* * *
Он смотрит на неё сквозь грязноватое стекло вычурной витрины, стилизованной под модерн. Она заправляет выбившуюся из небрежного пучка прядь за ухо. Облизывает нижнюю губу и переворачивает страницу пергамента в папке, что лежит у неё на коленях. Ему внезапно до смерти хочется вдохнуть аромат её волос, бархатистой — в чём он уверен — кожи. Ему нестерпимо необходимо узнать, чем пахнут её ладони. Он представляет себе, что это должен быть солоновато-пряный аромат уюта и свежести. Он хочет запустить руку в её волосы, собрать их в кулак, вдавить её в стену, прижимая грудью, лицом. Вжать сильнее, словно стремясь сровнять с поверхностью стены. Чтобы она вновь стала лишь функцией, а не личностью. Чтобы перестала мучить его! Он боится собственных мыслей и чувств к ней. Он видит в ней человека. Живого и равного ему. Его это настораживает — это новое, непривычное ощущение. Но в то же время оно будоражит кровь. Словно пузырьки шампанского, мысли, желания и фантазии щекочут черепную коробку изнутри, пенясь и ширясь. Он опьянён, и ему кажется, что эти мысли вот-вот изольются из него сквозь глаза, рот... Затапливая, покрывая собой весь мир вокруг...15
7 мая 2021 г. в 19:50
Гермиона, последние дни полностью загруженная расследованиями, совсем забросила домашние дела. Единственное, что не пострадало в повседневной суете, — это распорядок питания и жизни Живоглота. Равнодушия к своей пушистой персоне он бы ей точно не простил.
Остальная же её жизнь резко сузилась до происходящего в офисах «Протего» и «Визарда». Преподавание в Хогвартсе из-за блестяще составленной предварительно учебной программы не требовало много времени и сил. Хотя на новые исследовательские проекты времени и не оставалось (и это немало волновало Гермиону), но она всё ещё надеялась, что такое положение вещей — сугубо временное явление. Ведь поймают же они когда-нибудь этого маньяка, она разберётся с офисной эпопеей «Визард Инновейшн», и тогда можно будет позволить себе расслабиться и наконец-то сделать всё то, что так долго откладывалось из-за более важных дел. А сделать хотелось очень многое...
На письменном столе Хогсмидовской квартирки её ждали нераспечатанными несколько писем от подруг и кучка приглашений на благотворительные мероприятия и открытия выставок. Сознательности и сил у Гермионы в эти выходные хватило лишь на то, чтобы поболтать с матерью, заверив ту, что всё прекрасно и новая работа ей очень нравится. Хотя в глубине души и положа руку на сердце Гермиона не была уверена, что это правда... Но стоит ли волновать своими проблемами и сомнениями человека, который о тебе искренне беспокоится? К тому же Гермиона не была уверена, что легко сможет облечь свои беспокойства в слова.
Начиная с конца лета её жизнь пошла кувырком (в эмоциональном плане). Гермиона совершенно забросила свою книгу и работу над полноценной учебной программой её авторского курса для Хогвартса. Она не чувствовала себя уверенной в качестве детектива, и это раздражало. Вообще в последние месяцы она не находила объяснения многим своим чувствам и поступкам, и эта подвешенность не была для неё ни удобной, ни уютной.
Каждую свободную минуту последних недель (а этих минут было не так уж и много) она тратила на то, чтобы штудировать книги по криминалистике и магопсихоинтуологии, артефактологии и тёмным искусствам. В магловской литературе она искала возможные объяснения поведения маньяка, поскольку у тех, к сожалению, был богатый опыт в данной области.
И всё равно Гермиона чувствовала какую-то неуверенность. В первый раз в жизни книги не могли ей помочь. Тут нужно было что-то ещё, но она никак не могла ухватить суть, понять — что же от неё ускользает. Возможно, как уверял её Гарри, нужно было время и терпение. Но Гермиона мучилась ощущением собственного бессилия. Она готова была действовать, но не понимала — каким образом. Этот зуд кажущегося бессилия и бездействия сводил с ума, разрывая душу и сердце. Она самой себе казалась нервной и издерганной. Она саму себя не узнавала. Впервые в жизни умнейшая, по мнению многих, ведьма не могла разобраться в собственных ощущениях, понять, что её мучает, и с ходу найти верный выход из всей этой надоедливой рефлексии.
Выкроив последний вечер последнего выходного дня этой недели под домашние дела, Гермиона отправилась в прачечную.
Теоретически, можно было, конечно, отнести постирушку родителям, но ей не хотелось сваливать на мать свои хлопоты, а следить за процессом самой дома у родителей — потребовалось бы слишком много времени, которое у неё и так было в дефиците.
К тому же Гермиона не хотела напрягать родителей лишний раз из элементарного чувства гордости и обостренного синдрома отличницы. Раз она приняла решение жить самостоятельно в магическом мире, то должна справиться так же безупречно, как справлялась до сих пор с любой поставленной перед ней задачей. После того, через что ей пришлось пройти за эти годы, согнуться под прессом обычной бытовой рутины ей не позволяли гордость и упрямство. На том, что её действительность словно бы расползается по швам прямо под пальцами, Гермиона старалась не концентрироваться. Всё получится, всё войдет в колею и нормализуется — твердила она себе, словно мантру. Она понимала, что главное — не останавливаться, нужно идти вперёд (фигурально выражаясь) и что-то делать.
И пусть она сама себе всё чаще напоминала человека, пытающегося заткнуть пальцами течь в лодке — причём как только он затыкал одну дырку, тут же обнаруживалась следующая, — она старалась не отчаиваться. Взрослая самостоятельная жизнь внезапно оказалась не захватывающей чередой сложных и интересных задач и проблем, от которых зависят судьбы человечества. А скорее попыткой удержать в равновесии (словно гимнаст на канате) несколько сфер жизни. В том числе — и нудное домашнее хозяйство.
Смириться с тратой времени на все эти уборки-глажки-готовки оказалось самым сложным для Гермионы. Однообразное повторение нудных действий, заканчивающееся, по сути, необходимостью повторять их вновь, вгоняло Гермиону в тоску и депрессию. К сожалению, магия как таковая не сильно облегчала жизнь в этой сфере — ведь на это всё равно приходилось тратить время.
Иногда Гермиона ловила себя на крамольной зависти к домовикам Малфоя. Но ещё чаще она завидовала Молли, которой все эти хлопоты были явно в радость. Миссис Уизли была настоящим художником в области бытовой магии. Что бы она ни делала — стирала, занималась уборкой, пекла пироги или вязала очередной свитер для своего многочисленного семейства — любое действие в её умелых руках превращалось в шедевр и доставляло огромное удовольствие самому творцу.
К сожалению, Гермиона не могла похвастаться подобным талантом. Будучи не в состоянии автоматизировать домашнее хозяйство, неумелая домохозяйка всеми силами старалась упростить его. Питалась она в Хогвартсе или кафешке Бейкера, обязательно что-то покупая и про запас домой. Для уборки в принципе существовал ряд заклинаний, которые Гермиона мечтала однажды объединить в одно. Или же создать некий магический артефакт, наподобие садика Локи, который бы справлялся с задачей домашних хлопот самостоятельно.
Самой большой головной болью для Гермионы стала стирка и глажка одежды, да и текстиля вообще. Существующие заклятия, по сути, мало чем отличались по длительности и энергозатратности от магловских способов. Единственное, как Гермиона придумала хоть немного упростить и ускорить процесс, было пользование услугами городских прачечных.
В Хогсмиде, к счастью, была одна прачечная, в которую и отправилась Гермиона. Несмотря на то, что она частенько пользовалась услугами таких прачечных во время своей учёбы в колледже (в котором студентам не прислуживал штат школьных домовых эльфов), Гермиона всё ещё вздрагивала всякий раз, посещая их.
А удивиться было чему. При входе в стеклянные двери небольшого помещения посетителя окутывало тёплым запахом прелой листвы, тины, влажного дерева и болота. У дальней стены, важно поквакивая, сидели восемь огромных лягушек. Они были разных пород и отличались друг от друга по внешнему виду. Навскидку Гермиона могла отличить двух квакш, мантеллу и древолаза. Название остальных лягушек, в принципе, можно было уточнить в специальной памятке для посетителей.
Лягушки, конечно, были не простыми, а специально магически выращенными после долгих поколений селекции. Среди опытных посетителей прачечных бытовало мнение, что разные породы лучше справляются с какими-то типами тканей. Но владелец сети прачечных всячески старался развеивать эти слухи.
Гермиона тоже не слишком прислушивалась к сплетням и обычно выбирала самую большую из свободных лягушек. У работницы прачечной при входе Гермиона купила несколько баночек с различными насекомыми и отправилась к огромному сонно-прикрывшему глаза изумрудно-зеленому с черными разводами древолазу.
Прелесть стирки с помощью лягушек заключалась в том, что за один раз они могли перестирать большое количество вещей. При этом эти вещи могли быть очень разными — и всё равно качество стирки оставалось великолепным. Так можно было загрузить в одну лягушку и шерстяной плед с пуховой подушкой, и тончайшее шелковое белье — при правильном выборе насекомых стирка была гарантированно безупречной.
Достав из специального чемоданчика-шоппера с незримым расширением все вещи, Гермиона отправила их палочкой в рот лягушки. После, угостив ту светлячками, бабочками и чёрными муравьями, Гермиона отправилась к диванчикам для ожидающих. После стирки, занимающей около двадцати минут, при которой лягушка надувала щеки, закатывала глаза и часто подпрыгивала на месте, чистые вещи, развешенные на длинном лягушачьем языке отправлялись в соседнюю комнатку на сушку. В специальном пожароустойчивом помещении мирно дремал штатный дракончик смешанного генеза, который на медленном огне бережно сушил влажные вещи. За дополнительную плату можно было ароматизировать одежду в комнатушке с феями, но это занимало лишнее время, и Гермиона пока не решила, заказывать ли ей эту услугу.
Предаваясь этим думам, она в ожидании окончания стирки погрузилась в чтение отчета расшифровки допроса Марлоранда Огдена (ей упорно казалось, что она что-то упускает). Также у неё с собой было личное дело Сью Клэй из «Визарда» — с ним Гермиона планировала ознакомиться подробнее, если процесс стирки вдруг затянется.