Скажи мне, Qué es lo que tienes Что в тебе такого, Que yo no puedo olvidarte? Что я не могу забыть тебя? Mira, mírame, mi niña Смотри, посмотри на меня, моя девочка, Mira que mi alma sangra. Посмотри, как кровоточит моя душа.
Она сопела и вертелась во сне. Вновь, ей вновь снился этот ублюдок. Драко окутал её до плеч и притянул к себе. Гермиона, будто почувствовав прохладу через тонкое одеяло, немного успокоилась и уже сама развернулась, положив голову ему на грудь. Он сходил с ума рядом с ней. Малфой потянул носом, дыша вывернутой грудью её любовью и её молчанием. Прошла уже неделя после того, как начался новый семестр. Неделя, как она засыпала в его объятиях. Неделя в его бесконечно долгой жизни. Неделя, когда улыбка не сходила с его лица. Лишь в такие моменты, когда её тревожили кошмары, Драко ощущал себя беспомощным. — М-м, — девушка уткнулась носом в его грудь. — Я опять плакала во сне? Драко хотел бы выдрать деревья её кошмаров с корнем, сломать все ветви её истерик и взрывать бомбардой подобные сны. Но ничего не мог, всё так же ощущая себя беспомощным — пустым. — Всё позади, иди сюда, — он поцеловал её в макушку. Лежал бы так вечность. Свою вечность. Её жизнь… — Скоро вставать? — голос ото сна прозвучал хрипло. — Ещё час, — улыбнулся он и вновь поднял книгу к глазам. Вот так это и происходило. Гермиона спала, а Малфой за ночь успевал прочитывать по книге, хоть и часто отвлекался от текста, чтобы посмотреть на неё. Увидеть изгиб спины, острые лопатки, и потом, налюбовавшись, прикрыть одеялом. Бесполезно, она вскоре вновь скидывала с себя оковы ткани. — Там так страшно… Челюсти сжались мгновенно. Драко отложил книгу и притянул Гермиону за подбородок, чтобы заглянуть в глаза. Её веки дрожали. Ему невыносимо, что Карлос терзал её, когда она беспомощна. Он видел эти сны. Слышал его мерзкие считалочки. Знал, что за ними последует. — Я никому не позволю причинить тебе боль, слышишь? — Драко поцеловал её в лоб, нежно касаясь губами. — Я не позволю твоему кошмару сбыться. Малфой отстранился только за тем, чтобы нависнуть над ней, чтобы в этой глухой темноте она видела его глаза. — Я очень надеюсь, что это всего лишь мои страхи. И что Карлос умер на том берегу. А эти сны — осколки памяти твоей прошлой жизни. Лёгкое касание пальцев, и с её лица упала прядь. Мерлин. Какая красивая… — Он закончил… — Драко оборвал предложение, потому что боялся спросить. — Нет, последнего предложения считалочки не хватает. К этому моменту я просыпаюсь, — прошептала она прямо ему в лицо. — Давай не будем об этом… Её нога обвила бедро Малфоя. Даже в этой кромешной тьме он видел, как уголок губы взлетел вверх, дразня. Он подался вперёд тазом, поцеловал её в ключицу. — Тогда займёмся чем-то интересным? — Я думала, ты не спросишь… Всю вечность… Его вечность… Её жизнь…***
Когда до конца урока оставалось меньше пяти минут, Драко услышал за дверью быстро приближающиеся шаги. Стук её сердца — как услада для ушей. Как мелодия в единственном экземпляре. Грейнджер остановилась прямо у входа в класс, ожидая звонка. Малфой улыбнулся и громко хлопнул ладонями, обращая на себя внимание. — Думаю, на сегодня закончим. Студенты неохотно поднимались со своих мест, неспешно собирались и покидали класс. Драко был в нетерпении, мысленно уговаривал всех уйти побыстрее. Под бёдрами уже полюбившийся рабочий стол, руки в карманах и выжидающий взгляд. Вот и вышел последний, закрыв за собой дверь. «Ну же, входи». И она вошла. Щёки у Грейнджер красные. Видимо, ещё не отдышалась. Она приблизилась к нему со знакомой синей карточкой. И как только до него оставалось пара шагов, она сорвалась вперёд и обвила его шею руками. — Я сдала! — прошептала Гермиона ему в грудь. — Я сдала последние нормативы! «Я люблю тебя». Малфою страшно, потому что он впервые подумал: такой любви не существовало. Она словно нарисованная. Выдуманная психом. Распалялась в подкорке мозга и посылала импульсы по всему телу. Такого не могло быть. Ему было страшно представить, что его так сильно любили. Его — монстра с пустыми венами и замёрзшим сердцем. Гермиона подарила ему вторую жизнь. И эта мысль простая. Осязаемая. Драко мог коснуться её, почувствовать, втереть в подушечки пальцев, чтобы она проникла в отпечатки. Грейнджер любила его. Любила. — Поздравляю, я и не сомневался. У тебя дар. Она отстранилась, заглянув в его глаза. Видимо, почувствовала его настроение. — Что такое? — ломая брови, она коснулась ладонью щеки. — Всё в порядке, — солгал он. — Я очень рад за тебя. Будешь праздновать? Гермиона секунду подумала и вновь улыбнулась, отойдя на шаг назад, чтобы убрать книжку в сумку. — Конечно, хотела отпраздновать это с тем, кто поспособствовал моему обучению… Она игралась. Заводила. — Тогда тебе нужно пригласить профессоров Стебель, Макгонагалл и Снегга. Гермиона покачала головой и потянулась за палочкой, чтобы закрыть дверь и заглушить кабинет. — Я хотела отпраздновать это со своим любимым… профессором. Драко до скрипа зубов сжал челюсть и кулаки. Рот наполнился слюной, а уголки губ растянулись в нахальную улыбку. — Мне это очень льстит, мисс Грейнджер, — он надвигался на неё, когда сама Гермиона пятилась назад, пока не упёрлась об угол парты. — Что вы, профессор Малфой, я не льщу вам. Вы очень хороший учитель… Я люблю тебя. Я люблю тебя. — Хороший, говоришь? — он подошёл вплотную и навис сверху. Гермиона выдохнула. Её сердце говорило за неё. Драко обвил её талию и усадил на парту, раздвинув коленом ноги. Это какое-то блядство на грани истерики. — Тогда готовы к последнему зачёту? — он вдавился в неё пахом и сощурил глаза. — Расскажите мне о Летейском эликсире? — Боже… — выдавила она, когда Драко притянул её за задницу ближе к себе, на угол стола. — Это… это мазь против ран, нанесённых мысленно… господи… Он был на грани. Поцеловал её в шею, резанул языком-леской артерию. Ещё. И снова, пока девушка неестественно выгибалась к нему. Руки поплыли к её юбке, забрались внутрь, зацепились за край белья и оттянули его в сторону. Малфой замер под её недовольный стон. — А что вы скажете по поводу охранного зелья? — Выносливость! — через стон, потому что Драко погрузил в неё два пальца. Горячая, до боли в паху, горячая. Для обоих это мучительно сладко. Он хотел довести её до края обрыва. Хотел этого адреналина. Она любила это. Любила. — Молодец, — прошептал он в висок и вновь погрузил пальцы, теперь уже резче. Гермиона выдохнула, подалась вперёд сама, насаживаясь на них. Ему пришлось притянуть её за подбородок второй рукой, чтобы заглянуть в глаза и к чертям сорваться. Она покорная. Он поцеловал её первый, еле касаясь губ, чтобы растянуть обоюдное преступление в этих стенах. С ней ему просто хотелось… Жить. По-нормальному. Любить красиво, как в книгах. Он прекратил эту пытку, не прерывая поцелуя потянулся к ремню и слишком быстро справился с ненужной преградой между их страстью. Драко скользнул губами по линии её челюсти, шепнул неразборчиво мимо уха, потому что в голове стоял белый шум. От возбуждения трясло, и он зло, ломано застонал, когда наконец проник в неё и с оттяжкой начал двигаться. — Я люблю тебя, я люблю тебя, — зарывшись в её волосы, притянул к своему лицу, чтобы она могла читать по губам эти заветные строчки. — Люблю. Грейнджер заскулила. Виктимно и жалобно, врываясь в его рот, и Малфой чувствовал её влажный язык, на кончике которого — вкус ягодной жвачки. Сладкая, сладкое убийство на двоих вползало в вены, ядом травило. Гермиона вскрывала грудную клетку Драко вздохами, хриплыми и мокрыми, как их секс на этом кусочке парты. На этом отмеренном кусочке жизни. В их чёртовой вселенной… …на двоих. — Драко… Он склонил голову и с силой сжал её бёдра, просто потому что невозможно уже целовать. Клыки предательски заострились. Гермиона откинулась назад, уперевшись в парту локтями, и запрокинула голову, оголив шею. Нельзя. Нельзя смотреть. И в этом чуть влажном воздухе между ними царила агония. Осязаемая. Чувственная. Оргазм уносил их в кругосветное путешествие, опять же — на двоих. Поровну. Навеки… Я люблю тебя… Люблю…***
— Чем сегодня будешь заниматься? — спросил он и поставил подпись на бланках зачётов. Субботнее утро лениво перетекало в полдень. Гермиона только что пришла в его кабинет, чтобы передать долги студентов её факультета. Но, казалось, это был лишь предлог. Малфой был этому только рад. — С друзьями пойдём в выручай-комнату, у Лаванды день рождения. А я, как староста, должна проследить за тем, чтобы все соблюдали комендантский час. Драко даже от бумаг оторвался, только что осмыслив сказанное ею. Приподнял бровь. — Да просто прослежу, чтобы они не попались Филчу, — исправилась Грейнджер и села на парту, закинув ногу на ногу. Салазар. — Что ж, хорошо тебе повеселиться. У меня вот вечер пройдёт в рабочем режиме. Альбус созвал всех на собрание. — Тогда встретимся ночью? — она чуть тише произнесла последнее слово, будто стесняясь своей дерзости. Но Драко это нравилось. Нравилась её открытость. Грейнджер спрыгнула со стола и подошла ближе, коснувшись его ладонью. Малфой стиснул её пальцы и наклонился для поцелуя. Люблю. Люблю. Люблю. Я люблю тебя, Гермиона Грейнджер… Он бесконечно счастлив. Когда Малфой вошёл в кабинет директора, то увидел, что уже собрались почти все профессора. Хагрид рассказывал Альбусу про своего нового пса, а директор воодушевлённо пытался придумать ему кличку. — Может быть, ему подойдет Зайчик? Рубеус закивал, соглашаясь с Дамблдором. Малфой на это лишь улыбнулся и занял место за столом. Вдруг все преподаватели повернули головы на голубое свечение, которое проникло сквозь окно. Нет-нет-нет, Салазар! Нет! У Малфоя онемели руки и заострились клыки, дрожь ударила по позвонкам, посылая импульсы страха. Он посмотрел на Альбуса, а тот уже достал палочку, чтобы в пару секунд добежать до Драко и схватить его за рукав. Последние слова услышаны, и оба с хлопком исчезли, оставив учителей с паникой в глазах. И пришёл кошмар…***
— Боже, я поверить не могу! — Гермиона неотрывно смотрела на Пэнси, которая, в свою очередь, делала вид, что её не замечала и подкрашивала в эту минуту губы. В башне старост в данный момент Грейнджер провожала подругу на… — Свидание? — возмутилась Паркинсон. — Где я и где этот Харрингтон? С ума сошла? Просто он попросил показать ему Косой переулок… Она аккуратно закрыла колпачок помады и ещё раз причесала волосы. — Да, — повторилась Гермиона. — Это и называется свиданием! Ты только посмотри, как ты готовишься, — она подошла к Пэнси сзади и взъерошила её волосы, тут же отпрыгнув назад и чуть не давясь от смеха — потому что слизеринка не на шутку разозлилась и теперь хотела сделать то же самое. Они минут десять гонялись друг за другом по маленькой спальне Гермионы, хохоча и брыкаясь от щекотки. Гриффиндорка была рада за неё. Рада, что они с Генри нашли общий язык. И наблюдать за влюблённостью Пэнси было усладой для глаз. Теперь она могла так же над ней подтрунивать. — Всё! — Паркинсон остановилась и подошла к зеркалу. — Хватит! Ты прикроешь меня если, я задержусь… Гермиона улыбнулась. — Сегодня у Лаванды день рождения. Ты придёшь? Вопрос был задан из простой дружеской вежливости. Но Грейнджер увидела во встречном взгляде смятение. — Я постараюсь успеть. Вот ещё… не буду же я дарить ему всё моё столь ценное время? А сама, с горящими щеками, улыбалась. Забавная. — Тогда прошу вас, мисс Паркинсон, я провожу вас до отправной точки вашего путешествия, — Грейнджер распахнула дверь спальни и указала рукой на выход. — Что ж, мисс Грейнджер, благодарю вас за участие, — она пихнула её в бок, и обе вышли за дверь. Настроение росло вверх. Гермиона проводила слизеринку до выхода из школы и направилась в Большой зал. До ужина ещё целый час, а она чувствовала, что уже проголодалась. За столом сидел Невилл и что-то записывал в свою тетрадь. Рядом, играя в шахматы, ругались Гарри с Роном. — Привет, — она села напротив них. — Что делаете? Долгопупс отложил перо, потёр шею и устало выдохнул. — На каникулах почти закончил с курсовой. Только сейчас Грейнджер присмотрелась и увидела рабочую тетрадь. Исписанных листов в ней по правде прибавилось. Поттер и Уизли, не прекращая спор, поздоровались с ней, но тут же вернулись к игре. Видимо, был нешуточный финал. Гермиона заулыбалась, глядя на них, и решила не доставать расспросами. — Так давай я проверю? Я обещала, как раз время есть, — обратилась она к Невиллу и протянула руку. Невилл на секунду засмущался, но пододвинул к ней тетрадь. Глаза забегали по тексту. Она вспоминала школьную программу и кивала, когда находила знакомые строчки. Долгопупс решил начать с оборотней, их характеристик, внешности, аномалий поведения. Пока она бегала взглядом по тексту, друг что-то рассказывал. — Когда я был в гостях у Гарри, мистер Поттер меня успокоил и сказал, что не стоит так переживать по поводу поступления в Аврорат, — он неловко мял салфетку в руках и косился на незамечающего его слов Поттера. — А как у тебя с нормативами? — Я уже все сда… Она не договорила. Просто не смогла. Потому что взгляд остановился на невозможном. Этого просто не могло быть! — Невилл! — она ошарашено посмотрела ему в глаза, потом вновь на тетрадь. В груди росла тревога. — Откуда у тебя эта информация? Даже парни обернулись на её вскрик. — В-взял дома в библиотеке, когда был на рождественских к-каникулах, — он всегда начинал заикаться, когда его ставили в тупик неожиданными вопросами. Но на то была причина. Потому что сейчас Грейнджер смотрела на страницу с крупными буквами: «Лекарство от бессмертия. Или как обратить вампира обратно в человека». У неё в голове не укладывалось. Ведь Драко говорил, что такого не существовало. Это просто невозможно. Она помнила всю боль в его глазах. Как бы он хотел, чтобы это оказалось правдой. Как бы она хотела того же! — Это книга какая-то? — Гермиона уставилась на него и увидев, как он кивнул, добавила: — Ты можешь одолжить её мне? Очень прошу! Сердце забилось чаще. Мысли в голове путались. — Н-но это невозможно, — Невилл сглотнул и удивленно на неё посмотрел. — Наша библиотека зачарована. Это семейное наследие. Заклинание, что лежит на нашей библиотеке, не позволит вынести из неё книгу, она уничтожится моментально… «Думай. Думай. Думай!» — То есть, эту книгу можно прочесть только в вашей библиотеке? Вновь робкий кивок. «Думай, Грейнджер, думай!» Ей нужны были чёртовы ответы. Как так было возможно, что в библиотеке Долгопупсов лежал такой бесценный дар? И её уколола мысль. Простая до невозможности, бесцветная, почти не сформировавшаяся. Потому что Грейнджер всегда так — сначала говорила, потом думала. Так и с действиями. Она решилась. — Невилл, прошу, мне срочно нужна эта книга, — она покопалась в сумочке и достала фотоаппарат. — Могу я сделать пару снимков? Долгопупс от неожиданности округлил глаза. — Но как? Ты придёшь к нам домой летом? Н-на каникулах? — всё ещё не понимал он. — Нет, сейчас! Она поднялась на ноги и, вцепившись в край стола, нависла над другом, который всё так же сидел с круглыми глазами. — Прошу тебя, сегодня суббота, мы можем пойти к тебе прямо сейчас? — не успокаивалась она. — Но как? — он аккуратно собрал свою курсовую и закрыл тетрадь, убрав её в сумку. Этого ей достаточно. Ей достаточно его «но как». Она махнула ему рукой, чтобы он поднялся, и указала на выход. — Идём, — осмотрев его с ног до головы, Гермиона заметила, что он в одной мантии. Как, впрочем, и она. — Не нужно одеваться, я знаю заклинание мнимой теплоты. А вы! — она метнула взгляд на друзей, — вы ничего не видели и не слышали! Гарри с Роном кивнули в ответ. Уизли даже жестом указал, что закрыл рот на замок и выкинул ключ назад. Гермиона нервно хохотнула, поблагодарив их, и быстрым шагом направилась к выходу. На улице уже темно. Она быстро говорила Невиллу, что это не займёт много времени. Говорила что-то про тридцать минут. Что они успеют вернуться до ужина. А друг шёл рядом с зажжённой палочкой, подсвечивая дорогу обоим. Будто они просто направлялись в Хогсмид. — Прости, что так резко, но мне правда необходима эта информация. Она думала, что раз есть лекарство от вампиризма, то, возможно, и другие ответы найдутся. Например, можно ли узнать, где находился вампир. Можно ли узнать, жив ли Карлос? Чтобы наконец освободиться от пут, что тянули её вниз каждую ночь? Она устала. Очень устала. Что за диковинная книга у Долгопупсов, чёрт возьми! Когда они зашли в заброшенный дом, она остановилась, чтобы пропустить Невилла вперёд. Он осмотрел камин явно ничего не понимая. — Вон, в котелке порох, просто скажи, куда мне за тобой лететь, — сказала она, а у самой уже истерика внутри. Предвкушение разгадать очередную загадку. — В Хогсмиде есть камин, через который можно перемещаться? «Господи. Не вовремя ты со своим удивлением!» — обругала она его про себя. Гермиона зажгла свою палочку, чтобы он не споткнулся, но Долгопупс был бы не Долгопупсом. Его нога подвернулась прямо на кирпичной кладке, и он упал бы, если бы Гермиона не успела схватить его за руку и удержать. До чего неловкий. — Давай скорее, там и согреемся, — она растёрла свои уже замерзающие руки, и Невилл повторил её движение. Он подул на них, прежде чем взять порох. — А нам т-точно не влетит? — Невилл, я староста школы! — подбодрила его Гермиона и уловила на лице парня смущённую улыбку. — Да, да… Тогда запоминай. Семнадцатый дом на Тольшедт-стрит, — он увидел, как она зашевелила губами, и кинул порох в камин, повторив адрес. Грейнджер улыбнулась, когда шагнула в камин. То, что она услышала от Драко на каникулах, терзало её каждый день. Знать, что он убьёт себя после её смерти, доводило Гермиону до истерики. Нет. Не умрёт. Ей хотелось «долго и счастливо», хотелось «и умерли в один день». Но дьявол! От старости, а не от убивающего заклятия! «Я не позволю тебе убить себя. Только не так…» — Семнадцатый дом на Тольшедт-стрит! Зелёное пламя поглотило девушку и выкинуло вперёд. — Я подумал, ты зап-путалась, — он смотрел на неё, отряхивая свою мантию. До ушей сразу донеслась приглушенная музыка. Она огляделась и удивилась такой большой и красивой гостиной. Её взгляд привлекли кресла, расположенные напротив большого окна. Здесь было много явно старых вещей. Невилл пошёл вперёд, чихая от пыли из золы из старого камина. — А где твои родители? — поинтересовалась Грейнджер, когда они остановились у двойных дверей. — Они всегда у б-бабушки на выходных, — он открыл двери и, прежде чем войти, обернулся к подруге. — Оставь, пожалуйста, палочку. Библиотека заколдована, и не пропустит мага с оружием. Такова защита дома. Чтобы книги не уничтожили. Грейнджер, покивав, положила древко на тумбу у входа. Конечно. Конечно, она оставит. Она достала фотоаппарат, и они вместе зашли в большой кабинет. По периметру расположились книжные шкафы, слева стоял большой диван, а справа — рабочий стол. «Видимо, отца», — подумала она. — Садись, — он указал на кресло перед столом и подошёл к шкафу, нахмурившись. — Так. Я сейчас вспомню, где её брал… Гермиона села в кресло и удивилась, какое оно глубокое. Узор резных ручек напоминал ей мотивы какой-то страны, но какой — она не могла вспомнить. Теперь она увидела, откуда играла музыка. Граммофон стоял на столе. Высокий женский голос завывал приятную песню. — Вот, — он подошёл к ней с огромным фолиантом. — Я помогу, а то она тяжёлая. Невилл положил раскрытую книгу на колени Гермионы и обошёл стол, усевшись за него. Фотоаппарат в руке мешал перелистывать страницы, которые казались хрупкими и сухими. Гермиона знала, как обращаться с такими реликвиями, поэтому аккуратно листала одну за другой, ища глазами знакомые строчки. Спасительные строчки. — Какой красивый голос у певицы, не правда ли? — спросил её друг, но Гермиона почти не слышала его. — Да, очень. На каком языке она поёт? — страница за страницей. Дальше. — На испанском… — Очень красивый язык, — на автомате ответила она, и вдруг замолкла. Потому что даже сквозь музыку ей не могло показаться, что голос Невилла как-то охрип. Она задрала голову и нахмурилась. Долгопупс сидел за столом, закинув на него ноги — в совершенно не свойственной ему манере. — Ты ведь эту информацию для профессора Малфоя ищешь? — спросил он и посмотрел на неё таким неузнаваемым взглядом. Гермионе стало не по себе. — О чём ты? — включила она дуру. Как он мог знать об этом? — О его бессмертии, конечно… Она моментально дёрнулась в попытке захлопнуть книгу, но вздрогнула от того, что не могла её даже приподнять. Словно бетонной стеной придавило. Сердце начало разгон. «Нет. Нет. Нет…» — Я не понимаю, о чём ты… — вновь ложь. — Невилл, помоги мне убрать книгу. Она тяжёлая! — Д- да, да, к-конечно, Гермиона, — встревоженно сказал он, изменившись в лице. Поднявшись на ноги, обошёл стол и склонился над ней. Схватился за край обложки и замер. — Ты думала, что я это скажу? Побегу помогать тебе? Боже. Голос. Совершенно точно — голос не Невилла. Она узнала его. Узнала, чёрт возьми! Голос того, кто мучал её в кошмарах вот уже много месяцев. Лёгкие, как целлофановые пакеты, будто разорвались от сдавленного выдоха. Она отклонилась дальше от лица, которое уже начало меняться. Боже. Грейнджер потянулась за палочкой и вспомнила, что она осталась там, за дверью. Боже. — Ну, привет… Карлос выпрямился, сняв с себя школьную мантию. Рубашка теперь явно стала ему мала. Господи. Собака-память жалобно заскулила у неё в голове голосом Драко: «Беги, если увидишь его. Беги…» А книга на коленях всё давила и давила, прижимая к креслу. Её дергало как от сильного тока. Тошнотворно сильного. Мартин подошёл к столу, присел на его край и потянул руку к лицу, зачесав усы. Он явно наслаждался начавшейся истерикой Грейнджер. А она молчала. Просто готовилась к худшему. Всё ждала, когда побежит перед глазами вся её прошлая жизнь. Но в голове было пусто. Лишь сожаление, что не могла распознать его раньше. Не могла почувствовать оборотное зелье… боже, блять правый… — Что ты сделал с Невиллом? — голос от страха хриплый, но слова прозвучали с вызовом. С чёртовым вызовом она смотрела ему в глаза. — Ничего, мальчишка лежит в теплицах. Всегда там оставлял, когда заимствовал его облик, — по-ублюдски оскалился он. — Возможно, он уже очнулся и вновь не может понять, как там оказался. Стирать его память приходилось каждый раз, когда я навещал тебя. Она часто-часто заморгала. Ей необходимо видеть его перед собой. Необходимо избавить глаза от тяжёлых слёз, что сейчас наполняли её веки. Грейнджер вспомнила, как Невилл говорил ей о постоянной головной боли. О том, как он забывал про многие вещи… Мерлин! — Мразь! — выкрикнула она и задёргалась из стороны в сторону. Ноги ужасно болели от тяжести заколдованной книги-ловушки. Её прошивали воспоминания. Почему она не заметила, когда под носом было столько знаков? «Запутавшийся обманет». Лаванда была права в своём предсказании. Невилл и есть запутавшийся, а Карлос — забравший его обличие и обманувший её. Он завёл её в ловушку… Значит… «Забывшийся вернётся». Драко. Драко. Драко. Она заплакала, захрипела, глотая слёзы. Пыталась протолкнуть ком в горле. Огляделась по сторонам в поисках хоть какого-то решения. Успокаивала себя лишь тем, что если предсказания Лаванды правдивы, то она убьёт Карлоса. Оставалось понять как. Ей выпала карта «карательницы». Она убьёт одного из них… Глаза жгло, они затягивались плёнкой соли. А внутри ломалась жизнь. — О, — он наигранно удивился, заметив в её руках фотоаппарат. — Забавная вещица! Давай я тебе помогу, раз ты убедилась, что нет никакого лечебного эликсира от бессмертия… Он коснулся её сжатых пальцев холодом, и Гермиона попыталась отдёрнуть руку. Но вампир крепко, до боли, сжал её. Фотоаппарат упал на раскрытую книгу, и он забрал его. Грейнджер отчаянно злила её глупость, из-за которой она попалась. — Улыбнись, — ядовито бросил он и защёлкал кнопкой — кадр за кадром — а наигравшись, убрал камеру в карман. В глазах бело от вспышки. От всего, что сейчас происходило. В ушах — шум от истерики на дне её лёгких. То, что сейчас ползало в её желудке и насильно тянуло рёбра внутрь — твёрдое. Крепкое. С клешнями вырывающее всё нутро. Кромсающее на части. Не выжить. Это липкая болезненная подступающая смерть. Там, в груди, голодная тварь — смерть, которая точила зубы, чтобы вонзиться в Грейнджер. — Ну и чего ты ждёшь? — крик отчаяния. Она не узнала своего голоса. Мартин наклонил голову, будто не расслышав её слов. — Храбрая… храбрая, как та… как же её… — он прищёлкнул пальцами перед её носом. И Гермиона подавилась воздухом. — Не смей! — зашипела она. — Не смей даже имя её произносить, ублюдок! Карлос хмыкнул и оскалил зубы с уже заострёнными клыками. Страшно. Страшно. Страшно. — Он убьёт тебя… — шёпотом. — Он убьёт тебя, если ты прикоснёшься ко мне. Отвратительно наигранный смех вполз в уши. Мартин подошёл ближе и присел перед Гермионой на корточки. Девушка, собрав все последние силы, замахнулась, чтобы ударить. Бессмертный даже не скосил взгляда в сторону надвигающейся угрозы, когда перехватил её руку и сжал до боли. — Как ты ещё не поняла? — заглянул он ей в глаза. — Я убил тебя ещё в сентябре… Цепкий взгляд пополз по её щекам, к губам, к подбородку и остановился у шеи. Сначала Гермиона не поняла, о чём он. О родинках? Но в голову стрельнуло воспоминание. «Разреши, я тебе помогу». Невилл тогда улыбался. Она помнила, как ловко друг справился с застёжкой. И как же тогда были холодны его руки, скрепившие цепочку, присланную родителями. «Это было не от родителей…» — поняла она. Поздно, блять, поняла! Дыхание сломалось за секунду, она нагнулась от тревоги в груди. — Как тебе эта вещица? Я немного поколдовал, когда перехватил твою сову и заменил совершенно скучнейший подарок на свой, — он взметнул руку, чтобы задеть цепочку. От холода пальцев кожа покрылась жалящими мурашками. — Кто вообще дарит детям книги? Сердце дьявольски переламывало вывернутые внутрь рёбра от осознания цели украшения на шее. — На ней временное проклятие? — прошептала Грейнджер, соединив руки на цепочке. — Браво! Сто очков Гриффиндору! — хохотнул Карлос. Приподнял её лицо за подбородок, чтобы вонзиться своими блестящими зрачками. Она закрыла глаза — потому что это единственный способ хоть как-то укрыться от вампира. Но слышала, как он поднялся и обошёл её сзади. Чувствовала, как Карлос холодными пальцами коснулся её шеи, убрав волосы назад. И в последний момент, когда его рука сжала золото, чуть натянув на себя, он наклонился к её уху, чтобы ошпарить последними словами: — Тебе будет неприятно, смертельно неприятно… Поцелуй в щёку и резкая боль. Он порвал цепочку и швырнул её куда-то назад. Под этот звон она вдруг поняла: с таким звуком умирало прошлое. С таким звуком погибало настоящее. С таким звуком истреблялось будущее. Дрожь прокатилась по всему телу. Гермиона плакала. Задыхалась. Но ничего не чувствовала, кроме жжения на шее от сорванной проклятием металлической верёвки. Мартин подошёл к столу, достал палочку и прошептал заклинание. — Позволь, я начну, — взмах, и перед Гермионой вырос красный дым. — Кровь на стенах, на полу, я хочу сыграть в игру… Она видела, как дым преображался в только что сказанные слова. И сразу почувствовала. Началось. Грейнджер закашлялась, поднесла руки к губам, а когда отстранила, то увидела кровь. Она слышала об этом проклятии. Когда закончится счёт, вся кровь вытечет из её тела. Лекарства нет, и обратного заклинания тоже… За такое грозил поцелуй дементора. Смерть. Голодная. Кусачая… — Ну, и конечно же, я не могу не оставить всё это без внимания! — она почти не слышала его слов. Но чувствовала, как увлажнилось в ушах. Кровь текла, текла не прекращаясь. — Отправим патронус главному зрителю? Драко. Драко. Драко. Грейнджер покачала головой. Потянула к нему окровавленные руки, почти ничего перед собой не видя. «Нет. Нет. Пожалуйста!» — О, не переживай. Я не убью его… Взмах древка, и перед ними появился голубой ворон. Он махал крыльями, впитывая послание. — Советую тебе, Драко, поспешить, у неё осталось пару строчек. Ты ведь помнишь мой дом? Ворон испарился. Её начало тошнить ржавой липкой кровью. — Ну что ж, пора прощаться… — Карлос подошёл к двери и обернулся, щёлкнув пальцами. — Тебе очень идёт этот цвет. Хлопок, и он исчез. А сверху на Грейнджер, словно хлопья снега, начали падать чёрные лепестки роз. Прощальная садистская выходка Карлоса. «Я догоняю, ты бежишь, если жизнью дорожишь…» Сквозь кровавые слёзы она смотрела вперёд, на появляющийся туманный текст. Так вот что значили во снах его слова: просто дождись конца. Конца ёбанной считалочки… Кровь лилась прямо на пустые страницы книги, окрашивая их в бордовый, убийственно тёплый цвет. Гермиона ничего не чувствовала — ни запахов, ни боли. Только то, как медленно покидала её жизнь, строчка за строчкой. Чёрт. А ведь сегодня она должна была встретиться с ним вечером. Крепко обнять и уснуть на его плече. Гермиона рыдала. Рыдала, и ничего не могла с этим сделать. Пыталась прохрипеть его имя. Позвать. Но из глотки выходил только мокрый кашель. «Я люблю тебя». «Я люблю тебя…» Она повторяла это как мантру. Как спасение для того, чтобы не было так страшно. Одиноко и отчаянно. Чтобы ломающая рёбра на сухие ветки боль не была такой очевидной. «Люблю. Люблю. Люблю…» Гермиона ощущала, что её топили в ледяной воде. Ей оставалось просто смотреть в лицо своей смерти. Белой-белой. Злой. Хлопок где-то сбоку. Быстрые шаги и вскрики. Какое-то метание перед носом. Показалось, что ноги больше не чувствовали груза. Кто-то положил её на пол. Кто-то тормошил и кричал. И наконец кто-то вполз в её голову, в отрывки мыслей, и теперь она могла это сказать: «ДРАКО…» Он стоял замершей статуей в её голове и просто смотрел. Смотрел, и вдруг схватился за голову. Что-то беззвучно закричал — от только что увиденного, произошедшего ранее. — Гермиона… — щёк коснулись хладные пальцы. — Альбус! Сделай что-нибудь, умоляю! Она впервые слышала его крик. Отчаянный. Дробящий кости. «Драко…» Ей казалось, что она сказала это вслух. Но на самом деле губы даже не шевельнулись. Он качал её как куклу, убаюкивающе. Шпарил её лицо своими слезами, такими горячими для такого холодного тела… — Альбус, прошу! Грейнджер, сквозь слой соли в глазах, видела директора, который с таким сожалением смотрел на неё, на него — и просто качал головой. Боже… А буквы расплывались в следующую строчку… «Будешь плакать и кричать, жизнь оставить умолять…» Новая порция кашля. Она испачкала его зелёный свитер, тот самый, что они купили во Франции. Тот самый, в котором он признался ей в любви… Тот самый. Тот самый. Тот самый. — Альбус! Осталась последняя строчка! — крик уже сиплый. Малфоя трясло землетрясением из внутренностей. А старик хмурился, даже брови дрожали. Дамблдор держал Гермиону за руку. И выдохнув, наконец сказал: — Есть только один способ, Драко… Грейнджер зацепилась за эти слова как за крючок. Пыталась притянуть их, осмыслить, переварить. Но когда вновь посмотрела наверх, на лицо любимого, который застыл с гримасой, вдруг поняла, что карта «карательницы» выпала не для Карлоса… Грейнджер убьёт его. Убьёт Драко… Он умрёт, спасая её. — Нет… — она пыталась поднять руки, чтобы оттолкнуть его от себя, но бесполезно. Малфой обрамил руками её щёки. Наклонился, целуя, пачкая своё лицо, раздувая ноздри от злости и обиды. — Я люблю тебя, слышишь? — растянул он губы в улыбке. Боже, как он мог? — Просто найди меня в моей следующей жизни, хорошо? Просто выживи, прошу… Сердце, ёкнув, словно обожглось об эти слова. Она сквозь слёзы слышала отрывочное: позаботься о ней, Альбус… У Грейнджер округлились глаза, и она не могла поверить. Она не могла. Просто не могла… Казалось, что весь мир на секунду замер, и в этой давящей атмосфере боли, этого проклятого места, дома, кровавого пола под ней — они все оказались куклами в кукольном театре. Разыгрывали трагическую сценку, пока их заледенелые от страха конечности сдавливали петли кукловода. Вот она — распластавшись на полу, лежала в луже собственной крови. Вот Дамблдор, который положил руку на плечо Малфоя. Вот Драко, который наклонился ближе к ней, нежно касаясь губ в последний раз. Кто-то дёрнул за петли, и Малфой раскрыл рот. Ещё одна петелька дёрнулась, и он склонил лицо к её тонкой шее, а руки Грейнджер, в попытке отпихнуть его, не слушались тела. Не слушались. Не хотели, блять, слушаться! Невидимый кукловод потянул за последнюю нить, и Драко, под её остервенелый крик, сомкнул челюсть, вонзив клыки прямо в хрустящие сухожилия шеи. «Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя…» Но никто не слышал. Она медленно сгорала от новой агонии. Цеплялась за его плечи, уже отстранённые от неё, и плакала. Плакала, потому что её пальцы вдруг стали лёгкими. В её руках больше никого не было… Лишь пепел. Пепел, как расплата за нарушенный непреложный обет. Плата за её жизнь. Плата за его смерть. Лишь пепел… И последняя строчка жирела в кровавом тумане над ней: «Солнце светит, блестит снег, ну, а ты ускоришь бег…»***
В этом огромном доме темно. Тихо. Казалось, здесь жили призраки. Она прекрасно слышала, как в южной части особняка копошилась Тинки. Это всё, что осталось от него. Его огромный дом. Его мэнор. Гермиону выпустили из тюрьмы под опеку Дамблдора ещё месяц назад, убедившись в том, что бессмертная не представляла опасности, не была агрессивна и могла контролировать свою жажду. Грейнджер растёрла тыльную сторону руки, там, где заклинанием было выжжено клеймо: I.04 Бессмертная под номером четыре. Таков был приговор суда. Обозначить меткой ту, что представляла потенциальную опасность. Ту, которой суждено было выжить после укуса. Ту, что потеряла жизнь в стенах дома Карлоса. Чтобы все знали, кем она теперь являлась. Заголовки «Пророка» не унимались по сей день. Казалось, все в волшебной Англии знали, что случилось в тот вечер. После того, как Драко рассыпался перед ней пеплом, Альбус был вынужден вызвать авроров. В тот же час судья поместил её за решётку, как бы директор не настаивал на том, что она безвредна. «Это существо опасно», — шептались присяжные. На их лицах застыл ужас перед этой девушкой. Ну, конечно, все они видели школьные учебники, которые ложной истиной вселили страх к вампирам. Но вот в школе разыгралась война. Война за Гермиону. Почти все факультеты посылали письма в министерство с возмущением и просьбой освободить её, вернуть в Хогвартс. Даже собрали подписи. Но столько же подписей собрали родители учеников, которые узнали, что вообще происходило в школе. Что бессмертный вёл уроки зельеварения. На Альбуса посыпались камни недовольства. Все были как на иголках. Родители Грейнджер сходили с ума, каждый день навещая дочь в министерстве — им разрешали видеться всего десять минут. Десять минут, чтобы Гермиона повернула голову к матери и отцу для единственных слов: «Всё хорошо». Только лишь для того, чтобы успокоить их, хотя в груди зияла дыра размером с ёбанный Лондон. Мертва снаружи. Мертва и изнутри. — Мисс, — домовик засеменила в её сторону, чуть не споткнувшись в темноте о тумбу. Гермиона перевела свой светящийся взгляд на неё. — Мистер Харрингтон прислал вам кровь… Глотка моментально сжалась. Гермиона кивнула ей, хоть и бесполезно в этой черноте. Увидела, как эльф призвала чемодан и положила его на стол. Поклонилась и исчезла. Девушка дрожащей рукой потянулась за чемоданом и взялась за ручку, замерев. Слеза ошпарила щёку. Ей казалось, что она почувствовала его руку у себя на плече. — Ты пришёл? — обернулась она в пустоту, и тут же зарычала от ложной иллюзии. Открыв чемодан, с размаху впилась в пакет клыками. Драко умер… Как и она сама. Отдал ей то, что ненавидел. Своё бессмертие. Свой дом. Свою жизнь, чёрт возьми! Как только она вышла из министерства, Альбус перенёс её сюда, вложив в ладонь завещание. Малфой продумал всё. И в его последней воле всё было о ней… «Это самое безопасное место после Хогвартса, — уточнил директор. — Он хотел, чтобы ты жила здесь». Дамблдор говорил ей, что она могла вернуться к учебе. Что никто ничего не сделает, пока он там директор. Предлагал ей доучиться последние три месяца. Но Гермиона думала — «зачем?». Депрессия ожогом прилипла к телу и тянула на дно. Видеть никого не хотелось. И так же слышать. Редкие письма, которые она отсылала родителям, были для отвода глаз: «Всё хорошо». Редкие письма друзьям в несколько строк: «Я тоже по вам скучаю…» Самое страшное было не спать. Каждую минуту думать лишь о том, что произошло. Гермиона ходила из комнаты в комнату мэнора, обходя главную спальню. Боялась зайти в его покои и вновь умереть. Там лежали все его вещи, которые прислали из школы. Там лежала память о нём. Каждый день уничтожая себя рыданиями под его дверью, Гермиона слышала, как в конце коридора пряталась Тинки и так же тихо плакала. Вот так они и делили время, вместе предаваясь отчаянию и обжигающим слезам. Было ужасно. Ужасно выть и не чувствовать облегчения. Ужасно кусать губы и не чувствовать боли. Ужасно ненавидеть себя за всё. Лишь она была виновата в том, то попалась к Карлосу в ловушку. Только она виновата в его смерти. Невилла тоже допрашивали на суде, проверяли его память в омуте. Друг плакал, глядя на Гермиону в клетке. Просил прощения. Так же плакала и она, всё повторяя: «Ты не виноват. Ты не виноват…» Было ужасно… Мартина объявили в международный розыск. Портреты вампира висели в министерствах всех стран. Даже в школах, во всём волшебном мире. Он был объявлен преступником. Очень опасным. Проблема была в том, что министерство не имело информации о вампирах, которые стояли во главе иерархии. Бессмертные игнорировали все призывы связаться и выдать преступника, но однажды послали письмо, в котором было чётко обозначено — они не имели к этому отношения, и Мартин Карлос также был опасен и для них. Было ужасно. К апрелю, когда она думала, что слёзы в организме закончились, Гермиона наконец положила ладонь на латунную ручку двери. Тихий скрип, и шаг вперёд. Запах обволок лёгкие, и ей показалось, что он где-то тут, просто прятался. — Ты здесь? — голос сломался в тишине. На полу стояли нетронутые чемоданы. На рабочем столе — множество книг. Когда она остановилась у кровати, то подавила хрип в своей глотке. Он вырвался сдавленным стоном, потому что на постели лежал тот самый её альбом, подаренный им. Первое желание — развернуться и уйти — она подавила. Пальцы коснулись кожи, нежно погладили обложку. Взмах, и альбом раскрылся. И Грейнджер сдалась. Упав вниз, притянула подарок к себе. Тот самый первый кадр выжег сетчатку воспоминаниями, разорвал горло криком. Они на диване. Он целовал её в щёку. Целовал и отстранялся. Целовал и отстранялся. Бесконечно долго. Бесконечно больно. Бесконечно, блять, без него. Хрипы выползали из её нутра, из разломанных сетью костей. Но она листала. Листала дальше. Смотрела на улыбку. Смотрела на его любовь к ней. На их любовь, что осталось только в этих матовых снимках. Это больно. Там. На дне неработающего сердца. Больно. Воспоминания начали гнить. Пора. Пора и ей так же. Согнуться пополам и ждать разложения. Но судьба та ещё сука. Стреляла. Перезаряжала и вновь стреляла. Кормила болью. «Ешь, Гермиона. Это же вкусно!» Ей позарез, до тошноты хотелось увидеть его. Хотелось. Хотелось. Хотелось. — Драко… — через слёзы, прямо в фотокарточку. — Драко! Но он не слышал. Он обнимал ту Грейнджер, что на снимке. Ту, что ещё не сделала ошибку. Не её. Ублюдство ненависти к себе только росло. И когда она захлопнула альбом, из него выпала последняя карточка. Руки затряслись. На ней вновь они. Драко на метле, и Гермиона рядом. Улыбалась. Та самая вторая копия. Тот самый подарок на Рождество. Грейнджер перевернула снимок и замерла. Буквы складывались в слова его аккуратного почерка. «Люблю тебя. Бесконечно, навечно».