Беспокойство.

      В горле неприятно саднило. Будто бы кто-то неуклюже пытался вывести ровную линию от самого нёба до трахеи. А после этого ты по-глупости решил выпить апельсинового сока и заесть это пучком мяты.       Незабываемые ощущения.       Очередной рваный выдох выбивает из лёгких последние капли воздуха, но даже это не прекращает жалкие завывания. Всхлипы и стоны глухо звучат в переполненной всяким хламом комнате. Почему. Почему. Почему.       От боли в груди уже давно потемнело в глазах. Мысли не посещают истощённый разум. Кожу на щеках жжёт, пекут глаза. Кажется, если он не прекратит — угробит себя истерикой.       Не угробит. Не дадут.       Ярость давно потухла, уступая место тягучей обречённости, мёдом растекающейся по телу. Кристаллизирующимся мёдом.       Это как проснуться и обнаружить, что полностью парализован — от глаз до самых пальцев ног. Когда всё, что ты можешь — через раз вдыхать, мучаясь от недостатка кислорода.       Понятие безопасности было не просто вычеркнуто, выжжено или уничтожено. Нет. Его эфемерная иллюзия настойчиво маячила перед самым носом, дразня и провоцируя на выпады — жалкие попытки дотянуться. Но каждый раз руки проходили сквозь.       Всё посыпалось враз — как сложный рисунок из домино, что при падении образовали фразу «Ты проиграл». Иронично, что эту игру затеял он сам. Остаётся только гадать зачем — знал ведь, что любимчиком фортуны никогда ни был. Решил рискнуть, но не рассчитал размах. Недальновидность — весьма в его духе.       Не хотелось ничего. Ни заставить сердце работать, ни разлепить глаза, ни вдохнуть. Даже на малейшее движение не было никаких сил. Бесполезная тряпичная кукла, из которой ради самого процесса вытащили весь наполнитель.       Никогда ранее он не чувствовал себя таким пустым. Добей. Добей. Добей.       Затёкшие конечности — единственное, что держало в сознании. Непрекращающаяся, идущая по нарастанию, боль. Такая реальная, такая настоящая, и такая иллюзорная. В его силах избавиться от всего — и от этого дискомфорта, и от этого проклятого домика, и от проклятых мясных мешков и, чёрт возьми, от всей вселенной. В его силах, но не в его власти.       Сломанный. Пробитый. Безвольный.       Не осталось даже беспокойства. Как и гордости. Как и ещё чего-либо, что делало его — им. Только выжженный силуэт.       Не страшно было и умереть — вот так просто, как человек, не оставив после себя и следа. Раствориться в вечности, будто бы никогда и не существовал.       Боль яркими вспышками напоминала о себе. Слишком часто. Чаще, чем того требовало нахождение в реальности. Реальности, в которой он намертво закреплён.       Просто погребён заживо.       Изъятая нервная система, не получающая импульсов.       Дверь отворилась без скрипа. Незамеченным остался и холодный ветер, и скользнувший по полу лунный луч, враз исказивший освещение. Теперь тени от предметов, искорёженными щупальцами бежали куда-то прочь, к углам.       Пришедший долго мялся у входа. Будто бы действительно раздумывал — заходить или нет. Всё и так было написано на его лице — и беспокойство, что кто-то заметит его пропажу, и страх, что ему вручат билет в один конец, и хуже всего было бы от нравоучений и фраз о том, что в нём разочарованы.       Диппер не хотел ничего слышать. Не от тех, кто разочаровал его.       Отвратительно было от мыслей, что с какой-то точки зрения — они правы. Так действительно лучше для всех. Для большинства. Так не страдают невиновные.       Младший Пайнс не хотел, чтобы кто-либо страдал, но считал справедливыми наказания. Но наказания — в меру.       То, на что был обречён Сайфер — просто не вписывалось в его рамки.       Диппер понятия не имел, как работал «ритуал», что за десять символов и что за слова говорил Форд. Когда он понял, что произошло — было слишком поздно.       Он думал, что они изгонят Сайфера. Запечатают ему вход в эту реальность. Это казалось справедливым, логичным и максимально безболезненным для всех.       Только вот итогом стало заточение. Не умерщвление, посредством превращения в камень или дерево. Нет. Даже не запирание в какую-нибудь шкатулочку, в которой тот будет спать до момента, пока любопытная душа не откроет его темницу. Полное заточение.       Они фактически не лишили его сил — он по прежнему был всемогущ, но только в границах четырёх стен. Пересечь границу он не мог — ни в одном из измерений. Прикован. Прибит гвоздями толщиной в ладонь.       Младший Пайнс отнюдь не был пацифистом — он даже не считал смертный приговор чем-то ужасным. Но только в случаях, когда это было оправдано. Жизнь за жизнь, в конце-концов. Но только при наличии доказательств умышленности содеянного.       Он абсолютно не оправдывал сотворённый Сайфером хаос — разрушенные здания, покалеченные люди и долгая невозможность отойти от того, что всё закончилось. Диппер не отрицал — не останови они Билла — стало бы хуже. Не мог смотреть сквозь пальцы и на тот факт, что Сайфер не раскаивался — ни капли не жалел о содеянном.       И при всём этом, он не мог не думать о том, что участвовал в заточении. Пайнс невольно представлял себя на его месте — навечно на одном месте, в отдалении от какой-либо жизни. Никаких книг, никаких фильмов, никакой музыки, никакого общения. Просто. Абсолютно. Ничего.       Дипперу было страшно. Единственная, с кем мог этим поделиться — Мэйбл. Но и та старалась как можно сильнее абстрагироваться от этих мыслей, лишь соглашаясь, что ей тоже неспокойно. Что она тоже не считает, случившееся правильным. — Сайфер никогда не был в своём уме, Диппер. Тебе не о чём беспокоиться.       Пайнс стоял в дверях и неловко переминался с ноги на ногу. Тело пронзало тысячами игл, а холод обжигал лёгкие. Живот нещадно крутило. Ему было до ужаса страшно. Он понимал, что такие вещи — не прощаются. Он просто искренне хотел сделать хоть что-то.       На едва гнущихся ногах, так и не закрыв за собой дверь, он медленно — на вид, будто бы крался, — подошёл к сидящей у окна фигуре. — Пристрели меня.       Шёпот, едва слышный, как шелест падающих росинок ранним утром. Диппер даже не был уверен, что услышал всё. Но понял. И это новой порцией игл впилось в самое сердце. — Оружие в сейфе Стэна. — как бы в оправдание ответил Пайнс, — Прости. — не зная за что именно, но извинился, садясь рядом.       Сайфер не ответил. Даже глаза не открыл. Как сидел, прислонившись затылком к стене, так и не пошевелился. Пайнс даже подумал, что ему послышалось. Абсурдная мысль, на самом деле. Билл мог его игнорировать, но такой возможности бы не упустил. — Я остаюсь. — без предисловий, которые демона ни капли не интересовали, вывалил Диппер. — Пока не найду способ, как сломать… Чем бы это ни было. — добавил он уже куда менее эмоционально.       Не последовало ни расспросов почему ему это важно, ни речи о Мэй или о том, как дядюшки вообще позволили этому случиться. Диппер понимал, что Сайферу всё равно, убеждал в себя, что делает это для себя, но на душе было паскудно. — Ты даже не знаешь, что это. — полу-шёпот, полу-хрип. Дипперу не хотелось думать о том, почему. — Единственный шанс узнать, можно ли что-либо сделать, это вскрыть черепную коробку Шестипалого, Сосна. — Он доверяет мне. — неуверенно ответил Пайнс, но тут же исправился. — Если я не разберусь в этом, тебе придётся здесь оставаться! Это невыгодно ни для тебя, ни для меня. — когда и это не произвело никакого впечатления, парень вздохнул. — Я не могу оставить тебя. Не хочу.       Билл приоткрыл чёрные глаза и наконец двинулся — так, чтобы посмотреть в лицо Пайнса. — Не хочешь. — Я найду способ стереть тебя. Или предпочтёшь такое… — язык не поворачивался назвать это даже существованием. — …заточение.       Интереса во взгляде поубавилось, что немало резануло по сердцу. Так было нужно. Нельзя было допустить даже попыток манипуляции. Диппер хотел, чтобы ему доверяли, но Сайфер… Ему невыгодно остаться без сил. Он пойдёт на всё, лишь бы достичь могущества. И это единственное, что его волнует.       Обидно, но такова правда. — Я разберусь с этим, обещаю. — Делай, что хочешь. — Демон снова запрокинул голову, отвернувшись от Пайнса. Разве что глаза не закрыл. — Это в твоих интересах, так что проваливай. — Да. Просто… Не теряй надежду..? — безразличный взгляд скользнул по Дипперу, и тот поспешил удалиться.       Уже у самой двери Диппера остановил всхлип. Парень обречённо вздохнул — план просыпался к чертям с самого начала. Он понимал одну простую вещь — сейчас либо он привяжется, либо… либо он привяжется. Да, здесь не было никаких вариантов, хотя Пайнс отказывался в это верить. — Мне понадобится время, чтобы привыкнуть к твоей человечности.       Первое, что заметил Пайнс, вернувшись на место, это искусанные просто в мясо губы. Выглядело довольно… непритязательно. Диппер помнил склонности демона к нанесению увечий другим мясным мешками, но чисто объективно — зачем портить свою оболочку? Своё. Даже при отношении Сайфера к людям как к вещам, такие поступки вызывали недоумение. — Выкладывай. Желательно всё.       На это Сайфер лишь сильнее прикусил — прокусил, учитывая звук, — губу и глухо всхлипнул. Диппер был бы слепым если бы не обратил внимание на сжавшиеся в кулаки руки. Заметил и тут же вскочил с насиженного места, отправляясь проветриться. Всего выйти за дверь, пока его не стошнило.       Потому что он готов был поклялся, что на пальцах не было ногтей, а сами кисти — в крови.       Пайнсу хотелось закричать. Хотелось хорошенько встряхнуть демона, поставить на ноги и заставить думать головой. И в то же время он понимал, что ничьей силы не хватит, чтобы это сделать. Сайфер не будет думать, пока сам того не пожелает. Единственное, что может Диппер — мотивировать. Но после такой картинки он едва ли мог мотивировать желудок не отвергать ужин, не то, что демона взять себя в руки.       Голова отчаянно пыталась отсеять неприятное и игнорировать увиденное. Проще говоря, совсем не соображала, как ему поступить. Это не было даже физическими травмами, этому нельзя было помочь, просто обработав раны и замотав бинтом.       Страх замедляет. Заставлял думать о том, что уже поздно. Что он не успел. Что лучше всего — сбежать. Сбежать и никогда не возвращаться. Закрыться от этого, как Мэйбл, и не вспоминать.       Но было поздно — он обещал.       Жадно вдохнув прохладный летний воздух, Диппер вошёл в домик — просто-напросто исчез, для случайного зрителя. — Я не могу так. — снова услышав всхлипы, Пайнс хотел дать заднюю. Как-нибудь успокоит совесть, так ведь? — Всем было бы лучше, если бы это была манипуляция. — прошептал он. — Сайфер!       Единственной реакцией стало более тяжёлое дыхание. Дыхание, которое демон раньше во внимание не брал. Давит на жалость? Зачем? Почему именно сейчас? Чтобы сразу быть уверенным? Это бредово даже для Сайфера. — Я не буду помогать тебе, если ты сейчас же не прекратишь. — Так не… помогай. — казалось, каждое слово давалось ему с трудом. Дыхание было сбитым, судорожным и громким. — Уходи.       Диппер не знал, что его выводило сильнее — вероятность того, что им манипулируют, или тем, что Билл сдался так быстро. Мгновенно сломался.       Но кто бы не сломался на его месте? — Знаешь ведь, что не уйду. — Пайнс завалился напротив, — Ты ведь можешь лечиться, да?       Билл неопределённо тряхнул головой, что привело его и так непослушные волосы в состояние абсолютного хаоса. Он выглядел как настоящая катастрофа. — Ты ведь не смирился? Нельзя полностью отбрасывать вариант, что я так ничего и не найду, но… Вероятность, что я найду хоть что-то тоже есть. Крошечная вероятность, что я смогу помочь тебе есть, Билл.       Сайфер снова тряхнул головой и попытался подавить всхлип.       Чего Диппер не ожидал, так это игры в шарады. Угадай, что хотел сказать тебе демон и что у него в голове! На ответ три секунды. Время пошло. — Ты ведь из-за этого… или… Или нет? — Сайфер едва осмысленно посмотрел на Диппера, — Ладно, если не из-за этого, шансов, что это не решаемо, куда меньше.       С одной стороны, Пайнс понимал — если попытается привязать к себе Сайфера, то привяжется сам. И всё же выбора у него не было. — Просто скажи, чего хочешь. В меру разумного. — уточнил он, нахмурившись. — Я хочу помочь тебе пока ты не приносишь неприятности. — Останься. — как бы уверено демон звучать не пытался, вышло нечто рваное и звучащее как мольба умирающего. Жалко. — Утром у меня будут проблемы. — Диппер страдальчески свёл брови. — Тебе даже спать не нужно, почему именно до утра?       Сайфер не ответил, пусто глядя в сторону. — Ладно, только… приведи себя в порядок, пожалуйста. — Сайфер нагло проигнорировал просьбу. — Пожалуйста, Билл. Это единственная просьба, и я останусь до утра. — Нет сил. — Что? — Диппер снова вспылил. — Не ври мне, никто у тебя способности не отнимал. Билл подтянул ноги, отворачиваясь. Всем видом показывая — пытаясь показать, — раздражение и нежелание дальше говорить. — Сайфер, у нас договор. Сделка. Ты приводишь себя в норму — я сижу с тобой до утра. Нет — значит нет.       Сайфер с болезненным стоном вздохнул, зло посмотрел на Пайнса, и только после этого протянул руки. Всё остальное он предпочёл оставить без внимания. — Хорошо. — спокойно вздохнул Диппер, перехватывая руки до того, как Билл их убрал, и сел совсем рядом. — Я буду рядом. Если хочешь поговорить — хорошо, если нет, то не удивляйся, что я заснул. Три ночи уже не сплю. — Он в который раз прошёлся большими пальцами по выступающим косточкам и венам. У Сайфера были невероятные руки. Ровно как и всё остальное. — И прежде чем ты убьёшь меня, пока я сплю, позволь напомнить, — Диппер отпустил руки, — я твой единственный ключ для побега из этих стен.       До того сохранявший зрительный контакт Билл тяжело вздохнул, опустив взгляд. Оставалось только надеяться, что это не больше, чем остаточный эффект истерики, и что немного позже будет лучше.       Диппер надеялся на это, пока наконец не заснул.