Счастье вы моё!

Вчерашние страсти утонули в подмосковных лужах, отражающих бледно-серые облака. Проплаченные слова Матецкого уносило дуновением ветра вместе с обрывками, остатками скукоженных листьев. Всё теряло свой цвет, и самый хороший стройматериал самых богатых домов вбирал в себя серость и темноту, чтобы, находясь в их коконе, пережить зиму и возродиться весной. – Папа вчера такое пережил, что позакрывал все окна. – Светлана имела в виду, что на втором этаже запертого, ограждённого, а значит, и так крепкого особняка можно было оставить у окон по щёлочке: никто же в окна не залезет. – Утром задохнуться можно! Света ругалась шутливо. Она никогда не сердилась на папу всерьёз, даже если не понимала причин его редких, но случающихся запретов, или смены настроения, видимой, но, как правило, незначительной и ни разу в жизни не наносящей вреда близким. А вчера она была счастлива заснуть под его проникновенный голос, сполна прочувствовав отцовскую любовь. – Окна лучше не открывать, – махнула рукой Оля, подъедая за столом плов – рис с мясом, мексиканской смесью и десертной кукурузой, приготовленный сёстрами утром, перед звонком папе. – Грибами пахнет. – Так грибы – это же хорошо. Чем ещё должно пахнуть после дождя? – И кострами несёт. «Ага, – подумала Света. – Ты не открывала окна, но знаешь, чем там несёт. Охотно верю». – «Ветер метёт асфальт, дворник жжёт листву», – стоя у окна, пропела Светлана Вячеслава Быкова «Любимая моя». – Иди сюда, «дворник», – позвала Оля. – Момент! Света потянулась, напрягая икры, чтобы всё-таки приоткрыть окно. Оля цокнула. – Да чуть-чуть. Проветрить же надо. Потом ещё в детской открою. – Ладно. Светлана достала банановый сок и села рядом с Олей. Надо было поесть и закончить вчерашнее дело. Фотографии обработаны. Оставалось загрузить их на сайт, подписать названия и выставить цены. Девушки занялись делом. Светлана помнила, что в двенадцать нужно позвонить Дарье. Когда работу закончили и приблизилось время звонка, Светлане самой позвонили. – Борис, наверное, – сказала Света. Но она ошиблась. Боря звонил нередко, однако сейчас её приветствовал другой абонент. Света воодушевлённо ответила на «Алло» звонившей девушки: – Алло! Алиса, это ты? Приве-е-ет! – Кто? – Оля не поняла. – Алиса Щедрина, – шепнула Света. – Ух ты! Передавай привет! – Тебе привет от Оли. – Спасибо. Ей тоже. У Алисы, дочери Ирины и Виктора Щедриных, был самый обычный голос. Но, хорошо это или плохо, мир шоу-бизнеса позволяет человеку презентовать любые вокальные данные, были бы деньги. И, бывает, самый обычный голос, развиваясь, рождает затем прекрасные песни. Внешность Алисы тоже была обычной. Будучи блондинкой Светланиной комплекции и Светланиных лет, Алиса уступала Светлане по красоте, правда, это если смотреть на красоту как на лукистское понятие, как на способ мужского мира укорить женщину за то, что она недостаточно модельной внешности; Света, помнит читатель, так людей не оценивала, и общаться с ней не было напряжно. – Я так хотела с тобой поболтать, – сказала Алиса. – Ты свободна? Или занята? – Мы, как всегда, работаем. Но один этап работы, можно сказать, закончили. – Света с улыбкой крутила локон на пальце. – Я найду время для тебя. – Дарья, – шепнула Оля, показывая на часы. – Я помню, – прикрыв трубку, шепнула в ответ Света. И – громче, в трубку: – Как ты, Алиса? – Мама иногда зовёт меня Элис! – «А что это за девочка и где она живёт?..» – Йес, именно так! У меня день рождения четвёртого декабря. – Да, я знаю. Уже скоро. Алиса почувствовала Светланину улыбку и воспользовалась ситуацией: – Светик, а ты знаешь, мы же с мамой талантливые певицы! Мы привыкли ко всему качественному. Нам нужно всё качественное. Звук. Фото. Видео. А я сейчас выпускаю клип «Нежная» и промофото к нему. Хочется, чтоб всё было красивенько. – И действительно нежно. – Да! Конечно! Вы не могли бы с Борисом меня отщёлкать? У него золотые руки, и ты профессионал своего дела! Пли-и-из! У меня же день рождения. Света напряглась, перестала крутить локон, сменила позу. – Это стоит денег, – сказала она. – Денег. Времени. Понимаешь? – Понимаю. Договоримся. А какие у тебя расценки? – Смотря что именно нужно. – Цены на фотографии зависели от многого, далеко не от одного размера. Это была отдельная тема, но примерные цены на несколько видов фото Света могла назвать «не отходя от кассы». – М-м-м... Это хорошие деньги. – Алиса колебалась. – Светик, а у тебя не бывает скидок? Ради подруги. – Ради подруги можно устроить фотосессию, – осторожно ответила Светлана, профессионально избегая слова «Нет». – Однако скидок не бывает. Мои цены приемлемы. – Понятно, – взгрустнула Алиса. – Алиса... – Светлана прислушалась, помехи ли у телефона или связь прервалась. – Алло. Алло. – Отключилась? – спросила Оля. Светлана обескураженно положила телефон на стол. – Ну что же такое! Оля удивилась, что Света чуть не плакала. – Я хотела поговорить с Алисой, а она отключилась, узнав, что я ей не устрою фотосессию бесплатно. Но разве дружба – это когда одна для другой делает всё бесплатно? – Тихо, тихо. – Оля взяла её за руку, не к месту отметив вдруг, что расстроенная, при этом милая Света похожа на актрису Хлою Морец, хотя чаще всего она напоминала людям Мэри-Кейт Олсен. – Алиса так и сказала: сфоткай меня бесплатно, что ли? – Да нет. Спросила про скидки. – Ну! Так всё в порядке тогда. – Не в порядке. Она так резко отключилась! Я даже не спросила, как дела у Виктора Владимировича! – Думаешь, они так часто общаются? – задумалась Оля. – Они же семья, – ответила Света как о само собой разумеющемся. – Я понимаю, что Виктор и Ирина, его первая Ирина, давно не вместе. Но они были вместе. Они всё равно остаются семьёй. Они всё равно связаны друг с другом, связаны с Алисой. Они семья. – Наивная! Они – бывшие муж и жена. Быв-ши-е. А семья... – Оля пожала плечами, сомневаясь и в Светиной, и в своей правоте. – У них давно новые семьи. А вместе их воспринимают в основном поклонники. Света отпила сок. Банан придал ей сил. – Значит, я поклонница. – Забавно. Светлана Маленкова – поклонница Щедриных. Звучит как: Дитер Болен – поклонник Томаса Андрерса. – Как бы там ни было, – развивала Светлана мысль о семье, – я чувствую, что Алисе и Ирине не всё равно, как дела у Виктора. Чем он живёт, чем дышит. («Воздухом» – вставила Ольга). Может быть, они не общаются, но хотят общаться. Может, общаются немного, но хотят общаться больше. Они не могут друг друга совсем забыть... Это невозможно... Оля усмехнулась: – Что-то ты стала сентиментальной. – Света думала, сестра станет её критиковать, но Оля сказала: – Это хорошо. Значит, у тебя есть сердце. Живое и доброе сердце. Света улыбнулась и, согнув пальцы, провела тыльной стороной руки по щеке. Тут снова зазвонил телефон. – Алиса! – обрадовалась Светлана. – Да! – Прости, что-то, наверно, с вышками. Прервалась связь, – волновалась Алиса. – Ты, наверное, в Подмосковье. – Да. – А я в Москве. Когда из Москвы в Москву звонишь, связь лучше. Мне так стыдно... – За что? – удивилась Светлана. – Я подумала, ты посчитаешь, что я прервалась, потому что обиделась и хотела бесплатно фото получить. Нет, конечно! Я спросила про скидки. Но... Я всегда везде спрашиваю про скидки. Я согласна заплатить сколько нужно. – Тараторка моя... Всё в порядке. А на какое число ты хочешь фотосессию? – Я, правда... Не поэтому... Это не самое главное... – Ох. На какое число? Алиса подумала: – Я хотела сначала позвонить тебе раньше. Чтобы сегодня... Но давай, может, в среду двадцатого числа. Если у тебя там нет супер-пупер важных планов. Не хотелось бы тебя прерывать. Оля нетерпеливо показала на время. Уже без пяти минут двенадцать! Света в волнении округлила глаза, кивнула Оле и сказала Алисе: – График более-менее свободный. Но мне надо будет человека на работу устроить. – Какого человека? – Девочку-стилистку. Я уже папе о ней сказала. Он одобрил мой выбор. Это моя новенькая модель – ну, как модель, я брала для съёмок новой коллекции пятерых простых низеньких девушек, и её в их числе – и поклонница дяди Лёши. – Ух ты-ы-ы! – Да. Я ей, кстати, скоро позвоню, обрадую. Пока поболтаем с тобой немножко. – Отдыхать тебе надо! – Да я и так ничего толком не делаю. Вот, плов ем. Пью сок. Банановый. Джюс. Оранжад. – Не выходя из ванной! – засмеялась Алиса. – Вроде того. – Знаю, знаю я тебя. Ты трудоголик до мозга костей. Вот я тебе и говорю: отдохнуть тебе надо, милая моя. Кстати! А мы с мамой хотим полететь в Лондон. Опять про Лондон! Света тоскливо вздохнула. – А ты что, не была ещё в Лондоне?! Там же так классно! Я вот никогда не любила Биг-Бен, но набережные Темзы – просто сказка. Я сейчас говорю, а у меня перед глазами кафе, рестораны, огни, много ярких огней. Красиво, уютно. Боже, Лондон – это... не знаю... сочетание нашего Питера с Парижем, только лучше. Атмосфера английская! Шапочки, трости, Шерлок Холмс, дух девятнадцатого, двадцатого века и современности. Это надо прочувствовать! – Может, и прочувствую... – Кингс-Кросс только первый раз интересен, второй раз не очень. Вокзал и вокзал. Правда, вот что реально интересно: поклонники «Гарри Поттера» всё время толпятся между девятой и десятой платформами. That`s funny! Я маму упросила уже. Мы с ней посетим музей «Гарри Поттера». Я не знаю, можно ли там фоткать или нельзя. Надеюсь, можно, потому что я хочу, моя золотая подруга, похвастаться фотками перед тобой и в Инстаграме. Она ещё немного сказала про музей, а Оля указала на часы. Двенадцать ноль семь! Света кивнула. Эх, не был сейчас Лондон лондонским в её воображении – так, мелькали в голове обесцвеченные плоские картинки из учебников по «Инглишу» в средней школе, притрушенные кадрами из «Орла и Решки» и неподробным изображением карты, по которой голубой пообедавшей змеёй растекалась Темза. – Алиса, я... – ... хорошо, что ты не читала тот фанфик. Там Хагрид принёс к себе в дом Добби и, как бы тебе сказать... – На секунду, когда Светлана обратила внимание на время, Алиса уже успела наговорить не только про музей, но и про фанфики по «Гарри Поттеру», в том числе про такое, о чём Свете знать бы не хотелось, а то ночью приснится – подушкой не отмашешься. – Алиса, милая, – сказала она мягко, – мне уже надо человечку позвонить. Но хотела у тебя две вещи попросить. Одно попросить, другое спросить. – Говори. – Если вы с мамой посетите музей «Гарри Поттера» и вам будет несложно, привезите, пожалуйста, хоть пару фото Диме. – Папе? – удивилась Алиса, но тут же поняла: – А-а... Галыгину. – Да. – Он же с ума сходит по вселенной Роулинг. А я как-то подзабыла. Окей! А что ты хотела спросить? Света напряглась, взглотнула, начала крутить прядь на пальце и застыла с накрученным пальцем, пока волос сам с него не спал. – Можно спросить, как твой папа? – Ах-ах! – засмеялась Алиса. – Мама уже к зиме захотела шубку каракулевую. Папе пришлось с ней целый день ездить, чтобы выбрать. В каждом магазине мама по сто раз... – Н-нет, я... – ... перебирала и примеряла, представляешь? Ну, я могу пять-семь, ну десять раз перемерять всякое-разное, а маму часами из бутиков не вытащишь. И других туда тащит. А как песни и клипы новые выходят, папу как будто не замечает! Но он-то знает, что она его любит. Терпит и шутит про мамин сложный характер. – Он правда не простой, – как можно беспристрастней сказала Света. – Ага! Но, главное, он счастлив. Мы с мамой счастливы. Все счастливы. – Да... Прекрасно, что твой отчим стал для тебя таким родным человеком. – Ага! – То «Ага» выдавало много скрытых Алисиных чувств. – Алиса, я имела в виду... Я хотела спросить о Викторе Щедрине. – А-а... – грустно, хорошо, что не раздражённо протянула Алиса. Ей или не хотелось о нём отвечать, или хотелось, но было больно. – М-м... Честно говоря, я не знаю. Вернее, знаю немного. Думаю, всё хорошо. Ты же знаешь. Все знают... Она не договорила: «что наши родители давно разведены». – Короче, я два месяца назад была на его концерте. Даже поднималась на сцену! Папа пригласил меня. Объявил: «Алиса Щедрина!» Меня осветил прожектор, и я к нему поднялась. Мы вместе пели «Минуют невзгоды», и мне хотелось плакать от того, как наши голоса сплелись воедино, мне казалось, что в моей счастливой жизни полно тех самых невзгод, и хотелось их миновать. А ещё мы пели про коней. Я развеселилась! Было приятно, немного тоскливо, но больше приятно. Я не знаю, хотелось мне поскорее уйти со сцены, потому что это не мой концерт, не мой труд и не моя слава. Или остаться на сцене ещё надолго. Интонацией девушка сама отвечала на свой вопрос. – А ещё мама... – говорила Алиса с придыханием. – Она, знаешь, сидела в зале (тоже приехала со мной), но не в первом, а в третьем ряду. На тридцать седьмом месте. Я не помню, как смотрел на неё папа, я больше обращала внимание на зал, но помню, как она смотрела на него. Да, она любит папу, то есть отчима, я имею в виду, но у неё не бывает такого взгляда, когда она смотрит на него. Не бывает. Таким взглядом она смотрит только на Виктора Щедрина. Мама смотрит, кажется, холодно-холодно, но я-то вижу тонкую пластину льда, которая хочет растаять. И тает – когда никто не замечает. То есть она думает, что никто не замечает, а замечаю я. Я люблю, когда у неё такие глаза. Мама пьёт чай и кофе только со льдом. Только! Берёт формочки со льдом, с треском откалывает сколько получится и бросает в одну чашку два кубика. Но пару раз, когда я, по её мнению, ничего не замечала, она, потянувшись к морозилке, передумала её открывать и попивала тёплый чай из ложечки; а кофе пила просто так, не боясь обжечься. Алиса помолчала, а Света, поджимаемая временем, не смела отключать звонок. – Я хочу сказать... Я ведь не называю Ирину Щедрину Ириной или абстрактно певицей. Она для меня – мама. А Виктор Владимирович Щедрин – больше, чем вокалист «В сети» и «Электропарней» и давний коллега Ирины Аллегровой, больше, чем сольный певец. Виктор Щедрин – мой отец! Светлане были знакомы или почти знакомы чувства Алисы. Ведь не один раз в жизни её пронизали сильные дочерние чувства, и последний раз это случилось вчера вечером. Она извинилась, что растревожила Алисину душу. Но Алиса лишь поблагодарила её за случай так растрогаться. – Я прекрасно понимаю, что много, слишком много говорю о Лондонах и шмотках, о фотосессиях и клипах. Это как моя скорлупа что ли... Спасибо тебе за возможность высказаться! Ты всегда готова выслушать человека, Света. – Не за что, – растерялась Светлана. – Тебе, наверное, уже пора. Звонить своей стилистке. Оля, поскольку сидела рядом, рывками слышала Алису даже не по громкой связи. Она активно закивала головой, будто кивание было одним из видов спорта, и показала на смартфоне: 12:19. Переключилось на 12:20. – Ой-ой! Да, Алиса, действительно пора. Спасибо, что набрала меня. – Свету от улыбки словно подтянула к потолку невидимая сила. – Пока. – Пока. Счастливо!

***

Прошла почти четверть века, а Дашу как тянуло, так и продолжало тянуть к ребятам из других городов, словно в Москве не было ни девушек, с которыми можно было дружить, ни парней, с которыми можно было встречаться. На каком-то подсознательном уровне любой чужой город она видела решением проблемы московской неволи. Чего, чего? «Неволи»?! Видимо, шутка, да? Но нет. В то время как любой нормальный человек рвался в Москву, такой человек, как Даша, рвался из Москвы... Нет, Даша не ненавидела, а очень даже любила столицу! Её шоссе, тоннели и паутину метро. Её суматоху и тихие тенистые деревья в парках, совсем недавно – сказочно-жёлтые, а теперь очаровательно скользкие, дождливые, какие-то убаюкивающие... Любила ходить пешком и любила смотреть на город из окон наземного транспорта. Здесь у Даши были родители. Их любовь и забота. А у них троих – крыша над головой. Была работа. А если какое-то время (вот как получалось с Саниной и её «Алей») и не было, быстро находилась новая. Дарья знала, что такое выживать, и не только материально, но здесь проблемы обходили её стороной. Вся «жесть», весь «кринж» и весь «пипец» таился в ночной Москве, в клубах, на цокольных этажах и за высокими заборами заведений с сомнительной репутацией, на Ленинградском шоссе и ещё в некоторых местах, которые Даша, не без наставлений Катерины и Андрея Ситниковых, миновала. Здесь было неплохо коренному жителю. Хотя масло клали на бутерброд чаще без чёрной икры. Но непокорное сердце будто нарочно искало, куда подольше ехать, чтоб было триллион пересадок, и куда добираться двумя видами транспорта. Мысли и взор пересекали меридианы. Рот говорил: «Хочу туда!», а палец (и это ещё при «отлично» по географии) блуждал по карте, соображая, куда это – туда. Новосибирский опыт научил Дарью не зная броду не соваться в воду. Именно после Новосибирска она сделала вывод, что нужно всегда-всегда иметь свои деньги, много денег, включая деньги, о которых не должен знать человек, к которому ты едешь. И ещё несколько выводов, смысл которых сводился к пословице «Семь раз отмерь – один раз отрежь». Сильнее дружеских и любовных чувств Дарья стала ценить здоровье и жизнь, и если хоть что-нибудь им угрожало... нет, тогда нельзя было слушаться сердца! В две тысячи девятнадцатом году перед девушкой возникла новая диллема. Тройная. Во-первых, ей хотелось укатить в закат. Как в мультике, взять палочку и платочек. Сложить в платочек всё самое ценное. Завязать его, повесить на палочку и, закинув палку на плечо, потопать куда топается. Понимая запоздалый максимализм такого желания, Дарья, как могла, отгоняла его работой и напоминанием об обязанностях, о долге перед семьёй – сложном, окрыляющем и душащем, долге жить в одной квартире с родителями. Во-вторых, в её жизни появились люди, которых она бы ни за что никогда не вычеркнула! Допустим, с десяток просто приятных людей были разбросаны по городам России и Украины. Ехать к ним всем не имело смысла. Уж что там ни происходило в Дашиной голове, в неё не приходили мысли остановиться в Мурманске, потому что... Саша? Женя? Как-там-его-зовут?.. с аватаркой Дина Винчестера скинул крутые фото солнечного затмения. Не стоило узнавать Нальчик лишь потому, что тамошний приветливый Игорь уже три года забрасывал тебя «какделами» и мог поддержать любой разговор, подчас балуя тёмную Дашину сторону соответствующими её желаниям фото. А разумный киевлянин Антон, по духу как будто твой наставник, и замечательный виртуальный друг – ещё не повод пересекать границу. И так далее... Открываешь список друзей, открываешь карту, приводишь примеры. Но двоих людей Даше хотелось увидеть очень сильно. Сильнее прежнего. Даше хотелось увидеть Ромку Малфоя... Она помнила, как они уже говорили о встрече, и знала, что он об этих разговорах помнит. Ей нравилось, что он, брюнет и не волшебник, назвался на фейковой странице в честь блондина-волшебника Драко Малфоя; что он, в отличии от роулингского самовлюблённого задиры, скромен, даже сли-и-ишком скромен, настолько, что хотелось вселить в него уверенность, но не силу и самоорганизованность – этого у Ромы хватало. Ей нравилось, что Ромой звали как её Ромку Малфоя, так и её давнего киношного идеала – Рому Лавочкина из фильма «Вам и не снилось» (из повести Галины Щербаковой «Роман и Юлька»). Ей... наверное, нравился Ромка. Наверное, настолько, что с ним хотелось бы быть или попробовать быть вместе. Они были лучшими друзьями, что одновременно облегчало и усложняло ситуацию. Но ничего сложного не было в дружбе с Ирой Вольновой из Подмосковья. Она жила не так далеко – в Одинцово, на юго-западе от столицы. Они начали общаться, когда Даше было двадцать три, а Ире – только четырнадцать. Какие фанфики и песни их связали? О ком они обе думали? О том, кто, тоже скрипач, был образцом, был идеалом для Иры. О том, в кого в две тысячи девятом году... и ещё позже, возродив старые чувства, была влюблена Даша. Их обоих связали благодатная белорусская тишь, дающая жизнь превосходным музыкантам, и пронзительный норвежский ветер; «Евровидение-2009» и первые сезоны украинских талант-шоу, в частности «В Украине есть таланты» и «Х-Фактор»; Осло с маленькими цветными домиками, утопающими в снегу, и остроносыми красными поездами, разрезающими горную природу; российские, украинские и западные города («Лондон, Осло, Берлин, МОСКВА, я пою и живу для ва-а-ас»; «Варшава, Киев и Амстердам, я дарю своё сердце ва-а-ам»), в которых выступал их любимый певец – Александр Рыбак. Шатен с узнаваемой линией скул, с искренней, широкой улыбкой, с необычайно живыми карими глазами и бесконечным зарядом позитива. Но не прекрасная внешность победителя «Евровидения», скрипача с чистой душой, переданная в десятках Дашиных портретов и запечатлённая на аватарках Ириных гаджетов, соединила подруг – им хотелось верить – навеки. Без всяких Рыбаков Ире нравились взрослые, мудрые Дашины мысли и её цепляющий стиль письма. Даша по этому поводу говорила: «Какие взрослые, мудрые мысли? Мне иногда кажется, я мыслю как ребёнок в двадцать пять-то лет». А Даша восхищалась знаниями и целеустремлённостью Иры, её выдержкой при сумасшедшем школьном графике и подчас изнурительными занятиями музыкой. У Иры были одни пятёрки! Она шла на аттестат с отличием, в то время как Даша, бывший ребёнок, которого все учителя почему-то хватили за успеваемость и ставили в пример, получала и пять, и четыре, и, бывало, три; и, честно говоря, была немного ленивой. Или не немного. Ира по этому поводу говорила: «Какие подчас изнурительные занятия музыкой? Я сейчас занимаюсь скрипкой от силы двадцать минут в день. Я так в музыкальное училище не поступлю». Говорить о личной встрече с Ирой было легко, поскольку не вставал любовный вопрос. Не было неловкости, как между девушкой и юношей: что он подумает, не навязываюсь ли я и тому подобного. Проблема была в родителях, на этот раз Ириных. Что скажут они, если с ней вдруг встретится взрослая девушка? О-о... Даша знала сотни вариантов их возможного разговора по своему опыту и не хотела, чтобы Ире пришлось их решать за них двоих. Она не хотела селиться у Иры с походными сумками у кровати и своей зубной щёткой в её ванной (такая встреча была бы с Ромой), но просто побыть в гостях, послушав Ирино скрипичное исполнение, вместе посмотрев фильм, мультик, сходить в месте в школу, к школе, посидеть в кафе хотелось очень! Личная встреча с Ирой волновала Дашу и раньше, но она ждала Ириных шестнадцати лет – возраста согласия. Ей казалось более порядочным и безопасным говорить на тему встречи, равно как и на интимные темы (таковые Даша и Ира, однако, не обсуждали) с человеком, которому уже исполнилось шестнадцать. Будто бы она была не старшей подругой, а соблазняющим юную девушку великовозрастным мужчиной; что характерно, последний никогда в жизни не переживает за этичные вопросы. Третье, что создавало диллему... Так же страстно, как подальше и как можно надольше уехать, Даше хотелось навсегда остаться в Москве! Эти два желания разрывали её душу. Ей уже было достаточно трудно скрывать причину метаморфоз... Самым сильным магнитом, притягивающим девушку к родному городу, был Алексей Галыгин, а следом за ним, но не в отдельности от него шёл мир советской эстрады, переплетённый с миром современного шоу-бизнеса. И если песенный мир давал Дарье новое дыхание, без Алексея она просто не могла дышать. Первым человеком, которому, желая поведать хотя бы часть всех чувств, открылась Дарья, стала Ира. Вчера вечером обе девушки долго были в соцсети, и Дарья написала первая. Сердце её то дико билось, то замирало, то, казалось, танцевало в грудной клетке; кардиолог бы испугался. Со ртом тоже происходило что-то странное: Даша то до боли прикусывала резцом нижнюю губу, то делала губы бантиком, то выпускала воздух, будто свистела, то сжимала губы, словно склеенные «Моментом». Мама бы точно спросила, что это такое с Дашей, но она сидела с папой в соседней комнате, и оба они, как дети, после тяжёлого рабочего дня «втыкали» в игровые приложения. Дарья 21:27 «Привет. Ира, я хочу тебе кое-что сказать...» Ирина 21:27 «Давай». Дарья 21:28 «Помнишь, я тебе говорила про Алексея Галыгина?» Ирина 21:28 «Ты о нём всё время говоришь)))» Дарья 21:28 «Да. Но я тебе ещё кое-чего не рассказала...» Дарья 21:35 «Я ещё никому об этом не говорила. Родителям скажу, наверное, в последнюю очередь. Не знаю. Дело в том, что я его видела. По-настоящему видела. Я пришла почтить память Глебу Талаеву. И он был там, на кладбище... Я не знала, что он придёт. Надеялась увидеть его когда-нибудь, как-нибудь, но не представляла, что всё будет так». Ирина 21:38 «Мне нужна была пара минут это всё переварить... Я бы могла подумать, что это прикол, но ты не станешь так шутить!» Дарья 21:38 «Это правда». Ирина 21:41 «Вот это совпадение! Слушай, чтобы так два человека – верная поклонница и ТАКОЙ кумир – случайно встретились. Вот бы и с Сашей так. Хи) Но Саша живёт далеко в Осло, а Алексей ведь в Мытищах, и в Москве часто бывает. Вот вы и встретились))) Поздравляю, это судьба! А что было дальше?!» Дарья написала всё: как этот человек подвёз её, как говорили о Талаеве, об улице Маяковской, как она ступила и не знала, как открыть дверь, про случай с красным светом светофора. Поведала о концерте, подробней расписав впечатления. Призналась, что была у Алексея в гостях, шокировав Иру на десяток сообщений со смайлами и восклицательными знаками. Из-под её пальцев, из её шепчущих уст лились эпитеты, метафоры и самые простые, но точные слова. Она говорила красиво и искренне, но не назвала одного, всего одного слова. Всего одно слово Даша берегла и не знала, когда и кому (лично Алексею или другому человеку – об Алексее) его лучше сказать, надо ли вообще. Как в народе говорят: и хочется, и колется. Она лишь краснела – не от стыда, но от наплыва чувств, раскрашивающих её щёки клоунским гримом, и молчала. Она нередко была болтушкой, но не сейчас. Эта случайная встреча. Этот не случайный поход на концерт. И это преднамеренное и намеренное гостевание... С каждым разом всё ближе к Алексею... Возможно, ей не стоило всего этого... Не окончив ни одну из мыслей, Дарья обхватила голову, как в салоне терпящего аварию автобуса, и просидела так достаточно долго. Сегодня утром она рассказала Ромке всё то же самое, о чём рассказала Ире. Перед ним ей хотелось быть до конца искренней, но кристальной честности мешал страх потерять Рому. Хотя осторожно ей удалось кое-что узнать: Малфой абсолютно не против, чтобы у девушек были кумиры; как, впрочем, и поклонники! Он относился к общению людей друг с другом странным, приятным образом: без осуждения, без ревности, не поддаваясь общественному мнению и порицанию. Обыкновенный человек, Роман из Краснодара казался святым с напрочь отсутствующим желанием плеваться, ругаться, высмеивать кого бы то ни было, подчинять единственно правильному мнению. Его не смущали всякого рода певицы, дивнее Ольги Бузовой, к примеру, фрик-певица Алёна Пискун; девушки и парни в таких нарядах, от которых бабушки побежали бы в церковь набирать святую воду; любые отношения между людьми разного и одного пола, когда речь шла о добровольности взрослых людей; не смущало ничего из того, что часто порицалось обществом, если в этом не было несусветной глупости и насилия. Кто-то бы назвал его неправильным, «леваком», но он был необыкновенным человеком, притягивающим к себе Дашу, как раз страдающую от мнения тех, кто привык всех осуждать и ненавидеть, словно осуждали и ненавидели лично её. Дарью поражали его мудрость и доброта. И – при всём уважении к советским знаменитостям – Даша понимала, что они (включая Галыгина) наверняка в чём-то консервативные люди. Не во всём, нет. Но в современном мире точно есть что-то, чего они не принимают, потому что родились раньше и воспитывались иначе, в то время как эти же самые явления нормальны или даже интересны Дарье и Роману. Ромка сидел, удалённо работал, но успевал отвечать Даше. Она всегда понимала, что сложно одновременно работать и общаться и смотрела по ситуации, когда Ромку можно отвлечь, а когда стоит подождать. А главное – она не боялась. Она знала, что если вдруг напишет не вовремя, ей не прилетит виртуальная оплеуха, на неё не наорут, её не пошлют и не забанят; было с кем сравнивать, но Ромка был намного лучше нерных хамов, чтобы всерьёз заниматься сравнениями вместо того, чтобы просто им восхититься. Ситуация «написала не вовремя» случалась сто лет в обед, и тогда Ромка просто отвечал: «Багато працi...» и присылал тюльпан, обеспечивая Даше хорошее настроение на весь день. Сегодня тюльпан уже был. И в ответ Даша прислала раскрытый цветочек с подписью: «Для тебя моя роза цвела», придающей смайлу двойной смысл. Наступил полдень, а звонка не было... Двенадцать ноль пять, двенадцать десять... Ничего. Даша заволновалась. Неужели её надежды напрасны? Конечно, да. Кто она такая, чтобы ей звонила Светлана Маленкова? Хотя она же нормально отработала... Ну и что, что нормально? Как будто Москва – не город талантливых моделей и превосходных стилистов, из которых можно выбирать! Светлана наверняка уже выбрала кого-то посложнее. Вот любит народ выражение «попроще», а представительнице голубой крови лучше работается с людьми посложнее, это понятно... Если она не позвонит, придётся искать другую работу, ту, которая не касается мира Алексея Галыгина. Никак. Стоило ей разлечься на кресле в позе звезды, насколько позволяли быльца и Булочка под одеялом в ногах, и глубоко вздохнуть – зазвонил телефон. – Да?! – подскочив, ответила Даша. – Алло. Добрый день, Дарья. Это Светлана Дмитриевна, линия одежды «От Светланы». – Да. – Не к месту. – Добрый день, Светлана Дмитриевна. – Простите, что позвонила на двадцать минут позже. Обстоятельства. – Я уже немного волновалась... – Не надо волноваться, – ободряюще, было слышно, с улыбкой сказала Светлана. – Дарья... Как по отчеству? – Андреевна. Но можно просто Дарья. – Хорошо. Как вам угодно. Ко мне можно тоже обращаться по имени. Дарья, вы сможете завтра приехать ко мне на студию (по тому же адресу) к десяти ноль ноль? – Да. Да, конечно! – Замечательно. Тогда жду вас с паспортом, копией паспорта и, если у вас есть трудовая книжка, то с книжкой. – Хорошо. До свидания. – Всего доброго, – вновь ободряюще попрощалась Светлана. Дарья запищала от восторга и плюхнулась на кровать. – УВИ-УВИ-УВИ! – «Я здесь, я здесь, не задави меня», предупреждала Булочка. – Бу-лоч-ка! – Даша приподнялась, открыла одеяло. – Булка ты моя родная! Иди на ручки! – Даша одной рукой крепко держала тёплое богатство, другой меняла свинке простынку. – Фу, фу! – Это Диане, которая хотела помочь в уборке. – Диана, ну тебя как будто не кормят кашей и овощами. Фу, я сказала! – Булочка, представляешь, я иду завтра к Светлане Маленковой работать. Стопроцентно и железобетонно. – Уру-ру-ру! – Вот и я рада. – Уру-ру... Хи-хи-хи-хи! – Да бли-и-ин. Даша почувствовала что-то тёплое и влажное на домашней футболке... – Ты от страха? Булочка, я же тебя держу. Или ты специально? – Уру-ру. Хи-хи-хи-хи! – Ясно-понятно. Даша пустила Булочку на свежую подстилочку, застирала-поменяла одежду и принесла из холодильника кусочек огурца и кусочек морковки. Вечером на радостях Даша рассказала о работе родителям. Они в целом обрадовались, только заладили пластинку на тему «Ты ж смотри, ты идёшь с паспортом, с такими важными документами» – и так далее про бандитов и про воров, которые жить без Дашиного паспорта не могут. Даша напомнила, что всегда носит паспорт с собой и всегда с ним осторожна. А мама сказала: «Да, зайчик, мы знаем, что ты осторожна. Но...» – и пластинка сделала второй оборот. Родители – и на Маяковской родители, что ж поделать. Потом Даша забросала голосовыми сообщениями Ромку. «Це хто?» – спросил Ромка про Светлану. А Дарье хотелось отвечать на русском. Так тоже было прикольно: Ромка говорит на украинском, Даша – на русском. Можно наоборот. Можно обоим общаться на украинском. А на родном великом и могучем они общались только в голосовых сообщениях, и то не всегда, и наверняка говорили бы на нём вживую. Дарья 20:03 «Это дочка Дмитрия Маленкова! У него трое детей – Светлана, Ольга и малыш Мартин». Роман 20:03 «Зрозумiв». Роман 20:03 «А я не знаю, якi дiти у радянських спiвакiв... А що саме ти робитимеш на роботi?» Дарья 20:04 «Не знаю ещё. Наверное, создавать имидж. Я не знаю, меня будут учить гримировать или нет. Если не научат, я же там всё запорю нафиг, – она прислала три смайла напуганного колобка с квадратными, похожими на решётку, зубами. – Я волнуюююсь! Если надо будет делать макияж и причёски, норм будет. А так не знаю...» На почве Дашиной неуверенности вырос Ромкин тюльпан. От него на душе стало так же тепло, как становилось тепло от взгляда Галыгина. Роман 20:06 «Ти вливаєшся до крутоï московськоï тусiвки». Дарья напряглась, словно Ромка упрекнул её, хотя он бы так не поступил. Дарья 20:08 «Всё может быть, может быть! Мне просто нравятся определённые люди...» Роман 20:08 «Той секасний чоловiк похилого вiку? Блiн. Я б сам хотiв, аби вiн мене пiдвiз, якби я був жiнкою. Тiльки б на червоний не поïхати. А тепер гляди-но, аби тебе не вкусив Вампiр... Бо тодi в мене не буде дiвчини». «Что?» – коротко, тупо подумала Даша. С удивлением нахмурилась. Похлопала глазками. Роман 20:09 «Я ж не можу втратити найкращу подругу». «А... Поняла» – написала и стёрла Даша. Что-то было не так в Ромкином ответе: «Я же не могу потерять лучшую подругу». Даша завела прядь за ухо, кинула взгляд на Булочкино одеяло, прислушалась к вечернему столичному шуму. – «Как упоительны в России вечера...» – начала мычать Даша, но тут «Белый орёл» выключился и в голове ни с того ни с сего заиграла электронная музыка Виктора Щедрина. Это была музыка, рвущая душу на части. Звук здесь – и звук там. Быстрый, грациозный бег красных, жёлтых, серебристых лампочек. Смесь тональностей и громкости. Да, самое настоящее электро! То, что в своё время было ТОЛЬКО у «Электропарней» и «В сети». Мощного, громкого произведения было так много, что под него хотелось не танцевать – ему, стоя посреди комнаты, хотелось подставить всё своё тело, быть пронизанной звуками электрогитар и синтезаторов с головы до пят и, с отдачей, с пят до головы, быть подхваченной вибрацией песни и использовать её силу, как персонаж фэнтези для маленьких девочек использует магию огня и электричества. Сначала в мыслях Дарьи и очень скоро – в её наушниках – зазвучал, наверное, самый-самый не просто хит, а электрохит, «Мы позвоним друг другу». Это было, наверное, самое современное, будто оторванное от СССР произведение, отображающую тему нынешней действительности – общение больше по телефону, чем в реальной жизни. Но персонажи песни Щедрина общались по домашнему, роднящему души телефону, а не прятались друг от друга за мемами и приколами, плывущими в ленте обновлений в современных гаджетах. «Давно не собирались мы, добрые друзья. Мы заскучали малость. Нашёл решенье я. Для связи быстрой чудо есть в доме – телефон. Мы позвоним друг другу, друг друга наберём! Позвать кого-то можно в театр и кино. Кого-то встретить сложно – звоним мы всё равно. Коль даже за границей живёт наш гражданин, Давайте созвонимся и с ним поговорим». Сложно было передать словами музыкальный переход между куплетами и припевом. Словно кто-то взял и за считанные секунды прошёлся по всем клавишам пианино, от самых низких до самых высоких нот; но это было не пианино, а... Даша не понимала, какой именно из электронных инструментов играет, но от него по коже шли мурашки, и голова приятно тяжелела и кружилась. «Мы позвоним друг другу, мы позвоним и радость, И счастье разговора успеем подарить. Мы позвоним друг другу, на время не ссылаясь. Всегда найдётся время, чтобы нам поговорить. Не нужно из квартиры пока что выходить, Ведь в телефонном мире так просто позвонить. Не дожидаясь завтра, без поиска причин Давайте же любимым, друзьям мы позвоним! Мы позвоним друг другу, мы позвоним и радость, И счастье разговора успеем подарить. Мы позвоним друг другу, на время не ссылаясь. Всегда найдётся время, чтобы нам поговорить. Мы позвоним друг другу, мы позвоним и радость, И счастье разговора успеем подарить. Мы позвоним друг другу, на время не ссылаясь. Всегда найдётся время, чтобы нам поговорить. Мы позвоним друг другу, мы позвоним и радость, И счастье разговора успеем подарить. Мы позвоним друг другу, на время не ссылаясь. Всегда найдётся время, чтобы нам поговорить». Даша подпевала. Непонятно, почему так хотелось прямо сейчас наслаждаться творчеством Щедрина. Может, потому что у него скоро день рождения. Может, потому что скоро день рождения его дочери Алисы. А может, причиной был не столько Виктор Щедрин, сколько смысл песни о родном голосе! Возможно... Даша так много общалась голосовыми сообщениями с Ирой и давно не отправляла их Ромке, не помнила, когда получала их от него. А ещё лучше, если бы он ей позвонил или она ему, но по телефону Малфой с кем бы то ни было говорил редко. – Ладно, просто напишу ему, – сказала Даша в пустоту. Дарья 20:31 «А можна тобi позвонити?» Роман 20:32 «Нi». Отказ обагрил сердце. Дарья 20:33 «Чому?» Дарья 20:34 «???» Дарья 20:35 «Ну чому?..» – Приправив сообщение кучкой грустных смайлов. Она думала, Ромка закроется в интровертном панцире и отсидится там до смены темы. Но он прислал сообщение: «Соромлюся». Даша спросила, а можно ли позвонить как-нибудь позже. И Рома прислал голосовое сообщение: «Хочеш почути мiй ман’ячний голос?» А голос у него был шепчущий, как у Дмитрия Маленкова, только чуть ниже; красивый, который хотелось слушать и переслушивать. Вновь проводя параллель между своим Ромкой и Ромкой из «Вам и не снилось», Даша поняла, что не отказалась бы от целой кассеты, на которую он, её Рома, записал бы таблицу умножения. И если на то пошло, то пусть как-нибудь в тёплую погоду он положит ей в босоножки пару травинок, даже если никто из них не будет молиться фонарному столбу. А после Дашиного «Дякую!)))» Ромка снова прислал тюльпан. Даша гипнотизировала волшебный смайл, ненадолго переводя взгляд на белое окошко сообщений. Она могла бы писать ещё и ещё, но пока остановилась. Даша легла спать. И только на границе между реальностью и сном подумала, что была бы сегодня счастлива, даже если б Светлана Дмитриевна никогда ей не позвонила. Но Светлана Дмитриевна позвонила, и день сложился ещё лучше! К счастью, Дарья заснула до того, как её начала бы преследовать полуправдивая, полулживая мысль, что Катерина и Андрей Ситниковы сделали бы всё, просто всё возможное, чтобы их кровиночка никогда не встретилась с Ромой! Не потому что он плохой, как уточнила бы Катерина (однажды она даже видела его фото и сказала, что он симпатичный), а потому что дорога – это опасно, а Краснодар – это не нужная Даше глухомань, меньше, хуже, дальше Москвы. И воров с бандитами в Краснодаре наверняка немеряно. Они не видели, что ещё до Новосибирска Даша столкнулась с кое-чем не лучше бандитов и до сих пор жила в этом, с этим.