Аномалия

      Удар с правой стороны, далее с левой и в живот. И все по монотонному кругу, от которого тошнит. Жара, конечно, стимула не прибавляет. На удивление, в осеннюю пору, в этой части земли, солнце пекло днём так, что хотелось спрятаться под крону голых деревьев. Спасения не прибавлял даже прохладный ветер. А если совместить вместе жаркое солнце, палящее и не щадящее никого, Клариссу и Гюнтера, который её тренирует, то получается, достаточно жестокий симбиоз, от которого мучительно страдает героиня.       Из-за своих мыслей, она пропустила тяжелый удар поддых, который выбил из неё остатки воздуха и отлетев на приличное расстояние, Джексон протяжно застонала. — Ты можешь выражать свою ненависть ко мне более лояльно, что ли? — сквозь зубы прошипела жертва избиений.       Гюнтер хохотнул, разминая кулаки и сверкнул глазами. — Я тебя умоляю, ты же как тряпичная кукла. Я даже не стараюсь.       Глаза закатились сами по себе и в голове в который раз возникла мысль, что будь прокляты эти изменения, которые она так старательно в себе продвигает. Будь проклят Леви с его этим «элитным отрядом». Почему ей в кураторы достался здоровенный Гюнтер, а не миниатюрная Петра, которая, казалось бы, отлично научит её всем боевым приемам. Будь проклят Эрвин, который решил, что заниматься нужно будет ежедневно, несмотря на боли в спине, ногах, руках, животе — одним словом, везде. Будь проклят вчерашний день.       После ещё двухнедельного стационара, где Кларисса проводила время преимущественно с господином Рейхом и Ханджи, которая заглядывала чуть ли не ежечасно, больше там делать нечего было. Хотелось лезть на стены, скрестись как кошка, разодрать все пальцы и ногти в кровь, лишь бы не видеть эту утреннюю и обеденную порцию еды, которую громогласно именовали «кашей». Кларисса не была привередлива к еде, и репутации гурмана тоже не имела, но то, что запасы явно становились скуднее, было заметно по изменившемуся рациону. Эту кашу из непонятной крупы подавали чуть ли не на каждый приём пищи, исключением были некоторые солдаты, которым нужно было держать баланс в еде, иначе бы они даже не смогли нести на себе чёртов УПМ.       С УПМ была отдельная история. Как-то вечером к ней зашёл Эрвин, снова состоялся разговор о планировании тренировок, что ей следует изучить, краткая теория и огромное количество книг-инструкций, доходчиво объяснявших каждую делать этого устройства. Казалось бы, готовая ко всему Кларисса Джексон, как только увидит это устройство пространственного маневрирования, сразу же наденет ремни, взлетит вверх и будет знать, куда и что тянуть, сориентируется очень легко, почувствует долгожданную свободу и ветер. В тот долгожданный вечер, когда самочувствие было гораздо лучше, Эрвин, все-таки, повёл её на площадку, собираясь воплотить недельные грёзы в реальность.       Завидев странные брусья, на которых крепилось само оборудование, сомнения тонким червяком начали копошиться внутри сознания, а руки вспотели, словно она только что знатно поплескалась в холодной водице. Кое-как с большим трудом и без помощи командора, водрузив на себя, это чудо, Кларисса действовала по четкой инструкции из книги. Спусковой крючок, поднятие вверх. Главное, держать баланс и не перевернуться, болтаясь вверх ногами в больничной ночнушке. Стимул был, надо сказать, очень хорош: не опростоволосится перед главнокомандующим. Щёлкнув спусковым механизмом и взметнувшись вверх, не прошло и секунды, как её изрядно мотало из стороны в сторону. В итоге, оказавшись в положение вверх тормашками, хотелось кричать от досады. Но самым худшим было то, что Леви, капрал Леви, наблюдал за ней из окна стаким убивающим взглядом, что его недовольство разливалось через края, унося бедную девушку на берег под названием «моральное унижение».       Прошёл не один день и вечер, пока она научилась сохранять пресловутый баланс, силясь не бросить все эти учения к чертям. Причин у неё, конечно же была масса, но незыблемые аргументы, возвышались иллюзорными ипостасями, разбивая слабости девушки вдребезги.       После нелегкой недели попыток управления УПМ, которые закончились более чем удачно, поднялся разговор о её дальнейшем обучение и основам физической подготовки. Так как кадетский корпус не был хорошей идеей, посколько новобранцы были уже на четвёртом году обучения, пришлось принять невесёлую перспективу обучения у местных авторитетов в виду «элитного отряда». — Чёрт возьми, Эрвин, поймите Вы моя база слишком слаба, чтобы выдержать любые удары! А вы приставляете ко мне Гюнтера! Можно поставить любого другого военнослужащего, как учителя? — мольба во взгляде Джексон читалась, надо сказать, прямо-таки, явно.       После неоднократных встреч с главным командором, Кларисса выявила явную закономерность в поведение оного. Когда ему что-то не нравилось, а его указы оспаривались, тем более кем-то ниже по рангу, а в её случае даже ранга то и не было, Эрвин глубоко выдыхал и смешно так хохлился. Означало это одно, его слово в стенах замка — закон. Поэтому молча примерившись (опять) с этим беззаконием, девушка терпела токсичные и ядовитые высказывания Гюнтера, которыми он хотел поддеть всё её естество. Надо отметить, что получалось хорошо, она выработала свою тактику: молча терпеть, вырисовывая картинки в голове, как даёт ему подзатыльники, пока он не завалит свой поганый рот. Могло ли получиться, что он узнал о её тайных желаниях и теперь она получает от него на тренировках так, что хочется взвыть, как волк и не останавливаться, покуда боль не пройдёт или хотя бы не притупиться?       Доктор Рейх, к которому она пошла после первой тренировки и после первых синяков, молча осуждал выбор хрупкой Клариссы, которая буквально не так давно, была в ужаснейшим состояние. — Я так погляжу у тебя определённая склонность и любовь к получению травм от грубых и недальновидных мужланов? — поинтересовался тот.       Ссадин на самом деле было предостаточно, но все они были мелкие и не имели никаких серьёзных последствий. В основном, они были получены за счёт жалких падений и попыток увернуться от атак, которые заканчивались падениями на землю. — Может со мной и правда что-то не так… — шумно выдохнула Кларисса. — Но знаете, получая каждый новый удар, вместе с болью я будто приобретаю какою-то мотивацию, понимаете? — Не совсем, милая.       Разговор о её новых увлечениях быстро сошёл на нет и Рейх начал рассказывать о больничных курьёзах, которые приключались с ним в последние дни. Было смешно и легко в компании этого пожилого мужчины, который с отцовской любовью относился к Джексон. Она не понимала, чем заслужила такого хорошего друга и компаньона в стенах, промозглого от смерти, жестокости и отсутствия какого-либо тепла, замка. Но была безмерно благодарна.       И вот после крепкого сна и обработанных ран, она снова на тренировочном поле, очерченным железной проволокой. Явно напоминало октагон для кровавых зрелищ. По сути, так и было, за её моральным и физическим растаптыванием наблюдал каждый прохожий солдат-зевака, который забыл куда шёл. Всем интересно посмотреть на этот неравный бой и сколько ещё сил хватит у дохлой девчушки. — Вставай, хватит валяться. Ты пришла учиться, а не лежать и греться на солнышке, — Гюнтер резко схватил и поднял её, как нашкодившего котёнка. — Если не нанесёшь хотя бы три удара, то будешь бегать двадцать кругов вокруг развед. корпуса.       Такая ужасно ехидная улыбка была на этом большом лице и так светились от превосходства его мерзкие глазёнки, что хотелось впиться в них и выцарапать, а ещё лучше выдавить, чтобы этот придурок наконец-таки заткнул пасть.       Он отпустил её и легко пошатнувшись, она снова начала испытывать заученные движения, анализируя и пытаясь понять, что ждать от этого недоврага. Сейчас она приложит все усилия, чтобы победить и плевать, если ночью даже повернуться не сможет от боли. Она точно сделает все, чтобы этот самодовольный придурок выкусил и задохнулся в собственной неправоте, насчёт неё!       Солнце уходило в закат, а Кларисса только заканчивала бегать свои двадцать кругов, ненавидя всех вокруг и проклиная Леви с «элитным отрядом», Гюнтера, Эрвина и саму себя за слабость. — Такими темпами Гюнтер тебя изничтожит быстрее, чем ты увидишь титанов за стенами, — ехидно крикнул наблюдающий за её несуразным бегом.       Воздух в легких буквально горел, а ноги были до того ватные, что хотелось, чтобы они наконец растаяли, а она могла раствориться в этой сырой земле.       Остановившись, Кларисса пыталась вернуть себе способность говорить и здраво мыслить. — Может оно и к лучшему. Слишком слабая, чтобы даже называть солдатом. Он все ещё стоял там в паре метров от неё и кидал свои язвительные комментарии, сочившиеся ядом.       Она что, оказалась в логове гадюк, где единственными адекватными были доктор Рейх и она? — Да какое я тебе зло сделала? — устало выдохнула Кларисса. — Не тебе меня учить. — Да? А кому? По-моему, Эрвин видит твой убогий результат и хранит молчание, боясь ранить твой, итак, искалеченный разум, аномальная.       Как он смеет? Да, она все ещё мучалась от периодических приступов психоза и иногда проявлялись панические атаки, но не ему судить её психику.       Напыщенный мелкий гусь, который закрывается ото всего мира маской черствого человека, которая так крепко приросла к нему и к его облику, что он уже и сам забыл, каким человеком мог бы быть, какие чувства испытывает. А многочисленные потери солдат, после экспедиций под его командованием, не прибавляют лёгкости. Только утяжеляют его сердце горечью, сдабривая жестокостью, прибавляя многочисленные срезанные нашивки с униформы, спрятанные глубоко в нижнем ящике стола. — Просто завалитесь, капрал. — ответила она и увидев злостный взгляд, добавила, — Пожалуйста.       Он очень быстро оказался рядом, сбивая с ног и прижимая грудь сапогом к земле. Со всей силы давя своим каблуком в ребро, он чуть склонился: — Субординация. Ты больше не простая проходимка, ты — кадет.       Уязвленоглядя на него из не самого лучшего, а также, не самого приятного положения, она даже не пыталась сопротивляться. Бесполезно. Он только посильнее вгонит каблук под рёбра, вызывая новую порцию боли. Лучше перетерпеть его попытки самоутвердиться, будто они в животном мире и физическое превосходство — главное.       Безропотное лежание на Земле в исполнение Клариссы раздражало его. Почему она ничего не предпринимает? Такая жалкая и бесполезная, ей явно тут не место. Со всей силы, все-таки, ударив носом сапога в бок, он получил шипение в ответ и вновь бездействие. Она молча скрутилась в позу эмбриона, громко всхлипывая. Какая. Она. Жалкая.        Взглядом прошёлся по этой тонкой, почти прозрачной фигуре. Ничем непримечательная и здесь. Под головой ореолом блестели её белокурые волосы. Эти патлы явно мешали ей в бою, он видел, как на тренировке, ветер задувает светлые пряди в важные периферийное точки, и она раз за разом пропускала эти простенькие атаки Шульца, из-за банальных волос. Даже не закалывала их, а просто таскалась по всему корпусу с ними, явно лелея бесполезные лохмы. Что же, если она не в силах разобраться, он сам поможет.       Вытащив складной нож, капрал покрутил в руке и резко заставил Клариссу подняться, схватив за волосы. — Давай-ка, я тебя подтолкну к борьбе, коли ты, нелепое создание, не можешь сделать этого сама.       Джексон, завидев острое лезвие в руках капрала попыталась оттолкнуться, но все было тщетное. Она хваталась за его руки, отводила руку с ножом, но была слишком слабая. Он смотрел на неё, впивался взглядом, его глаза были так близко, и она чувствовала дыхание. Слишком короткое расстояние. Поддалась чуть-чуть вперёд и уловила тихие выдохи, старалась дышать в унисон, чтобы не развеять эту атмосферу. Придвинувшись ещё ближе, несмотря на тянущую боль от того, что он схватил её за волосы, она остановилась, всматриваясь в малейшие детали. Взгляд капитана оставался таким же безучастным и незаинтересованным, но она знала. Она знала, что он тоже чувствует это.       Пользуясь моментом, она с силой полоснула ногтями по щеке, вырываясь из стальной хватки, чувствую бушующее внутри ликование от победы с этим чудовищем. Столь желанное облегчение и лёгкость в районе затылка говорили о том, что от захвата удалось избавиться, но обернувшись, она ужаснулась. Глаза наполнились слезами, видя, как перед ней стоит капрал Леви и держит остатки её волос. Любимые волосы, что она так трепетно мыла в отварах растений, расчесывала каждую ночь металлическим гребнем с инкрустированными циркониями, который ей подарил мистер Рейх. То, что осталось от его дочери.       Теперь её достоинство, краса остались в лапах монстра. Он все так же будто оставался в стороне непонятногоконфликта на беспочвенных основаниях. — Что Вы… Что ты наделал? — заикаясь спросила Кларисса, проводя рукой по остаткам волос.       Сейчас они едва доходили до плеч. Джексон чувствовала себя обнаженной и лишенной уверенности. — Борись или умри, Кларисса, — он так протянул её имя, будто взывал к чему-то. — Ты показала, что можешь бороться, похвально. А это… Они тебе мешали. Скажи «спасибо».       Бросив остатки волос на землю, он демонстративно отряхнул руки, словно пытаясь стряхнуть с себя грязь. Её волосы были достоинством, которым она гордилась. За что он так с ней? — Только не ной. Ненавижу, когда плачут. Кстати, так тебе идёт больше.       После этих слов он развернулся и направился в сторону казарм, оставив её одну в безмолвной истерике и с остатками её прошло на руках.       Вечером ни о каком ужине и речи быть не могло. Несмотря на адский голод и скручивания нескольких узлов в желудке, больно тянущими весь низ, она все равно осталась в комнате, заходясь в плаче, который раз.       Грязная, избитая, со свежими ссадинами на лице и огромной гематомой на рёбрах. Все это волновало не так сильно, как белокурые волос, которые неровно подрезанные, она видела в зеркале. Мать с детства говорила, что хорошенькая девушка отличается здоровыми волосами. Это признак ухоженности и красоты, здоровья. Сейчас она выглядела далеко не так, как учила мама, но зато вид полностью соответствовал ужасному внутреннему состоянию. — Как я его ненавижу… За что ты со мной так, Господи? Неужели я недостаточно стараюсь и держусь, какие бы испытания ты мне не посылал? Ну почему раз за разом я ударяю носом в грязь? За что? — крик раздался в пустой комнате, отражаясь эхом от голых стен.       Никто не ответил на столь рьяный монолог, раздирающий душу. Как и ожидалось. Поэтому вновь свернувшись калачиком, Кларисса, громко всхлипывая, мечтала провалиться в сон, чтобы не чувствовать усталости и отчаяния.

***

      Как часто мы видим в отражение действительность? Мы наблюдаем каждый день за собой в зеркало, силясь увидеть что-то, чего мы хотим. Однако парадокс в том, что мы сами не знаем, каких волшебных изменений ждём от очередного мимолетного взгляда на приевшуюся и давно изученную картинку.       Когда мы чувствуем внутри уверенность, хочется смотреть в свои собственные глаза, настроенные на победу, часами и наслаждаться ощущениями от увиденного.       Когда счастливы, нет даже желания и повода заглянуть туда, потому что зачем тратить столь приятные мгновения на такую пресловутую глупость.       Но когда мы разбиты морально, хочется часами таращишься в одну точку, размышляя о своём, и параллельно наблюдать за этим сломанным взглядом.       Отражение притягивает: показывает нам, какие мы со стороны. Кларисса смотрела на себя и думала, что она явно выглядит сломленной. Огонёк запала, который был настроен на успех тухнет с каждым дуновением нового удара судьбы и уже нет сил противоречить судьбе. Может она должна была подохнуть там, в лесу с теми ублюдками, которые вдоволь насладились её телом? Или умереть с тетушкой, не зная горечи очередной печали и одиночества? А возможно ещё тогда, в деревне с родителями: любимым папой и матерью, которая хоть и не особо любила, но всё же была привязана к нерадивой дочери.       В какой момент надо было перестать бороться и дать себе умереть, чтобы не чувствовать себя ущемлённой и разбитой? «Борись или умри, Кларисса» эхом пролетело в голове.       Бороться или умереть. Что же.       Уверенно поднявшись на ноги, она с силой замахнулась и ударила кулаком по зеркало, разбивая лживое отражение на тысячи мелких осколков. Возможно, ей показалось, но услышала даже что-то вроде крика.       Существует только одна Кларисса и она настроена то, чтобы побеждать.       Быстро позавтракав полюбившимся подобием каши, она быстро отправилась с Гюнтером на излюбленное тренировочное поле, где как обычно после долгой разминки, они приступили к навыкам боя. — Ты что, мелочь, обрезала волосы? Наконец-то дошло, что они тебе мешают во время атак? — насмешливо спросил он.       Девушка не стала отвечать, лишь провела руками по обрезанным волосам и улыбнулась. Если отсутствие багажа воспоминаний и якоря, который не отпускал её с прежней точки были волосы, то она рада, что капрал вчера их отрезал.       Без лишних слов Шульц начал наступления, давя своей массой и не удаваясь выбраться. После серии ударов, Кларисса оказалась вновь на земле, но увидев, что он надвигается справа, быстро перевернулась, пропуская удар. Вскочив на ноги, она замахнулась, рукой. Гюнтер, конечно же, отразил удар, но воспользовавшись мгновением и увидев, что правый бок был незащищенным, Джексон с силой ударила сапогом, заставляя оппонента отшатнуться.       Удивление сменилось на лице куратора сменилось смехом. — Наконец-то есть продвижения! А я, то думал, сколько тебя ещё колошматить, чтобы ты наконец-то усвоила урок, — он ухмыльнулся и встал в боевую готовность. — Борись или умри, Кларисса. — прошептала девушка про себя и вновь двинулась в атаку.       После потной схватки, где удалось нанести Гюнтеру около шести ударов, она почувствовала себя безумно уставшей и разваливающейся. Холодная отстранённостью улетучилась после окончания тренировки и сейчас девушка сидела на ступеньках и жадно глотала воду, заранее набранную для таких моментов.       Подняв взгляд, она встретилась со знакомым равнодушным взглядом, за секунды понимая, кто перед ней. Сталкиваться с ним входило в привычку, которую она с удовольствием бы искоренила. Потому что несмотря на все, Леви был для неё чем-то неизвестным и опасным, а от такого инстинкт самосохранения всегда держит подальше.       Отдав честь старшему по званию, она продолжила жадно глотать воду, стараясь не смотреть больше на этого человека. — Видел тренировку. Наконец-то стало лучше. По-крайней мере не заливаешься слезами и не выглядишь столь ничтожно, — ответно отсалютовав, Леви направился вперёд. — Спасибо, капрал!       Они оба понимали, что это была не благодарность за сомнительный комплимент. «… И от всякого, кому дано много, много и потребуется; и кому много вверено, с того больше взыщут.» Лк, 12:48