Дневник Большого Медведя

Утро заглянуло ярким лучом в маленькую комнату, где раньше жил подросток. Я влюбился в эту квартиру сразу, как только зашёл: в воздухе пахло не пылью, как везде, а жареными оладушками. Будто мама только что приготовила завтрак, накрыла на стол и села в ожидании сына. Приятный аромат сладковатого теста разнёсся по квартире и разбудил мальчишку. Он сбросил одеяло и как был, в пижаме, сползшей с плеча, с растрёпанными волосами и босыми ногами, прибежал на кухню. Я улыбнулся, когда представил себе счастливую семью, жившую здесь. Наверное, слишком уж я фантазирую, пытаясь сохранить прошлое этого места. Шёл по западным дворам. Некоторые дома, близко стоящие к объездной дороге, заросли толстыми гибкими стволами. Их тёмно-зелёные ветки оплетались паутиной, затягивая чёрные дыры окон и входов. Близко подходить к ним я не рискнул: побоялся, что счётчик снова затрещит. Услышать этот звук – подставить себя, обречь на мучительные последние минуты. Остановившись в недостроенном доме, напротив магазина у перекрёстка, я устроил небольшой лагерь, сготовил обед, проверил провизию и лёг вздремнуть. Когда путешествие требует терпения и ясной головы, дневной сон – то, что надо. Вот только насладиться спокойствием и одиночеством не удалось: на улице грянули, будто землетрясение, треск и грохот. Я выглянул из пустого проёма и увидел летящий по разбитой дороге «КамАЗ». Водитель то ли очень спешил по срочным делам, то ли не знал, как управлять дьявольской машиной: он подпрыгивал и извивался, словно червяк. Нужно ли говорить, что Витя Первый не тратит время зря: заставил своих ребят найти машины на ходу и разослал их, чтобы те собрали провизию, утварь и оружие. Как внезапно грузовик возник на улице, так же скоро он и пропал, оставив за собой дорогу грязи и следы огромных шин. Я решил, что дойду до другой части города до завтрашнего утра во что бы то ни стало. Выползая из своего укрытия, будто испуганный хорёк, я побежал по объездной дороге. Всего несколько дней назад мы шли здесь вместе с Олегом, а где он теперь – не знаю. Я совсем ничего не знаю о тех, с кем встретился, с кем простился, кого оставил позади; наверное, и они уже забыли, кто я такой и когда мы познакомились. К ряду семь дней я не вспоминал об Иване Иваныче, Степане и Олеге. Переходя от автомобиля к автомобилю, я погрузился в те странные дни, что мы провели в больнице, снова ощутил горькую неопределённость, когда тебя отправляют за решётку и не называют причины, горящую злость, оттого что в тебя тыкают пальцем на всю страну, и мучительную жажду справедливости. Мне пришлось сесть под густую ёлку: так кружилась голова. Жизнь изменилась в два щелчка чьих-то пальцев: и я, и сотни таких же, как я, гниют здесь, пытаясь оправдать политику, общественное мнение, пытаясь выгородить тех, что по ту сторону ворот, дать им последний шанс. Но этот шанс им не нужен: наши никчёмные душонки не входят в их планы и никогда не будут входить. Чего проще избавиться от тяжёлого, почти гниющего балласта. Объездная дорога спускается под гору, сверху видны остатки улиц, словно разбомблённых на войне. Я остановился на девятом этаже дома, расположенного дальше от разрушенных. Отсюда открывается прекрасный вид на город: далеко неприступной крепостью стоят синие горы с беловатыми шапками, перед ними маячат трубы завода или какого-то промышленного учреждения, отдымившие давным-давно, а вокруг россыпью кремня лежат домики, разваленные, покосившиеся, пустующие. Я почти дошёл до Дворца, я почти дошёл до десятиэтажек: сегодня ближе, чем все те дни.