***
Когда с треклятой планетой, перепуганными рабами и всем остальным было покончено, я, стоя под горячем душем в родной келье, позволила себе разрыдаться. Обжигающие потоки воды, как бы я не надеялась, не сумели приглушить воспоминания о событиях прошедшего дня. Докрасна терла кожу, стараясь стереть несуществующие следы, в которых замаралась на последней миссии. Пыталась смыть несуществующую кровь. Нет, одернула я себя, эта кровь есть. Это я пролила её. Снова заходясь в приступе истерики, опустилась на пол душевой кабины, прижимая к груди ноги; обнимая их и пряча свое лицо. Когда горячая вода сменилась едва теплой, а тело совсем затекло, я поняла, что слезы кончились, а внутри… Внутри ни капли не полегчало. Наверное, стало только хуже — я снова, в который уже раз, осознала свою ничтожность и ненужность в этом мире, где получаю не меньше горестей, чем в прошлом мире. Где… Я никогда не убивала людей. И даже не держала в руках ничего опаснее, чем кухонный нож. Где мне не приходилось доводить себя тренировками едва ли не до потери сознания, главное, чтобы в будущем не помереть от руки врага; неведомого, оттого и более сильного. Судорожно всхлипнув, аккуратно поднялась, стараясь не свалиться с ног и не помереть, поскользнувшись в маленькой душевой кабине. Не особо спеша, натянула на мокрое тело белье, чистую тунику и такие же бриджи. Покинула ванную, стараясь не коситься в сторону окровавленной рубашки — тунику я выкинула сразу же, как представилась возможность. Безумно хотелось забиться в угол, чтобы все, абсолютно все забыли про мое существование, и не тревожили меня стуком в дверь!.. Не расправляя кровать, тяжело упала на неё, упрямо продолжила не обращать внимание на настойчивый стук в дверь. И постаралась отгородить себя от легких волнений в Силе, как я догадываюсь, вызываемых мною же. Когда все звуки стихли, я стала проваливаться в спасительный сон. Находясь между сном и явью, почувствовала невесомое прикосновение к волосам, а затем, более слабое, к щеке. Спустя пару секунд что-то легкое опустилось на меня — одеяло, будто кокон, укутало мое тело, словно скрывая от всех горестей этого мира; так, как мне хотелось. Когда проснулась от неимоверной сухости во рту, мне показалось, что прошло от силы минут пять — столь разбитой и выспавшейся я была. Прислушалась сперва к Силе: в келье никого, кроме меня. Ну и славно, решила я, выпутываясь из тонкого одеяла, которое не выполняет никаких функций кроме бытия лишь предметом, несущего в себе уют — я ведь не мерзну, и надобности в нем нет. И обнимать его неплохо. В уголках глаз стали скапливаться слезы от нестерпимых воспоминаний, как в далеком детстве, во сне я обнимала мягкую игрушку, носом уткнувшись в неё; или когда мама прижимала меня к своей груди, если я совсем не могла заснуть, и как Изане, всегда, абсолютно каждый день, обнимал меня, говоря, что так ему становится спокойнее… Тогда я сама себе напоминала плюшевую игрушку… В итоге проревела я еще около часа, пока желание встретиться со своим лучшим другом не взяло вверх. Правда… Чуть посомневалась, действительно ли мне сейчас стоит покидать не то, чтобы свою квартиру, а даже комнату — мой внешний вид был… удручающим. Глаза красные и опухшие от слез, сам взгляд казался совершенно пустым, безжизненным. Умывшись ледяной водой, покинула ванную, утверждаясь, что встретиться с Марком необходимо. Очень сильно надеялась на его присутствие в Храме — комлинка, чтобы узнать, с собой не было, а возвращаться не хотелось. Когда я пришла к его келье, прислушалась к Силе и облегченно вздохнула. В скором времени, меня, напоив горячим чаем, укутав в мягкий плед и усадив в удобное низкое кресло, внимательно выслушали. Что примечательно, я не заревела в который раз за день, а просто максимально тихим голосом рассказывала все последние события Марку, по его просьбе, с подробностями; конечно при условии, что я в состоянии. Голос мой звучал жалобно, отчего мне становилось не по себе; как-то неприятно. Словно наверняка убедилась в своем ничтожестве. Однако… Ничего поделать я не могла. Сказала я и об Айго, упоминая мальчика, ставшего его заложником; о той бедной девушке, имя которой я так и не узнала; о тех рабах и нападающих, об убитом мною чувствительном к Силе… Когда все слова закончились, я прижала к себе ноги, обнимая их. Марк постарался как можно незаметнее сделать глубокий вдох, явно собираясь с мыслями. Поднявшись с дивана, в пару шагов приблизился, присаживаясь на корточки напротив меня. — Лета, — дождавшись, пока я подниму на него взгляд, он продолжил. — Ты защищалась, — совершенно серьезным и убеждающим голосом, без тени какого-либо… сожаления (?) говорил он. — Ты сожалеешь о случившимся, раскаиваешься. Это… О многом говорит, — Марк кивнул, считая, что я все пойму и без уточнения. И ведь поняла. С первых лет обучения мне известно, что джедаи могут лишать других жизни только в крайнем, самом крайнем случае, когда иного выхода нет, ведь убийство к Темной стороне ведет. Если же джедай раскаивается, искренне сожалеет о случившимся, то Светлая сторона в нем… Нет. Я раскаиваюсь, но и другой выбор у меня был, если хорошо над этим подумать. Только думать об этом, уже слишком устала. Марк был совсем немногословен, понимая, что сейчас я просто не хочу оставаться в одиночестве, наедине со своими мыслями. Тяжелыми и больно колющими сердце. Вдруг стало стыдно. У Марка ведь, и свои проблемы есть, и со мной приходится возиться… — Марк. Мой голос чуть дрогнул, стоило его позвать. — Да? — Прости меня, — сразу же ощутила его удивление. Снова подняв глаза на друга, увидела недоумение на его лице. — За что это ты извиняешься, Лет? — сокращение моего имени не сразу привлекло мое внимание, ведь поглощена была другим, более важным и серьезным. — Я плохой друг. Закусив изнутри щеку, ощущая самую настоящую печаль, такую сильную, что вызывает и горечь в груди, смотрела на Марка. Он нахмурился. Фыркнул, резко выпрямляясь и сменяя удивление на недовольство. — И думать об этом не смей, Лета, — серьезно проговорил Марк, чуть тише озвучивая риторический вопрос, на который я, в принципе, могла бы и ответить: — Откуда у тебя вообще взялись эти мысли?.. Тц! Я могу перечислить то, почему для меня ты хороший друг, — он вздохнул, явно собираясь делать, о чем было сказано. — Ты понимаешь и знаешь намного больше, нежели мои ровесники! И ко многим вещам, мелкая, ты относишься действительно серьезно! Почувствовав, как щеки начали гореть, лицом уткнулась в колени, совершенно забывая про те неприятные мысли, что никак не хотели покидать мою бедную головушку. — Потому как у меня нет никого ближе тебя, я не могу не волноваться за твою жизнь и моральное состояние, — надулся Марк, по прежнему хмурясь, но отчего-то я ощутила легкое смущение. — И это нормально. Как и то, что ты рассказываешь о тревожащих тебя вещах… Я ведь тоже, бывает, жалуюсь! — он то ли стушевался, то ли наоборот, усмехнулся. На мгновение, сильно зажмурилась, закусывая нижнюю губу. Не все я тебе рассказываю, Марк; не о всех тревожащих меня вещах говорю. Продолжила сидеть неподвижно, зафиксировав взгляд на одной лишь невидимой точке на полу. Тихо шмыгнула носом. Вдруг поняла, что в душе стало… так спокойно и тепло. Безумно жаль, что в прошлой жизни у меня не было такого друга. Многое бы изменилось, будь рядом со мной кто-то еще, помимо дедушки, которого я все-таки не могла посвящать в большую часть моих проблем, боясь тревожить его. Да и обычной поддержки мне сильно не хватало; крепкого плеча, на которое можно опереться. Марк снова присел на корточки передо мной, кладя свою руку на мое плечо, тем самым вынуждая взглянуть на него. Когда встретился своими глазами с моими, продолжил вправлять мне мозги. — Лета, разве тебе нельзя доверять? Разве ты осуждаешь меня в чем-либо? Или может, ты думаешь только о себе и ни черта не заботишься о других?.. — не сводя своего взгляда, задавал он риторические вопросы. Покачал головой, словно отвечая на них. — Нет. Тебе я доверяю всецело. Ты ни разу не сказала мне, что я что-то делаю неправильно, всегда, совершенно всегда поддерживаешь меня, — Марк столь неожиданно улыбнулся, несколько застенчиво. — И последнее: ты, конечно, хорошо скрываешь свои эмоции, но я прекрасно вижу, как сильно ты тревожишься за меня. Не выдержав его взгляда и смущения, повторной волной обрушившегося на меня, опустила взгляд, слабо закусывая нижнюю губу. Вздохнув, Марк наклонил голову, своим лбом касаясь моего. — Если ты боишься, что я оставлю тебя, знай — этого никогда не случится. Он отстранился, мигом меняясь в настроении. — Я просто слишком приставучий, — Марк улыбнулся, столь очаровательно и непринужденно, отчего и на моем лице появилась легкая улыбка. Выравниваясь в полный рост, он подал мне руку, приглашая меня встать с кресла. Не желая, чтобы он ждал, встала сразу, держась за его ладонь. Марк сразу прижал меня к себе, крепко обнимая. Глубоко вдохнув и выдохнув, прижалась сильнее, боясь отпустить его. Почувствовала, как он уже привычным движением опустил подбородок на мою макушку. — Марк, есть еще кое-что, о чем я хотела бы поговорить, — стараясь, чтобы интонация была ровной и голос не дрожал так сильно, быстро проговорила я. — О чем? — друг чуть отстранился, поглядывая на меня. — Это… Важно, — я сглотнула, не решаясь встречаться с его взглядом. — Очень важно. — Такое ощущение, будто ты хочешь обсудить проблему вселенского масштаба, — несколько неловко пошутил Марк, зная, что подобные фразы с его стороны способствуют исчезновению во мне тревоги. — Да, — серьезно кивнула, начиная думать о том, что не лишена безбашенности. — Так оно и есть.***
Играя с учителем в шахматы тем же вечером, — как же была удивлена, увидев здесь самые обычные шахматы! — мы одновременно обсуждали нашу последнюю миссию. Мне было уже не так тяжело говорить об этом, после долгих размышлений-то, медитаций и беседы с лучшим другом. И я уже точно знаю, что еще мне стоит озвучить мастеру Куну. — …и если ты посчитаешь нужным, я могу умолчать о смерти того юноши, — проговорил он, переставляя фигурку и ожидаемо выигрывая в неизвестно какой по счету раз. Сдержав эмоции, я взглянула на него, гадая, послышалось ли мне. — Это была самооборона, не более. Учитель нисколько в этом не сомневается, говорит уверенно, и даже спокойно. Я же промолчала, опуская взгляд. Последующие слова мастера не понравились мне только тем, с какой интонацией они были произнесены. Снисходительный тон, в котором я уж точно не нуждаюсь. — Тебе прекрасно известно отношение джедаев к смерти, но ты можешь продолжать успокаивать себя «благими» намерениями или просто отпустить это, следуя принципу, «На все воля Силы». — А какой выбор… лучше? — Зависит от тебя самой, — мастер принялся расставлять фигурки для следующей игры, в которой я все равно не смогу выиграть. Подобный ответ был очень даже ожидаем; мне и спрашивать не было нужды. — Благими намерениями вымощена дорога в ад, — негромко проговорила я. — «На вся воля Силы»… Это, по сути, означает снимать с себя ответственность… И бездействовать. — Бездействие — не всегда плохо. Джедаи должны быть наблюдательны, и не вмешиваться, пока их не попросят, — было мне ответом. — Разве это не является противоречием?.. — немного стушевалась, действительно задумываясь над этим фактом. — Джедаи ведь всегда должны оказывать помощь… — Это немного разные вещи, во-первых. Во-вторых, зависит от ситуации. Когда ты станешь старше, ты поймешь, — кивнул учитель, явно не желая вдаваться в подробности; погружаться в эту тему сильнее. А ведь мне хотелось бы. И вообще, обсудить едва ли не каждый пункт Кодекса джедаев самым честным образом, без приукрашивании действительности. И другие принципы, тоже. Я бы и затеяла этот разговор, если бы не опасалась реакции Куна. Которая может заключаться в разочаровании во мне. И подводить его не хочу, не важно, как и каким образом. Не хочу и не буду. — А что если принимать подобные ситуации, как ошибку, и в следующий раз пытаться исправить её?.. Давать оценку своим действиям и решать, какой вариант будет… более правильным?.. — нахмурилась, понимая, как сомнительно это звучит. — Однако, в мире ведь, все относительно… — Твои рассуждения греют мне душу, падаван. Твои вопросы означают, что ты действительно задумываешься, а не слепо следуешь тому, что тебе говорят. С тяжелым выдохом убедилась в мысли, что разбираться далее мне придется самостоятельно — учитель выполнил свою задачу, выслушал направил меня, и все остальное — только за мной. И правильно, ведь не всегда мастер Кун будет рядом и сумеет вправить мне мозги; надо учиться самостоятельно решать свои проблемы, в какое бы дерьмо я не была втянута. Только не перебарщивать. Приняв приглашение сыграть в шахматы еще раз, я замолчала, погружаясь в свои мысли и делая ходы совершенно на автомате. — Не нужно умалчивать о случившемся, учитель, — наконец решилась сказать. Не нужно утаивать правду. И к тому же, тот юноша, кем бы он не был, выполнял свой долг, как я — свой. Будут еще моменты, обязательно будут, когда мне придется поступить так же, ведь я… Учитель внимательно взглянул на меня, и я чувствовала его смешанные (?) эмоции. Да, было бы проще, если бы я и ему все рассказала, как собираюсь Марку, вдруг подумалось мне. — Еще я бы хотела извиниться, — сделала ход в игре, одновременно поднимая голову, понимая, что сейчас не имею права опускать взгляд; нельзя, просто нельзя. — Я не единожды потеряла контроль и чувствую за это вину, ведь могли возникнуть ужасные последствия, — без какой-либо запинки проговорила, сдерживая себя только в том, чтобы не сцепить руки в замок. — Смерть той девушки, признаться, напугала меня. Как и юноши. Отныне… Это не повторится. — Радует, что ты самостоятельно пришла к этому выводу, однако дать еще одно наставление я обязан, — учитель чуть подался вперед, несколько задумчивым жестом сцепляя руки и ставя локти на колени. — Чтобы ты ни в коем случае, не важно, будет ли коим-то образом задета твоя семья, друзья, или же я с Марком, никогда не поддавалась эмоциям. Подчиняй их. Контролируй. Но не показывай. Я серьезно кивнула, запоминая слова учителя; все, до единого, въелись в мою память. О сказанном Куном я знала, это лишь оставалось вбить в мою голову, дабы до самой смерти не забыла. А об этой миссии мы больше не говорили, отпустив её. Вообще, мастер относительно моего поведения, — за которое я ощущаю искреннюю вину и раскаяние, — высказался очень спокойно и весьма-весьма доходчиво… Да уж, мне бы его потрясающий контроль. И та фраза учителя про то, что он может скрыть кое-что, явно была проверкой. В любом случае, он бы сказал другим магистрам, ведь мое поведение наверняка уже вызывает некоторые вопросы. …прекрасно усвоила, что со смертью в этом мире я столкнусь еще не раз; мне просто необходимо быть готовой к ней; не бояться её, Матушку-смерть, что и забрала меня уже однажды.