Гермиона была открыта перед ним в диком наслаждении, Драко назвал её имя… Той самой… Той светловолосой девушки со вздёрнутым носом, родинками на лице и таким нежным голосом. И это убивало. Завистью. Ревностью. Обидой. Грейнджер злилась, вспоминая слова Дианы, которая говорила, что Малфой рассказывал именно про Гермиону. Тогда почему в ту ночь… Почему эти пять букв имени всё так перечеркнули? Она вздрогнула, когда поняла, что в классе стало убийственно тихо. Посмотрела по сторонам и увидела, как в дверь выходили последние ученики. Как она могла так забыться? Спешно собирая книги в сумку, она торопилась поскорее выйти отсюда. Подальше от него. Подальше от его длинных пальцев, которые коснулись её предплечья. Боже. — Гермиона, — он так же быстро убрал руку. — Прости меня, я не хотел. Я такой дурак. Она же просто улыбнулась, по-скотски выставляя зубы в уродливой улыбке. — Жаль, что ты не определился, кого хочешь видеть до того, как я влюбилась в тебя. Она прекрасно видела, как каждое слово ранило Драко, как причиняло боль, словно она била его круциатусом. Но её вина лишь в её чувствах. А его — в неопределенности. Это хуже. — Прости меня, слышишь? — он преградил ей путь к выходу. — А ты себя простил? В точку. Прямо в его бессмертное сердце. Прямое попадание. Молодец, Грейнджер. Сто очков за протего. Она ушла не оборачиваясь и вновь пожалела, что сердце её выдавало… Неделя ужасно на ней сказалась. Гермиона совершенно потеряла хватку ко всему. Часто опаздывала на занятия, забывала, куда ей идти. Была сломленной. Разбитой. Пустой. Точно как и сейчас, когда зашла в кабинет Трелони, опоздав почти на десять минут. Юркнула к Лаванде с Роном и, кажется, осталась незамеченной. — Что я пропустила? — прошептала она Рону. Тот зевнул и пожал плечами. Вместо него ответила Браун, нагнувшись к столику. — Сегодня зачёт у тех, кто выбирал продвинутый курс, — она показала карты в руках. — Пожалуйста, можно мне тебе погадать, а то Рон всегда отвлекается, и я не чётко читаю карты. Я с ума сойду, если провалюсь! — Конечно, без проблем, — улыбнулась Гермиона и ткнула друга в бок, чтобы он не так очевидно показывал себя засыпающим. Половину урока Трелони подходила к экзаменуемым, проверяя их навыки. В классе стоял галдёж, запах ароматизированных свечей уже начал раздражать. Гермионе хотелось чихать и поскорее выйти отсюда, но очередь сдавать зачёт выпал Лаванде. — О! — воскликнула женщина. — Ты выбрала карты? Очень недурно, если уметь их читать. Кто твой подопечный? Лаванду потряхивало, была видна её нервозность. Гермиона лишь улыбнулась и задела подругу ногой, чтобы начинала. Рон поднялся, чтобы освободить маленький столик и не мешать, и отошёл в сторону. Трелони же нависла над девушками в ожидании. Браун растёрла карты и прикрыла глаза, стараясь сосредоточиться. И как только выдохнула, вытянула первую карту. — Интересно, — подметила профессор. Гермиона в этом ничего не понимала, но увидела на волшебной карте женщину с кувшином в руках, вода из которого лилась обратно в сосуд. — Запутавшийся обманет, — спокойно произнесла Браун, и посмотрела на профессора. Та же только кивнула, чтобы она продолжала. Вторая карта была мужской. Колдун с посохом и большая остроконечная шляпа, закрывающая его лицо. — Мерлин! — воскликнула Трелони. Гермиона нахмурилась, вновь уставившись на карты. — Забывшийся вернётся, — прошептала Лаванда. — Но это же неплохо? — уточнила Грейнджер, но её тут же перебили. — Ужасно! Это ужасная карта! — Сивилла взмахнула руками. Гермиона нахмурилась. Верить в эту чушь она не собиралась, но вздрогнула, когда Браун слишком резко положила последнюю карту на стол. Единственная цветная карта в колоде, отвратительно знакомого кровавого оттенка. Девушка на ней — с клинком, с которого капала кровь. — Карательница… — Что это значит? — не выдержала паузу Грейнджер. Трелони присела на выступ и взялась за грудь, что-то нашептывая себе под нос. Это злило Гермиону всё больше. Браун же с округлившимися глазами смотрела на Грейнджер. — Ты убьёшь кого-то из этих двух. Запутавшегося или забывшегося… «Что за чушь!» — думала она, пока складывала вещи в сумку, игнорируя все вздохи и ахи профессора и Лаванды. — Зачёт, я вас поздравляю, — Трелони положила руку на плечо Браун. — А вам… сочувствую… «К чёрту!» Гермиона вышла из кабинета с отвратительным послевкусием этих предзнаменований. Кто запутавшийся, а кто забывшийся? Что за загадки? Будто бы её судьбе было мало издеваться над ней. Кого она могла убить? Пелена ярости и неконтролируемой злобы выкручивала суставы и вбивалась головной болью. Она желала поскорее забыть этот день. «Чушь. Это точно было чушью!»***
Зима набирала обороты, белым ковром покрывая всё вокруг. Дети пользовались этими дарами и практически всё время проводили на улице, швыряя друг в друга заколдованные снежки. А вот старшекурсники, игнорировав эти забавы, устремлялись в Хогсмид, где развлечения были на их возраст. Гермиона шла с Пэнси чуть позади остальных. Она чувствовала плохое настроение подруги по тому, как та сжимала её пальто, когда они решили держаться под руку, чтобы не упасть. — Меня тошнит от этих парочек, — бросила Паркинсон в сторону Джинни и Гарри, которые неприкрыто выражали свои чувства. — Все такие влюблённые, что аж чувствую сладость во рту! Гермиона не могла не согласиться с ней. Как бы она не любила друзей, но смотреть на них было с завистью больно. — Зайдем в «Дуэлянты», пока эти голубки пойдут в кафе? — спросила Пэнси. — Я просто не вынесу, если Браун будет кормить с ложечки пирожным своего Бон-Бончика! Грейнджер засмеялась. Пэнси умела вот так — с одной стороны и злобно, и по-дружески отмечать мелочи. Девушки незаметно свернули на другую улицу и зашли в бар. Зимний субботний вечер завлекал посетителей выпить по сливочному пиву, и столиков практически не осталось. — Вон там три свободных, — Грейнджер указала рукой в сторону, и обе двинулись к столикам, неловко обходя людей, что плотно набились в бар. — Два глинтвейна, пожалуйста, — сказала слизеринка только что подошедшей официантке. Та же вздернула бровь, будто усомнилась в том, что они совершеннолетние. — Нам по девятнадцать! — рявкнула Пэнси и отвернулась. Гермиона проследила, как ушла светловолосая девушка, и улыбнулась подруге. Видимо, не она одна была не в духе сегодня. — Отец вновь достает с помолвкой? Паркинсон махнула рукой, снимая с себя куртку. Поправила и так идеальную прическу и облокотилась о стол. — Давай не будем о грустном. Вот и наша выпивка! Гермиона посмотрела назад, на то, как официантка подносила к ним на подносе напитки. И в тот момент, когда поравнялась с ними, она вновь посмотрела на них с какой-то неприкрытой злобой. — Оплатите заранее. Грейнджер буквально слышала, как Паркинсон скрипнула зубами. То, как у подруги порвалась последняя нить адекватности. — Что? — слизеринка даже наклонила голову. — Мы что, похожи на тех, кто не расплачивается? Грейнджер потянулась к сумочке, лишь бы не развивать скандал. Но Пэнси схватила руку Гермионы в попытке остановить её. — Часто бывает, что старшекурсники забывают об оплате, — явно подчеркнув слово, надменно выплюнула девушка. Пэнси даже встала на ноги от такой наглости. Грейнджер видела, как раскрылся её рот, чтобы выбросить из себя ругательство, но через секунду он захлопнулся, и она уставилась за спину гриффиндорки. — Генри! — голос официантки слащаво задрожал, и теперь обе студентки смотрели на Лорда, который отряхивал снег с пальто. «Мерлин, только не это!» — Мерлин, только не это! — зашипела Пэнси, будто прочитав мысли Гермионы. — Катэрина, здравствуй, — он кивнул блондинке, но даже не посмотрел на неё, а всё это время грызся взглядом с Паркинсон. На стол тяжело упал поднос. Гермиона притянула стакан и сделала несколько обжигающих глотков. Горячее вино приятно грело горло. Она потянула Паркинсон за кофту, чтобы та наконец уселась. «Боже, что может быть ещё хуже…» На периферии взгляда она увидела, как Лорд уселся за соседний столик в опасной близости от них, даже локтем задел Пэнси, которая вмиг отодвинула стул подальше. А вот Катэрина что-то защебетала Генри, рассказывая про новое меню. «Знала бы она, что ему оно не интересно», — ухмыльнулась Грейнджер. Её сердце дрогнуло, и чтобы убедиться, девушка посмотрела под стол Харрингтона и увидела чемодан. Значит, и он тоже вскоре придёт… дьявол… — Вот, возьми, — Пэнси кинула на поднос монеты, специально рассыпав их. — Или ты уже забыла о нашей оплате? Официантка наконец выпрямилась и убрала свой оттопыренный зад от лица Грейнджер. Схватила поднос с их стола и направилась к бару. Молчание затянулось. Это было так по-идиотски со стороны, что Гермиона невольно улыбнулась. По правде говоря, в душе ей нравились перепалки подруги и Генри. Они были словно пожилая сварливая пара, которая кусалась за каждую мелочь. Но говорить о своих видениях Пэнси она не стала. — Каждый раз, когда я вижу тебя, ты с кем-то конфликтуешь, — Лорд закинул ногу на ногу и, облокотившись на спинку второго стула, развернулся к девушкам. «Пэнси, молчи. Просто не отвечай! Игнорируй его!» — Каждый раз, когда я вижу тебя, мне кажется, что ты меня преследуешь! «Господи боже!» — Звучит почти романтично, — засмеялся он и достал пачку сигарет из внутреннего кармана пиджака. Такого же идеального, как и сам хозяин. Выглаженный, ни пылинки на нём. — Салазар. Ты ещё и куришь! Не рановато ли убивать свои лёгкие? Гермионе хотелось застонать. Она всё отпивала и отпивала из своего стакана, лишь бы не вмешиваться. Что она могла сделать сейчас? Сказать Паркинсон, что его лёгкие давно мертвы? — Это забота? Я польщён, — улыбнулся он, зажав в зубах сигарету. Брюнетка наконец отвернулась, избавив себя от его взгляда, и теперь пытала Гермиону. — Ты уже написала родителям? Про Рождество? — Пэнси аккуратно достала корицу из своего стакана и положила рядом. — Две недели, как-никак. Только Гермиона хотела ответить, её прервал Генри. — Привет. Она знала, к кому он обращался. Поняла не только по взгляду Паркинсон, которая смотрела сквозь неё с ядовитой улыбочкой, но и по холоду, что источал Малфой. Гермиона слышала, как отодвинулся стул рядом с ней. Слышала, как он поприветствовал друга и даже своих студенток. Грейнджер лишь кивнула головой. — Что касается документов, что ты мне прислал… — начал Драко, и Гермиона выдохнула. Сбежать отсюда было бы по-детски глупой затеей. Нужно было просто абстрагироваться. Но как это сделать, когда сердце так тянулось к нему? Так изнемогало без него… — Ну так что, мы едем во Францию? — Пэнси, будто поняв, что не стоило акцентировать на них внимание, вновь перевела тему. Только вот голос справа от Грейнджер затих. — Вы едете во Францию? — уточнил Малфой. И всё по новой. Тахикардия и семь баллов по шкале Рихтера в груди. Чёрт возьми. Когда это прекратится? — Я так понял, что дамы собрались во Францию на рождественские каникулы, — ответил ему Генри, и теперь Гермионе захотелось его придушить. — Я знаю, что, как правило, туда едут покататься на лыжах. — Какие ещё лыжи? Что за магловская ерунда? — вспыхнула Пэнси. Сквозь эту новую перепалку Лорда и Пэнси, Гермиона всё так же смотрела в одну точку перед собой, пока её щеку испепелял его взгляд. Хотелось развернуться. Крикнуть, чтобы он перестал так делать. Перестал вообще всё, но кости в её теле застыли. «Гермиона, ты же знаешь про Карлоса…» — клешнями вонзился голос Малфоя в её голову, и она, от неожиданности, вскочила на ноги. — Не смей! — выкрикнула она, чем привлекла всеобщее внимание. И чуть тише добавила, глядя на него сверху вниз. — Не лезьте в мою голову. Никогда. Слышите? Драко смотрел на неё, а она в ответ. Смотрел, будто не понимал, что обжигало до костей. Грейнджер глядела так, будто больше нечего было сжигать. Гермиона схватила пальто, сказав Пэнси что-то про друзей, которые ждали их, и направилась к выходу. Оставаться в такой близости с ним ей не хотелось. Он с помощью легилименции лез к ней в мысли. Пока она ждала подругу у выхода, в глазах застыло его выражение лица. Разбитое и отчаявшееся. Но слишком поздно. Слишком, мать его, поздно…***
Отчаяние стягивалось у кадыка вместе с горьким дымом в горле. Драко сбился со счёта, какая это была сигарета. Курил взатяг, пока холодные пальцы не тушили горящий фильтр. Пока в глотке не выветрится её запах. Пока не почернеют от громкого молчаливого крика внутри лёгкие. Херово. Ему было херово. Ладони стягивали железные перила астрономической башни. Желание — сломать металл, чтобы больше не было преграды для прыжка. Упасть. Подняться и вновь упасть. Пока в голове не перестанет печь её: «А ты себя простил?» Он себя ненавидел. И казалось, делал это всю бессмертную жизнь. Год за годом. День за днём. Комкая минуты в секунды, он ненавидел себя. Ненавидеть в сотни неебических тысяч раз легче, чем любить. Это ему и оставалось. Терзать себя ненавистью, пока смерть не разлучит. Иронично — в бесконечной жизни. Как же он облажался. В тот момент, когда закрыл глаза, в миг невероятного чувства, он назвал её «Дианой». Малфой по правде был счастлив с супругой. И это счастье вновь досталось ему. Вот только с другой. С той, что сейчас занимала всю область сердца. Она там. Внутри. На каждой косточке выгравировано её имя. Гермиона. Так какого чёрта он так проебался… Драко не знал. Он готов был волосы рвать на себе, когда увидел, с какой ненавистью на него посмотрела Грейнджер. — Блядство… Драко вяло и молча достал очередную сигарету, щёлкнул зажигалкой и сделал глубокую затяжку. Волосы развевал лёгкий ночной ветер. Наверное, холодно… он не знал. Позади послышалось приближающееся сердцебиение. И только через несколько секунд, по неуловимому сладковато-лимонному запаху, он понял, кто пришёл в его обитель самобичевания. — Вечер добрый, старый друг, — Альбус поравнялся с ним и посмотрел вниз, на крышу школы. Малфой протянул ему пачку, предлагая закурить, на что директор покачал головой и пошуршал в кармане, достав сладкие лимонные дольки. — Боюсь, что моя кровь выносит только сахар, а не никотин, — он ловко закинул одну из карамелек в рот и тут же разгрыз её. — Ну и как продвигается ваш с мистером Харрингтоном бизнес? Драко ухмыльнулся. Вот такой вот, этот старик. Начинает с краю. — Ты же не это, на самом деле, хотел спросить? Что, портреты уже все рассказали? Дамблдор тяжело выдохнул, схватив себя за длинную бороду, чтобы не покачивалась на ветру. — Старых сплетников не унять, прости их любопытство… Малфой сделал последнюю затяжку и сжег палочкой окурок. Он знал, о чём говорил Альбус. Когда Драко решил пойти за ней, уже спускаясь по запаху, он услышал только конец разговора. Диана желала ей счастья. И в тот момент ему захотелось подойти и обнять Грейнджер. Не увидеть Диану. А извиниться перед Гермионой. Плевать, о чём они говорили. Хотелось всё склеить. Всё то, что он успел сломать… — Они говорили о перерождении, — сказал старик. — Картины мне передали только это… Альбус лгал. Малфой знал, что он слышал больше, чем это. — А что ты сам думаешь о нём? — Драко облокотился о перила и подставил лицо ветру. — Сложно сказать. Об этом нигде не написано. Мало кто про это говорит, но перерождение существует. Лишь единицам оно дано, и возникает только от огромной любви, — он прочистил горло и достал палочку. Взмах, и из неё, словно туман, появилось два человека, скрепленные одной красной нитью. — Нить судьбы натянута между двумя как прочная леска. Её не разорвать, ничем не сжечь. Даже тёмной магией. Потому что она родилась из искренних чувств, что не подвластны магии, — взмах палочки, и Драко стиснул зубы, потому что одна туманная фигурка исчезла. — Когда умирает один, нить ползёт вперёд. Ищет. Ждёт. И когда находит, обвязывается на перерождённом. Малфой смотрел, как появлялась новая фигурка, а красная нить повязывалась на руке девушки. — Значит, это взаимно? С двух сторон? — уточнил Драко. Директор кивнул. — Это бесконечность. Умирает один — нить находит его же. Только перерождённым. Умирает второй, и нить так же ждёт перерождения. Судьбы скрещиваются и ищут друг друга в следующих жизнях. Тебе повезло, что ты нашёл кончик своей нити. И Малфою почему-то спокойно. То ли от голоса друга. То ли от этой сказки, что только что увидел. Главное, что Гермиона жива. И он всё отдаст, чтобы защитить её. Осталось только вымаливать прощение… Он даже не заметил, как Альбус ушёл, оставив на перилах пару лимонных долек. Лёгкая улыбка легла на его лицо. Старый друг знал, когда прийти, а когда уйти, чтобы не мешать мыслям. Драко вздохнул, положил в карман леденцы и вышел с балкона, спускаясь по привычному маршруту. Ему нужно извиниться. В заброшенном, старом классе темно. Но свет не нужен, чтобы разглядеть мираж в зеркале. Он всё прекрасно видел. Она сидела спиной к нему и всё так же что-то писала. — Я пришёл попросить прощения, — он аккуратно подошёл к зеркалу Еиналеж почти вплотную. — Хочу сказать, что я нашёл её. И хочу всегда быть рядом с ней. Мираж Дианы аккуратно орудовало пером, чуть наклонив голову и совершенно не обращая на него внимания. — У меня в груди сжимается, когда вижу её. Ты слышишь, Диана? Я её лю… Он не договорил, потому что девушка в зеркале подняла голову и наконец обернулась. Малфой гортанно выдохнул. Чувствовал, как слеза поранила щеку — потому что из зеркала на него любящими глазами глядела Грейнджер. И улыбалась. Гермиона.