Это мой...?!

      Тут в кустах показалась голова с красным беретом на ней и торчащей прядкой из головы. На меня глядела пара сиреневых глаз. Я глядела на них, а потом дёрнула Родериха за рукав. Он повернулся и я указала на странного наблюдателя. — О, Хельге! — сказал Родерих, подходя к голове. — Выходи и поприветствуй свою сестрёнку.       Из кустов вышел парнишка лет десяти-двенадцати. Если честно, то в первую секунду мне показалось, что это девочка, но тут же пересмотрела свою точку зрения. Мальчик был ростом мне по плече, а Родериху по грудь. Волосы были практически белые и заплетены в две длинные косички. Глаза как и у Родериха — фиолетовые, красивые. Сам взгляд выражал смесь пофигизма и легкой заинтересованности. Под его левым глазом я заметила родинку. Одет он в рубашку бледно сиреневого цвета с фиолетовыми, как глаза, полосами. Жилет белый, еле заметно грязный, на шее завязан бант темно фиолетового цвета. Такого же цвета шорты, под которыми были желто-коричневые лосины. На ногах симпатичные черные ботиночки. — Ты что-то хотел? — спросил Хельге, глядя на меня и Родериха. — Познакомься — это твоя сводная сестра, ее зовут Т/и, — представил меня Роди (сокращение, ибо Автору не очень постоянно писать «Родерих»). — Т/и — это Хельге и он мой, теперь уже и твой, младший брат. — Приятно познакомиться! — сказала я, протягивая мальчику руку. — Надеюсь мы поладим!       Я стояла и улыбалась, продолжая держать руку. Хельге взял мою руку и начал осматривать, словно увидел что-то столь редкое и драгоценное. — Твоя рука — это искусство! — вдруг вскрикнул он. Я немного опешила, но руку не убрала. — Сочти это за комплимент, — прошептал Родерих, приблизившись ко мне. Хотя, стоп, о чем я вообще думаю?! Он же просто пояснил, верно? Верно! Так какого я сейчас думаю, что он так заигрывает со мной?! Нужно перестать. И начать прямо сейчас! — А… Спасибо Хельге, мне приятно это слышать! — немного помявшись ответила я, а потом, высвободив руку, пошла за Родерихом. Хельге на последок попросил зайти к нему. — Я хочу нарисовать твою руку! — сказал он. А я ведь не могу отказаться. К тому же, мне еще никогда не приходилось слышать комплименты про свои руки. Странный же он…       Мы вошли в поместье. Внутри он оказался немного меньше, чем я ожидала.       Мои ожидания: роскошный зал, где стоит лестница, что похожа на лестницы из замков. Все в бело-бежевых тонах, где-то стоят в горшках цветы. По сторонам большие окна. Все красиво и роскошно!       Сухая реальность: прихожая, что похожа на типичную прихожую, только выполнена смешанных тонах: потолок и верхняя часть были белыми, а пол и нижняя часть стены — темные. Шкаф купе с зеркалом, обувница, тумбочка и то, что я решила обозвать тапочницей, так как открыв ее, Родерих вынул оттуда в начале одну пару тапок, а потом вторую. — Чувствуй себя как дома, — к слову произнес Родерих и повел на второй этаж. Вот так, сразу, даже не показав ничего. Иногда он останавливался, осматривался, а потом продолжал идти. Меня это насторожило. Пройдя несколько шагов, мы оказались напротив симпатичной темно коричневой двери. Родерих постучался. — Wer? (Кто?) — послышался тихий женский голос из-за двери. — Mama, dus ist Roderich. (Мама, это Родерих.) — ответил он. — Du bist zurück! Komm, lieber rein! (Ты вернулся! Заходи, дорогой!) — послышался ответ и мы вошли. Комната оказалась на вид простой и благоприятной для жизни. Окно находилось рядом с широкой кроватью, на которой в полулежачем положении находилась женщина средних лет. Каштановые, местами поседевшие волосы, заплетённые в косу. Лицо с еле заметными морщинами. Глаза среднего размера и, к моему удивлению, чистые голубые, не такие как у Родериха или Хельге. Чем-то они напоминали глаза собак хаски. Сама же она была болезненно худа, мне показалось, что если к ней прикоснуться, то она развалится. — Hallo, mama. (Здравствуй, мама.) — сказал Родерих, подходя к женщине и садясь на край кровати. — Wie schön dich zu sehen, sohn. (Как я рада тебя видеть, сынок!) — ответила она, поглаживая сына по голове. Я стояла у двери и наблюдала за всем этим. Сердце невольно заболело и сжалось. — Т/и, подойди, — подозвал Роди. Я послушно подошла. Он убрал руку матери и переложил ее на мою голову. — Теперь и она твоя мама.       Я улыбалась, не говоря ни слова. Меня не просили — не говорю. — Du siehst so aus wie dein vater, mein «mann». (Ты так похожа на своего отца, моего «мужа») — одними губами произнесла оно. Моя улыбка сошла с лиа и осталась лишь давящая пустота. Она продолжила: — Lass sie bei mir bleiben, okay? (Пусть она побудет рядом со мной, ладно?) — Gut, mama. (Хорошо, мама.) — сказал Родерих и вышел. Так я осталась наедине с мачехой. — Позаботься о моих сынках, если я умру, хорошо, mein stieftochter(моя падчерица)? — сказала она на ломаном русском, закончив родным немецким. Я кивнула и попросила называть меня по имени. И в это время заглядывает Хельге. — Mama, ich brauche T/i, du bist alles, oder? (Мама, мне нужна Т/и, ты ведь все?) — спросил он. — Ja, sie ist frei. (Да, она свободна.) — ответила мачеха. Я встала и, вежливо поклонившись, пошла к Хельге. Он сказал, чтобы я пришла в гостиную. Нужно было поговорить с Родерихом, но так как я не знаю — куда идти, то попросила Хельге повести. Он согласился и я пошла, размышляя о том, каков будет наш разговор.