Ангел ты, или демон? Возвращение домой.

Здесь всё особенно тихо. Могучие деревья спокойно принимали всех гостей, продолжая соблюдать тишину. Кое-где уже цветут подснежники. Маленькие, но такие простые и милые цветы, которые никогда не надоедят. Которые напоминают о куче хороших дней. Пара лепестков упало на землю. А за ними молчаливые слёзы. Носить живые цветы на могилы очень глупо. Лишние деньги, да и хранятся намного меньше. Но только так Ясу кажется, что воспоминания о родителях ещё живы. Что они не стали пластмассовыми. В голубых глазах, наполненных слезами, особенно ярко выделялся сегодня рассвет. Золотые лучи осторожно в недоумении касались уже заплаканного лица девушки. Мама любила гортензии. Папа любил ромашки. Они любили жизнь. Которой их лишила родная дочь. «Почему ни Чуя, ни Дадзай не отвечают на сообщения уже две недели?..» Аккуратно оставив букеты у нужных гортензий, Фукусима дрожащими пальцами коснулась старых, давно потрескавшихся надписей. Осторожно пробираясь среди небольшого слоя снега, Славя грустно отметила, что даже сейчас, когда их нет, она не научилась ценить то, что было. Всё такое заросшее… Неухоженное. Может, она и не человек вовсе? Может… Ей чуждо сострадание? Жалость… Может, всё в ней, что на самом деле говорит правду, что чувствует реальные эмоции… Это Способность? «Это всё я.» Умостившись на каменной самодельной лавочке и прикрыв лицо руками, Фукусима спросила: — Ты о чём? Слёзы капали одна за другой. Не важно кто их схватил. Кто оставил то пятно на ковре. Кто их пытал. Она могла их спасти. Сквозь боль. Просто телепортироваться. «Я забрала у тебя множество воспоминаний. Но те… Словно твоё сознание само отказывается отдать их мне. Ты, наверное, не помнишь… Но ты не могла управлять телом, когда твои руки разрезали горла наших родителей.». Ясу затряслась. Жизнь — боль. Смерть — тоже боль. Любовь — боль. Ненависть — боль. Всё… Абсолютно всё приносит страдание. Только кто-то продолжает слепо верить, а кто-то… А кто-то как Осаму. «Я хотела лишь помочь. Я… Я не из-за тела. Я хотела, чтобы они умерли быстро. Ведь я… Я тоже любила их.». Воздуха переставало хватать. Скорбь постепенно перерастала в истерику. — Прошу… Замолчи… Хватит… Ненавидеть себя — это нормально. Почти все так и делают. Только кто-то больше, а кто-то меньше. *** Снова эти высокие двери. Снова эти серые стены. Пора что-то менять? Однозначно. Может ли она что-то сделать? Нет. Прошло несколько часов с тех пор, как она в шесть утра ушла из дома. Вошедши, медноволосая оглянулась. Фёдора нет. Ничего, скоро объявится. Он что-то замышляет. Строит планы. Фукусима прекрасно знает, что Коля знает намного больше, чем остальные. Но никогда об этом не скажет. — Ясу-кун. Развернувшись, девушка пусто посмотрела на ту, что предала брата. Если Чуя узнает… Ему будет невероятно больно. — Чего тебе, Рика? Радуйся, что живёшь. — Надо поговорить. По поводу Чуи. Слёзы снова начали набухать на глазах. Ярость бурлила в крови. Клинок. Свет. Звук. И шатенка прижата к стене мёртвой хваткой. Ясу произнесла срывающимся голосом: — Ты! ТЫ! Ты предала его! Он… Он верит тебе! Всегда верил! А ТЫ! ВЕЧНО! ВЕЧНО НОРОВИШЬ ЕМУ СДЕЛАТЬ БОЛЬНО! Зелёные глаза смотрели с укором. Славю такое уже давно не трогает. — Я… Не… Знала… Разжав пальцы, бывшие на горле, Фукусима презрительно легонько пнула девушку. — Не знала она. Отродье. Рика тут же забилась в истерике. … Но Славю и это не трогает. — Я! Я не хотела! Не знала! Я была уверена, что ты хочешь ему зла! Что ты тайный агент! Мне нужна была информация о тебе! О том, как тебя победить! Доказательства, что тебе верить нельзя! Но ты… Не тебе меня судить. Ты тоже… Тоже предала его. Ясу дико оскалилась. Кажется, это должна была быть ухмылка?.. — Я? Оу, голубушка. Я тут с раннего детства. Я тут раньше, чем Чуя в Мафии. Фёдор — мой отец. Гоголь — мой лучший друг. Но я только ради брата поступила сюда. Но ты… Откуда тебе стало известно?.. Хотя, я догадываюсь. Сам Фёдор пришёл к тебе. Снизошёл с небес, скотина, со своим конченным планом! Танака непонимающе уставилась на рухнувшую на колени медноволосую. У неё был… Приступ. — Ты не понимаешь, Рика! С ЧЕМ БЫ ДЬЯВОЛ К ТЕБЕ НЕ ПРИШЁЛ, ОН ДОБЬЕТСЯ СВОЕГО. Всё! Абсолютно всё, что мы делаем — это его план. Мы все чёртовы марионетки! И с какими целями бы мы тут не оказались… Мы подохнем, Рика. Ты не представляешь, сколько было детей убито по его приказу. Людей. Мной. Гоголем. Я даже не удивлюсь, если у него убийств намного больше, чем у меня. Нами попользуются и убьют. Рика глядела на неё без страха. Лишь с жалостью. Девушка знала, что медноволосой пришлось что-то более страшное, чем можно представить. Что она не просто так стала убийцей. И что Рике уже не выбраться отсюда. Шелест. — Славя?.. Повернувшись, голубоглазая тихо буркнула: — Не до тебя, Ник-кун. Гоголь знает, что сегодня её не нужно трогать. Он, грустно улыбнувшись, протянул руку. — Дос-кун просит тебя к себе. Прости. Резко метнувшись вперёд, мужчина схватил её за руку, зная, что иначе Фукусима не пойдёт, и взмахнул плащом. Славя, захлопав глазами, растерянно оглянулась. Друга уже не было. Лишь эти всезнающие, поглощающие ярко-лиловые глаза и пугающая улыбка…