***
Глубокая ночь стояла на дворе. Все жаворонки точно спали, но только не совы. Совы более продуктивны ночью. Нацистская Германия был вторым типом людей. Он попивал чашку чая на кухне. Пальцы дрожали, даже глаз нервно подергивался. После избиения он не волновался, а вот после других действий вполне. Как давно пошло это избиения? Наверное после тех разговоров? Возможно...Уже не помнит счастливую улыбку ребёнка, который радовался любой мелочи. Даже первому снегу. Сейчас нет той радости. Остался только страх, печаль и просто холод к собственному отцу. – Он взрослеет. И становится умнее и выдержаннее с каждым днём. Надо остановить это, пока тот не захотел меня убить. Вроде с ним живет ребёнок. Но такая паранойя, будто с ним живет настоящий маньяк, а не жалкий мальчишка, который вырубился от болевого шока. Хорошо, что не умер. Рейх хромает к шкафу и, открыв его дверцы, находит железную шкатулку со швейным набором.***
Наступило утро. Рейх разбудил Германию громким хлопком двери. Только вот...Свои глаза он не мог открыть. Да и ощущения были неприятные. Хотелось их почесать, а то и убрать вещь, которая мешает открыть ему свои глаза. – Может у меня конъюнктивит? Глаза болят и чешутся...И открыть их не могу. Вставая с постели, он шикает от боли во всем теле. Но сквозь боль Германия двигается на ощупь и медленно размахивает руками, вдруг ещё что-то разобьёт, даже убрать не сможет. Он подходит к зеркалу своей комнате, которое стояло возле двери, в угле комнаты. Дойдя до него, он пытался вновь открыть веки, но ощущения были просто невыносимы. Будто его кожу медленно рвут. Причём чем-то тонким и острым. – Больно! Как же, блять, больно! Не стоит удивляться, что такой мальчик знает маты. С таким отцом все прелести узнаёшь. Прижимая ладони к глазам, он ощущает какую-то жидкость и ещё какие-то волосы..? Принюхавшись к ладоням, он ощущает запах железа...Это кровь. Никак иначе. Германия дрожащим пальцем провёл по глазам. Это были не волосы, а нитки, вшитые в нижнее и верхнее веко, будто какую-то рванную рану. – Нет-нет! Резко дернул пальцем, от чего задел нитку пальцем и затянул левый глаз ещё сильнее. Мало того что кровь пошла, так ещё и слёзы смешались с ней. Боль была ужасная. Упав на колени, он обнял свои плечи и уткнулся лбом в пол. – Доброе утро, Германия. Вижу, что ты проснулся. Видимо от собственных истерик Германия не услышал, как нацист подошёл к нему. Практически в плотную. – П...Пап...Зачем ты это сделал?..Зачем ты зашил мои глаза?! Зачем?! Германия повернул голову на голос нациста. Только не угадал со стороной. На что Нацистская Германия засмеялся и посмотрел на своего сына с презрением. В таком положении он ничего ему не сделает. –Понимаешь...Сынок...Это простая забота. Обо мне. О тебе, чтобы ты не остался один. Понимаешь? Я хочу, чтобы ты всегда оставался со мной. Не захотел меня убивать...Словно щенок. Послушный, слепой щенок. Рейх присел перед сыном и смотрел на свой шедевр. Теперь тот точно не захочет убивать. Будет постоянно менять расположение некоторых предметов, чтобы тот не находил их и даже не посмел напасть. – Пап...Я не понимаю тебя. Мне больно. Мне очень-очень больно... Нацист открывает рот своему сыну и положил на язык таблетку, в эту же секунду протягивая в руку стакан воды. – Будешь пить обезболивающее. А хоть будешь со мной на поводке. По дому. А из дома не выпущу. Максимум окно открою. А то мало ли люди заметят тебя, а я не смогу в будущем твои швы разрезать. Да-да. Иногда я буду твои швы резать. Мне не нужен сын-урод со сросшимся глазами. Иначе придётся ехать в больницу. Он положил руку на щеку Германии и вытер кровавые слёзы с щеки, оставляя после себя разводы.