Дневник Большого Медведя

За два дня мне удалось добраться до десятиэтажек. Я бы смог провернуть это путешествие и за позавчера, но не сверился с картой и ушёл восточнее. Снова оказался на горе, где давно стояли огороды, и, к моему удивлению, я встретил там людей. Старик со старухой, пара одиночек и целая семья поселились здесь. Люди вымыли дома, натаскали вещей из соседних участков, а плохое, сломанное, ненужное выбросили. Каждый говорил, что им здесь нравится: кому вид доставлял удовольствие и напоминал о прошлой жизни, кто ждал тепла, чтобы посадить картошку, кто просто был рад помогать другим. Посидев со стариками за чаем, я осмотрел огород из окна и удивился, что даже здесь люди умудрялись существовать. - К нам ещё хотели поселиться, но, видать, не срослось у них, – сказал старик. - Не каркай, старый, может, ещё вернутся. Они встретили двух девушек, Дарью и Веру, уж больно напомнивших им о внуках, предложили жить в соседних домах и помогать друг другу, но те пообещали, что вернутся, как только немного осмотрятся. - Вернутся, как же. Не хотят они жить с такими, как мы, развалюхами. Я не стал ничего обещать старикам: пусть их, может быть, последние мечты согревают души. А девчонки либо уже в другой части обосновались, либо записались в ряды Первого, а может, давно лежат холодные на асфальте. Свои предположения пожилой паре, конечно же, не сказал. Вчера добрёл до десятиэтажек, но вместо полных домов, шумных и живых, я нашёл лишь пару-тройку занятых квартир. Где-то рыдали, навзрыд, так скорбно, как можно плакать только по собственной судьбе. И я бы рад успокоить плачущего, но успокаивать было нечем. Где-то о чём-то рассказывали, приглушая голос, но, даже находясь за дверью, я слышал, что разговор шёл о прошлой жизни, о жизни за воротами. Измождение и скорбь звучали в словах говорящих. Где-то ругались: муж отыскал ящик водки, и жена, виня во всём зелёного змия, бросала посуду, ором орала и кляла Зону на чём свет стоит. В одной из квартир на верхних этажах, до куда я добирался с тяжёлым рюкзаком и слабыми ногами минут пятнадцать, раздавались гитарные переборы. Уставший, измотанный, я прислонился к стене и, услышав знакомую мелодию, снял рюкзак. Сначала игралась быстрая игривая цыганочка, потом её сменила «Славянка», от которой у меня пошли мурашки по коже, затем весело встряла хороводная, а её перекрыла печальная и полная надежды «Катюша». Звуки медленно и неожиданно перетекали друг в друга, складывались в бесконечную песню жизни. Когда гитара смолкла, я обнаружил, что щеки мои влажны, а ногти сильно вдавились в ладонь. На лестницу вернулась тишина, упали прощальные лучи солнца, а я всё сидел на рюкзаке и чего-то ждал. Но гитара больше не отзывалась. Вода и свет всё ещё были на месте, будто кто-то щедро изливал свои дары. Конечно, долго это не продлится, и нужны собственные источники чистой воды и яркого света. С шумом в голове, с взрывающимися криками женщины и с хрустальными переборами гитары я лёг спать. На утро я не придумал ничего лучше, как спуститься к вокзалу. Побродил между столбов, держащих выгнутую крышу, на стёклах, хрустящих, словно первый снег, рядом со сломанными стульями, одиноко сваленными у стенок. Стоя в тишине, я с ужасом заметил, что снег, грязный и хлипкий, стаял, оставив после себя небольшие лужицы, что деревья слегка озеленились, набросив на себя точки-почки, что птицы уже не поют своих печальных песен, а вовсю чирикают весёлые гимны. Поздно, но всё же приходит весна в Зону. Снял с себя свитер, натянул на майку рубашку, сдёрнул кальсоны и шерстяные носки. Почувствовал лёгкость, но вместе с ней понял, что зимнюю, тяжёлую и неудобную, одежду мне не унести с собой: если идти куда-то далеко, согнусь в начале и больше ни за что не двинусь. И тут я осознал всю простоту и прелесть слов Ивана Иваныча о том, что когда-нибудь мы осядем. Должно, обязательно должно быть такое место, куда ты мог бы прийти без зазрений совести, свалить с себя сапоги, засунуть ненужную пока что одежду в шкаф, храпануть по всю Ивановскую, не боясь, что бандиты найдут тебя и поднимут на вилы. Должен быть дом. К ночи я снова оказался у уже знакомой мне трёхэтажки. Матрос определил мне место и зевая сказал: - Парни нашли магазин спецодежды, пойдёшь с нами на вылазку? - Утро вечера мудренее, – ответил я, хотя мысленно согласился.