P.S.

—Не положено,— взвинченный молодой мужчина с голубыми шевронами на кителе и золотистыми буквами «ГБ» на них изо всех сил пытался переспорить Инженера, который, в свою очередь, пытался ненасильственным путём попасть внутрь госпиталя Внутренних Войск, чья символика вразнобой красовалась на форме его собеседника. Вот надо же было Нателле Наумовне переименовывать КГБ в АФБ, менять им форму, издавать законы, на исполнение которых не хватало бюджета. Инженер оглядел мужчину, уделяя внимание каждой нашивке. Да, весело и несуразно. Итогом правления Роминой бывшей пассии стали, в том числе, кинутые на произвол судьбы военные, вынужденные покупать всю свою форму за личные деньги, без каких-либо компенсаций. Инженер продолжал смотреть на чужую одежду. Интересно, они все так одеваются? Кто во что горазд. Пару часов назад об этом даже говорил Жилин. Инженер вспомнил полное пренебрежения «Придёшь — посмотришь», и последовавший за ним «ухающий» смех. Действительно, какая разруха. Везде, причём. Раз уж… Кто он там… Старший сержант войск, у которых даже нет определённого названия, при всей их важности, одет в то, что явно пролежало на уже распроданном складе лет двадцать, что говорить об остальной части страны. Жилин позвонил в три часа ночи, приехал в три двадцать. Они успели обсудить многое, касаемо Ромы и его работы, речь заходила и об этом. —Одним из первых распоряжений человека, который там лежит сейчас,— не спавший всю ночь, Инженер выглядел странно, его легко можно было бы принять за городского сумасшедшего, если бы не репутация и слухи о его персоне, идущие впереди,—… так вот, он хотел разобраться с этим,— Инженер нарисовал рукой круг в воздухе, обводя наряд сержанта,— безобразием. Ты в курсе? —Иннокентий Павлович, при всём уважении, у меня устав,— видеть воочию того человека, о котором много слышал, и по большей части, далеко нелестного, напрягало. Для старшего сержанта новый хозяин НИИ был кем-то вроде персонажа местного фольклора уровня кухонных дискуссий, нечистый на руку «новый русский», с никому точно не известным количеством денег, каким-то образом прибравший целый Институт и продолжавший забирать в собственность народное имущество. Или как это называли особо осведомлённые, приватизировать. Для сержанта это было синонимом слова «грабёж». Однако, как бы он не распылялся в громких и категоричных оценочных суждениях при разговорах на подобных кухнях, человек, стоящий перед ним, вызывал заискивающий трепет. Хотелось бы, чтоб он постоял тут ещё. Потом можно будет жене рассказать, кто к Стрельникову в больницу наведывался, да он не пустил, поразмышлять на этот счёт. Сержант слабо улыбнулся, будто отрицая всякое отождествление собственной воли с законом, которому подчиняется, дескать, я бы пустил, но служба. —Какой устав? Товарищ, да твоё ведомство вообще неизвестно как называется и кому подчиняется. Кто тебя прикомандировал сюда вообще? —Он на постоянной службе здесь,— вклинился в разговор Жилин. —Ты присягу кому давал?— раздражение Инженера нарастало, но он всё ещё пытался казаться дружелюбным. —Багдасарову ещё. —И где сейчас твой Багдасаров? Собеседник молчал, явно не видя в этом аргумента. —Ты кому подчиняешься? Ты знаешь? —Верховному главнокомандующему. —Министерству обороны, так?— продолжал Иннокентий Павлович. Старший сержант безымянных войск представлялся титулярным советником из произведения Гоголя, и отбирать у него шинель не хотелось. Инженеру было в новинку применять дипломатические ухищрения. Дискуссия затягивала, он, спокойный, как танк, строил тактику аргументации, уже мысленно примеряя на себя образы самых знаменитых международных политиков. «Была бы трубка, сошёл бы за Уинстона Черчиля, ей Богу»,— Кеша устало улыбнулся, прикрывая глаза, под которыми сеточкой расползались морщины, разрезающие темные, образованные недосыпом синяки. —Так точно,— явно обдумав ответ, прервал молчание сержант. —Вот тебе министерство внутренних дел единолично заявляет, что нам туда надо, правда, Серёжа? Подвыпивший Жилин кивнул головой, пошатываясь, подползая к условно перегороженному сержантом проходу. —А что у вас?— неуверенно начал соглашаться «маленький человек». —Да не переживай, документы на подпись,— Инженер встряхнул в руках заранее заготовленную папку формальных причин своего визита,— всё-всё, мы пошли, спасибо. —Послушайте…,— молодой человек в тёмных очках резко поднял голову на приближающихся ломаной походкой мужчин. —Мы бумаги подписать,— Инженер нахмурился, поднимая вверх ладонь, явно давая понять, что возражения не принимаются. —Он без сознания! Иннокентий Павлович остановился, вскинув брови, пристально посмотрел в черные стёкла, нахмурившись. Раздражённая усталость сквозила ядовитым излучением, опаляя Телефониста. Инженер склонил голову на бок, как бы давая высказаться. —Будьте вы человеком, в конце концов,— уже тише продолжил тот,— что надо, могу печати проставить, неужто вы сами решить не можете, ей Богу, надо так… Издеваться! —Вот это, здесь,— Инженер ткнул пальцем в листы,— и так на каждой странице… Это на экспорт. —Экспорт чего? —Может нам пройти, всё-таки?!— повысил голос Инженер. —Не надо,— Телефонист продолжал ставить печати там, где ему грубо указывали пальцем. Жилин что-то напевал, разглядывал гудящие плафоны, стараясь абстрагироваться. —Это всё? —Спасибо большое, мы у-да-ля-ем-ся!— Инженер отдал честь и артистично развернулся, окликнув товарища. —О, Зиночка! —Иннокентий Павлович, добрый день?— с какой-то вопросительной интонацией в голосе поприветствовала в ответ девушка, сильно удивлённая расположением духа начальника, совершенно ему не свойственным. —Здравствуй-здравствуй, а позови-ка ко мне Стажёра нашего, сможешь? —Хорошо, сейчас,— каблуки глухо застучали о ковролин. —Иннокентий Павлович,— меньше чем через минуту в дверь просунулся полный воодушевления Стажёр. —Ну проходи-проходи, присаживайся. Собеседник послушался. —Как там наши составчики поживают? Коллектив наш замечательный ещё все свои химические мозги вместе с джинсами не выварил? —Нет вроде. —Это хорошо, хорошо. Ты это, вот смотри,— Инженер указал пальцем в спецификацию, затянувшись сигаретой, пепел с которой падал прямо на документ, провёл рукой сквозь весь перечень позиций,— нужно это сделать будет за пару недель, это первая партия, если что, потом на вторую придёт ещё…,— он опять прервался на затяжку,— документы на английском оформляем, накладные, таможенные, там… Ну это я к тебе человека в шляпе прикомандирую, ты главное задание раздай нашим. Стажёр успел несколько раз досконально изучить весь список. —И ещё,— Инженер улыбнулся,— зарплата в валюте. Всем по триста двадцать, тебе тысячу. Это за эту. —Понял, разрешите исполнять?— глаза молодого человека уже горели зелёным огнём. —Разрешаю… А, Господи, стой! На фирму документы готовы? Товар наш там ждёт отправки… обратным рейсом, так сказать. С моей машиной, между прочим. —Да, готовы, регистрируется, должны факсом прислать до конца недели. —Тысячу двести тебе. У собеседника перехватило дыхание, он готов был рассыпаться в благодарностях на мелкие осколки, но слушать подобное Инженер не горел желанием, ввиду самопроизвольно возникающих мысленных параллелей от себя к Вишневскому. —Всё, иди! И я пойду, пожалуй. —Хорошего вечера, Иннокентий Павлович. Смутно вспоминая, как добрался до дома и рухнул в кровать в разгар рабочего дня, проснувшийся среди ночи Инженер дотянулся рукой до стакана с уже успевшим остыть горьким и крепким чаем. Очертания стрелок на циферблате можно было принять то ли за половину третьего ночи, то ли за шесть утра. Наступало то самое время года, когда и в первом и во втором случае бетонные блоки окутывала одинаковая тёмная мгла. Инженер неохотно сполз с тахты, отметив, что отчего-то спал с краю, будто оставив место для ещё одного человека. —Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, для кого,— тихо пробормотал он, чиркнув спичкой. Получше присмотрелся к часам, стараясь осветить комнату слабым огнём. Всё-таки, половина третьего. Прикурил. В окнах напротив царила густая тьма. Не было абсолютно никого, кто бы посягнул на его одиночество. Как будто весь мир замер. Инженеру вспомнилось, как ещё в бытность свою мрачным молчаливым юношей, он периодически представлял, как было бы хорошо иметь прибор, останавливающий время. Ему не казалось таким уж нереальным выйти сейчас во двор и сбивать пальцами застывшие в воздухе мелкие капли дождя. Выйти стоило. Набрав полный рот мерзкого терпкого содержимого стакана, он, не включая свет, проскользнул к зеркалу в прихожей, наспех поправил костюм, что не удосужился снять. Рома бы обомлел, если б увидел, конечно. Эту вереницу мыслей продолжать было бессмысленно, они авансом получили карт-бланш. —Как же повезло мне, Ромочка, слушать только себя,— тихий голос перебил громкий хлопок входной двери. Часы Малины пришлись как нельзя кстати. Даже он, наверно, сейчас спит. Все спят. Все уснули и наконец-то оставили его одного. Глухое эхо его шагов не смешивалось ни с чем. «Да тут гадать не нужно»,— сам себе ответил Инженер, подумав о причинах попадания Стрельникова в реанимацию. —«Ему там стало плохо»,— передразнил он Жилина,— вот так плохо на ровном месте не бывает… Да и вообще, этим всё и должно было кончиться. Можно сказать, благополучно… Дурак ты, Ромашка, конечно, редкостный. Ну ничего-ничего, теперь то тебе просто не дадут себе навредить… Эх, минус один потенциальный грех на душу, однако. Инженер шёл, пританцовывая, прямо по середине проезжей части, вслух рассуждая о своем, преисполненный цинизма и высокомерия. Он обернулся вокруг, непринужденно раскинув руки, подставляя их под мелкую морось. Весь город теперь казался настолько маленьким, и будто принадлежал ему целиком. —Да вы, батенька, феодал,— шутливо поведя бровью, обратился он сам к себе. По мере приближения к конечной точке маршрута, ощущение, смутно напоминающее эйфорию, выветривалось из груди, оставляя зияющий порез один на один с его изначальным, подлинным содержимым. Что это? Вина? Жалость? Чувство несправедливости? Всего понемногу. Не смертельно, конечно, но можно было бы просто жить, как они жили… Если бы не Особа, конечно. Да, неприятно, мягко говоря. Но не за неё. За Рому. «Пожалуй, единственный человек, за которого мне может быть… вот так»,— Инженер грустно улыбнулся. Он медленно отворил одну из незапертых дверей приёмного отделения, приподняв её наверх, чтобы та и не подумала скрипнуть. Проскользнул в слабо освещённую каморку с кушеткой. «Люди, которых привозят сюда по скорой, должно быть, думают, что уже оказались на том свете»,— он быстро покинул помещение, двинувшись дальше. Второй этаж, это он помнил. На весь коридор работало три лампы, вчерашний сотрудник государственной безопасности спал, развалившись на посту, Инженер увидел его краем глаза, обернувшись на белый шум, доносящийся из радиоприёмника, что стоял у того на столе. «Разъехались твои ребятки то»,— досадно отметил Иннокентий Павлович. Тихо, как крыса, он побрёл вдоль закрытых дверей, глядя на таблички и попутно пытаясь воссоздать свой вчерашний маршрут. В сестринской свет также не горел. —Такие безмятежные все, охуеть просто,— он перестал осторожничать, зашагав обычной, довольно широкой походкой к двери без опознавательных знаков. Инженер стоял в проёме. Хотелось со всей силы сжать виски. Он нахмурился и подошёл ближе. Рома был похож на марионетку. Из него будто вынули все живое, оставив тонкую оболочку. Приборы рядом отражали слабый пульс и наличие дыхания. —Спишь?— одними губами произнёс Инженер, погладив неестественно белое предплечье, которое явно мёрзло в отсутствие одежды,— и вот так они тебя здесь просто оставили? Кинули? Инженер осторожно взял запястье, намереваясь убрать чужую руку под одеяло, зелёная линия на чёрном экране начала показывать более интенсивные скачки. —Не просыпайся, слышишь, не надо,— он перебрал тёплыми пальцами бледную кожу, дождавшись, пока кардиограф не вернёт прежние показатели, натянул не особо тёплое одеяло по самую шею Стрельникова. «Что тебе снится?»,— химик вальяжно опустился на прикроватную тумбочку, доставая сигареты из кармана, но передумал. —Не стоит…, а то тебе в таком случае вполне смогу присниться я. Он осторожно потянулся к Роме, кончиками пальцев убрал челку с лица. —Мешала, наверно…,— Инженер не убирал руку, продолжая перебирать чёрные волосы,— что ж ты наделал… Рома-Ромочка. «А ты сам-то лучше?»,— отчетливо прозвучало в голове. Что-то относительно давно забытое вырвалось пламенем из самых тёмных закоулков души. Захотелось ударить себя по лицу. Нет, он не будет, конечно же. Вместо этого, Инженер продолжал пропускать чёрные пряди сквозь пальцы. «А что, если бы Максим не приехал?». «Ну, он же приехал. И успел». Две стороны одной личности снова выходили из равновесия. «А в следующий раз может не успеть…». —Следующего раза не будет, надо полагать,— шёпотом ответил себе Инженер и всё же потянулся за сигаретами. Получается, теперь жизнью Ромы он обязан Максиму. И Рома обязан Максиму. Не ему. Инженер не скрывал обиды, давно примирившись с собственной эгоцентричностью. —Наверно, я теперь едва ли могу претендовать на статус «всего» для тебя,— его глаза сверкнули ледяным светом в темноте, подобно северным звёздам, когда он в очередной раз провёл пальцем по чужой щеке,—…жаль. «Почему не держал силком? Вполне имел право, считай»,— треснувшая гордость била в «десятку» по свойственному Инженеру духу собственничества,— «мог бы распоряжаться самим президентом, самим Железным, мог бы быть кем-то типа…»,— он замялся. Богом? Повелителем? Как это называется? «Быть любимым. Тебя просто любили, получается. Чисто и открыто. Для тебя старались, а ты в свою очередь не сделал ничего»,— Инженер наклонился к изголовью кровати, намереваясь поцеловать. А имеет ли право теперь? Вопрос спорный. Уголь сигареты, догоревшей до фильтра, обжег кожу. Алое зарево холодного рассвета полосой распороло скрытую в сумерках стену напротив. Видно, пора. Странное чувство. Инженер ежился, пробираемый утренним холодом. Как тогда. —Стой…,— тихо пробормотал он в такт руке, которую вытянул в сторону при виде знакомой машины такси.