***
Всё та же суббота шестнадцатого ноября. Недавно, что называется, «в тему», на весь особняк Маленковых играл Игорь Скляр: «Суббота есть суббота. И никаких забот» (не без воспоминаний Дмитрия о встречах с Игорем). Теперь стояла тишина. Дмитрий Маленков надолго вернулся домой после следующих друг за другом туров «Сегодня – на сцене Дмитрий Маленков», «Свадебное авто», «Дискотеки восьмидесятых и девяностых», инструментального концерта, где он один в ослепительно белой рубашке из деликатной ткани и в дорогом иссиня-чёрном костюме подчинил своей власти громадину-рояль, и совместных трудов с отцом. Спать... Спать... Спать... Потребность во сне не смотрела на талант и величие человека. Дмитрий, умывшись и переодевшись в простые трусы-семейники и майку, завалился на одиночную кровать. Елена Маленкова шутя называла эту кровать холостяцкой. На ней Дмитрий отдыхал в первую ночь после очень трудных дней. Он был не против, он был очень даже за то, чтобы провести время с женой, но знал, что сейчас не сможет подарить ей ничего кроме храпа. – Да не храпишь ты, – сказала Елена, как всегда. – Не выдумывай. – А ты любуешься мной, пока я сплю? – Конечно, Дим. – Я тоже люблю смотреть на тебя, спящую красавицу, Лена. Вроде бы не произошло ничего особенного, а им обоим стало необыкновенно хорошо на душе. Мечта тысячи девчонок, девушек и женщин, для жены Дима был не мечтой, а реальностью. Натруженный за столько дней, Дима отсыпался. Елена Маленкова, женщина молодая и по паспорту, и внешне, баловала Мартина, голубоглазое чудо с платиновыми, длинными на чубе, волосами. Их цвет возвращал Елену в далёкое советское детство, когда яркой, ослепляющей платиной кусочки света ложились на деревянные полы и деревянную мебель; а когда не возвращал в советское детство, тогда напоминал о весне и о лете. Лучики! Мартин весь – не только его волосы – светился лучиками, потому что был маленьким солнышком. – Давайте сложим кубики, Мартин Дмитриевич! – смеясь, сказала мама, когда сердцу стало тревожно. – Папа проснётся... – Па-па-па-па! – эмоционально затараторил Мартин, размахивая ручками. – Да, папа. Он проснётся – будете вместе играть. Елена, учитывая маленький возраст сына, явно спешила. Но она потихоньку учила Мартина тому, что его дедушка – основатель одной хорошей музыкальной группы, «Соцветий», что его папа – певец; показывала выступления Дмитрия на экране большого плазменного телевизора. Это была интересная, но трудная задача. Важно было постепенно прививать ребёнку своё «Я» и любовь к семье, подготовить его к неизбежному вниманию в связи с родословной, но нельзя было сеять зёрна гордыни или излишней самоуверенности. Впрочем, ничего такого у Мартина и близко не было, снова-таки учитывая возраст, а ещё хорошую наследственность и хорошую атмосферу в семье. Просто Елена, как любая мама, подсознательно и сознательно тоже переживала за ребёнка. – А твои старшие сёстры, Оля и Света, работают, – объяснила она сыну. Ольга и Светлана находились в комнате по соседству с игровой Мартина. Они не знали, какой неприятный сюрприз ждал их в тот день. Ольга, скрестив ноги, сидела на диване в джинсах и полосатом свитере «Полосатый рейс» линии «От Светланы», и работала за ноутбуком. Ей одной достался строгий, даже суровый взгляд, изредка присущий папе и дедушке; он нисколько не портил её, подчёркивая красоту крупных черт лица. Ольга всё стучала по клавишам в такт сердцебиению белых настенных часов. Светлана, изысканная, модельной внешности девушка, решила не отдавать себя подиуму. Многие говорили ей, что в модельном бизнесе днём с огнём не сыщешь натуральных платиновых блондинок. А уж сделать портфолио девушке с ясными, голубыми, большими глазами с природными стрелками-морщинками, с легендарным прищуром, отличающим – не надо бояться этого слова – династию Маленковых, было редкой удачей для само́й модели и для фотографа. Но ходить по подиуму Светлане не хотелось. Она, ни в чём не проиграв, начала петь, выступала по телевидению и радио, а затем принесла свою привлекательность и свой ум в мир моды. Смежный с ним модельный мир всё равно никуда от неё не убежал! Светлана нависла над столом, как школьница, делающая уроки, и не в ноутбук, а пока на черновик, в таблицу с тремя колонками, записывала нужные ей параметры, название и номер одежды и девушек, которые подходили на роли моделей. Светлана кое-где останавливалась и ставила знаки вопросов. Ольга прекратила набирать текст, спросила: – Что там, Свет, в воскресенье все придут? – Не знаю. Надо ещё время согласовать. Предположительно – встречаемся в двенадцать. Власенко под вопросом. Лазарева должна быть, но надо уточнить. – Светлана провела ладонью по лбу. Даже жест усталости своей лёгкостью выдавал в ней интеллигентность. – На этот раз мне нужны низкорослые модели. Мир моды предлагает длинноногих красоток. – А тебе нужны страшные, короткие? – улыбнулась Ольга. Светлана не ответила насчёт страшных, зная, что Ольга её подтрунивает. Светлана не любила все эти деления на красивых и некрасивых, чуть ли не с феминистическим настроем считая, что такие критерии оскорбляют людей! Параметры. Типаж лица. Светлана честно пользовалась такими определениями, а уж красота и не красота – понятия субъективные. – Мне нужны низкорослые модели. Власенко, Лазарева, Липницкая, Силова, Иванова – профессиональные и высокие модели. Но я ещё подбираю низеньких девушек без опыта. – Светлана засмеялась. – Знаешь, что удивительно. Не все девушки без опыта горят желанием тут же очутиться в студии, – она сыронизировала над собой, – известной Светланы Маленковой! Когда девушки уже оказываются у меня, немного со мной пообщаются, подпишут контракт и начинают работать, тогда только они... – Спокойны, – подсказала Ольга. – Да. Такое чувство, что девчонок напугали передачи про... плохое к ним отношение что в модельном бизнесе, что в мире моды. А самое страшное – если их осторожность связана с личным опытом. Мысли о том, что что-то может пойти не так, пребывают с ними наравне с мечтами поработать со мной. – И увидеть Дмитрия Маленкова! – О-о-о да! Но попробуй ещё нашего папку увидеть, да? То концерты, то телешоу, то вдруг Борис Корнеев или кто ещё позовёт рассказывать автобиографию и биографию нашего дедушки. – Светлана переключилась на тему работы: – Оль, мне нужны низкорослые модели разного телосложения. – Насколько низкорослые? – Метр пятьдесят тире метр шестьдесят. – Хм... У меня нет таких знакомых. – Я кинула клич в Инстаграме. Но ты знаешь, как будет: «Здравствуйте, Светлана Дмитриевна. А у меня рост метр девяносто. Вам не нужна такая модель?» А у меня стоит чёткая задача найти низеньких девочек! Ольга и Светлана начали смотреть, припоминать, кто же мог подойти. Светлана посмотрела заявки на своём сайте, открыла «Direct». Варианты потихоньку появлялись. Интересно, что судьбу Дарьи Ситниковой решила Ольга Маленкова. Видно, природа щедро наградила её интуицией. Она ведь не знала, что Дарья вот-вот придёт в гости к своему любимому исполнителю, но неизвестный голос подсказал ей: «Позвоните Алексею Галыгину!» Ольга, пребывая в мыслях, подошла ближе к окну и начала говорить: – Света, а... Тогда-то и случилось то, что заставило дочерей Маленкова на время забыть о своей работе. Всё было как обычно. Сизая дымка обволакивала жёлтые деревья. Чёрная кора отдавала блестящей синевой влаги и была ледяной. Впереди расстилались богатые особняки Подмосковья, а там дальше, как в мираже, виднелись очертания дороги на МКАД. Унылый на вид, но успокаивающий, по-своему умиротворяющий пейзаж разрезался, как лезвием тонкого ножа, нитями гелиевых воздушных шаров. Поначалу сёстры подумали, что где-то у кого-то праздник, оттого в небо поднялось с десяток розовых шаров. Нежные, матовые, они облагородили небеса. А когда вслед за розовыми шарами ветер подхватил, погнал и закружил в вышине золотые шары, один из них с надписью «Дима!», Ольга и Светлана поняли, что к их жилищу приехали поклонники. Вернее, поклонницы. Добродушные, сёстры хотели выйти во двор, поговорить с гостями, но тут они заметили подвох. Разрушая прелесть картины, на дорогу для автомобилей (такую, по которой ездит с десяток авто за час) вышла грузная фигура безумной Тамары Пушкарёвой. Даль не позволяла сёстрам разглядеть черты её лица, но Тамарино лицо Маленковы не раз видели раньше и знали, что ничего в нём не переменилось, кроме того что намазюканная красная помада стала ярче и пошлее. Дмитрия Маленкова не раз сравнивали с Дорианом Греем в исполнении Бена Барнса, потому что он был вечно молод, благороден, ну и шатен (если по фильму; по книге же Дориан – блондин), а Тамара – в противоположность своему кумиру, своей надуманной любви – взяла от персонажа Барнса худшее: стремление разрушать себя страстями, развивать в своём портрете всё самое худшее, эгоистичное и ведущее в никуда. – О Господи! – Ольга аж перекрестилась. – Звоним психологу или психиатру? Я, кстати, хотела по твоему вопросу позвонить Галыгиным. Насчёт модели. Вдруг у них есть кто на примете. По-моему, придётся звонить ещё и Вере... – Насчёт кого-то на примете хо-ро-шая идея, – растягивая слова, смотрела на цирк за окном Светлана. – Но Веру тревожить не будем. Справимся своими силами. – Уверена? Светлана замычала. Девушки обернулись на скрип двери. Ненадолго покинув Мартина, Елена подошла к дочерям. – Тамара с утра пораньше, – вздохнула она. – ДИМА, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! ДИМА МАЛЕНКОВ, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!!! – раздавалось на всю улицу. Эхо отлетало от стен домов. Тамара, наверное, думала, что чем громче, чем настырнее она будет кричать, тем скорее Дмитрий Маленков проснётся (только она не знала точно, что он спал, и не знала, что разбудили бы его нежные прикосновения супруги, а не голос-труба городской сумасшедшей), оденется или прибежит к ней как есть, в белье, потакая её низменным желаниям, а потом позовёт на романтический ужин и подарит кольцо с бриллиантом. В последнее время, после затишья, в Тамариной большой любви появился пункт о богатствах, которыми Дмитрий как самый-самый любимый кумир и мужчина всей жизни должен был делиться со своей женой. То есть не с какой-то там Леной, с которой его связывали всего-то свадьба, трое детей и такая мелочь, как любовь, а с истинной женой, Тамарой Пушкарёвой. Впрочем, после того, как Тамарины тараканы перебегали в другую лобную долю и шарики заходили за ролики, на этих самых роликах вдруг слетала крыша в сторону мысли, что так уж и быть: Елена Маленкова – главная жена, а она, Татьяна, согласна быть второй. «Она не только Дориан в худшем воплощении, – подумала Светлана. – Она как безумная жена мистера Рочестера в «Джейн Эйр». Идеи-фикс растут в её голове, как грибы после дождя. Что ещё она придумает на основании своего «замужества»?» – Нет, это невыносимо! – Елена, подошедшая к дочерям, чуть не плакала. – Эта женщина причиняет боль и страдания и себе, и другим людям. Если б я знала, кто её родные, я бы позвонила им, чтобы они её забрали! – Может, у неё и нет родных, – пожала плечами Ольга. – Может, она сама уйдёт... Я не знаю, что с ней делать. Неужели... когда-нибудь папе нужно будет с ней объясниться?.. Простите, родные, я к Мартину. Не выходите к ней! Оставайтесь дома! Елена вернулась к сыну. А Светлана и Ольга продолжали смотреть на цирк. Главная сегодняшняя клоунесса была одета в чёрные лосины, яркую красную блузку, кое-как прикрывающую бюст (холод осени спас созерцателей от наблюдения большего бесстыдства) и шерстяную, но как будто перьевую, потрёпанную накидку. Накидка время от времени блестела. Похоже, Тамара прицепила на неё брелоки. Да, брелоки. Они переманивали на себя внимание со связки красных, розовых, золотых и белых шаров, которые фанатка держала груздью, не выпуская из рук. Они напоминали неуместную рекламу «Rafaello» и «МакДональдса» – два в одном. – ДИМА МАЛЕНКОВ! Встречай свою жену Тамару Пушкарёву! – кричала женщина. – Я приехала к тебе, потому что люблю тебя! Ты моя судьба! Ты! Только ты, Димочка! Дима!.. Она кричала и не хрипла. Она говорила восторженно и артистично, в каком-то смысле даже талантливо, как на спектакле, и не в цирке, а в театре, но что толку от спектакля, когда сцены не несут ничего ни доброго, ни умного, ни хотя бы спокойного, сносного? Вокруг жили такие же богатые и разъезжающие по стране, летающие за границу, знаменитые и не очень известные люди. Часть домов пустовала, оставленная на прислугу и «злую собаку» или – беспечней, но тоже вариант – на одну сигнализацию. Но в стоящих на противоположной стороне улицы особняках московских бизнесменов Матецких, Невзоровых и Климашенко всегда кто-то был – если не сами бизнесмены, то их жёны или взрослые дети, плюс ещё прислуга. Матецкая раскрыла окно, высунулась, покачала головой и, обернувшись, что-то крикнула в недра огромной комнаты. Светлана и Ольга, переглянувшись, схватили ключи (одну связку двумя правыми руками, после чего «победа» досталась Светланиной руке) и, не обращая внимания на мамины замечания, едва одевшись, ринулись во двор. Когда они прибежали к источнику несчастья, там уже находились супруги Матецкие и резвый, симпатичный домработник Климашенко. Всем им пришла мысль, что Тамара, сама того не зная, добивалась внимания. Как только женщина окинула всех присутствующих взглядом, так сразу заулыбалась. У неё были крупные, как кирпичи, жёлтые зубы. Фанатичный, будто бы полный «истины», вложенной гуру какой-нибудь секты, Тамарин взгляд остановился на Светлане и Ольге. Несложно было догадаться, что она видит в них собственных дочерей, но совсем не в том смысле, какой – также в вопросах чужой крови – вкладывают в свои чувства добрые мачехи. – Вы бы постыдились сюда приходить, Тамара! – воскликнула Матецкая. – Хо́дите и ходите! Ходите и ходите! – ругался домработник Климашенко. – Вся Москва уже вас знает! Тамара улыбнулась, поправила причёску, связку шаров, измученных нитями в её руке, и изобразила неловкость, хотя её так и распирало кричать о любви. Тамара не удержалась: – Понимаете, я ни за что бы сюда не пришла. Но Дмитрий Маленков – лучший мужчина на земле! Мне... Вы знаете, снилось... У меня был вещий сон. Как Дима поёт песню «Сегодня», а я рядом с ним, – Тамара показала на себе, – в таком вот платье белом, с кружевами, и в фате. – Она снова потревожила шары. – Женщина, у Дмитрия есть жена, есть семья, – строго, с суровым взглядом сказал Матецкий. – Оставьте человека в покое! – Ну-у я ду-ма-ла прийти и по-здравить, – заторможенно, пребывая в грёзах, ответила на то Тамара. – Я понимаю, что ещё не двадцать шестое января, но просто с удачными концертами поздравить... – гаденько улыбнулась, – мужчину моей мечты! Шарики вот подарить. На словах поздравить. Здесь не сдержались сразу двое. Домработник, перед глазами которого оказались бедняги-шары, отвёл их в сторону и ударил по ним. Глухой хлопок ладони о резину зазвучал как выстрел среди шести напряжённых людей. – Научитесь себя вести, в конце-то концов! – заорала Ольга. – НЕ ЛЕЗЬТЕ В НАШУ ЖИЗНЬ! Соблюдайте дистанцию! Любите кого угодно. Хотите – чёрта лысого (Светлана, успокаивая, придержала её за руку), хотите – мужчину из вашего окружения. Хотите – Дмитрия Маленкова, но не навязывайтесь, никому и никогда, понимаете вы или нет, женщина? Вы же так ничего кроме слёз для всех нас не добьётесь. – Вот слушайте и вникайте! – сказал Матецкий. – Иначе мы найдём способы оградить вас от людей, которым вы досаждаете. Тамара открыла рот, но неожиданно решила ничего не говорить. Светлана бесконфликтно добавила: – Не надо, Георгий Анатольевич. – Это крайние меры. – Хорошо, – сказала Светлана Матецкому и затем – Тамаре: – Будьте мудры в своей любви. – Она прижала белую, тонкую ладонь к груди. – Вы же понимаете, что таким способом вы никогда не добьётесь встречи с нашим отцом? Только причините всем страдания. – Я знаю про все эти «Если любишь, отпусти», – сказала Тамара. Напомаденные губы задвигались, как хелицеры паука. – Но я не могу отпустить человека, которого люблю. Это будет предательство. – Вы сейчас себя в первую очередь предаёте! – с трудом остывала Ольга. – Тамара, займитесь своей жизнью. И са-мо-у-ва-же-ни-ем. Тогда вы научитесь уважать других людей. Их чувства. Их границы. Их личное пространство! Личную жизнь! – Мы вам любить никого не запрещаем, – разжёвывала Светлана. – Просто не надо лезть в чужие жизни. – Вы мне не чужие... Вы же дочери моего Димули... – «Моего Димули»! – домработник постучал пальцем по виску. – Вы себя слышите? Вы понимаете, что называете своим женатого человека, который, хвала небесам, не имеет к вам никакого отношения? Вам не стыдно вообще мешать жить дочерям вашего «любимого человека», нет? Хотите созерцать свою любовь, общаться, фотографироваться – пожалуйста, приезжайте на концерты. – Да ездит она на концерты, там тоже шапито устраивает, – буркнула Ольга. – Да ей же всё равно! Как об стенку горох! – воскликнула Матецкая. – Эгоистка и лентяйка, которая будет лелеять, взращивать, – Матецкая руками изобразила цветок, вырастающий из крупного семени и расцветающий, – беречь эту свою «любовь», потому что без неё ничего из себя не представляет. Так, Тамара? Я права? Чего вы отворачиваетесь? Вы же хотели привлечь внимание! Вам кроме самоуважения ещё бы саморазвитием заняться. Но лень-матушка раньше вас родилась. Тамара махнула свободной рукой, а из занятой выпустила шары. Пёстрые, они потревожили равнодушное к ним небо. Пушкарёва заплакала и пошла прочь. Это была странная картина. Безумица в нелепом, не стриптизёрском разве только из-за погоды, наряде, с нарушенной психикой и своими собственными, тоже нарушенными моральными рамками, уходила так покорно, склонив голову, давясь слезами. Она шла в никуда, но, если не романтизировать её чувства, она вполне шла по направлению к автобусам на Москву. Была ли это манипуляция? Пятьдесят на пятьдесят. Подсознательно Тамаре хотелось внимания как к её мнимому счастью, так и к её горю. «Страдайте, отвергшие меня! Да увидят бизнесмены, домработник и дочери любимого, что плохо мне на свете белом без Маленкова Дмитрия!» Что-то вроде того. Ей хотелось, чтобы кто-то окликнул её, дабы она могла начать по новой скорбную повесть о любви, надеясь разжалобить слушателей и оказаться рядом с Дмитрием; при этом бы жалоба стала самоцелью. Но, как ранее говорил Алексей Галыгин, Тамара верила в свою любовь и, какими бы больными ни были её чувства, они были настолько реальными, что женщина отдавала им всю себя. Её никто не задерживал, не желая давать ей ложные надежды. Любое, доброе и не очень, поучительное и нейтральное слово, служило бы ей сигналом, что сейчас, вот прямо сейчас к ней спустится Дмитрий. Логика была бессильна. Когда фигура Тамары отдалилась, замаячив на горизонте цветастой массой, домработник Климашенко сказал, что насмотрелся на явление чёрте чего народу, и, извинившись, поспешил в дом. Матецкие пожелали терпения и удачи дочерям Маленкова. Матецкий напомнил, что в любой момент он в силах связаться как с полицией, так и с лучшими психиатрическими клиниками. Сказал он об этом достаточно холодно и решительно. Ольга и Светлана вжали головы в шеи, не желая представлять, что там ждёт Тамару. Таблетки? Уколы? Превращение в овоща? Окончательная потеря рассудка в белых стенах? – Спасибо, Георгий Анатольевич, – осторожно ответила Светлана, – но это не нужно. У нас есть знакомый психолог. – Да-да, – поспешно вставил Матецкий, с недоверием взглянув куда-то в сторону и снова на дочерей Маленкова. – Но, девочки, уважаемые, тут же явно нужен не психолог, а психиатр. Я... не имею морального права лезть в жизнь этой женщины, но вы же сами видите, как она лезет в вашу! Сегодня она, видите ли, жена, завтра – сатана. А послезавтра ей взбредёт в голову, что единственный способ стать ближе для Дмитрия Юрьевича – это покалечить или убить кого-то! Мужчина с отвращение зажмурился. – Мы обратимся к вам, если ситуацию выйдет из-под контроля, – сказала Светлана. – Я говорю правдивые вещи, – несколько обидчиво сказал Матецкий. – Простите, что они звучат для вас так страшно. Для меня тоже. Но самые страшные люди – те, которых не успели облачить в белый халат, повязав сзади руки. Те, которые уже сошли с ума, но всё ещё ходят среди здоровых. Хотя его номер где-то был у девочек, бизнесмен не поленился дать им свою визитку. Встреча с Тамарой, как и слова Матецкого, выбили сестёр из колеи. Их тревожило будущее, тревожила точка (или это была пропасть?), в которую шли две дороги – их семьи и сумасшедшей фанатки. Светлана возвращалась домой в самом подавленном настроении. Поднимаясь к маме, она призналась Ольге: – Оль, мне не понравилось, как Матецкий разговаривал. Он ведь полон решимости. – Да. Это проблема? – Мне кажется, он без нас сдаст Тамару в психушку. А я этого не хочу. – Светлана цеплялась за перила так, словно через них особняк мог услышать её молитву. – Я хочу, чтобы Тамара выздоровела, освободилась от своей мнимой любви... Тут их встретила бледная мама. Мартин мялся у дверного косяка. – Как вы? – спросила она. – Зачем вы пошли навстречу этой женщине? – Чтобы объяснить ей ситуацию. – Какую ситуацию? Я же просила вас не спускаться к ней! Взрослый человек не понимает своего нездорового фанатизма. И может причинить вам вред. – Не причинит, – уверено сказала Светлана. – Ей просто нужно научиться уважать себя и других людей, направить свои чувства в правильное русло, создать семью. Ольга покачала головой со взглядом «Ты неисправимая оптимистка», хотя оптимистичного в Светланином лице в тот момент было мало. – Да разве Тамара Пушкарёва старается ради всего этого? – спросила Елена. Светлану осенило: – В неё никто не верит. У неё нет поддержки. Вот в чём дело! – Да, в бредни, что она жена нашего папы, верит лишь она сама, – сказала Ольга. – Почему в этот бред кто-то должен верить? – Оля, не в этот бред. Я же говорю – в саму Тамару никто не верит. У неё нет старта. Не за что зацепиться, чтобы воплотить в реальность наши добрые советы. Елена, взяв на руки Мартина, вздохнула: – Вот пусть кто-нибудь даст ей зацепиться за что угодно, лишь бы она оставила в покое нашу семью. Что же это получится? Мартин пойдёт в садик, а там его спросят: «А это твоего папу любит больная Тамара Пушкарёва?» Я готовлю его к вопросам о папиной известности, чтобы он адекватно понимал известность, без... – Елена удобней посадила сына на руках, – излишнего восхваления, но с достоинством. Пусть лучше спрашивают о папе Дмитрие Маленкове, чем об этой женщине. – Надеюсь, ты преувеличиваешь, – ответила Светлана маме. – Дай-то бог. Мы все от неё устали... Какой выходки ждать от неё ещё?! Ольга кинула взгляд на папину комнату. Послышался скрип кровати – как будто Дмитрий перевернулся на другой бок. – Мы будем говорить папе, что Тамара устроила цирк? – Нет, – единогласно решили мама и сестра. – Н-не-не-не! – замотал головой Мартин. Они не знали, что Дмитрий сквозь сон слышал, как пришла его фанатка. Узнал её мощный голос, представил шаги и жесты. Неведомым образом (впрочем, почему неведомым, если давно известно, что у человека больше пяти чувств?) увидел, как в воздух взмыли розовые и золотые шары, как связка других цветных шаров мотылялась у её полного, обвисшего лица с напомаденными, как всегда, губами. Певец испытывал смесь отвращения к человеку, который, как говорит молодёжь, конкретно доставал его семью, и жалости. Отстранённо он понимал, что к его жизни пытается быть причастной одинокая, несчастная женщина, не без чувств, не без зерна, из которого мог бы вырости плод любви, а не сорняк. Позже, бодрствуя, он пришёл к тому же выводу, к какому пришла Света: было бы здорово, если б кто-то поддержал Тамару и направил её, так сказать, на путь истинный. Он даже допустил мысль, что ему самому придётся с ней поговорить, расставить все точки над «и», что одна лишь родня (если она есть) не станет для Тамары панацеей. Несмотря на голубую кровь и необыкновенную красоту и молодость, Дмитрий был не заносчивым человеком и мог говорить с любыми людьми на равных. Чисто физически невозможно было поговорить с каждой-каждой когда-то или до сих пор влюблённой в него женщиной, но если разговор состоялся, он был душевным, шёл прежде всего между двумя людьми, а не супер-пупер знаменитостью и простой смертной. С Тамарой Пушкарёвой тоже можно было вот так, по-простому, поговорить. Но Дмитрий боялся, что оправдает Тамарины надежды, и оды о любви станут чаще, пафосней, возвышенней, а слова с общим смыслом «Тамара, вы меня не так поняли. И оставьте, пожалуйста, нас в покое» уже никогда не возымеют эффекта. Часть этих выводов Дмитрий сделал уже во сне. А потом ему начала сниться «дичь». Он увидел себя со стороны лет в девятнадцать-двадцать, распевающего «Сегодня» в чёрных штанах и малиновом жакете (вспомнил, как поначалу жакет ему давил и был непривычен), и Тамару среди зрительниц. У него был странный голос... Как будто из магнитофона. – Это фонограмма! – досадливо сказал Дмитрий. – Я не пою под фонограмму! Он откинул микрофон, удивившись своей несдержанности. Тут к нему на сцену залезла Тамара. А с другой стороны, как призрак, возник отец. – Юрий Фёдорович! – пожаловалась Тамара. – А Дима меня не любит. Папа, прищурившись, покачал головой: – Ай-ай-ай-ай-ай... – Это было бы достаточно смешно, будь показано на сцене КВН-щиками, но от такого нелепого осуждения Дмитрию стало страшно, словно он видел сон про каких-нибудь зомби. – Дмитрий, это всё из-за того, что мы с тобой мало занимались на фортепиано! Мы будем играть. Я приведу к тебе друга из «Соцветий». Кого ты хочешь увидеть? Галыгина или Беляева? – Галыгина! – подсказала Тамара. Дмитрию было непривычно, что Тамара назвала фамилию Алексея. Спящий в реальном мире Дмитрий нахмурился и скривился, как кривятся от попавшего на глаза солнечного света. На сцене, как по щелчку, возник молодой Алексей. Он оглядывался, явно не понимая, что происходит. Зато Тамара понимала, что хотела сказать и ему, и Дмитрию. – Вот, Дима, – она выставила тяжёлую ладонь, – скажи, почему Лёше можно видеться с фанатками, а тебе нет? Почему ты не хочешь, чтобы я стала твоей женой?! – Женщина, у меня есть жена! И дети! – Но я же к тебе пришла... – Тамара обидчиво захлопала глазами. – Я стою у тебя под окнами. Прокати меня на своём «SUZUKI», мой принц! Я буду держаться за твой прекрасный стан! Ветер будет развевать мои волосы! Подари мне кольцо с бриллиантом!.. Она говорила долго и много. Всё чего-то желала да требовала. Дмитрий хотел прервать Тамару и начать играть на фортепиано вместе с Алексеем, но все кругом, и Алексей, и папа, и поклонницы в зале, словно превратились в восковые фигуры – натуралистичные, но застывшие на месте. – Это наш с тобой мир. – Тамара протянула к Дмитрию обе руки. Она готова была обнять его. – ТЫ, ИДИ КО МНЕ, ЛЮБОВЬ МОЯ! – Этого не может быть, – сказал ей Дмитрий, отклоняясь от объятий, как от удара. Коричневая прядь маятником качнулась от скулы. – Вы не настолько сумасшедшая. И вообще я сплю! Не мешайте спать! Тамара нахмурилась, как-то вся обмякла и указала на рыжую девчушку, возникшую рядом с Галыгиным. Все снова стали живыми. Дмитрий физически ощутил атмосферу зала, запах сцены, слабых и насыщенных женских духов, железа и лака от музыкальных инструментов и музыкальной аппаратуры, само величие театрально-музыкального мира. Рыжая низкорослая девчушка была в этом мире новой, но не потерянной. Она, блеснув карими глазами, подошла к Алексею и взяла его за руку. Что бы ни значило её действо, Дмитрия оно изумило. Он понимал, что спал, как понимал и то, что видит не просто сон, а сновидение, связанное уже не столько с Тамарой, сколько с этой рыженькой. Он вопросительно посмотрел на Тамару. – Видишь... – проговорила она печально. – Алексей Галыгин хочет общаться со своей фанаткой, а ты со мной – нет. Он держит её за руку, а ты не коснёшься меня. Чем я не мила тебе? Скажи, что я городская сумасшедшая, мне в лицо! Прокляни меня! Пусть же меня упекут в больницу! Да, да, пусть меня увезут в психушку. Только не оставляй меня... Любимый, не оставляй меня! Дмитрий услышал голоса жены и дочерей, первые слова Мартина, и сон начал исчезать. Мольбы Тамары остались позади, но Дмитрий знал, что эта женщина ещё вернётся кошмаром в его жизнь. С ней нужно было поговорить, иначе её фанатизм никого не доведёт до добра. Однако опасно... Говорить с ней было так же опасно, как бежать от проблемы. Дмитрий окончательно проснулся. Недавний сон выдавала лишь пара примятых прядей и чуть припухшие глаза. Подтянутый, прекрасно сложенный, но самое главное – родной, он удостоился любящего Лениного взгляда. Лена как могла скрывала недавнее волнение. Её била мелкая дрожь, которую она старалась унять прикосновением ладони правой руки о предплечье левой. – Доброе утро! – сказал Дима своим изумительным, неповторимым шёпотом и обнял Елену. Его руки успокоили жену. – Доброе. Уже день... Она собиралась сказать о Тамаре. Вместо этого закрыла глаза, в нежности приоткрыла алый рот и опустила голову на Димино плечо. – Ну вот, сейчас ты заснёшь, – сказал он, прижимая Лену к себе. Они стояли обнявшись так долго, как могли, прежде чем Мартин захотел родительского внимания. Дмитрий провёл время с сыном, а затем отправился в душ, в царство белого и цветного пахучего мыла, всяких-разных «Рексон», белых полотенец, халатов жены (для дочерей и сына была отдельная ванная комната) и любимого белого халата. Тогда-то сёстры успокоились, если спокойствием можно назвать пошлый образ Тамары, несколько раз за день ещё всплывавший (точнее, не выплывающий) из памяти. Светлана, настроившись на работу, решила позвонить Галыгину. Так и Светлана Маленкова сыграла роль в судьбе Дарьи Ситниковой.***
В прошлой жизни, в школе и вузе, профессиональные модели смутили бы Дарью. Кто они и кто она? Но жизнь в целом и в частности работа стилистом научила Ситникову не бояться людей. Ха! Ну где это видано, чтобы человек, в своё время насмотревшийся фильмов ужасов (был период, Даша, тревожа бабушку, увлекалась всякими «Кубами» да «Пилами»), боялся людей? Люди попадались Дарье разные, и почему-то на удочку настоящего зла она велась легко и охотно, а просто перед активными, модельной или хотя бы очень симпатичной внешности людьми робела, будто бы они ей чем-то угрожали или только и думали, как бы посмеяться над Дашей. Нет, активных и красивых людей бояться не стоило. С них стоило брать пример! С ними стоило общаться! А ещё нельзя было отделять от них себя, заранее настраиваться на то, что они могут тебя чем-то обидеть, а ты окажешься бедной и несчастной... Тьфу ты! Может, сама Дарья и не справилась бы с комплексами, но работа в мире как раз-таки красоты и активности выстругала и заточила её. Она стала более открытой и смелой, руководствуясь, как шпаргалкой, простыми правилами: А) Относись к людям проще – и они к тебе потянутся. Б) Уважай и их, и себя. Все мы люди, хоть и разные. В) Жизнь одна. Даже если «там дальше» что-то есть, эта жизнь одна. И в ней лучше что-то сделать, чем не сделать! К пункту «В» относились и общение со «звёздными» людьми, включая моделей, и новые знакомства, и увлечение чем-то, и обучение чему-то. Несмелый, затурканный человек упускал возможность жить! Дарья не хотела, чтобы её жизнь прошла мимо... Пятеро профессиональных высоких моделей были, как сказала одна из низкорослых девушек, отпадными. Властная – может, потому и Власенко – тоже крашеная рыжая, короткостриженная леди с крупными серебряными серьгами напоминала инопланетянку, позируя в тонких под цвет серег и золотых свитерах. Темноволосая, пушистая Лазарева, кидаясь феромонами в сопутствующий, видно, её фантазии мужской образ, приковывая даже женские взгляды к эффектной красной помаде (никто не знал, что Светлана в момент работы Лазаревой вспомнила напомаденную Тамару), рекламировала огненные, красные, оранжевые, и осенние, изжелта-красные, свитера. Липницкая была просто загляденье! Куколка! Говоря о ней, хотелось вспомнить выражения «стройная, как берёзка» и «осиная талия». Длинные тугие джинсы с золотым ремнём, кусочком торчащим из-под чёрной пряжки. Утончённая фигура. Маленькая голова с тонкой линией губ, маленьким носиком и далеко посаженными круглыми голубыми глазами. Копна жёлто-белых волос-«пуффыстиков». Липницкую по телосложению, миловидности и цвету волос можно было назвать женской версией Виктора Щедрина. Вот только она не пела про вольных коней, а представляла кремовые свитера разных фасонов. Ещё она отдалённо напоминала Изольду из «Гимназии». Ей очень шло кремовое вязаное платье. Силова – уже вторая модель носила говорящую фамилию – была крепкой темноволосой барышней, рекламирующей чёрные свитера, вышитые белыми, красными и золотыми блёстками. «Шары. Эти блёстки мне теперь напоминают Тамарины шарики!» – подумала Светлана, плеснув ладонями по коленям. Её мысли, конечно же, снова никто не услышал, но Дарья отреагировала на них, как на резкий, не плохой, но непонятный запах; она без преувеличения почуяла, что что-то не так, носом. Силова окинула низеньких, не модельной внешности девчонок взглядом всемогущей королевы, игнорируя беззвучную – одними губами, одной приподнятой рукой – просьбу Светланы Дмитриевны вести себя дружественно. – Евгения, смотрим в объектив, – сказал ей фотограф Борис Диденко, паренёк Светланиного возраста. Позади Силовой находился белый стенд. Моделей фотографировали в основном на его фоне, время от времени меняя его на золотой, с выступающими формами осенних листьев, на синий со снежинками («У папы в клипе похожий был» – шёпотом сказала Светлана фотографу) или на стенды пастельных тонов. Доработав, Силова усмехнулась, показывая всем красивые зубы, крупные, ровные, белые-белые, должно быть, и хорошие от природы, и доработанные в лучшей частной стоматологии. Простые девчонки сжались. Одна Дарья чуть выставила ноги и улыбнулась, словно нейтрализуя важность модели. Такие, «все из себя» люди были ей, пожалуй, не очень симпатичны, но не более того. На попытки сковать её страхом Дарья реагировала улыбкой – мол, улыбнитесь и вы, жизнь прекрасна! На позитиве работала Иванова. Когда Дарья только увидела Иванову и услышала её фамилию, то подумала: «Стоп! Это что, Светлана Иванова?! Из сериала «Всё же я тебя люблю!», к которому Дмитрий Маленков написал все саундтреки!» Да, вполне логично, актриса могла работать с дочерью певца и композитора. Но Дарья обозналась. Моделью оказалась некая Янина Иванова. Надо же как похожая! Тоненькая, угловатая, с небольшими, будто подростковыми формами, с длинными, убранными в хвост светлыми волосами. Янина стояла в позе балерины, в широких к низу чёрных брюках, в однотонном сером свитере из тонкой материи и, то склонив голову набок, то поднимая её и гордо смотря в объектив, крутила вокруг себя шарфы. Розовые. Жёлтые. Синие. Она легко улыбалась – одними уголками губ, стараясь сохранить неподвижность их линии. Янина Иванова поразила новых девушек. Те, кто, в отличии от Дарьи, боялся, как что будет, осмелел, познав прелестную частицу модельного мира. Светлана Дмитриевна окинула взглядом новеньких, моментально вспомнив, кто есть кто и как попал к ней. Любовь Негода, двадцать лет, блондинка, Инстаграм. Папина поклонница – так же, как Анжелика Рева, двадцатидвухлетняя русая девушка. Они обе робко (или не очень) спросят её потом: «Простите, а можно нам встретиться с Дмитрием Юрьевичем?» Светлана часто слышала: «Вы же его дочка!» с дальнейшими просьбами познакомить; передать подарок, конфеты, цветы, самодельные открытки, сборники стихов вроде «Моя поэзия для Дмитрия Юрьевича», с характерными изображениями газетных фото, романтичных пейзажей и сердечек; передать тёплые слова и с огромным желанием получить автограф. По возможности она исполняла просьбы влюблённых и просто сильно увлечённых поклонниц, прекрасно понимая, какими качествами цепляет их её отец; автографы иногда заранее просила у отца, а потом просто отдавала, но не все девушки были счастливы от того, что ДИМУЛЯ не узнал их лично, не обратился к ним по имени, кто-то был согласен не меньше, чем на личное обращение в автографе, кому-то же нужно было увидеться с Дмитрием с глазу на глаз, и только так! Что же поделать... Фанатки – это люди, и если ты дочь известного человека, то должна уважать их желания, пока они более-менее сдержаны и не похожи на поведение Пушкарёвой. Такой позиции придерживалась Светлана. Светланина «вторая работа» (со всей этой раздачей автографов) была, скорее, утомительной, чем нервной, потому как Тамару ещё никто не переплюнул! Светлана встречалась порой с ярой нетерпеливостью, но никогда – с неадекватностью. В общем, Светлана спокойно принимала тот факт, что Любовь Негода и Анжелика Рева спросят у неё о папе. Лилия Ярмолюк. Шатенка с каре. Подруга сестры Оли. Оля говорила, что у неё подруг с подходящими параметрами, но немногим позже она вспомнила, что Лиля-то низенькая. Оксана Неженцева. С крашеными синими волосами. Знакомая Янины Ивановой. И поклонница Алексея Галыгина. Крашеная рыжая девушка с какой-то особенной внутренней энергией. Пришла раньше всех, назвалась стилистом и помогла профессиональным стилистам студии «От Светланы» подкрасить глаза девочкам. Светлана не жалела, что позвала её. Она не жалела, что позвала всех новеньких! Светлана познакомилась с девочками, перезнакомила их между собой, как добрая первая учительница, ознакомила с контрактами и позвала работать в зачарованную атмосферу модельного мира. Даше так понравилась Светлана Дмитриевна! Милая, добрая, светлая, как само её имя. Беленькая, в Елену Маленкову. С папиным прищуром глаз. Цветом волос, причёской, снова-таки глазами похожая на близняшек Мэри-Кейт или Эшли Олсен, особенно из фильма «Мгновения Нью-Йорка». Сотрудничать! Со Светланой Дмитриевной можно было бы сотрудничать, если б только она нуждалась в простушках-дурнушках вроде неё, Дарьи («Окей, я не совсем простушка-дурнушка, но и не голубой крови, как вся семья Маленковых»), дольше, чем на один день. На мгновение Дарью сковал страх не перед «профи», так перед Любовью, Анжеликой, Лилией и Оксаной, а может, и не страх, а давние его отголоски, сменившиеся уважением к таланту девочек. Вместо того, чтобы включить белую зависть на максимальный режим (это такой режим, при котором белизна чернеет), трястись, волноваться, вдруг у них получится гораздо лучше, а вот я одна завалю фотосессию, Дарья влилась в работу и не только посвятила ей всю себя, но и зажгла других девочек, разбудила в них уверенность в себе, талант, страсть и нежность, разум и чувства. Дарья слушала и понимала задания, примеряла на себя образы, подчиняла видение души телу. Она не понимала, как у неё всё получалось, но в ней вдруг смешались, преобразовались, из неё вдруг полились её сокровеннейшие чувства и лучшие способности. Она работала так, словно эта работа была решающей не только в её жизни, но и в жизни ни много ни мало всех землян! Ну... Как минимум москвичей! Примеряя золотое, из плотной ткани платье, Дарья вспоминала осенние образы из песен Виктора Щедрина и из «Жёлтых листьев» Будницкого. Она видела, как смутилась Светлана, стоит ли одевать её в алое платье, подходящее по размеру, но подходящее ли характеру модели? Дарья с радостью примерила страстный наряд, позволив взгляд роковой женщины; кто сказал, что низенький, несуразный флакон плоти не может стать вместилищем такой души? Ей надели белый и кремовый свитера – Дарья воспользовалась уютной скромностью декораций, вписавшись и в них, и в романтический образ, предписанный светлой одежде. Можно было подумать, её вели чувства к Алексею Галыгину, те, о которых она сказала ему, и те, которые хранила в глубине души, не раскрыв ещё никому. Дарья и сама думала, что они будут её спутником и поддержкой на протяжении всей фотосессии, в доли секунды так всё и было, но в какой-то момент Дарью совершенно ясно повели её личные творческие способности! Вот уж никто не мог подумать, что отсняться лучше всех, получив затем не только деньги за одну фотосессию, но и работу у дочери Дмитрия Маленкова, Даше помог... образ Александра Бирюкова, сам по себе, без ассоциации «Бирюков был хорошим другом Галыгина». Неожиданно и случайно Дарья вспомнила, как Бирюков в нежном кремово-розовом костюме играл роль телеведущего. Он пел старую, весёлую песенку о телепрограммах на завтра, а нетерпеливые слушатели требовали познавательные и юморные передачи сегодня! Дарью так вдохновила комичность Бирюкова, что, работая у Светланы Дмитриевны, она почти сочинила, а дома доработала и представила в виде спектакля свой текст на ту же самую мелодию. В её воображаемом мюзикле она была в центре внимания, Любовь и Анжелика пританцовывали слева, Лилия и Оксана – справа. Они держали в руках линейки и размахивали сантиметрами, подхватывали модные журналы, стенды, фотоаппараты и микрофоны. А потом, в один кадр переодевшись в одинаковые белые майки, белые лифчики и юбки из переливающейся тёмно-серой ткани, стали в тесный круг подобно лепесткам. Что это было? Настоящий водевиль или «наркомания»? Прекрасное фан-творчество или бесстыдная пародия? Воплощение красоты или пошлость? Дарье хотелось верить, её песня была не хуже, чем у Бирюкова; во всяком случае, эта песня помогла ей быть активной и искренней и запомниться Светлане, девочкам вроде неё и профессиональным моделям. «– Здравствуй, наш модельный мир! Начинаем танцевать, плясать мы завтра, мы завтра. К каждой подойдёт её большой кумир. Даст автограф и раскрутит. Это будет завтра, завтра. – Нет, нет, нет, нет, мы хотим сегодня. – И мы, мы, мы – мы хотим сейчас. – Нет, нет, нет, нет, мы хотим сегодня. – И мы, мы, мы – мы хотим сейчас. – В двенадцать часов – у Светланы Время ярко проведём. С бомбочками примем ванны, Вкусный чай себе нальём. И на модную обложку Влезем, леди, впятером. Будет пусть другим немножко Наш модный приговор. – Но это всё мы хотим сегодня. – И мы, мы, мы – мы хотим сейчас. – Но это всё мы хотим сегодня. – И мы, мы, мы – мы хотим сейчас. – Здравствуй, наш модельный мир! Платья, блузы, свитера новые наденем, наденем. Здравствуй, о, прямой эфир! Завтра я придумаю, что в эфире делать, делать. Я-а вдохновляюсь «Знаками» И «Зеркальною струёй», А завтра вы расскажете, Что такое вдруг со мной? – Нет, нет, нет, нет, знать хотим сегодня. – Нет, нет, нет, нет, знать хотим сейчас... – ... о сокровенном модели новой. – ... знать в первый и самый последний раз. – Мы оказались в модельном мире И проживём в нём, друзья, сейчас!» С оригиналом песни Дашу познакомила мама. Дарья никогда раньше на кассетах или по телевизору не слышала «Нет, нет, нет, нет, мы хотим сегодня», а потом мама, заметив, что дочь интересуется «Добрыми друзьями» и в конкретный момент наслаждается «Луговыми цветами», спросила: «А слышала такую песню?..», включив её на Ютубе. На экране под задорную музыку и праздничные, лихие возгласы танцевала какая-то не то обезьянка на ниточках, не то инопланетянин с коричневато-розовой кожей и большими ушами. – Кто это? – спросила Даша. – Куклёнок, – сказала мама, придвигая к Даше телефон. – Ой, он страшный... В тёмной комнате Даша бы такого испугалась. Но на экране, будучи неприглядным каких-то пару секунд, «иноплазьян» («обезьянин»?) Даше затем понравился и напомнил Альфа из старого сериала. Наверное, он вторым – после Александра Бирюкова – вдохновил девушку на свою песню. Светлана одинаково уважала работу всех девушек и не принижала ничьих способностей. Но про себя она не могла не отметить, что при всех стараниях работа именно Дарьи Ситниковой была сегодня лучшей. – Вы же не учились ни в модельной школе, ни в актёрском училище, – не скрывая удивления и восхищения, проговорила Светлана после того, как профессиональные и нет модели разошлись, а Дарью потянуло остаться. Вот почему-то потянуло, хотя у неё не было ни «коварных» планов по завоеванию Диминого автографа через Светлану, ни страстного желания становиться моделью. – Не училась. – Но снимки потрясающие! Светлана рассмотрела фото. Дарья глядела на них искоса, как на приятный запретный плод. В сумке лежали деньги за работу. С ними Даша тут же почувствовала себя нужной всему миру и востребованным специалистом во всех областях. И хотя деньги не были главным в жизни, Даша уже размечталась, как потратит их на главные вещи! – Дарья, вы справились! Поздравляю. Даша засмеялась и со смущением подавила смешок. Светлана вопросительно посмотрела на неё. Дарья махнула рукой – мол, не стоит внимания, а самой ей так и хотелось сказать, насколько мил и прекрасен Светланин голос. Дарья бросила взгляд на сумеречное окно. В сумке завибрировал телефон. Сто процентов волновалась мама. Даша не спешила взять трубку. – Вам, кажется, звонят. – Да, я скоро отвечу. Светлана Дмитриевна! А можно у вас купить один свитер? Светлана поправила причёску. Её глаза улыбались вместе с губами. – Знаете, – сказала она, – ваше желание – комплимент для меня и для линии «От Светланы». У Маленковой часто заказывали одежду. Почти с самого начала бизнеса девушка находилась в плюсе, и доход уже давно покрывал столь приятные расходы, как оплату умничкам-моделям. Но редко когда сама модель в день съёмок хотела что-то купить. Дарья приобрела жёлтый кардиган, тут же покрасовавшись в нём перед Светланой и подошедшим фотографом. – Класс! – выставил большой палец вверх фотограф Диденко. – Дарья, возьмите, пожалуйста, мои контакты, – Светлана протянула Дарье визитку. На ней кроме полного имени Светланы Дмитриевны были записаны её должность, номер мобильного, адрес студии и адрес сайта «usvetlani.ru». Дарья встрепенулась, как птица, которой открыли дверцу из клетки. – Дарья, вы мне понадобитесь. – Понадоблюсь?.. – Скажите, удобно ли вам будет, если я наберу вас во... во-во-во... – Светлана, глядя на Бориса, тут же упорядочила график в голове, – тоже в двенадцать часов, во вторник? – На следующей неделе? – Да. Девятнадцатого ноября. – Хорошо! Рыжунья сияла от радости и гордости! Она была моделью что надо! Не 90-60-90, ну так Светлана работала не только со стандартом. У Дарьи была харизма. Была внутренняя борьба, рождающая захватывающее действо между наивностью и смелостью. В общем... Много чего было в девчушке. С ней определённо стоило работать! Дарья понравилась Светлане так же сильно, как Светлана – Дарье. Прежде всего они понравились друг другу как приятные и умелые люди. И только после того, как Даша вышла на улицу и, поёжившись от холода, ответила на мамино «Дашу-у-уля, ну где ты там? Почему мы должны за тебя переживать?!» и папино «Мы уже думали, что-то случилось!», её прорвало восторженными мыслями на тему «О боже! Я общалась с дочерью Димы Маленкова!!!»***
Снова мгла. Из мглы вырываются огни призраков-машин. Раньше вечерело. Скоро от солнца не останется и просвета. Всё затянет тучами, облачив Москву в тюрьму серости на долгие ноябрские и декабрские дни. С неба шла какая-то «фигня». Вот думай-гадай, что это – вроде ещё дождь, а ледяной, как снег. Что бы оно там ни было, оно попадало на дамскую сумочку и сумку с кардиганом (хоть хорошо запакованную), щелчками било в лицо, обрамляло веки и слезами стекало по щекам. Всё это навевало скуку и мрачные мысли, раздражало, бесило! Даша мечтала поскорее приехать домой и принять ванну. Она сильно намокла без зонта и чертовски замёрзла. Дома, отбиваясь от расспросов и тут же принимая их, как награду, Даша-русалка, с мокрыми после купания, коричневыми у корней волосами, хвасталась жёлтым кардиганом. Папа пощупал шерсть: – Тёплый свитер! Очень стильно, классно! – Спасибо! Да, тёплый. Но есть свитера теплее... – Конечно, есть. У тебя на зиму много хорошей одежды, – сказала мама, посмотрев на шкаф дочери. Эх! Ничего мама не понимала в свитерах! Самым тёплым был не новый кардиган и не один из старых свитеров, а такой, тёмно-синий, сам по себе непримечательный свитер с белыми ромбами на рукавах. Самый тёплый свитер был той одеждой, которую Дарья скинула во ВКонтакте подруге Ире вместе с хозяином. «Кто это?» – спросила Ира, глядя на фото седовласого, улыбчивого, как юнец, мужчины. «Алексей Галыгин» – переживая что-то невероятное просто от записи его имени и фамилии, ответила Даша. Ей казалось, она набирает четырнадцать белых, с золотыми контурами, букв на фоне ярко-синего летнего неба и сочной зелёной травы, разрисованных домами и деревьями окраины Москвы. А ещё она как будто на миг вернулась в прошлое – не понимая, семидесятые это или восьмидесятые, девяностые; не важно, просто там было хорошо, там было лучше, чем сейчас. «А-а-а... Понятно. Знаю такого)) Из «Добрых друзей». С кем как ни с Ириной Вольновой можно было первой поделиться тем, от чего теплилась душа? Однажды Дарья доверила своим интернет-читателям древнее, оживившеe и, как температура, чуть спавшее фанатское чувство, впервые рождённое в две тысячи девятом году. Это чувство было напрямую связано с Ирининым хобби, переходящим в профессионализм и настоящее мастерство! Именно оно привело Иру к Даше, а Дашу – к Ире. Девочки доверяли друг другу всё, что касалось знаменитостей. Ира без конца рисовала и хвалила талант Джонни Деппа и Орландо Блума, ставила своих «крашей» на аватарки и пересказывала сюжеты фанфиков по фильмам с ними, начиная, конечно же, с «Пиратов Карибского моря», а заканчивая «Эдвардом Ножницы-Руки» и «Хоббитом». Дарья же говорила о певце, чей образ их познакомил, а теперь желала хотя бы отчасти признаться в том, насколько ей был дорог Алексей Галыгин.