Ангел ты, или демон? Возвращение домой.

НАЧАЛО II ЧАСТИ. Облака бережно укутывали самолёт в свои пушистые объятия. Небо было голубым, светлым, а солнце таким ярким… Что нельзя сказать о ближайшем будущем девушки, которая была одной из пассажиров этого поезда. Она создавала впечатление чуть ли не подростка из-за странного стиля одежды и роста. Простое, острое, немного веснушчатое личико освещали тоскливые, немного скучающие льдисто-голубые с синей крапинкой глаза. На её плечи свободно ложились вьющиеся волосы медного оттенка, блестящие рыжеватым на свету. Телосложение было идеальным — идеальная талия, бёдра, плечи. Ни единого намёка на хоть небольшое количество жира. Идеальное натренированное тело… Чёрные короткие брюки, чёрный пиджак, тёмные кеды с белыми длинными носками, светлая длинная блузка, чёрная шляпа с серебряным узором и кулон в виде луны, освещаемой голубым, как её глаза, камнем. Пассажиры нечасто смотрели на эту девушку. Но все обязательно старались заглянуть в удивительные глаза. И тут же отводили взгляд. От чего?.. Оттого ли, что в её глазах читалась только ледяная решительность и тоска?.. Или оттого, что чувствовали, будто она видит их мысли?.. А Ясу и правда наскучило. Спящий мужчина на соседнем месте, любопытные людишки. Их грязные, покрытые грехами мысли. Ха… Да кто бы говорил. Им интересно… Но однажды… Любопытство убьёт человечество. Ведь они даже не представляют, что стоит человеку чуть поодаль сделать хоть один жест — через некоторое время большинства из них не станет. Фукусима не видела Фёдора. Но она его чувствовала. Эту необъяснимую угрозу, от которой сейчас пытаются укрыться, обняв себя руками, эти смертные. Холодно, да?.. Ха-ха… Это ужас перед неизвестным. Правда, Достоевский навряд-ли станет на них нападать. Ему это не нужно, да и не выгодно. Опасных эсперов, кроме Ясу, на борту нет, а вот его как раз ищет международная военная полиция. «Детективное агентство», «Гильдия», «Мафия», Таинственный остров. Хех… Странно, что ещё «Ищеек» не подключили. Правда… Ясу давно поняла, что если в деле замешан Фёдор, случайности не случайны, а подстроены им. Жаль, что из «Ищеек» девушка никого не знает. Кроме одного человека… Специалист по шпионажу. Кое-кто очень знакомый. Размышления медноволосой прервал громкий храп. Она даже голову поворачивать не стала, лишь прибавила музыку в наушниках. Слегка улыбнувшись, Фукусима продолжала смотреть в окно. И всё же… Грех жаловаться на жизнь. Да, были плохие моменты. Скоро придётся умереть, да! Но… Ведь детство и эти два года она прожила по-настоящему счастливо. И сейчас… что-то должно случиться. Пусть она будет убийцей. Эгоисткой. Но она пока жива. Уже достижение. Славя прикрыла глаза. Было бы неплохо поспать, полёт предстоит долгий… Движение?.. Не-а, не удастся. Практически бездумно. Реакция, годы тренировки. И невероятно острый клинок уже стоит около шеи мужчины. — Хей, хех! Эта штука опасна, убери. Как бы тебя ещё так не увидел. Девушка довольно улыбнулась. — Все спят, Ник-кун. Да, он тоже был здесь. Вечно беспечный, весёлый, капризный, в каком-то роде проблемный… Фокусник прячется за маской клоуна. Так однажды Ясу сказала. А за маской фокусника… Псих. Все мы немного стукнутые. Не важно, больше или меньше. Важно как. Ясу помешана на брате. Гоголь помешан на свободе. А Достоевский… На той девушке. Никто не знал её имени, жизни. Даже то, как она умерла. Да и о её существовании должен знать только Гоголь. Ясу узнала случайно, посмотрев в глаза Фёдора. Такие… Опустевшие, но в то же время пугающе спокойные. — Славя, ну послушай уже меня! Я же и обидеться могу! Растерянно глянув на мужчину, девушка тут же мягко, искренне улыбнулась, отметив про себя, что если даже наступит конец света, ОН не изменится. Высокий мужчина двадцати шести лет, одетый настолько странно, что практически каждый из редких бодрствующих часто поглядывал на него. Что в нём было больше всего примечательно из одежды — так это небольшой цилиндр, длинный плащ и повязка на глазу. Изначально можно было бы подумать, что у него очень короткие белоснежные волосы, но если приглядеться, то можно увидеть длинную косу-змею. Своей бледностью Гоголь смахивал больше на привидение, желающее жить, пытающееся вернуть детство. Но это не так. Он хотел свободы от всего. От тяжкого бремени под названием «чувства» — так Ник-кун однажды выразился. Правда, кое-что живое в нём всё-таки было. Это глаз. Ярко-золотой, наполненный чем-то непонятным. Но даже на нём был длинный шрам… И живой была улыбка, когда мужчина находился рядом с близкими людьми. А таковой осталась только Славя. — Знаешь, нам бы стоило посетить ту почту. — Ох, точно. Ты же не знаешь! В общем… То здание снесли. Ясу всплеснула руками. — Да как могли?! Убью к чёрту, как только приеду! Гоголь хохотнул. — Да ладно, многое изменилось с тех пор, как ты сбежала. Девушка, щёлкнув пальцами, весело произнесла: — Ну согласись, это был ещё тот ФОКУС! Они засмеялись, вспоминая прошлое. — О да, я так напугался, когда увидел Дос-куна перехватывающего тебя! Славя хохотнула. — ОМГ, как было мне страшно, прям полный пиз… Так когда он мне положил руку на плечо, я так и обмерла! Думаю: «ну всё, пока всем, я вас любил»! Оба захохотали. — Славь, слушай! Вот приедем, навестим Дос-куна и я тебе такое место покажу! Там пирожки вкусные! Прям ОЧЕНЬ вкусные! Голубоглазая хихикнула и легонько толкнула беловолосого в плечо. — Всё меняется, но не твоя любовь к пирожкам и театрам. Мужчина тут же стал серьёзным. На его лице проскользнула обида. — Ну всё. Ну я обиделся. Ну как это не меняется?.. — Хей?.. Ник-кун.? — ОНА СТАНОВИТСЯ БОЛЬШЕ. Снова засмеявшись, мужчина и девушка продолжили болтать. О прошлом… Настоящем… Будущем. О чём-то незначительном и о том, что сильно могло повлиять на их жизнь. Только… Говорили они осторожно. Ведь сзади Фёдор наверняка следит за ними в оба. Их разговор прервала стюардесса. Мягко улыбнувшись весёлым пассажирам, девушка спросила: — Вы что-то будете? Чай, кофе, горячий шоколад или что-то другое? Ник-кун повернулся к медноволосой, хитро блестя глазами. Они поняли друг друга. Откашлявшись, Ясу серьёзно произнесла: — Мне, пожалуйста, капучино. Беловолосый, хитро улыбаясь, произнёс: — Я бы поел, но, кажется, пока не судьба. Стюардесса снова мило улыбнулась. — Скоро будет меню, я могу поторопить, если вы хотите. Неожиданно Ясу посерьёзнела. — Знаете, он подождёт. А вон тот мужчина, — Славя кивнула в сторону дремавшего Достоевского, — он давно не спал. Принесите ему кофе, пожалуйста. Американо. Мужчина состроил обиженную гримасу, хотя его глаза хитро блестели. Стюардесса повторила заказ и удалилась, пообещав, что всё-таки постарается поторопить выдачу еды. Только она отошла, Голубь шепнул: — Ты же знаешь, Фёдор не пьёт кофе. Ясу приподняла одну бровь и немного улыбнулась. — Он давно не спал, а сейчас спать нежелательно. Пусть выпьет кофе, а поспит уже потом. Ник-кун насмешливо посмотрел в светло-голубые глаза девушки. Она поняла этот взгляд и выудила из кармана пакетик с чем-то белым. Гоголь шарахнулся так, что чуть не упал со своего места. А Славя, в свою очередь, рассмеялась. Жестами показав ему, что это, мать его, соль, а не наркота, Ясу хохотнула ещё громче. (Авт.: в обучение Ясу было обучение нескольким языкам жестов, некоторым другим алфавитам, вроде азбуки Морзе. Так что ничего примечательного, камнями не кидаться). Сев на своё место и продолжив шутить друг над другом, они ожидали ту девушку. Наконец, она появилась. Протянула Гоголю меню, а Ясу кофе, и пошла дальше. Девушка сделала глоток и поставила свой стакан рядом. Легко порвала маленький пакетик… Тихое шуршание плаща Голубя было почти не слышно. Ни единая частичка соли не упала на пол. И, словно ничего не произошло, мужчина начал изучать меню, а Славя, попивая кофе, начала рисовать этот день. Напряжённый слух Ясу уловил звук. Та мгновенно телепортировалась, пока на место, где была её голова секунду назад, лился испорченный американо. Загоготав и тут же получив кружкой подзатыльник за это, Гоголь засмеялся ещё громче, уничтожая следы кофе с помощью способности. Фукусима тоже хихикала, пока Фёдор с непроницаемым (и белым) лицом смотрел на эту картину. — О, наставник, что такое? Ой, кажется… Твоя жизнь становится СОЛЁНОЙ! Коля встал и легонько взмахнул плащом, промолвил: — Теперь тебя стоит держать ухо востро, Дос-кун. Так же внимательно, как и свою шапку, хех. Шапка тут же оказалась на смеющейся Ясу, а лицо Фёдора превратилось в что-то непонятное. Бонус. — За. Что. Мне. Это. Достоевский бился головой об стену. — Я выдержал одиннадцать часов беспрерывных шуток и каламбуров. Он начал биться ещё сильнее. — Я знал на что иду, но ЧЁРТ! ЭТО ПРОСТО ПЕРЕБОР! Ещё. Сильнее. — Я не могу предугадать их действия! Они… как дети, только хуже! Но оба нужны мне, мать твою! Мужчина обессиленно рухнул на кровать. — … Протяжный звук. Протяжный, заставляющий чуть не зарыдать от бессильной злобы, звук пердежа. Они подложили в его кровать подушку-пердушку. — ГОГОЛЬ, СЛАВЯНА, ПРИДУРКИ ВЫ ТАКИЕ! Тут же раздался дикий хохот по ту сторону.