Любовь и ненависть не в нашей власти.

      Широко раскинутые леса бросали свою мрачную тень на проезжающую мимо карету, пока месяц, застывший в своём серебряном обличие посреди ясного неба, томно наблюдал за экипажем. Эта ночь божественна. Очаровательна.       Гоголь медленно перелистнул последнюю страницу своей книги, которую перечитывал в четвёртый раз. Дорога была действительно долгой. Внезапно в мысли Николая нагло влез образ Гуро. Карие глаза, в которых парнишка тонул, словно в неге, желанные бледно-розовые губы, которые так и хотелось накрыть своими, тёмные волосы, зачёсанные назад, в которых появлялось желание зарыться. Все эти раздумья пробуждали в юном творце какие-то новые, необъяснимые чувства и эмоции, пугали и завораживали одновременно. Нет. Не скучать по нему. Нельзя. Не сметь думать о том, что и он хоть чуть-чуть вспоминает обо всём.       Николай Васильевич вздрогнул от гулкого стука книги об пол. Встряхнув головой, он наклонился, поднимая рукопись и укладывая рядом с собой. Его не беспокоили видения. Пока что.       В Диканьку прибыли рано утром. Остановились всё в том же постоялом дворе. В той же хате. Ник обвёл взглядом помещение, чинно проходя внутрь и размещая на столе всё то, что он смог взять с собой. – Ничего не изменилось. Да, барин? - неожиданно процедил Яким, смотря Гоголю в затылок. – Да.. Ступай, Яким. Мне нужно подготовиться.       После неловкого молчания, слуга быстро поспешил прочь из покоев своего хозяина, тихо прикрывая за собой дверь. Николай, немного подумав, присел на кровать, дабы собраться с мыслями. Глубоко вздохнув, молодой человек вновь осмотрел свою комнату, а затем встал, расправляя пиджак и выходя из хаты. Сказав Якиму, что скоро будет, Гоголь отправился на кладбище. По дороге Ник вспоминал все моменты с Бинхом, изредка улыбался, шумно шмыгая носом. Недолгий путь ожидал писаря. Оказавшись в самой местности, прошёлся чуть дальше, глазами находя могилу своего товарища. Там, рядом с каменной плитой, стоял мужчина. Красное пальто. Трость. Тёмные волосы. Дыхание Николая участилось, сердце бешено заколотилось. Встав позади незнакомца, юноша намеренно кашлянул, заставляя того обратить внимание. И когда гость обернулся, Гоголь онемел от увиденного. Это был он. Яков Петрович. Некогда друг, сейчас же враг.       Они стояли друг напротив друга, словно на дуэли. Злобный, ненавистный взгляд темноволосого, направленный на стоящего мужчину, одетого с иголочки, не предвещал ничего хорошего. Невозмутимая полуулыбка на бледном лице заставляла буквально кипеть от злости молодого человека. Но брошенная в воздух фраза осадила нескрываемые эмоции. – Николай Васильевич, голубчик мой, Вы так рады нашей встрече спустя столь долгий период? - с некой иронией в голосе проговорил следователь, склонив голову набок. – Что ВЫ здесь делаете? Зачем понадобилось навещать Александра Христофоровича? Почему Вы приехали вообще сюда?! – Успокойтесь. Глубоко вдохните и выдохните. Ни к чему сейчас устраивать дебош.       Стиснув зубы, Гоголь сжал кулаки, пристально смотря в глаза напротив. Лишь в душе он ликует. Наконец смог встретиться лицом к лицу с тем, кто вечно заполнял его мысли. Наконец Ник видит его. Даже злость, в какой-то степени, отступила, уступая место тому самому чувству. Парень медленно, с опаской, подошёл ближе, переводя взгляд на надпись "Бинх Александр Христофорович" и прикрывая глаза. Сейчас и правда нужно успокоиться. Не показывать ничего этому человеку. Просто навестить друга и поскорее вернуться обратно. – Когда Вы прибыли? И на сколько дней? - совершенно спокойно спросил Яков, продолжая смотреть на Гоголя стальным взглядом. Он рад. Нет, не рад, а счастлив. Счастлив, что видит перед собой своего мальчика. Хоть и пригрозил ему два года назад, дабы тот не попадался на пути. Нежность в его глазах можно заметить лишь мельком. – Я... Я прибыл сегодня. Рано утром. На два дня. Х-хотел навестить Бинха. А.. Вы? – Давно. – Аа.. – Николай Васильевич. Простите меня.       Брови Ника в буквальном смысле полезли на лоб, он поднял голову, поворачивая её в сторону Гуро и... Удар. Мощный, чёткий. Единственное, что помнит Гоголь до отключения, это сильные руки, которые подхватили его. Эти руки не единожды касались Николая, будто изучая. Крупные, тёплые, родные..       Писарь очнулся уже в тёмном месте, скованный цепями, почти голый. Его запястья болезненно ныли, виски пульсировали, а перед глазами всё ещё плыло. Тело ломило настолько, что пошевелиться было невозможно. Резкий яркий свет, ослепивший юношу. Слабая пощёчина. Распахнув очи, Николай дёрнулся, взвывая от боли. Следователь выпрямился, смотря на писаря и складывая руки на груди. – Ну-с, мой милый, теперь я готов с Вами поговорить.