Рефрен

      Спускаясь по тёмной лестнице, Мэрион несла воду в тазике, боясь расплескать. Весь шум, что был на поверхности, пропал, стоило ей спуститься на один лестничный пролёт под землю, и теперь она слышала своё неровное дыхание, плеск воды в тазе и удушливое мычание из одной из камер.       Она стремительно помрачнела. За те дни, что они были здесь, Нолан показал себя хорошим человеком и правителем, но его ненависть к Монро её даже пугала. Фостер был нежен и любезен с женой, хорошо общался с Тони и Стражами, но стоило ему спуститься к Монро, как тот превращался в дьявола.       Мэри подошла к камере, с состраданием смотря, как Монро мучается и не может закричать от боли, потому что Нолан перекрыл ему горло. Она не знала, что Фостер делает с ним, но по нему было видно, что терпит он из последних сил. Монро дрожал, весь красный от невозможности дышать. На виске вздулась вена, руки были в порезах, глаза налились кровью. От кандалов оставались ужасные синяки. От попыток Монро извернуться, чтобы облегчить боль, звенели цепи, но ни единого писка от него не было слышно. Нолан не давал дышать, а Монро, как заколдованный, не мог даже опустить глаз.       Наконец, Нолан отвёл глаза. На всё подземелье раздался судорожный кашель, тяжёлые и частые вздохи. Согнувшись от усталости и боли так, что лбом коснулся пола, Монро ещё дёргался, пока окончательно развеивалось заклятие.       - Кто смазал подушку? – в десятый раз повторил Нолан.       Мэрион уже пожалела, что рассказала об этом Фостеру. Тот, узнав, что кто-то во дворце пытался им помочь, хотел выяснить, кто же этот неожиданный союзник во дворце, но Монро не кололся, твердя одно и то же:       - Я не знаю, - прохрипел он, сухими губами хватая воздух. – Это не я. Меня там ни во что не ставят, я не знаю, кто это.       Монро не стал бы рассказывать, даже если бы знал. Брат с сестрой вытащат его отсюда из собственной выгоды, потому что он им полезен. А если узнают, что он опять их предал, его в лучшем случае снова клеймят. В худшем – казнят. Да и Нолан его не убьёт. Будет долго мучить, но убивать не станет, потому что он ценный заложник.       Поэтому он терпел.       - Нолан, оставь его, - вступилась Мэрион, войдя к камеру. – Дай ему отдохнуть.       - Какой ему отдых? – прошипел Фостер. – Эта гнида сотни наших убила, он вообще жизни не достоин!       - Дай хотя бы напоить его, - сказала Мэрион, ставя таз воды на пол. Видя, что Нолан не настроен уходить, она решила приврать: - Тони попросил.       Не особо верилось. Король, конечно, успел прославиться нелюбовью к жестокости, но Нолан чувствовал, что Мэри врёт. Однако спорить не стал. Пообещав скоро вернуться, Фостер вышел и быстро поднялся по лестнице.       - Садись.       Мэрион помогла Монро разогнуться и, кое-как усадив, привалила его к холодной стене. Нолан явно перебарщивал с попытками выудить информацию, Монро может и не выдержать такого.       Достав кружку, плававшую в тазе, Мэрион зачерпнула воды и поднесла её к сухим губам Монро. Тот несколько секунд молча смотрел на Мэрион, гадая, почему она носит ему эту воду и сама поит его, как ребёнка. Солдаты просто ставили таз на пол: хочешь – пей, не хочешь – лежи дальше.       Мэрион держала кружку, пока он жадно пил. Ей было его жаль. Такие зверские издевательства дожали бы любого, кто знал хоть какую информацию, поэтому вряд ли Монро что-то скрывал.       Шумно глотая и чуть проливая воду, Монро допил кружку и отшатнулся. Капли стекли по подбородку.       - Ещё? – предложила она, ёжась под пронзительным и недоверчивым взглядом Монро.       Что у неё в голове? Не может же она его действительно жалеть и хотеть помочь. Его даже родня использует, как крысолова, и ни во что не ставит. А она… Она ему даже не семья. Тогда что ей нужно? Ей не было никакой выгоды, чтобы возиться с ним, и это очень смущало его. Деньги? У Монро сейчас ни гроша, он одет в какое-то рваньё и мечтает об обеде. Власть? У него власти меньше, чем у его месячного племянника, да и какой с неё прок, когда он в плену? Информация? Он ничего не знал и не мог сказать, боясь, что его убьют: или Фостеры за ненадобностью, или брат за предательство.       - Зачем ты со мной возишься? – спросил он.       Мэрион зачерпнула ещё кружку воды и грустно улыбнулась.       - Мне тебя жаль. Нолан не слишком гуманен, да и должен же кто-то о тебе позаботиться.       Монро не поверил. Казалось, что это отговорка, и ей что-то от него нужно. Но что – он понять не мог. У него ничего нет.       Врёт. Точно врёт. Только мотива её благотворительности он не видел.       - Иди отсюда, - шикнул он. Мэрион растерялась и нахмурила брови. Почему он её гонит, когда она поит его и пытается помочь?       - Ты не веришь мне? – спросила она.       - Не верю.       Мэри с состраданием посмотрела на Монро. Дар читать мысли здорово испортил ему жизнь. Он не мог поверить человеку на слово, не проверив его голову и не убедившись в искренности. А мысли Мэрион были для него большой загадкой, поэтому, видимо, он её шарахался и так скептично к ней относился.       Она вылила воду из кружки обратно в таз и присела рядом с ним, потянувшись руками к кандалам, державшим руки сведёнными за спиной.       Ключом она открыла их, удивляясь, что Монро даже не дёргается и не пытается сбежать. Он послушно поддавался её манипуляциям, правда, всё больше мрачнел, не понимая, почему она сковывает его руки спереди. Какой в этом смысл?       - Если захочешь пить, возьмёшь, - подсказала она и, закрыв кандалы на замок, ещё недолго подержала его руки в своих, глядя на жуткие синяки. Кожа грязная, сухая, в ссадинах.       Если бы он перешёл на их сторону, было бы замечательно. Мэрион заботилась даже не о том, что его дар будет полезен Тони, а о том, что Монро перестал бы мучиться и осознал, что в мире есть хорошие люди, которым можно доверять и для которых он не будет только полезной игрушкой. Ей казалось, Монро такой мрачный от тяжёлой жизни и жуткого дара, но в нём есть что-то хорошее. А ещё она чувствовала от него какую-то положительную энергетику, природы которой, правда, понять не могла. Может, он что-то скрывает?..       Видя, что Страж зависла в своих мыслях и, задумавшись, гладила пальцами его синяки под кандалами, он вспылил и одёрнул руки. Его накрыло непонятное смущение и удовольствие от этих поглаживаний. Вот дурость.       - Уходи, - повторил он, и Мэрион, ещё витая в своих мыслях, тихо покинула камеру.       И что ей было надо? А главное, почему ему вдруг стали приятны эти поглаживания?       ***       А может, они специально посылали к нему Мэрион, потому что он не мог залезть в её голову, и таким образом скрывали свой план?..       Монро устал думать и гадать и тяжело взглянул на Мэрион. Страж стояла, привалившись к стенке в его камере, и колдовала, закручивая над ладонью маленькие смерчи и улыбаясь этому, как ребёнок.       - Красиво, правда? – спросила она.       Наверное, это первый на памяти Монро человек, который восхищался своим даром каждый раз, как в первый. Что-то милое и забавное в этом было, но Монро не нравилось, что он начинает смотреть на неё таким дружественным взглядом. Может, они уже успешно пудрят ему мозги?       - Ты уже показывала это, - напомнил он и прикрыл глаза, чувствуя, как лёгкий ветерок ласкает распалённое лицо. – Позавчера, кажется.       - Я знаю. Просто не знаю, что в этой тесной камере можно показать ещё.       И зачем было показывать? Она что, шутом нанялась? Развлекать пленных?       Он проследил, как она взмахом руки вырастила над ладонью яркий лиловый цветок с тяжёлыми листьями. В её глазах был детский восторг, и он невольно усмехнулся. Если бы он так же любил свой дар, как она…       - Симпатичный, - сказал он, глядя на неё. Она стояла, приняв свой крылатый облик, нечеловечески яркими голубыми глазами смотрела на цветок и молчала. У неё совсем нет никаких дел? Да даже если и нет, есть масса других занятий, интересных, помимо сидения в подвалах.       - Спасибо.       Она посмотрела на Монро. Лишь недавно привыкнув к его коротким волосам, теперь она привыкала к его жалкому виду. Синяки под кандалами, исхудавший бледный вид, порезы. Ей казалось, он болеет, но трогать свой лоб Монро не давал.       - Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она. Забота в её голосе не давала Монро покоя. Не может же она действительно его жалеть? Нет. Фактически, он её враг. Тогда почему она говорит с ним с состраданием, от которого Монро неожиданно приятно?       - Чудесно. Передавай благодарности Нолану.       Мэри досадливо цокнула. Она просила Фостера быть чуть человечнее, но Нолана было не переубедить: «Он убийца и наш враг, никакой человечности он не заслуживает».       - Я не об этом, - сказала она. – У тебя нет температуры? Здесь холодно и сыро…       - И за это спасибо передай, - перебил он. Монро и впрямь чувствовал себя так себе. Действие заклятия Нолана давно рассеялось, но недомогание и головная боль ещё были. Стоило бы подлечиться, но он боялся использовать свои силы здесь. Монро лишь однажды подлечил себя, когда Нолан перестарался.       - Мы могли бы позвать тебе врача.       Монро вяло посмеялся и искоса взглянул на неё.       - Никто не даст мне врача, не смеши.       - Я поговорю с Тони, - заверяла она. – Он позволит.       - Тем более нет, - он качнул головой. Если бы у Вестлея в плену Мэрион просила врача, брат бы в жизни не отправил его туда. Так чем же эта ситуация отличается? Судя по Нолану, Монро здесь удавить готовы.       - Тони хороший.       - Это в тебе слуга говорит? – хохотнул он.       - Не только. Он правда не злой. Ты же знаешь.       То, что Тони действительно приятнее Вестлея, Монро давно заметил. Пусть его напрягали его инопланетные замашки вроде обращения по имени, приятельства со всеми, без разграничений по статусу, но шутил и улыбался он куда больше Веста. И лицо у него было добрее.       Но что это за благотворительный марафон? Она уже неделю ходит к нему и торчит здесь по часу-два. Даже когда он молчит и в лоб её игнорирует.       - Что вам от меня надо? – протянул он. – Я уже сказал, что не знаю, кто облил подушку. А то, что знаю, не скажу.       - Почему?       - Да потому что брат с сестрой за мной придут, потому что я им полезен, и убьют, если узнают, что проболтался!       Мэрион притихла. Она видела, что Монро понимал своё положение и страдал от этого. Врагу такой семьи не пожелаешь.       - Ты мог бы присоединиться к нам сам, - робко предложила она.       Монро как озарило. Они хотят, чтобы он стал крысоловом здесь, и поэтому Мэрион так возится с ним! Едва почувствовав себя приятелем Мэри, даже другом, он снова осознал, что всего лишь полезная игрушка. Только сейчас почему-то было больнее, чем обычно. Неприятно до омерзения и больно.       - Бред. Я не стану этого делать, - заметно помрачнев, сказал он.       - Тебя бы перестали мучить.       - Пусть помучают. Я вполне себе заслужил, Мэрион. И присоединяться к вам я не намерен.       Она пожала плечами. Собственно, другого ответа она и не ожидала. Брат его так запугал, что он боится пикнуть против. Или, может, действительно не хочет уходить от семьи, хотя это странно, ведь эти люди не делают его счастливым.       - Ладно, - сказала она. – Я поговорю с Тони.       - Не нужно, - бросил он, уставившись в стенку. – Я в норме.       Мэри видела, что это не так. Не может человек в таком состоянии быть «в норме». Тони разрешит ему помочь, ему ведь тоже не нравятся методы Нолана. Может, Монро увидит, что здесь может быть лучше, чем в клетке у брата?.. Она бы стала ему другом, показала бы, что есть люди, которые действительно желают ему добра и хотят помочь.       - Я буду к тебе заходить.       Монро проводил её взглядом. Она выглядела такой чистой, милой и невинной, что слабо верилось, что она использовала его и так мастерски прятала умысел за маской доброты и заботы. Плохие люди не выглядят, как она, у них не такие чистые глаза, как у неё.       Но что это было за предложение переметнуться к ним? Действительно ли из желания, чтобы его перестали мучить?..       ***       Мэрион смотрела, как Нолан рисовал пальцем по карте какой-то маршрут, что-то говоря Элю и Тони. Те с напряжённым видом слушали, изредка кивая. Кажется, они обсуждали план нападения на Критчеттов, но Мэрион никак не могла сосредоточиться на деле, мысленно находясь в десяти метрах под землёй, где сидел Монро.       - Мэрион, слышишь? – окликнул её Эль, всматриваясь в её непривычно задумчивое лицо. – Ты здесь?       - Практически, - ответила она и неловко извинилась. – Что я должна была услышать?       - Ты будешь поддержкой с воздуха. Если видишь, что где-то дела обстоят плохо – помогай своей силой, но не трать её всю, она может пригодиться позже.       - А с Тони будет Эль?       - Нет, Эль будет со мной, - ответил Нолан. Мэрион взглянула на Фостера с непониманием и осуждением. Как можно оставить короля без охраны? – С Тони будут трое моих доверенных людей. Он не будет участвовать в бою, а будет сидеть в штабе, далеко от линии боёв. Так мы и его не подвергнем опасности, и пустим в ход вас.       - Это обязательно? – спросила она. Ей не нравилась эта затея. Всё-таки Фостеров она знала мало.       - Брось, Мэри, со мной всё будет в порядке. А как всё закончится, в случае успеха, вы с Элем подкинете меня до дома Критчеттов, - улыбнулся Тони, резко опустив на её обнажённое плечо тяжёлую руку. Она смутилась и сжалась, а Нолан, ещё не привыкший к странным манерам Тони, поднял бровь. Кто так с дамами обращается?.. – Простите.       Он убрал руку. Иногда он забывал, где находится, и вёл себя по привычке.       - Хорошо.       - Тогда запасной план обсудим завтра? – Нолан взглянул на часы. Обед давно подали, они опаздывают.       - Да.       Когда Фостер свернул карты и все стали выходить, Мэрион нагнала Тони и неловко дёрнула его за рукав рубашки, чтобы обратить внимание.       - Что-то случилось?       - Тони, можно просьбу?       Шатен прикрыл дверь за Ноланом и вопросительно мотнул головой. Власть была ему в новинку. Даже Нолан Фостер – известная фигура и предводитель сектантов – спрашивал у него разрешение на какие-то свои планы. Тони мог запрещать и разрешать, что хотел, мог приказывать, кому хотел. Но злоупотреблять этим ему было стыдно и неудобно, словно он брал что-то чужое, забирал не предназначенную ему власть. Поэтому он смутился и сейчас.       - Только лучше бы Нолан об этом не знал.       Тони удивился ещё больше, но начал догадываться, о чём речь. «Общим» у Мэрион и Нолана был Монро. Фостер от одного звука его имени закипал, а Мэрион, кажется, проводила у него много времени. Возможно, она влюблена? Или жалеет его. Ей такое свойственно.       - Я не скажу.       - Ты не мог бы попросить врача немного подлечить Монро? Он выглядит больным и совсем замученным, и я…       - Мне кажется, преступник, убивший больше сотни человек, таким и должен быть, разве нет? – усмехнулся он и скрестил руки на груди. Он видел жалость Мэрион, её желание помочь, какое-то отчаяние. И вроде понимал её, потому что видел её неспокойное к нему отношение. А вроде и не понимал, потому что он действительно убийца.       Но Нолан пытал пленника зверски. Дважды, когда Тони забредал вниз, он слышал вопли Монро и повторяющееся «я ничего не знаю». Младшего короля так терзали алые глаза Фостера, что становилось жалко даже его. Вдруг он действительно ничего не знает?..       - Ладно. Можешь привести к нему врача, но не злоупотребляй. Нолан, если узнает, будет зол.       Просияв, Мэрион благодарно улыбнулась и, порывом приобняв Тони, метнулась вон из кабинета в сторону лазарета. Шатен ещё с минуту стоял в недоумении, переваривая это объятие, и очнулся лишь со звоном посуды из столового зала.       ***       Монро мучился от жара. Раскалывалась голова, клонило в сон. Удушающий жар сменялся ознобом, и Монро даже перестал вставать и бродить по камере, чтобы хоть как-то размяться. Не было сил. А с ежедневными допросами Нолана их оставалось ещё меньше.       Мэрион застала его сжавшимся в углу, привалившимся к стене. Он тёрся лбом о холодный камень, чтобы хоть как-то остудить лоб, и что-то бубнил под нос, как в бреду.       Она открыла камеру и впустила внутрь врача. Монро не среагировал, и Мэри жалостливо нахмурилась. Сколько это будет продолжаться? Сколько ещё он будет ждать своего «спасения» от брата с сестрой?       Монро очнулся, когда почувствовал к горячему плечу холодное касание. Как лёд.       Он дёрнулся и хмуро взглянул на незнакомую девушку в тёмно-серых вещах. Увидев какой-то мутный чемоданчик на полу, он шарахнулся.       - Это врач, - сказала Мэрион, садясь напротив него.       Монро разглядел на форме нашивку с четырёхлистным клевером на золотистом фоне. Ларбо.       Девушка мельком потрогала его горячий лоб, пальцами нащупала частый пульс на запястье. И всё абсолютно молча, методично и быстро.       - Врач? – переспросил он, не веря.       - Тони разрешил.       Слишком щедро, подумал Монро. С чего бы Тони отправил к нему врача? В качестве платы за прошлые услуги «переводчика»? Даже для этого врач – большая щедрость. Он всё-таки враг и убийца.       - С чего бы? – спросил он, хмурясь от головной боли. Лечить себя он боялся. Вдруг кто-то почувствует следы целебной магии? Тогда к нему будет ещё больше вопросов и, следовательно, пыток.       - Не знаю, - ответила она. Монро сидел, привалившись боком к стенке и закрыв глаза. Из-за колдовства ему постепенно легчало: он меньше морщился, меньше сжимался и расслаблялся, чувствуя в голове приятный холод. – Он мне не сказал. Но, думаю, это или благодарность за то, что ты помог ему с обучением, или неприязнь к жестокости.       - О да, неприязнь, - вяло хохотнул он и дёрнулся, когда в плечо с размаху вонзилась толстая игла шприца. Ларбо будто специально побольнее всадила.       - Не сметь говорить так о короле, - пригрозила девушка и разом влила всё содержимое шприца, заставив Монро поморщиться. Закончив, она подкинула шприц в чемоданчик и встала. Она брезговала лечить эту падаль, но ослушаться приказа своего короля не могла, хотя и не понимала этого великодушного жеста. За что ему врач? Чем он заслужил помощь?..       Да уж, за Тони здесь убить готовы, Монро читал это в голове у Ларбо. Так уж этот Тони хорош? Или хорош «символ», который он обозначает?.. Во всяком случае, Монро чувствовал, как жалела Ларбо, что не могла вколоть ему яд.       - Спасибо, - поблагодарила Мэрион и отпустила девушку.       - Очень щедро, - уже без такого сарказма сказал он. В голове не укладывалось. Вестлей никогда не пускал к своим врагам и пленникам врачей.       - Лучше?       Он молча кивнул, теряясь, что сказать. Тони слишком щедр. По сравнению с Ноланом – щедр в квадрате. Но почему?       Мэрион положила ладонь на его лоб. Температуры не было. Наверное, логично, что её теперь нет, но Мэри хотелось его как-то коснуться.       Тёплые пальцы огладили лоб в невинном и нежном жесте, покровительственном, трепетном и ласковом. И влюблённом. Монро узнавал этот жест, однажды он уже чувствовал такие касания к себе. Так его трогала Лития, когда обнимала или хотела поцеловать.       Это была до того абсурдная мысль, что Монро невольно рассмеялся. Слабо, потому что болели рёбра, и недолго, потому что драло горло, но от души.       Мэрион была слишком чистой и невинной, чтобы полюбить такого урода, как он. Монро понимал, что даже думать об этом смешно. Он – убийца, тот, кто из страха за свою жизнь отправил много людей на казнь просто за веру. Мэри по своей природе не может полюбить такого, как он. Скорее всего, ею движет жалость. Вот жалость и сострадание всему живому ей свойственно.       И то – под сомнением. Даже Монро себя не жалел, потому что знал, что заслужил муки даже хуже этих.       - Прости, - смутившись, Мэрион убрала руку. Его так рассмешила эта ласка? Зря она, наверное…       - Я так жалко выгляжу? – спросил он, пытаясь в её небесных глазах прочесть ответ. Смотря в эти светлые глаза, он всё больше убеждался в своих мыслях. У неё даже взгляд добрый. Она может любить всё вокруг себя: друзей, семью, животных, растения, даже камни – но не его, убийцу.       - Ты думаешь, я тебя жалею?       - Да.       Мэрион усмехнулась и опустила голову. Монро ей нравился. Пожалуй, даже больше. За то время, что они были во дворце, она неплохо его узнала. Конечно, тайну своего клейма и причин такой мрачности он не раскрывал, но она видела, с какими муками он смотрит на казни, как его терзает совесть, как он душит себя. А ещё он помогал Тони, и, кажется, ему это даже понравилось – помогать. И птицу спас.       Возможно, его просто заставляли. Вестлей, ей казалось, вполне способен шантажировать брата и держать его на коротком поводке. А может, это она живёт в розовых очках и оправдывает убийцу?..       - Я рада, что тебе лучше, - она на миг сжала его руки и, встав, отряхнула платье.       Когда она вышла, Монро долго смотрел на свои грязные исцарапанные руки. Мэрион всех так хватает, когда говорит?       И почему это так приятно?..       Монро рассмеялся, как больной, ткнулся лбом в стену и прижал к груди руки, которые сжимала она.       Влюбился? Несвободный, по уши погрязший в грехах предатель-убийца потянулся к чему-то доброму, правильному и светлому? Ну не дурак ли?       ***       Монро перестал отличать день от ночи, совсем запутался, какое сейчас число, сколько он сидит в этом подвале. Страже запрещалось с ним разговаривать, да и редко кто-то стоял в поле его видимости. Видимо, Нолан не хотел, чтобы через чужие головы произошла утечка информации.       Всё, что отличало день от ночи – визиты Мэрион или Нолана.       Последних Монро боялся, как смерти, потому что каждый раз происходило одно и то же: Нолан пускал в ход свои страшные глаза, заставляя Монро корчиться в адских муках, а потом Монро повторял, что ничего не знает. И так по кругу, пока Фостеру не надоест.       А Мэрион он ждал, как последний идиот. Она была единственным человеком, который был добр к нему. Он не мог быть уверен, что за этим не было умысла, потому что не могу залезть в её голову, но почему-то чувствовал, что она не играла.       Он привык, что его используют. Смотря в головы людей вокруг, он видел, сколько в мире лжи, подлости и лицемерия. Что уж говорить о посторонних, когда даже родня об него вытирает ноги?..       С Мэрион он не чувствовал этого. Она не заставляла его что-то делать, не говорила с ним на темы, которых он избегал. Она приносила ему еду и воду, хотя это обязанность других людей. Она поила его сама, если ему было нехорошо (а это бывало часто). Конечно, он не понимал этой доброты и искал у этого мотив. Но это было так приятно, что хотелось поверить, что она хоть каплю ему симпатизирует, хоть по-дружески, потому что у него, убийцы, нет и шанса на что-то большее?..       Монро поднял глаза, услышав скрип двери. Сначала взглянул вниз. Если бы увидел чёрные мужские ботинки, дальше бы не поднял глаз, боясь пересечься взглядами с Ноланом раньше времени.       Но он увидел низ платья и, подавив улыбку, взглянул на её руки. Она несла что-то в тканевом мешочке.       - Там охрана стоит, - она стрельнула глазами дальше по коридору. – Заходить не буду.       Она присела у решётки и развязала шнурки у мешочка. Монро пересел ближе, к самой решётке, гремя цепями от кандалов, и уткнулся лбом в один из прутьев.       Что-то рыжее показалось в мешке, и Мэрион достала оттуда апельсин. Монро приподнял бровь. Апельсины в конце зимы? Откуда она их взяла?       И, главное, зачем принесла сюда?       - Будешь? – предложила она, сквозь прутья передавая ему один. Монро нерешительно взял фрукт в руки. – Тони разрешил, не переживай.       - Что-то Тони слишком щедр, - в непонимании буркнул он, не решаясь чистить и есть апельсин. – Откуда он у тебя?       - Я вырастила. Должен быть сладким.       - А зачем?       Мэрион взглянула на Монро. Он похудел, побледнел. Нолан его замучил. А ещё он нездорово выглядел. Тони предположил, что это от недостатка солнца и воздуха, но выпускать его погулять не стал из-за Нолана. Но предложил покормить апельсинами, сказав, что там есть какие-то витамины (и что это?), которые могут помочь.       - Ты болезненно выглядишь. Тони сказал, что это от недостатка каких-то витаминов, получаемых от солнца. Они есть в апельсинах, он сказал.       - Мило с вашей стороны, - помрачнел он против своих слов. Онемевшими пальцами стал счищать кожуру. После долгого сидения на жидкой похлёбке и воде апельсины казались ему чем-то почти божественным.       Мэрион сидела рядом, пока он ковырялся с чисткой и ел, и чуть улыбалась. Раньше Монро дичился Мэри, не подпускал её, не желал разговаривать, искал в её поступках злой умысел. Сейчас он, вероятно, сходил с ума от одиночества. Или, может, лёд тронула её доброта?       - Я никак не пойму, зачем ты это всё делаешь, - сказал он, с удовольствием проглотив первый кусок апельсина. – Что тебе от меня нужно? Я вроде не один раз сказал, что на вашей стороне я не буду и менять решение не намерен. Тогда что?       Он прожевал следующую дольку и продолжил:       - Я перебрал всё. Денег у меня ни гроша. Власти меньше, чем у младенца-племянника. Информацию я не выдам, наверное, вы это поняли. Да и не похожа ты, честно говоря, на человека, который может преследовать такие цели. Невозможно так хорошо сыграть доброту, чтобы даже глаза умысла не выдали.       Мэри не знала, как реагировать на эти слова. Он считает её хорошим человеком и пытается это сказать? Или просто рассуждает?       На щеках проступил румянец. Чувствуя, что становится тяжело дышать, Мэри опустила лицо и чуть сжалась. Так непривычно и так странно! Она не испытывала такого чувства раньше.       - Тогда я не вижу никакого мотива, кроме лопушковой доброты, - усмехнулся он, но, заметив, что обидел этим Мэрион, поспешно извинился: - Прости. Я не хотел обижать. Просто мне этого не понять. Мне никто и никогда не помогал за просто так.       - Это грустно.       - Да, - мрачно усмехнулся он. – Очень грустно. Мне очень тяжело верить людям. Особенно семье, потому что я не могу залезть к ним в головы и выяснить, любят они меня хотя бы или нет. И тебе.       От грустного взгляда Мэрион стало не по себе, и Монро отвёл глаза. Жалеет его?       - Ты можешь мне верить, - прошептала она и, протянув руки через прутья решётки, накрыла его ладони своими руками. Как зачарованный, Монро наблюдал, как её тонкие пальцы пробираются меж его пальцев, сцепляя руки в замочек.       Слишком нежен и романтичен этот жест для дружественного.       Или его воспалённый мозг искажает реальность, воображая то, чего нет? Может, она и брата, и Тони так за руки берёт?..       Он робко сжал её руки, побаиваясь, что воспринял её жест неправильно. Но она не одёрнула рук, и он сжал её ладони сильнее. От редко испытываемого тепла, заполнившего душу, перехватило дыхание. Он трогал эти тёплые руки, гладил тонкие пальцы и чувствовал себя лучше. Среди отвращения к себе, отчуждённости от мира, мук совести и недоверия к окружающим затесалось это непривычное светлое чувство, уже позабытое им. Мэрион хотелось верить, хотелось её любить, потому что в ней сосредоточился весь свет, что был у него в жизни, потому что она единственная относилась к нему по-человечески.