Аномалия

Утро командора Эрвина Смита никогда не было спокойным; оно каждый день отдавало пресловутой тревогой в области груди и легким тремором рук, который он умело скрывал. Ежедневно просыпался за столом, в весьма неудобной позе, отпечатав чернила на бледной коже и выступающем подбородке; мял лацканы пиджака и сминал рукава, устраиваясь на жестком дубовом столе, как можно комфортнее. Когда вызывался счастливый случай и засыпал командир на жесткой перине, то ворочался в беспокойных мыслях, стараясь отгородить навязчивые мысли, которые подкидывал пытливый ум, однако это оставалось безуспешно. В таком темпе он руководил отрядами, отдавал приказы разведчикам, отправлялся в экспедиции, гнался за призрачной целью, которая становилась с каждым шагом более явной, но ещё более недосягаемой. Не в его рамках возможностей было все это осознавать и принимать каждый день, но он делал, будучи человеком ответственным и целеустремленным. Порой его заботы не видели границ, он владел маленьким королевством внутри большого, заправлял каждым и каждый считал своим долгом выслужиться перед этим бравым и умудрённым опытом, мужчиной. Его обожествляли и считали достопочтенным светлым господином. Был ли Эрвин Смит светлым и добрым? Он бы ответил в своей манере характера, ссылаясь, что доброта измеряется положением; если человек может позволить себе быть добрым в некоторых ситуациях, то, конечно, он будет. К примеру, Леви был наверняка ассоцировался чёрным. Безразличие застывшее на приятном лицо, отсутствие мимики, закономерность действие, четкое, даже педантное следование правилам, которые были отпечатаны в его голове, мыслях и образах. Нрав Эрвина был подобен морю; слегка колышется и переливается из стороны в сторону, согласно правилам притяжения. В сравнение с ним, капрал был скорее подобен темноте. Простой темноте, которая обволакивает со всех сторон, подступает к малейшим углам и принимает различные формы в людских глазах. Он был тьмой в ясных глазах, его кроили и перевоспитывали; меняли и переделывали, а он все хранил в себе, пряча на закромах чёрной души, да так, что никто не мог разглядеть, что покоится внутри. Так что, Смит безоговорочно носил статус «серого» во всей этой эпопеи под названием «жизнь». Серыми были его повторяющиеся и прагматичные будни, серыми были решения. Он сам был пропитан этим цветом, действуя в соответствии. Если он кого-то спас, кто-то обязательно умрет; если случится что-то хорошее, то обязательно на чёрном фоне, смешиваясь в этот тошнотворный серый. Бесцветный Эрвин Смит, растворённый в сером, по самое не хочу. Он тенью стоял в нише, около кровати, на которой без сознания уже почти сутки, провела Кларисса. Её доставили в штаб ранним утром, всю в кровоподтеках, синюю от холода и с потом. От пота слиплись волосы, она буквально сгорала изнутри, однако губы по-прежнему отдавали покойной синевой, что глубоко опечаливало старавшегося над полуживой девушкой, доктора Рейха. Манерно покачивая головой, он что-то бормотал под нос, в очередной раз прикладывая смоченную в отваре марлю ко лбу. Опечалено вздыхая, пожилой доктор помотал головой в сторону Смита, как бы говоря, что она нескоро придёт в сознание. Эрвин и сам догадывался об этом, рассуждая о характере травм, и хмурясь на доклад своего капрала о произошедшем. Не злясь, не выказывая агрессии и непонимания, просто хмурился, а под конец пожал плечами, будто принимая на себя очередную ношу и последствия всего. Леви поведал, что произошло, рассказал о конфликте с Полицейским отрядом, но умолчал о своих собственных подозрениях и сомнениях. Откуда взялись столь далеко от королевского города эти сторожевые псы? — Я их изрядно потрепал, но оставил в живых. Ты говорил быть более дальновидным в своих решениях, а конфликты с Единорогами нам не нужны. Тень улыбки тронула каменное лицо, одобряя действия подчиненного. Капрал учится на своих ошибках, как показывает время. В груди теплилась надежда, что Клара осознает свою и тоже не будет больше делать тщетных попыток против. — Давай будем честными, Эрвин. Меня очень напрягло, что эти ублюдки были так далеко от их аванпостов. Мне стоит волноваться? — бровь изящно вытянулась вверх, но голос Леви так же остался невозмутимым. — Волноваться всегда есть о чем, но не в данной ситуации. Обычное неожиданное стечение обстоятельств, — Смит ободряюще улыбнулся. — Не стоит паники. Машинально мотнув в знак согласия тяжелой от дум головой, капрал направился в кабинет, составить рапорт, в то время, как Эрвин все так же стоял у кровати, глядя на размеренно поднимающуюся грудь, от спокойного, но временами рванного дыхания. Командор закрыл усталые глаза под которыми пролегли тёмные круги, хранящие в себе хронический недосып и перевёл дыхание, силясь успокоиться. Ох, милая Кларисса, и во что же ты ввязалась?

***

Солнце нещадно пекло, попадая в глаза, отчего их обладательница нещадно жмурилась, пытаясь прогнать столь ослепительное и мешающее: то ли наваждение, то ли явь. Положив тонкое запястье на лицо, она пыталась хоть как-то смахнуть белёсые пятна, однако, поняв, что это уже не от солнечного света, девушка резко поднялась, хрипя и убирая со лба очередную марлю, которую заботливо наложил доктор. Ничего не понимая, находясь в абстракции и пустоте, на ватных ногах и опираясь на стены, девушка пыталась переместиться до приемной комнаты, где всегда засиживался старичок Рейх, в редкие минуты покоя. Голос был неподатлив и будто не слушал несчастную хозяйку, вырываясь мычанием и громкими выдохами. Яркие картины в голове били в бубен, сменялись одну за одной и преследовали, намереваясь свести с ума. Вместе с этим, начали случаться фантомные боли в области таза, после чего Кларисса как могла зажала бёдра и пыталась не осесть от бессилия. Идея добраться без помощи до приёмного пункта показалась очень дурной, а её саму дико лихорадило, вызывая новую волну пота. — Г-гос… Госп-под… Господин Рейх! — еле шевеля языком, Кларисса облокотилась о стену и постаралась успокоиться. Дышать становилось все тяжелее и тяжелее, а чувство смерти приближалось, будто кто-то потусторонний, незыблемый и небезизвестный стоит за её спиной и тянет силы, нанося удары под дых. Уши закладывало, превращая звенящую тишину в какофонию звуков. Смерть, что была до этого верным спутником на протяжение всей её недолгой жизни, сейчас пришла за ней. Наверняка, эта костлявая рука тянется, хватает за угловатые плечи и пытается втянуть в себя её праведную душу. Ничего не понимая, Клара резко опустилась на пол, жмуря глаза и затыкая уши руками, в агонии пытаясь избавиться от давящего чувства внутри. Как же, чёрт бы тебя побрал, страшно. Внезапно её схватили прямо за грудки, силой поднимая вверх. Очень грубо, злостно, но так нужно. Удар. Левая щека саднила от нового удара, вызывая новую волну паники и истерики. Плоть горела, однако удар не изменил положения. Все такие же широко распахнутые, безумные глаза, смотрели на него, пытаясь идентифицировать, но безуспешно. — Что ты делаешь? — удивленно спросил подошедший Рейх. — Что ты делаешь, щенок? Крик раздался на весь коридор, вызывая интерес новоприбывших раненных с тренировки. — У неё паническая атака! Помоги уложить её назад на койку. Будто бы в дурмане опомнившись от стабильного парализованного состояния, Джексон начала шипеть, бить и пытаться выкрутиться из чужих объятий, словно уж. Все так давило. Стены явно решили сойтись вместе, раздавливая Клару как букашку, зажимая и разрывая плоть, артерии, выдавливая эти тусклые глаза. Резкая картина крови четко вырисовалась в больном уме и с двойными усилиями продолжились попытки ухватиться за реальность, вырваться, будто загнанный зверь. Однако сильные руки, стиснув в плотное кольцо из жгучих эмоций, несмотря на активное сопротивление, уложили назад буйного пациента, аккуратно подкладывая подушку под голову. После грудь насильно придавили, вталкивая в матрас, выбивая последний воздух из легких. — Ты меня слышишь, деточка? Дыши. Глубокий вдох, — доктор демонстративно дышал, склонившись над бешеной девушкой. — Задержи дыхание и выдохни. Ну же! Наконец уловил мысль о глубоком дыхании, Клара нерешительно стала повторять, постепенно успокаиваясь и закрывая глаза. Вдох. Задержать. Выдохнуть. Что-то острое зашло под кожу, разливая субстанцию по крови. Голова пошла кругом и веки опустились, вновь погружая в пустоту и тьму. — Вот так, моя маленькая, — чьи-то руки заботливо убрали вновь слипшиеся волосы со лба и висков. Размеренное дыхание и бережные поглаживания по голове сделали своё дело. Она вновь забылась сном. Леви внимательно осмотрел Клару, извечно хмуря брови. Она лежала в каком-то беспорядочном спокойствие и даже будучи без сознания, навеивала атмосферу хаоса вокруг. Её волосы уж точно. Разметенные по подушке, они ловили и вплетали в себя солнечные лучи, создавая мнимый ореол над головой. — Что это все было? — Паническая атака, — Рейх аккуратно подоткнул одеяло. — Это… Не сказать, что явление нормальное, но ожидаемое. После случившегося. Более того, я могу предвидеть некоторые психологические расстройства. Да, найти Клару там было волей её Бога. Не иначе. Внимание привлекли шум и гам, а так же крики. Когда Леви дошёл до поляны, на долю секунды он обомлел. Трое ублюдков насиловали и издевались над ней. Конечно, он не испытывал к Джексон даже толики тёплых чувств, скорее океан безразличия, в котором она плескалась, как рыба. Но поступать так с человеком, ниже любого достоинства. Насилие было самым большим преступлением, от которого он морщился и испытывал агрессию. Лучше убить человека, чем физически и морально доказывать своё превосходство, раздавливая оппонента и топчась на его костях. Фантазия пошла вперёд, вырисовывая паутину из моментов, которые хотелось бы забыть. Капрал поморщился и натянул съехавшее одеяло спящей девушки повыше. Вот так. И забыть весь этот балаган. Четким, армейским шагом, Леви направился восвояси, оставляя девушку громко вздыхать во сне и снова откидывать одеяло.

***

Второе пробуждение было ничуть не лучше первого: кости ломило, а во рту было так сухо и чувство, будто кто-то изрядно нагадил, не щадя Клариссу. — Как ты себя чувствуешь? — в дверях вновь стоял Эрвин, оперевшись на дверной косяк и сложив руки на груди. В ответ, она выдавила из себя подобие улыбки, которая нелепо смотрелась на столь бледном лице, с бинтами и повязками на голове, а так же с перевязанными ранами. Смотрелось так же жалко, как и грустно. Светлые волосы казались особенно тусклыми в темном помещение, с зашторенными окнами. Сама атмосфера рисовала людей печальными и безысходными, добавляя отчаяние, как свою изюминку. — Будто по мне прошёлся табун лошадей, которые не забыли помочиться прямо на мне, — Клара поднялась на слабых руках, принимая сидячее положение. — Извольте подать воды, прошу. Командор спешно кивнул и засуетился, наливая воду из стеклянного графина. Он выглядел так же, как и при их последней встрече. Статный, важный и волевой. Но в глазах явно пылала отчетливая вина. Внимательно следив за действиями сильных рук, она и не заметила, как бокал уже был протянут буквально под нос. Белые перчатки, обтягивали руку, как вторая кожа, очерчивая выступающие кости. Благодарно кивнув, она накинулась на воду, жадно глотая, будто забыла, каково чувствовать эту прохладу в горле. Шумно выдохнув, она вернула стакан Смиту, ожидая добавки и он безропотно исполнил её немую просьбу. Когда жажда была восполнена, она вернулась в лежачее положение, чувствуя, как желудок болезненно заурчал, заставляя сжимать живот. Стыдясь за это, Джексон опустила глаза и вся сжалась. — Через двадцать минут тебе принесут ужин, а после я зайду для разговора. Нам нужно многое обсудить. Не дожидаясь ответа, он оставил Клариссу одну наедине с мыслями, которые начали буквально пожирать. Она помнила каждую деталь, каждое действие тех троих подонков, которые буквально растерзали её физически и морально. Моменты были вдолблены в её память, в её естество и она боялась, что никакими лечебными травами всё это не забыть. Как жаль, что пустырник или валериана, да даже глицин, смогут лишь навести туман в разум, но это все останется с ней. До конца жизни нести этот крест. Есть лишь Бог, на которого она может уповать. Возможно он заберёт её страдания? Безмолвно рыдая, уставившись в потолок старинного замка, Кларисса раз за разом прокручивала те моменты, вспоминая их фразы и заучивая наизусть. Губы дрожали, а нос покраснел настолько, словно она находилась сейчас на морозе в разгар зимнего сезона. Новая волна слез, но сейчас в голове вертелся вопрос «за что?». Плата ли за то, что она ещё жива или испытания на прочность и Веру, которые Господь так любит. Но это жестокость, это бесправие, которое управляло людьми в тот вечер, были за гранью понимания. Это что-то из разряда дьявольских уловок. Бог никогда так не поступит. Минуты растворялись в её мыслях о Лукавом и дальнейших планах, но, к счастью, а может и к сожалению, были прерваны Зои, которая пришла навестить и принесла ужин. — Только не надо сожалений о том, как тебе жаль, ладно? — усмехнувшись, Кларисса вновь приняла сидячее положение, жадно глядя на ужин. Утробно рассмеявшись, ученая присела рядом, дружески толкнув соседку плечом и как-то растворяя атмосферу мрака в корпусе, заполоненным больными. Руки ужасно тряслись и глядя на это мясо живот одновременно скручивало и подступал ком в горло, вызывая рвотные позывы. Рвать же однако было нечем, если хорошенько подумать и через силу, вооружившись приборами, Кларисса жадно ела. — Аппетит, что надо, — улыбнулась Зои. — Обещаю не говорить ничего, что ты не хочешь услышать! Как ты себя чувствуешь? — Словно хочу подохнуть прям тут, — глаза исподлобья глянули в линзы очков и найдя там панику, опустились. — Да шучу. Никак. Давай не об этом, прошу. Что нового в развед. корпусе? Мясо было безвкусным и девушка старалась глотать не пережевывая, лишь бы заполнить зияющую дыру в животе разговорами. — Ну, — Зои поправила очке на переносице. — Мы проводили эксперименты, а Эрвин говорил о новой экспедиции за стену. Не слишком много, но что есть, то есть. Кивая головой в такт её словам, Кларисса задумалась. Что же все-таки будет с её жизнью? Она снова отправится восвояси, как вылечится и будет жалкой, неспособной за себя постоять мученицей? Для полного образа не хватает лишь тернового венка на голове и проповеди. Это не её удел. После той ночи внутри будто что-то сломалось с громким пронзительным щелчком, который, как тумблер, переключил её эмоции. Внутри было так глухо, был мрак и темнота. Все такое чёрное и безжизненное. За время проведённое в сознание, она плакала и прокручивала лишь одни и те же воспоминания, восполняя баланс, но на самом деле, если копнуть глубже, ей было никак. И это самое страшное и неизвестное, что может чувствовать человек, проходя через жизненные трудности. Радость и злость — то, как бы знахарь описала свою юность. Беззаботную, счастливую моментами, иногда агрессивную по отношению к людям, но все же. В более осознанном возрасте спокойствие и равенство в эмоциях, как настаивала её покойная мать. И лёгкость и добродушие, как учил любимый папа. Непонимание, интерес, любопытство, жалость, непомерное горе, отчаяние, а сейчас на стадии того, как молча наблюдаешь за остатками сгоревших эмоций, пропуская сквозь руки пепел. Одно желание, заставляющее гореть глаза ярким светом. Стать сильнее, отомстить, доказать. Отразить на лицах других людей отпечаток страха и уважения, какой-то значимости. Не позволить больше никому обращаться с ней, как с мусором, который можно использовать и выплюнуть, пережевав на мелкие куски мяса. Желваки сжались на челюсти, а бедная алюминиевая вилка прогнулась от столь большого напряжения в кулаке. Это не осталось незамеченным Зои. — Эй, успокойся. Все будет. Случаются страшные вещи в этом мире, я бы убила тех мерзавцев, но не ставь на жизни крест! , — сказала Зои, аккуратно водив ладонью про хрупкой спине. Очнувшись от безумного нарождения, Джексон вновь выдавила улыбку, убирая недоеденный ужин подальше от себя, чтобы наверняка не вывернуть наизнанку настрадавшийся желудок. Проболтав ещё десяток минут с неугомонной экспериментатором, на приятной ноте беседа окончилась. Комендантский час был для всех, но более главенствующей причиной было, неумолимое желание спать. Поэтому сонная Зои покинула лечебный корпус на прощание тепло обнявшись. Кларисса опять осталась наедине с надоедливыми мыслями и коротала минуты и секунды, в ожидание командора Смита, не забыв о его обещание зайти. Однако минул час, ей успели проверить самочувствие и дать отвара, а главнокомандующий так и не появился. Не в его духи нарушать свои слова, поэтому несмотря на то, что глаза пощипывало от напряжения, она продолжила упорно ждать, находясь в сладкой полудреме. В углу послышался шорох и резко поднявшись, от чего заболел таз, Джексон села, свесив ноги. Перед ней стоял уставший Эрвин Смит, потирающий глаза. Разве такие люди, как он устают? — Я Вас ждала, — тихо бросила Кларисса. — Прошу прощения за столь долгое ожидание. Как ощущения после ужина? Он бросил взгляд на тарелку с недоеденным мясом, которое успело застыть и обрасти тонким слоем жира от холода, который царил в лазарете. — Вкусно, благодарю. — Ты уже решила, что намерена делать дальше? Я настоятельно рекомендую, как и прежде, остаться в разведке. Ты бы смогла помочь. Я знаю, тебе будет тяжело, после пережитого, но об… — его громкий, но одновременно тихий голос, был прерван. — Я согласна. Хочу тренироваться. Хочу быть сильней? Лучше уж точно, потому что сейчас, я ни на что не годна. Брови удивленно поднялись, и Эрвин выдохнул, выпрямляя спину и делая осанку ещё изящнее. Какие перемены происходят внутри неё? Чувствует ли он себя виноватым? Однозначно, глядя на эту бедную девчушку, он видит пока что лишь озлобленного и запуганного зверька, кто бы что не говорил. Эрвин спец в распознание людей. Тонкий психолог играющий на струнах души и умело дергающий за эти нити. Музыкант-импровизатор, что пишет небывалые симфонии храбрости и ужаса в одном амплуа. — Не ожидал столь быстрого ответа. Ты уверенна? Как тонко он вновь манипулирует ею, думая, что она ничего не замечает. Подталкивает вновь в сторону уже известному ему ответа. — Так точно, Командир! — карикатурно выставив ладонь у головы, она изобразила одного из солдат, строя серьёзное лицо. Приятная новость в конце дня, расслабила его и он посмеялся, радуясь удачи. — Тогда завтра я определю тебя в группу и назначу куратора тренировок. Тебе предстоит тяжелая работа. Пожелав друг другу приятных слов, они оба радовались своим успешным итогам. Для Эрвина ценный экземпляр, обещающий небывалый успех, в случае удачи. А Кларисса… Кларисса радовалась маленькой победе на пути к величию. Она больше не будет мелкой пешкой, девушка явно метит в дамки. Если спросить, с каким цветом ассоциируется Кларисса, то все неоднозначно и не так просто. Все ходят под венцом своего назначения с раннего детства, в этом мире, все знают, какое им место уготовано. До недавнего момента так и было: можно было бы описать её как спокойный желтый, что так и манит эстетикой, окрашивая все в приятные тона. Ей предназначался покой, уют и приятно потрескивающие дрова в массивном камине, а так же детвора бегающая в зелёном, сочном лугу. Но сейчас… Сейчас так темно, так пусто. Сплошной чёрный цвет, окутывающий с ног до головы, с кроваво-красными разводами, омывающими очертания хрупкой фигуры. Она была тьмой в ясных глазах, её кроили и перевоспитывали; меняли и переделывали, а она все хранила в себе, пряча на закромах чёрной души, да так, что никто не мог разглядеть, что покоится внутри. — Аминь! — сложив руки на груди и сомкнув ладони, прошептала Кларисса проваливаясь долгожданный сон. «Но Господу угодно было поразить Его, и Он предал Его мучению; когда же душа Его принесет жертву умилостивления, Он узрит потомство долговечное, и воля Господня благоуспешно будет исполняться рукою Его ИС 53:10»