На ощупь

-Милый, просыпайся. Милый, женский и мелодичный голос шептал над ушком нациста, который спокойно заснул на чужих ляжках, столь мягкие, что хочется взять и укусить. Открывая свои очи, немец приоткрывает глаза и в этот же момент жмурится, на что девушка издала смешок. - Я говорила тебе, что ты похож на милого кота, когда жмуришься? - Ты всегда это говоришь, но я тебе буду всегда повторять, что я немилый. Ворчит недовольно голубая кровь, наконец-то поднимая свои веки. Взглянул сразу на свою любимую. Чуть полная девушка, с рыжими кудряшками, смотрящая куда-то вдаль, от чего ее темные, практически черные глаза блестели на солнце. Будто пуговки у какой-то игрушки. Двое влюбленных лежали прямо под деревом, которое стояло чуть дальше от поля, где работала деревенщина и, возможно, семья этой девушки. Пускай та и легко улыбалась, грея душу фюрера, но неспокойно на душе его. - В последнее время, ты какая-то странная. Часто думаешь о чем-то, отмахиваясь, что это неважно. Что-то случилось? Ты же знаешь, я всегда готов тебя поддержать и утешить. Как говорится: в болезни и здравии. Молодой фюрер встает и потягивается, от чего его мятая рубашка приподнимается, открывая вид на впалый живот с мелкими, редкими шрамами. По телу пробежалась дрожь, что даже кожа стала гусиной. - Фюрер, ты станешь папой.

***

Юноша тяжко дышал, лежа под тремя одеялами, ощущая себя так плохо, что иногда не понимал, когда засыпает,а когда просыпается. -Neununddreißig und acht...(нем.) Бубнит себе под нос на немецком, закрывая рот рукой, смотря на мальчика. Врача бы позвать, но не может. Мог снять швы с глаз ребенка, но тогда вновь придется зашивать, а тот уже не может выдержать боли и скончаться. Сейчас организм слаб и не готов еще одной дозе насилия. Нацист вышел из комнаты и направился в детскую. В шкафу пытался найти чистую пижаму. Но нашел лишь рваные, грязные вещи. Неужели никогда не стирал ребенку вещи? Видимо он так сильно злился, что не спрашивал ребенка что ему что-то нужно. Нацист ощущал босыми ногами насколько холоден пол. Выйдя из комнаты, Нацистская Германия идет в сторону ванны. Берет чистый мелкий тазик, тряпочку и несет это все в комнату, где сейчас лежит его ребенок. Поставив все на пол, он отодвигает в сторону одеяла и медленно раздевает ребенка. Это не изнасилование, а просто некая забота. Может благодарность за секс, который смог вытерпеть и не откинуться. - Холодно, Vater... Чуть ли не хрипя говорит малыш. Рейх берет тряпку с тазика и выжимает лишнюю воду. Касаясь тряпкой изнасилованного тела, он вытирает лишний пот и потом выдвигает свой ящик. Берет длинную рубашку и переодевает бледное тело. Вновь укладывает и ложится рядом, поглаживая по голове, тихо напевая немецкую колыбельную. - Пап, почему ты злишься на меня? Рейх остановился и хотел схватить за волосы, оттянуть и ударить кулаком в нос, чтоб тот вырубился и нахлебался собственной крови, чтобы харкал и просил остановится или помиловать. Но...Не стал. Продолжил поглаживать по волосам. - Сам не знаю. За грехи твоей матери отдуваешься. Рейх стиснул зубы, что они чуть ли не заскрипели. Ребенок кашляет и немного хмурится. - У меня все тело горит...Болит. У нас есть лекарства? - Да. Но сначала нужно поесть. Иначе тебя стошнит на пустой желудок. - Но я не хочу. Я не голоден, па... Рейх проигнорировал этот запрос. Кушать надо, иначе потом будет тошнить обезболивающими и жаропонижающими. Вставая с кровати, он быстрым шагом выходит из комнаты и спускается на кухню. Замечает в холодильнике хлеб, а также давно отваренная курица. Быстренькой нарезая небольшой бутерброд, наливая водички и берет две таблетки. Хотя прошло буквально десять, а то и меньше, минут. Поставив все на тумбочку, он аккуратно садит своего сына и дает в руки бутерброд. -Ешь. Никакого отрицания, понял? Пригрозил, ведь по-другому тот не понимает. Германия вздрагивает всем телом, так что начинает есть, иногда кашляя, ведь есть в сухомятку - такое себе. - Мофно фоты ... Невнятно произносит Германия с полным ртом, еле как проглатывая сухую пищу. Рейх протягивает воды и аккуратно поит. Вода стекала по подбородку, капая на чистую рубашку и одно из одеял. Наконец-то доев, Германия выпивает лекарства и вновь принял горизонтальное положение. - Пап, какие у мамы были грехи? Повисло молчание. Только скрип половиц со стороны двери нарушало эту мертвую, неловкую, а возможно и страшную для ребенка, тишину. - Я буду иногда тебя будить, чтобы ты сходил в туалет или выпил таблетки. А еще поел. Сейчас спи...