Рефрен

      Спустя несколько недель, когда победа сектантов стала очевидной для всех, были собраны войска для последнего похода, на север, чтобы покончить со всем раз и навсегда: убить Вестлея.       В этот поход Тони не отправлялся лично, он лишь отправил туда войско во главе с доверенными людьми. Сам он явится туда позднее, когда последний оплот сопротивления будет разрушен, чтобы поприсутствовать на казни.       Он не ехал туда сейчас, потому что был нужен здесь. На него, как на будущего короля, легли десятки обязанностей: от восстановления города до подготовки коронации. И это не говоря о том, что Тони задумывал сделать в будущем: реформы, новые законы, более справедливые и не такие дикарские, введение в использование «изобретений» его родного мира, пусть и самых примитивных…       Голова гудела от миллиона дел, каждую ночь он не ложился спать, а падал в кровать, совершенно обессиленный и замученный, и спал крепким сном младенца.       Но сейчас Тони было не до всего этого. Он выбросил из головы всё, забыл обо всех делах, потому что невозможно было целовать её и не думать о ней, о её нежных мягких губах, о тёплых ладонях, гладивших его по спине, о горячем дыхании на губах…       Анна заигрывала осторожно. В мире Тони, видимо, не принято ограничиваться лёгкими поцелуями, если люди не женаты. Млея от её неуверенных поглаживаний по спине и волосам, Тони распалялся и с улыбкой чеширского кота расцеловывал её лицо. От его крепких рук, сжимавших её худую талию и прижимавшую девушку к нему, у Анны сбивалось дыхание. Ей хотелось целовать его ещё сильнее, быть ближе, не задумываться о приличиях, о которых не думал Тони, когда после невинного поцелуя за ушком стал опускать горячие поцелуи к шее.       - Тони! – тяжело выдохнула она, ослабевшими руками пытаясь остановить это безумие. Тони, почувствовав вялый толчок в грудь, опомнился и, широко улыбнувшись, выпрямился.       - Прости. Разошёлся.       С трудом восстанавливая сбитое дыхание, жадно глотая воздух, он соприкоснулся с ней лбами и заправил её тёмную прядь волос за ухо. Он приоткрыл глаза и взглянул на её румяное лицо и спрятанные от смущения глаза. Такой он редко видел Анну, и, честно сказать, такой она тоже безумно нравилась ему.       Анна проводила с ним каждую свободную минуту времени с того дня, как вернулась во дворец. В те недели, что она была разлучена с Тони, она много думала о своем к нему отношении и о том, стоит ли отвечать на его чувства. Поразмышляв, она поняла, что её отец – достаточно жестокий человек и тиран, пусть с детьми таким и не был, и, наверное, для страны он действительно был бы худшим правителем, нежели миролюбивый Тони. Она до сих пор не была уверена в правильности своего выбора – быть с Тони, закрыв глаза на косвенное убийство отца, - но остановиться уже не могла. Стоило ей подумать о нём, и она пропадала.       Анна провела ладонью по его волосам, пальцами зачёсывая каштановые пряди назад, приводя их в порядок. Его хотелось касаться, целовать и гладить. Хотелось долго смотреть в его тёплые ореховые глаза, играться с волосами, разговаривать о пустяках и важных вещах.       Успокоившись и умерив пыл, Тони легко поцеловал её в кончик носа и, заглянув в умные серые глаза, сказал:       - Я тебя люблю, Анна.       Вместо ответа она крепко прижалась к нему. В его объятиях было тепло и комфортно, как нигде больше. Тони погладил её по волосам и улыбнулся.       Анна услышала тихий звон и взглянула на руку возлюбленного. Он медленно доставал из кармана цепочку, звеневшую в вечерней тишине.       - Хотел достать незаметно, - весело сказал Тони и, выдернув её резким движением пальца, положил на ладонь кулон с серебряным камнем.       Анна затаила дыхание и молча уставилась на подарок. Большой серебряный камень блестел в свете ламп, мелкие камешки, вставленные в изящную оправу, ослепляли. В восторг приводила даже тонкая драгоценная цепь с маленькими звеньями.       - Кто-нибудь говорил тебе, что значит такой камень?       - Да.       Тони прекрасно знал, что значат такие подарки. Об этом говорили его сощуренные от улыбки глаза и то, как он уставился на неё будто в ожидании ответа.       - Я не знаю, как здесь принято делать предложение, - сказал он, наслаждаясь восторженным испугом Анны. – В книгах, которые я успел прочесть, не было об этом ни слова. Но у меня на родине, когда мужчина хочет позвать женщину за муж, он делает так.       Тони медленно опустился на одно колено и протянул ей кулон на раскрытой ладони.       Он сам не верил, что делает это. Если бы ещё год назад он узнал, что через год захочет жениться, он бы расхохотался шутнику в лицо и не поверил. Но ни одна девушка прежде не цепляла его настолько; Анна разительно отличалась от всех, кого он знал раньше. Её мир не крутился вокруг денег и красивых парней, она не висла на нём, как каждая вторая. Анна умна, образованна, воспитана, красива до безумия, величественна, горда. Её достоинства он мог перечислять очень долго.       Анна долго стояла в нерешительности, смотря то на блестящий подарок, то на Тони, в ожидании прикусившего губу. Его глаза были веселы, будто он был уверен, что она согласится; вся его поза говорила об уверенности, и это заставило Анну улыбнуться шире.       - Так что? – спросил он, видя, что она колеблется с ответом. Тони видел, что с её губ готово сорваться заветное «да», но почему-то она не решалась сказать его. Он медленно поднялся с колена и, взяв её руку в свою, вложил в ладони кулон. – Если тебе нужно подумать, то подумай.       Он тепло поцеловал её в лоб и медленно накрутил на палец чёрную прядь волос. Анна сжимала в руке подарок и по-прежнему молчала, глядя на Тони с восторгом и нерешительностью, которой он не понимал.       - Когда я вернусь из…       Упоминание поездки и её цели – убийства Вестлея, отца почти-невесты – могло омрачить момент, поэтому он неловко кашлянул и покачал головой.       - Когда вернусь, жду услышать твой положительный ответ, - усмехнулся он.       Анна негромко посмеялась. Уверенность Тони в себе забавляла её.       Тони крепче сжал её тёплую руку с кулоном и, напоследок поцеловав, оставил наедине с размышлениями, которые, он надеялся, приведут её к радостному положительному ответу.       Ему нужно было закончить последние приготовления перед завтрашней поездкой на север.       ***       Тони было не впервой присутствовать на казни, и, казалось бы, ему уже не должно быть так жутко, противно и неприятно видеть чью-то смерть. Несколько раз он уже становился свидетелем повешения, один раз даже отсекали голову за предательство, но, наверное, именно от этого Тони и не хотел туда идти.       Да, он хотел поставить точку в этой истории: убить своего последнего врага, данного ему обстоятельствами. Но выходить на площадь ему не хотелось: кроме лицезрения самой казни, ему нужно будет держать вид. Нельзя отвернуться, нельзя зажмуриться и даже позеленеть. Он должен будет держать себя в руках, смотреть на побеждённого врага свысока, с королевским достоинством и гордостью, чтобы люди смотрели на него и видели короля, а не трусливого юнца.       Он радовался лишь, что здесь не будет Анны. Она осталась во дворце и не захотела в последний раз увидеть отца: она говорила, что не знает, что ему сказать. Тони и сам видел, как изменилось её отношение к отцу, поэтому он понимал её. Если ещё любит – ей будет тяжело смотреть на казнь; если уже не хочет знать – тогда к чему эта встреча?       К тому же, роль палача отдали Монро, решили нарушить древнюю традицию. Монро вызвался сам: он хотел отомстить ему за отравленные годы и за убитую первую любовь. Поэтому Тони оставалось лишь хладнокровно, на сколько можно, смотреть.       Площадь перед небольшим возвышением заполнялась народом. Большинством это были люди Тони, но были и обычные люди и те, кто не принял никакой стороны. Именно на них Тони смотрел больше всего, пытаясь понять, довольны ли люди им и тем, что он будет править. Его волновало настроение народа, он боялся, что люди предпочтут ему, неопытному и молодому, Вестлея, который был старше и опытнее, пусть и тиранил народ. Но на лицах окружающих не было возмущения, недовольства или желания мстить за своих правителей. Большинство терпеливо ждали начала.       Монро стоял на возвышении, на самом месте казни, и молча надевал тёмные перчатки, расправляя складки ткани на каждом пальце, будто это успокаивало его злость и нетерпение.       Он ждал Вестлея, чтобы совершить своё последнее убийство. Больше Монро не причинит вреда ни единому человеку, но отомстить брату он обязан. За растоптанные чувства, за годы, которые он провёл в роли сторожевого пса, за убитую Литию, за попытку убить Мэрион. За то, как он отравил ему жизнь, отомстить и начать жить мирно, служа Тони и работая врачом.       Он считал секунды, оглядываясь на тяжёлую деревянную дверь, ведшую в полуподвальный этаж, где были камеры заключённых. В одной из них сейчас был Вестлей, и Монро в предвкушении ждал, представляя, в каких мрачных и тяжёлых чувствах брат смотрит на место своей казни. Он не хотел убивать – заносить над чьей-то головой меч, рубить голову, творить это мерзкое действо – потому что это убийство. Но он был готов пойти на это в последний раз, потому что казнь Вестлея он не мог никому доверить.       Он взглянул чуть выше, смотря на Тони. При первой их встрече он казался потерявшимся ребёнком, который пришёл во дворец ради еды и тепла, чтобы не жить на улице; ему не нужна была власть, он выглядел испуганным и только хотел вернуться назад. Сейчас от его прошлого страха и нежелания править не оставалось и следа, исчезло постоянное выражение испуга в глазах, и теперь с прошлым Тони его роднила только доброта.       Монро усмехнулся, глядя на его гордую прямую спину, нарочито холодный взгляд и плотно сжатые губы. Сейчас Тони казался воплощением величественности: без двух недель король в окружении Стража, своего первого советника Нолана Фостера и ещё нескольких известных лиц. А ведь вчера Тони в красках изливался Монро, как не хочет стоять перед таким количеством людей и смотреть на чью-то смерть, пусть даже врага.       Раздался скрип петель, и едва повеселевший взгляд Монро снова потускнел. В открывавшихся дверях виднелся Вестлей. Бледный, замученный, с руками, привязанными к корпусу из-за отсутствия кисти, из-за чего нельзя было сковать кандалами руки, Вест всё ещё выглядел гордым и непокорным. Он словно нарочно шёл медленно, величественно даже в таком положении.       И не отрывал взгляда от Монро, такого ненавидящего, словно именно он был виноват во всём этом. Отчасти так и было: не попадись Монро врагу, не перейди он на его сторону, всё могло обернуться иначе. Может, Вестлей смог бы обзавестись шпионами, может, он узнал бы о нападении врага заранее, может, смог бы убить Тони в его же логове!..       Солдаты подвели Вестлея к плахе и поставили на колени. Сверженный король не сопротивлялся, покорно, но с чувством достоинства опустил голову. Он по-прежнему не отводил глаз от брата, даже не искал Тони, из-за которого это всё происходит действительно. Он смотрел на Монро, прожигая в нём дыру взглядом. Как он хотел уничтожить его!       Монро с омерзением искривил губы и взялся за рукоять топора. В молчании на них смотрели сотни людей, но это не трогало их. Они смотрели только друг на друга, словно переговаривались этими взглядами, и не торопились. Вестлей, смирившийся со смертью умом, но не телом, дёрнулся, когда Монро поднял топор.       Ларбо не чувствовал жалости. Как можно испытывать что-то хотя бы подобное к человеку, портившему ему жизнь, убивавшего людей, травившего беременных женщин, тиранившего народ? Даже родственных чувств он больше не питал к нему.       Он занёс над головой топор. Тони на мгновение зажмурился, но тут же взял себя в руки и открыл глаза. Монро до сих пор не рубил.       С презрением посмотрев в глаза Вестлею, он тихо сказал:       - Это последнее моё убийство, Вест. Мне жаль, что ты отделаешься так легко.       Брюнет холодно отвернулся и, чувствуя, как брат поднимает топор, прикрыл глаза. Не хотелось смотреть на толпу перед собой, чтобы ловить злорадные взгляды сторонников Тони; не хотелось цепляться за жизнь, как последний трус, когда всё решено; не хотелось смотреть даже на виновника всего – это значило дать ему почувствовать свою победу и своё превосходство и насладиться смертью врага.       Нолан проследил за всем, что происходило, так внимательно, словно не верил, что это происходит в действительности. Ещё год назад о таком он думал в самых смелых мечтах, а сейчас он стоял здесь: рядом с Тони, невольно побледневшим, Мэрион, отстранённо смотревшей куда-то вниз, и своими людьми. Он был наверху, на высоком балконе, а на площади перед ним убивали его последнего врага.       Теперь страна заживёт спокойно. Люди будут дышать полной грудью, не боясь оступиться на каком-нибудь слове и дать повод подозревать себя в сектантстве. Не будет этой тирании, разделения людей на враждующие лагеря. Тони этого не допустит.       Монро размашисто рубанул топором. Отсечённая голова рухнула вниз; на уже мёртвом лице застыло выражение злобы. Кровь, шедшая из разрубленной шеи, стекала по дереву вниз.       Несколько секунд Монро смотрел на обезглавленный труп, по-прежнему держа в руках тяжёлый топор. Он думал, что почувствует хотя бы омерзение, но он не чувствовал ничего: ни радости, ни злости, ни отвращения к себе, ни удовлетворения от совершённой мести. Только опустошение и желание скорее уйти.       С громким стуком откинув топор на землю, Монро поднял глаза на посеревшего Тони. Он чудом держал лицо: от вида отсечённой головы его мутило.       Тони медленно поднялся с грубо сколоченного сидения. Лёгкий гул в толпе мгновенно стих.       Громкий стук сердца, казалось, раздавался везде: стучало в висках, где-то в затылке, казалось, пульсируют даже кончики пальцев. Толпа смотрела на него. Такое количество людей пугало его: один неверный шаг или слово, и, казалось, конец. Все смотрели на него, жадно ловя каждое движение и прислушиваясь, не говорит ли он чего. Тони никогда не боялся публики, выступая с докладами, но сейчас он с трудом дышал.       Он подошёл к перилам.       Монро склонился первый, за ним – все остальные. Чуть обернувшись, Тони увидел и Нолана за спиной, согнувшегося в почтительном поклоне. Все эти люди кланялись ему, чужеземцу, которому они доверили правление своей родной страной из-за старых сказок. Тони до сих пор не понимал этого, но знал, что он сделает всё возможное, чтобы оправдать ожидания этих людей. Годы их страданий и тысячи людских смертей не должны пропасть даром.       - С этой самой минуты, когда вслед за сестрой был убит последний правитель, король-тиран Вестлей, страной буду править я, Эштон Оллфорд, и мои потомки, - он оглядел собравшихся. – Я знаю, что многие из вас с детства верили в приход Короля и ждали его, пожертвовали ради дела всем, что имели, и я благодарен вам за эти жертвы. Могу вас уверить, они не были напрасны. Я сделаю всё, что в моих силах, для процветания этой страны и лучшей жизни её народа, чтобы ваши страдания и ожидание не пропали даром. Я сделаю из Ольхейма богатую и процветающую страну, в которой никогда больше не наступит подобной тирании и войны.       Короткие секунды после своих слов Тони ждал реакции. Он никогда не говорил таких слов перед людьми, ждущими от него великих совершений, и ему казалось, что он не способен оправдать ожиданий, раз в толпе такая тишина.       В толпе раздались первые робкие хлопки, и через несколько секунд аплодисменты подхватили все. Услышав ободряющие и добрые выкрики из толпы, Тони расслабился и наконец смог улыбнуться действительно счастливо. Если его так поддерживают, он сможет сделать жизнь этих людей лучше.       В ответ на радостные хлопки он чуть поклонился и, сияя довольной улыбкой, взглянул на Монро, смотревшего на него из лёгкого поклона. С его лица пропало выражение безразличности и опустошённости, появилась добрая улыбка, повеселели глаза.       Толпа хлопала и что-то выкрикивала ещё несколько минут, в которые Тони купался в лучах славы и радости. У него теперь есть всё: верные друзья и соратники, любимая девушка, возможность делать лучше жизнь в целой стране, продвигать местную науку и быть значимой персоной.       Не это ли мечта?..